Виски и лёд

Если бы Жилин летом в нерабочее время позволял себе носить шорты где-то, помимо дачи, то непременно бы услышал: — Полковник, вы себя не бережёте ну совсем! У меня тут один составчик был... — с-Серёг, тя чё, били? — Генерал-адмирал товарищ-гражданин, вот это вы вообще блин в натуре, где так своими коленками падали-то? И каждый раз бы отвечал: — Ох, голубчик, задерживал особо опасного преступника, буквально сбился с ног. Никто бы не понял, почему на его губах играет загадочная улыбка. Да и почему, собственно, губы такие яркие уже который день. И вряд ли бы кто-то предположил, что с ног он сбился не случайно, а очень даже добровольно, потому что ему нравится стоять на коленях перед одним особо опасным преступником. Нравится прижиматься лицом к его брюкам, тереться и накрывать губами член сквозь ткань, ощущая, как он становится твёрже с каждым движением. Нравится чувствовать, как он снимает с него фуражку, кладёт обе руки на голову, гладит и осторожно убирает за уши выбившиеся пряди, прежде чем начать направлять, мягко насаживая на себя ртом. Нравится, когда он замечает, что полковник украдкой касается себя, и тут же шепчет с придыханием «дай мне руки», чтобы положить их себе на бёдра — потому что очень хочет сам заняться им после того, как кончит. Нравится делиться с ним его собственным вкусом. Нравится, когда они оба, удовлетворённые и измотанные, глубоко затягиваются контрабандными американскими сигаретами. Но Жилин предпочитает держать свои секретики при себе и не давать никому пищу для размышлений, поэтому даже в самую невыносимую летнюю жару не носит шорты.