Виски и лёд

Стрельников осторожно укладывается к полковнику на грудь, слепо водит пальцами по шрамам от пуль и слушает гулко бьющееся сердце. Пытается вспомнить, в какой момент этот звук стал для него важнее всего на свете, но не может, не хочет вспоминать всё, что было до него. Чувствует вину, хотя не должен, не за что — он ведь спас Жилина, отвёз к Гвидону, не бросил. Но мерзкое, липкое чувство, смешанное с ненавистью к нападавшим, плещется где-то в глубине души. Он мог это предотвратить, разобраться со всем раньше. Но не стал. — Громко думаешь, мой хороший. Ты ни в чём не виноват. Жилин всегда слишком хорошо понимает его: читает мысли, угадывает желания. Стрельников отводит взгляд и пытается отстраниться, но полковник перехватывает его и притягивает обратно, заставляет лечь рядом и кладёт руку к себе на грудь: — Гриша, прошу тебя, выкинь это из головы, хватит себя мучать. Забыли, ушла история. Я сейчас здесь, с тобой, жив. Чувствуешь? Слышишь, как оно бьётся? Благодаря тебе и для тебя. Когда-то, в далёком детстве, маленький беззаботный Гриша считал перед сном овечек. Теперь взрослый и опасный Григорий Константинович, притихнув, отсчитывает удары любимого сердца: они заглушают голоса в голове и тоже помогают уснуть.