Молодая слива

В этот лес люди ходили очень редко, практически никогда. И ведь не спроста: говорили, что тут бродит белая лиса и тихо плачет. Она переживает то горя, которого боится любой родитель. Любая мать и любой отец. Белая лиса в этом лесу узрела смерть своего собственного ребенка. Люди шептались, что ребенку лисицы было от силы шесть лет, когда его убил какой-то заклинатель. Она не успела его защитить и закопала маленькое тело под деревом, да забыла где именно. А может и не закопала. Агония и отчаяние так поглотили ее, что она почти потеряла свой разум. Все слуги оставили свою госпожу, так как больше не могли справляться с ее состоянием. В своем доме она кричала по ночам, звала сына, кидалась в них всем, что под руку попадется. Ругалась, проклинала, даже сильно ранила. А потом сидела в углу, обхватив свои ноги и громко плакала, сжимала грудь, где под кожей и костями кровью обливалось сердце. Лишь один слуга с ней остался. Он был ей предан до конца дней. Он стойко и терпеливо выдерживал ее приступы гнева и слез, помогал справиться, утешал как мог. Этот слуга заботился о ней: расчесывал волосы, помогал принимать ванну, лечил раны, которые лиса могла себе оставить, пытался выбелить ее мех. Может, эта верность была его инстинктом, так как у волков было что-то схожее с собаками. Он не обманывал себя, лиса была намного сильнее его, даже если и был волком. Слуга заботился и об их поместье. Каждый день подметал, вытирал пыль, готовил. Он старался, чтобы у его хозяйки всегда была свежая простынь на кровати и чистая одежда. Если все это и окропится кровью из ее запястьев, то ничего страшного. Волк все постирает вновь и залечит ее раны. Он все еще помнил ее улыбку, которая ему до бабочек в животе нравилась. Как лиса ласково смотрела на него, мягко похлопывала по волосам… Он также никак не мог забыть ее сына. Милый и добрый мальчик, с такими же глазами, как у матери, и таким же белым мехом. Их дом всегда был наполнен детским смехом и нежным материнским голосом. Сейчас, дом был тих, словно кладбище. И там слышались только громкие рыдания. Если это слышали матери, то прижимали своих детей ближе к себе, так как они никогда не хотели бы познать такую страшную боль. Что может быть страшнее для матери, чем потерять свое любимое дитя? Белая лисица медленно брела по лесу. Ее когда-то чистый и белоснежный мех теперь был серым, а кончики девяти хвостов и вовсе черными от грязи. У нее не было сил их поднимать высоко и потому они волочились за ней безжизненным шлейфом. Мех задевался об сучки и корни, вырывался и оставался там, но она не обращала на это внимание. Волосы, что когда-то были ее гордостью, теперь стали сухими, ломкими и безжизненными. Она больше не делала красивых и богато украшенных причесок. Волосы спутались, завязались в узлы и ее слуга потом будет тихо и аккуратно их расчесывать. А когда на гребне останутся много волосков, то лишь закроет глаза и глубоко вздохнет. Он не покажет своей хозяйке, что ему больно от ее состояния. Ей это не важно. Концы ее платья порвались от веток, ткани тоже стали грязными. Лисица иногда падала, долго лежала на холодной земле, но потом медленно поднималась и продолжала бродить. Чуть позже, вечером ее обязательно найдет волк и вернет в их тихий дом. Из янтарных глаз продолжали течь по щекам слезы. Ей иногда казалось, что они никогда не высыхают и она плачет постоянно. Больше не было гордо поднятой головы и прямой спины. Белая лиса смотрела вниз и сутулилась. Боль от потери ребенка стала физически ощутимой и давила на ее плечи. Они не могла выпрямится и отбросить это. У нее просто не было сил… Закатное солнце уже полностью