***
— Боже… — стон вырывается в подушку одновременно с тем, как умелые пальцы Москвы попадают по простате, в то время как губы оставляют существенные засосы на шее и загривке. — Что я должен сделать? — шёпот на ухо настолько томный, что Саша готов поклясться: ещё одно слово этим низким сексуально хриплым голосом, и он кончит без стимуляций. — Ты… — задыхается стоном, когда пальцы в очередной раз на манер ножниц расходятся и задевают чувствительные точки, — подписать бумаги на становление… Гатчины столицей Ленобласти. Московского этот ответ более чем устраивает, поэтому он угукает себе под нос и с неуместным деловым видом отстраняется от Александра, ловя ушами недовольное сопение. Впрочем, отстраняется он ненадолго, потому что стоит Мише надеть на стоящий колом член презерватив (всё-таки инфекций в невероятно чистоплотном Питере подцепить можно при желании сколько угодно; да и без желания, собственно, тоже) и смазать лубрикантом заурядную конструкцию, тот сразу подтягивает к себе податливое, как тесто, и разгорячённое тело Саши. Его растянутое отверстие пульсирует, сжимаясь и разжимаясь, от чего Московский даже, отводя в сторону упругую ягодицу, ухмыляется. — Давай уже, — елозит по сбившимся белым простыням Питер, оборачиваясь своими мутными серыми глазами на Мишу. А тот и довольствуется видом перед собой. Даже, кажется, забыл, что ещё минут 10 назад собирался трахать Сашу до умопомрачения. Едва опомнившись, Москва сжимает пальцы на ягодице и приставляет головку ко входу, будто бы примеряясь. А на деле ему просто жутко нравилось видеть Александра таким: податливым, разгорячённым, возбуждённым. Московский наконец подаётся вперёд, входя на половину длины, и Питер задыхается в ощущении внутренней заполненности. Толчки сначала медленные, ленивые, Миша будто привыкает к чувству внутреннего жара, исходящего от сашиного тела. Он входит на всю длину только через пару минут, нависает над любовником, целуя в челюсть. Движения становятся размашистее, а Сашин рот в это время приоткрывается в немом стоне, рвущимся с каждым ударом тела о тело. — Ох… Боже… — Питер перебивается на всхлипывания, когда пальцы Москвы лишь касаются головки его члена, а живот так приятно сводит, что хочется натурально выть как волчонок. Однако всё те же пальцы сжимают ствол у основания, не давая так быстро кончить, и Саша скулит от переполняющих чувств: сзади всё грубее в него вбивается Миша, так правильно попадая по простате и другим чувствительным точкам; снизу пальцы всё того же Миши не дают кончить, но одновременно с этим слегка ласкают, играясь со вздувшимися по длине венами; а сверху граничащие с нежностью поцелуи в щёки, челюсть, засосы на шее, плечах, загривке. Москва делает такие правильные, невероятно точные движения, что Романов всё же кончает без особых стимуляций, весь сжимаясь. Московский рычит ему в ухо от того, как Саша зажимается, делая Михаилу почти больно. Оба ждут, пока младший расслабится, и Миша возобновляет свои движения, сначала не спеша, но затем набирая темп. А Питер тем временем постепенно возбуждается, чувствуя, как кровь приливает вниз, усиливая и без того яркие ощущения. — Сука, — Москва почти громко матерится (но явно громче, чем хотелось бы), почти до боли сжимая левой рукой бедро Саши. А правой касается не до конца вставшего, но уже прилично налившегося члена, начиная надрачивать, стараясь попадать в заданный самим собой темп. Слёзы переизбытка испытываемых чувств стекают по щекам Романова, когда Миша всё чаще задевает головку одновременно с простатой, и младший наконец кончает во второй раз, натурально, громко выстанывая имя Московского. А Москва догоняет Сашу через пару толчков, притягивая к себе, до синяков сжимая бёдра, врезаясь собственными бёдрами в чужие ягодицы. Презерватив, на самом деле чудом не слетевший от такого бешеного темпа, наполняется спермой Москвы, и тот в последний раз рычит в ухо лихорадочно дышащего любовника. — Ладно, будет тебе Гатчина во главе… области, — отдышавшись, соглашается Москва.***
Гатчина, не веря своим глазам смотрит на документ, подписанный Московским, гласящий о назначении оной главой Ленобласти. София складывает руки на груди и так радостно смотрит на Романова, который предпринимает (как ему самому кажется) жалкие попытки прикрыть покрытую засосами шею воротом бадлона. — Я так рада, что стала столицей Ленинградской области! — произносит девушка, часто-часто моргая. — Москва выделил мне столько денег, я даже не ожидала. Неужели это вы вчера так с ним хорошо поговорили? — Я тут ни при чём, милая. Просто он решил, что ты будешь отличной столицей, — неловко произносит Александр, поправляя ворот и заодно очки. — Спасибо, Александр Петрович! — Гатчину осветляет прекрасная идея, и та оборачивается на стол. — Может, присядете? Я испекла тортик в честь этого события. — Э-э… Я, пожалуй, постою…