ушло за горизонт, но лисица продолжала бродить по лесу. Даже если и волк ее бросил, то все равно. Значит, судьба ее здесь умереть. Лисьи уши, словно мертвые, всегда лежали на ее голове, но внезапно одно из них навострилось и та замерла. Она остановилась и медленно повернула голову в ту сторону, где слышались какие-то странные звуки. Но… Хоть и странные, но до ужаса знакомые. Она сама их слышала очень-очень давно. Сердце стало биться быстрее. Белая лисица, все так же медленно, повернулась и пошла в ту строну. Уже оба лисьих уха навострились. С каждым шагом звуки становились громче, пока она не смогла точно определить, что это было. Детский плач. Шаги ускорились. Плач младенца. Ветки бьют по лицу, рассекая кожу до крови, ткань тоже рвется, как и выдергиваются пучки белого меха. Дыхание становится тяжелым и учащенным. Белая лисица петляет между деревьев, пока не слышит детский плач совсем рядом. Буквально в десяти шагах. Она останавливается и, тяжело дыша, видит перед собой плетенную корзинку. Та была старой, немного рваной, даже удивительно, что она могла что-то выдержать. Со своего места лисица видит в ней копошение. Белая лиса сглатывает и медленно, осторожно, даже боясь, подходит к корзинке и заглядывает внутрь. Человеческий малыш копошится под пыльной тканью и громко плачет, совершенно не боясь, что его могут услышать хищники и сожрать. Но как только над ним нависает фигура, то замолкает, вытаращив глаза. Красивые зеленые глаза. Как бамбук. Белая лисица даже не заметила, что перестала дышать, поглощенная зрелищем. Безжизненные хвосты, что волочились шлейфом, стали чуть-чуть, едва заметно, дергаться. Она опустилась на колени и волнительно подцепила пыльную ткань, которая была заменой одеялу, и убрала ее. Ему было около четырех-пяти месяцев. Бледный, худой, но все равно активный. На голове был пушок из темных волос. Курносый носик, щечки все равно пухлые, а глаза большие-большие. И так внимательно смотрели на нее. Белая лисица осторожно и медленно касается кончиком указательного пальца его щеки. Затем, немного осмелев, проводит по детской коже. Такая гладкая… бархатная, с маленьким пушком… Тут, малыш удивительно крепко берет ее за палец, сжимая в своем крошечном кулачке и… Слезы наворачиваются вновь на ее глаза. И… Несколько капель капает на его лоб, делая его мокрым. И… Девять серых хвостов двигаются, доставляя ей мимолетную боль, так как она уже давно ими не пользовалась. Они обвиваются вокруг корзинки, как змеи. И… Вторая детская ручка тоже берет ее за палец. И малыш улыбается. Белая лисица дрожит, слезы капают сильнее, и она делает влажный вдох, который обжигает ей легкие. А потом он смеется, играясь с ее ладонью. Ей показалось, что прямо сейчас ее сердце остановится. Белая лисица закрывает глаза, зажмуриваясь, думая, что это просто плод ее больного воображения. Но когда открывает, младенец все еще держит ее ладонь. Все еще улыбается. Все еще смеется. Ворочается в своей корзинке, радостно смотрит на нее, сверкая глазками… Белая лисица сглатывает, дрожь не пропадает. Ее губы, впервые за столько лет, трогает робкая улыбка. Она убирает свою ладонь, видит возмущение малыша, но оно быстро пропадает, когда она берет его на руки и прижимает к своей груди. На нем были какие-то грязные обноски, но ей все равно. Малыш ворочается в ее руках, но не подает признаков дискомфорта. Он сжимает ее одежду на груди и заглядывает в ее глаза. — Ох, милый… — шепчет лисица только ему. — Тебя бросили? Младенец ничего не понимает. Как он может? Он только издает какие-то звуки, которые обычно издают младенцы, и вновь радостно хватается за ее палец, стоило ей поднести к нему ладонь. Сердце лисицы обливается кровью, но уже по другой причине. — Бедный, бедный… — тихо утешает она и, закрыв глаза, утыкается носом в его макушку, вдыхая его аромат. Пахло пылью и детским молоком, — как они могли бросить свое дитя… Белая лиса прижимает ребенка ближе к себе, тот и не против. — Но, не волнуйся, — говорит она и смотрит в его лицо, — теперь ты со мной, а я тебя не брошу… Я буду о тебе заботиться и никому не позволю причинить тебе боль… Малыш угукает и начинает посасывать ее палец. Слезы почему-то текут сильнее из ее глаз, но она продолжает улыбаться. Намного увереннее, чем раньше. — Позволь мне еще раз почувствовать себя мамой… — тихо, едва уловимо, умоляет она. Малыш не должен ее понять, она не против. Белая лисица поднимается, разворачивается и идет в сторону выхода. Малыш продолжал сосать ее палец и тихо сидеть в ее руках. За долгое время, ее взгляд начинает проявлять ясность. А разум выстраивает для нее новую цель. У нее есть ребенок. Этого ребенка она должна защитить. Но сначала лисе надо привести его домой. * Рэн Шу беспокойно и торопливо направлялся в этот проклятый лес. Солнце уже зашло за горизонт, так что он должен выдвигаться на поиски своей хозяйки, чтобы вернуть ее домой. В лучшем случае она будет на него кричать, в худшем — покусает и исцарапает. Рэн Шу уже бы давно его спалил к дьяволу, но это не принесет его хозяйке желанный покой на душе. А скорее всего отрицательно скажется на ее состоянии. Она уже и так мало ела, а так вообще голодать будет! Рэн Шу стоит больших усилий заставить ее съесть хотя бы чашку риса! Однако, к его глубочайшему удивлению, не успел он и подойти к границе леса, как из него выходит его хозяйка. Платье, как и всегда, грязное и рваное в нескольких местах, хвосты опять серые, но… Рэн Шу замирает, широко раскрыв глаза. О боги, как давно он этого не видел… Его любимая хозяйка улыбалась. Ян Лин замечает своего слугу и улыбается шире, когда понимает, что он ее не бросил. Она подходит к нему ближе, крепче сжимая в руках младенца. — А-Шу! — счастливо зовет она и останавливает возле демона-волка. — Госпожа Ян, — кланяется опешивший Рэн Шу от ее состояния, — вы… Слова застревают в горле, когда он видит сверток в ее руках. А тем более, стоило этому свертку пошевелиться и любопытно взглянуть на него зелеными глазами. Он с опозданием понимает, что его хозяйка укутала ребенка своей верхней одеждой… Погодите-ка… Ребенка?! Рэн Шу моргает несколько раз, трет глаза пальцами и вновь смотрит на сверток. И в самом деле — ребенок. Человеческий младенец. Он в растерянности поднимает глаза на счастливое лицо своей хозяйки. — Госпожа Ян… это… — медленно произносит он и переводит взгляд, то на лису, то на малыша. Ян Лин видит его замешательство и кивает. — Этого кроху оставили люди, — с мягкой улыбкой произносит она и опускает глаза на ребенка. — Я его нашла в лесу, совсем одного… он так плакал… Белая лисица нежно покачивает ребенка в руках. — Я его услышала и решила забрать с собой. Сердце Рэн Шу пропускает удар, когда он видит ее такой. Как давно он не видел улыбки своей хозяйки? Столько лет… — А-Шу… можешь купить детской одежды? — немного нервно спрашивает она. Теперь, когда разум к ней постепенно возвращается, она вспоминает как непросто было Рэн Шу с ней, особенно во время припадков. Она так оскорбляла его, ранила, а он все равно с ней и выполняет любой каприз. — Если тебе сложно… От ее неуверенности в голосе у него колит сердце и Рэн Шу тут же падает на колени и складывает руки перед собой. Его хозяйка не должна сомневаться в его верности! — Этот А-Шу будет выполнять любой приказ госпожи Ян! Прошу вас, будьте уверены во мне! Ян Лин улыбается смотря на него и — о, боги, как давно этого не было! — гладит его макушку ладонью. — Спасибо тебе, — говорит она с нежностью в голосе, — за все, правда. Рэн Шу лишь рад, что прячет свой хвост. Иначе сейчас он бы точно сломался от того, как сильно он хочет им махать. Хоть и волк, но радуется такой ласке как обычная дворняга! Что за стыдоба! Ян Лин хочет еще что-то сказать, как младенец в ее руках начинает брыкаться и громко плакать. Белая лиса тут же спохватывается и качает в руках, но малыш не унимается. — Ох, милый, голоден, да? — воркует она нежным, но немного грустным голосом, обратив все свое внимание на ребенка. Рэн Шу стал свекольно-красным. — Госпожа Ян, этот А-Шу проводит вас до дома, а одежду купит завтра, уже поздно! — говорит он и подрывается с места. Ян Лин благодарно смотрит на него и кивает. Рэн Шу почтительно кладет свою руку ей на спину и мягко, но уверенно, ведет в сторону их поместья. Ян Лин была могущественной девятихвостой лисой — Хули-цзин. За свою долгую жизнь она смогла насобирать достаточно денег, чтобы купить роскошное поместье и жить в достатке не работая. Она наняла слуг, которые жили в ее поместье и заботились о доме и о ней самой. Правда, хоть поместье так и стоит, из пятнадцати слуг остался лишь один. Когда они переступают порог дома, то направляются на кухню, где Ян Лин опускается на сиденье, продолжая покачивать ребенка в руках. Он немного утих, но все равно плакал. Рэн Шу же, быстро кипятит воду и берет чистую ткань, возвращается к своей хозяйке и садится рядом с ней, ставя на стол маленькое ведро. — Подержишь? — спрашивает Ян Лин. Рэн Шу на миг замирает, но затем быстро кивает и не смело протягивает руки. — К-конечно, госпожа Ян! — заикаясь, произносит он. Передав нервному волку плачущего младенца, Ян Лин расстегивает свое платье, чтобы оголить плечи, а там уже и грудь. Рэн Шу опять краснеет и отворачивает голову. Да, он видел свою хозяйку голой, когда она не могла принять ванну и ей нужна была его помощь, но это не значит, что он не будет жутко смущаться! В другом месте, такому слуге как он точно бы отрубили голову, за то, что увидел! Ян Лин смачивает ткань в кипяченной воде и одним концом начинает вытирать свою грудь. И не зря: на белой коже были видны грязные следы от земли. Белая лиса тщательно все вытирает, особенно вокруг сосков. Рэн Шу сидел красный как помидор, но почувствовав шевеление в руках, он опустил взгляд. С опозданием он заметил, что ребенок перестал плакать. Младенец как-то с вызовом и… неодобрением смотрел на Рэн Шу. Волк пару раз в замешательстве моргнул. Чего? Малыш даже легонько ударил его своим крохотным кулачком. Ребенку не понравилось, что он увидел грудь своей хозяйки?.. — … А это точно человеческий младенец, а не оборотень какой-то? — А-Шу. Рэн Шу вздрагивает и быстро поднимает голову. — Подержи его еще немного, — просит его хозяйка, — я очищу ему лицо и руки. Волк медленно кивает и пододвигается ближе, чтобы белой лисе было удобней. Младенец теперь поворачивает к ней голову, когда Ян Лин сдвигается и берет его крошечные ладони в свои, начиная вытирать влажной тканью с другого конца. — Сейчас мы тебя очистим и ты покушаешь, — воркует она. — И так держал во рту мой грязный палец, надеюсь, все будет в порядке… Рэн Шу скептично выгибает бровь, но ничего не говорит. Он молча сидел и наблюдал за тем, как его хозяйка вытирала грязь и пыль с рук, а потом и с маленького лица. Закончив, Ян Лин бросает ткань в ведро и берет младенца на руки. Она прикрывает глаза, сосредотачивая и, против воли, Рэн Шу, следит за тем как ее большая грудь пару раз вздрагивает. А когда понимает, что он делал, то поспешно отворачивается. Ян Лин, когда открыла глаза и увидела это, мягко и тихо усмехнулась. Она вновь смотрит на выжидающего младенца и направляет его голову к своему соску. — Вот, милый, — шепчет она ласковым голосом, но в нем все равно проступали едва уловимые нотки грусти, — прости, что так долго. Теперь можешь пить. Младенец как-то странно смотрит на ее розовый сосок, но никто не обращает на это внимание. Он сглатывает и когда его мягко подталкивают, то все же открывает рот и начинает сосать, сжимая в кулачке мягкую плоть груди. Ян Лин шумно вздыхает, но все равно улыбается, с любовью смотря на ребенка в руках. Малыш прикрывает глаза, полностью отдавшись инстинктам. Рэн Шу внимательно наблюдает за его кормлением, а потом спохватывается, стоило ему увидеть лицо хозяйки. Он поднимается и берет ведро, чтобы налить чистой кипяченной воды и постирать ткань. Когда он возвращается, то видит, что процесс кормления все еще продолжается. Так что он роется в ящичках и достает лечебную мазь. Волк ставит баночку на стол и садится на прежнее место, смачивает ткань. — Госпожа Ян позволит? — тихо спрашивает он. Ян Лин в замешательстве моргает, но потом кивает, стоило ей понять, что он имел в виду. — Конечно. — Этот благодарит. Она закрывает глаза и подставляет свое лицо, когда он начинает счищать грязь с ее лица. Видит ссадины на белой коже и поджимает губы, но ничего не говорит, только продолжает свое дело. Может, с появлением человеческого ребенка в их доме, все это прекратится. Закончив очищать ее лицо, он открывает баночку, зачерпывает мазь и аккуратно наносит на ссадины. Его хозяйка хмурится и тихо шипит, но не отдергивается от прикосновений. Когда все было сделано, то он все убирает и идет готовить спальное место для лисицы и младенца. На краю кровати, ближе к стене, он все обставляет одеялами и подушками, создавая своеобразное гнездо. Он делает это для того, чтобы ребенок не пострадал. Сделав это, он критично осматривает свою работу, проверяет на удобства, затем достает спальный халат хозяйки, кладет на вешалку и возвращается. Он видит, что младенец уже пил из другой ее груди. Рэн Шу в который раз за вечер покраснел. Он садится на свое место в ожидании… чего-то. Ян Лин с легкой улыбкой смотрела как ее малыш набивает себе желудок. Она поднимает голову, видя макушку волка. — А-Шу, — мягко зовет она. Рэн Шу тут же вскидывает голову, готовый к приказам. — Да, госпожа Ян? Ян Лин с грустью смотрит на его лицо, замечая на коже пару мелких шрамов. Она поджимает губы и тянется пальцами к тому, который возле его правой брови. Маленький, но хорошо видимый и лиса знает, что именно она его оставила. Как и тот, что на левой щеке. Волк сидел неподвижно, затаив дыхание и пристально смотря в янтарные глаза напротив. Белая лиса, проводит костяшками пальцев по его скуле, чувствуя вину. — Мне жаль… — шепчет она, — ты так страдал из-за меня… Волк закрывает глаза и качает головой. — Не надо извиняться, госпожа Ян, — отвечает он и нежно берет ее ладонь в свою, смотрит в ее глаза и решительно говорит: — Я не виню вас из-за того, что произошло со мной. Это был мой выбор и мое желание. Я всегда буду рядом с вами, госпожа Ян, до тех пор, пока вам нужен. Его темные глаза сверкают. Белая лисица сжимает его пальцы и счастливо улыбается. — Тогда… — она облизывает губы, — позаботишься обо мне и моем ребенке? Рэн Шу без колебаний кивает. — До самой своей смерти, — клянется он. Ян Лин улыбается шире. Рэн Шу чувствует, как его сердце бешено стучит в груди, но не подает виду. Ради одной такой улыбки он готов бросить к ее ногам весь мир! Младенец шевелится и Ян Лин теперь уделяет внимание ему. Она поднимает его, приложив к плечу и мягко похлопывает по спине, чтобы тот срыгнул. Когда закончит, то начинает качать на руках. — Как его назовет госпожа Ян? — спрашивает Рэн Шу и тоже следит за ним, потом спохватывается и бежит за тканью, чтобы вытереть плечо хозяйки. Младенец медленно погружался в сон. Ян Лин благодарит волка и задумчиво мычит. — Как насчет… — она двигает губами, пытаясь сначала проверить как звучит. — Фамилия однозначно Ян, а вот имя… Рэн Шу терпеливо ждет и игнорирует ее голую грудь. Успешно, между прочим! — Руи? Ян Руи, как звучит? — говорит Ян Лин и смотрит на волка. Рэн Шу усмехается. — Вроде бы неплохо, — отвечает он и кивает на младенца, — ему, похоже, нравится. И верно, стоило лисице взглянуть на малыша, как она увидела его улыбку и тихие угуканья. — Значит, будешь Ян Руи, — нежно произносит она, — пусть же тебе всегда будет сопутствовать удача, прямо как в имени. Рэн Шу понимает, он уверен как и его хозяйка, что заботиться о человеческом младенце намного сложнее, чем о демоническом. У них другая культура, история, методы воспитания. И люди гораздо хрупче, нежели демоны. Но, пока его хозяйка счастлива, пока его хозяйка улыбается и нежно гладит его волосы, Рэн Шу будет делать все возможное, чтобы защитить того, кто принесет ей это. Он не хочет видеть слезы своей хозяйки. Это ужасно больно.

***

Шэнь Цинцю не знает, что произошло. Как и не знает, какого черта это произошло. Шэнь Цинцю прекрасно помнит, как он был на собрании Лордов Пика, которое, как и всегда закончилось ссорой и криками, взглядом побитой собаки Юэ Цинъюаня, который мягко просил его не ругаться с боевыми братьями и сестрами. Как будто, мать твою, он это начал! Настроение и так было ужасным, потом он на Цин Цзин наткнулся на то, как этот звереныш общается с Нин Инъин и отругал его за какую-то мелочь. Вроде из-за неопрятного вида, он не помнит. Хлопнул дверью в бамбуковый домик и думал, что гнев и раздражение отпустят, но нет, да и давненько он не заглядывал на Цань Цяо за успокаивающими настойками. Чисто из-за того, что времени не было и из-за неодобрительно взгляда Му Цинфана. Хоть и целитель, а все равно давал ему лекарства только в том случае, когда Шэнь Цинцю приходится быть настойчивым и требовательным. И все для того, чтобы потом слышать как ученики Цянь Цао шепчутся, что он угрожал их учителю. Что за комедия. В бамбуковом домике у него заболела голова, потом пошла кровь из носа и он с опозданием понял, что это отклонение ци. Шэнь Цинцю постарался успокоиться и прийти в себя, но, судя по всему, не вышло. В глазах потемнело и он упал на пол. В конечном итоге, Лорд Цин Цзин Шэнь Цинцю умер от отклонения ци. Из всех возможных смертей и такая банально глупая! В следующий раз, когда он открыл глаза, то услышал громки детский плач и чью-то ругань. С опозданием понял, что плакал он сам. Осознать, что теперь ты только что родившийся младенец — самый ужасный опыт на свете. В руках его держала какая-то женщина — явно не его мать — и с нескрываемым неодобрением смотрела на него. Шэнь Цинцю заворочался в ее руках, очень неуклюже, надо сказать, чтобы осмотреть обстановку. На кровати, с широко раздвинутыми ногами лежала молодая девушка и судя по ее отверстию в промежности именно она и была его матерью. Девушка тяжело дышала и откинулась на кровати. — Мелкая шлюха, — ругалась женщина, которая держала Шэнь Цинцю в руках. — Видишь, что из этого вышло?! Он тебя бросил, а ты сама с ним сиди! И только посмей меня просить о помощи, тут же выгоню! Женщина грубо пихает Шэнь Цинцю в слабые руки девушки и уходит, громко хлопнув дверью. Девушка, морщась от боли, держит его и садится, упираясь в спинку кровати. Когда она открывает глаза и смотрит на Шэнь Цинцю, то он кое-что понимает с чистой ясностью. Он возненавидел этого звереныша только сильнее. У него была любящая мать, а в этой новой жизни эта молодая девушка уж точно не хотела его. С такой ненавистью смотрела. Так что было странно для него, что Шэнь Цинцю прямо на месте не придушили или утопили. Ему не дали даже имени. Его молодая мать совершенно не обращала внимание на него и как он понял и услышал, она повелась на флирт какого-то богатого сыночка и его обещания забрать ее из бедной жизни. Но как итог: он бросил девушку как только узнал, что она беременна. Девушка оставляла его в комнате, через раз мыла и всякий раз забывала покормить. Та женщина — его бабушка — немного заботилась о внуке. В основном настолько, насколько позволяло ему не плакать. Шэнь Цинцю было сложно управлять своим детским телом и позывами. Хоть и понимал, что младенец, все равно было ужасно стыдно, когда его тряпки становились грязными. Хотелось провалиться сквозь землю. Детская амнезия до лет пяти-шести действительно благословление! Шэнь Цинцю честно не знает, как он протянул до пяти месяцев своей жизни. Но, даже в этой жизни боги его ненавидели, так как его подвыпившая мать собрала какую-то подкосившуюся плетенную корзинку, укутала в пыльную ткань и положила в нее. Как ручки по дороге не оторвались — чудо. — Чтоб тебя звери забрали! — бросает его молодая мать и уходит, оставив его одного в темном лесу. Шэнь Цинцю… Его глаза устремлены на темнеющее небо. Ах… Что в прошлой, что в этой жизни — никому он не нужен. Шэнь Цинцю думал, что попал в прошлое, но по словам Ци-гэ, он тогда был в канаве. Тоже брошенный. Детское тело начинает копошиться в корзинке и громко плакать. Будь Шэнь Цинцю во взрослом теле, то только бы горько усмехнулся (или впал в еще одно отклонение ци), но сейчас он проклятый безымянный младенец. Ох, ладно… Пусть его в самом деле услышат звери и загрызут до смерти. Может, в таком случае он переродится вновь, но уже без воспоминаний? Может быть боги хоть раз будут к нему милостивы?! Шэнь Цинцю слышит чьи-то шаги и чужое учащенное дыхание, которое резко прерывается. Он хочет взглянуть кто это, но с его места это сложно сделать. Может дикое животное? Шаги приближаются и Шэнь Цинцю видит незваного гостя. Его детское тело замирает, прекратив плакать, и смотрит на нее. Белые спутанные и грязные волосы, серый мех лисьих ушей, лицо худое и осунувшиеся, бледное. Глаза янтарные с полопавшимися капиллярами, дорожки слез на щеках почти высохли. Одежда рваная и грязная в некоторых местах. Потрескавшиеся губы немного приоткрыты. И тоже смотрит на него. Садится на колени, медленно убирает ткань с его тельца. Гладит его щеку, потом кожу. Шэнь Цинцю еще не мог нормально контролировать свое тело и это скорее был детский инстинкт на мимолетную ласку — с учетом того, что раньше в ней отказывали — но его ладошка хватает палец белой лисы. То, что это лиса — нет сомнений. Но почему-то Шэнь Цинцю она кажется ужасно знакомой. Вот только он никак не может вспомнить где ее видел. Детское тело улыбается, а лиса плачет. Он смеется от щекотки, лиса плачет сильнее. Зажмуривается, но вновь смотрит, когда он играется с ее ладонью. Белая лиса нежно и аккуратно берет Шэнь Цинцю на руки, прижимая к своей груди. Сам цепляется за ее одежду, как утопающий за соломинку, и видит ее робкую улыбку. Белая лиса так на него смотрит… Краем глаза он замечает что-то серое и понимает, что это ее хвосты. Девять хвостов. Хули-цзин. Белая Хули-цзин. Она что-то говорит из-за чего его сердце сжимается. Белая лиса — демон — утешает человеческого ребенка. Брошенного ребенка. Брошенную душу. Он сосет ее палец, так как его тело чувствует голод, ощущает немного грязи во рту, но это ничего. Вспоминая прошлую жизнь и его месяцы с родной матерью, немного земли во рту его не убьет. — Позволь мне еще раз почувствовать себя мамой… — тихо, едва уловимо, умоляет она. Мама… Матери ведь с любовью смотрят на своих детей, да? Белая лиса встает и они покидают этот лес. По пути она снимает свой верхний халат и закутывает Шэнь Цинцю в него. Он был теплым и еще чуть-чуть и он бы уснул. А когда выходят из леса, то их встречает другой демон. Ужасно обеспокоенный, но увидев радостную белую лису, успокаивается. Шэнь Цинцю с любопытством смотрит на него. На правой брови и левой скуле небольшие шрамы, которые оставили ему очень давно. Черные волосы собраны в высокий пучок, оставляя только одну прядку, темные глаза, как у волка, тонкие губы и нос с небольшой горбинкой. Лицо вытянутое, но все равно привлекательное. Простая темная одежда слуги. Он выше лисы примерно на полголовы, да и достаточно мускулистый, но когда общается с ней, то похож на какого-то прыщавого подростка. Ах, вот она — безответная любовь. Детское тело требует питания одним единственным способом и они говорят о его кормлении, потом быстро идут в богатое поместье. Ух… Шэнь Цинцю все же было до ужаса стыдно, когда он не мог сам сходить по нужде, и сам поесть. А с учетом того, как питаются младенцы… Его родная бабушка иногда, когда той молодой девушки долго не было, а он хотел есть, давала ему из самодельной бутылочки коровье молоко. Белая лиса протирает свою грудь и он следил за этим волком. Он раскраснелся и отводил взгляд от такой непристойности. Шэнь Цинцю, как может, предупреждает его о том, чтобы у этого демона не было похабных мыслей в отношении его… Его… Лисица с ласковой улыбкой моет его руки и лицо, а потом прижимает к себе и предлагает покушать. Детские инстинкты берут верх и он ухватывается за сосок, начиная поглощать молоко. Демон куда-то ушел, но ему было не важно. В желудок попадает жидкость и он довольно вздыхает, только сильнее впивается беззубым ртом и сосет активнее. Поднимает глаза и встречается с любящей улыбкой и добрым янтарем. Белая лиса ласкает его щеку. Ах, вроде слезы опять на глаза наворачиваются… Лисица была болезненно худой и бледной, явно пренебрегала отдыхом и правильным питанием, и даже ее совершенствование не помогло в том, чтобы в одной груди было достаточно молока. Так что она аккуратно его переворачивает и подставляет другую, чтобы Шэнь Цинцю смог насытиться вдоволь. Демон возвращается, они еще о чем-то говорят, белая лиса дает ему срыгнуть, а потом… Потом она думает над его именем… Ян Руи. Чтобы удача всегда была с ним, как в его имени. Почему-то Шэнь Цинцю хочется разрыдаться вновь. Его мама с любовью смотрит на него. Потом она встает и демон их провожает до спальни. Белая лиса пеленает его в свои старые одежды, говоря, что завтра А-Шу купит новые, так что придется потерпеть. Сама переодевается в спальный халат и устраивает Шэн… Ян Руи в его маленьком гнезде. Ложится рядом и кладет свою теплую и ласковую ладонь ему на живот, напевает колыбельную. Ян Руи какое-то время ворочается, но быстро засыпает. Та девушка, что родила его, никогда ему ничего не пела. Чужая женщина, демон, Хули-цзин, взяла человеческого ребенка в свой дом и заботится как о собственном ребенке. Демон желает им спокойной ночи, тушит свет и уходит в свою комнату. Может быть, эта жизнь, рядом с мамой, будет совершенно иной. В лучшую сторону. Ян Руи впервые молится, чтобы так и было.