***
Привалившись к стене, в пустынном коридоре последнего этажа, он устало прикрывает глаза. В голове мелькают обрывки воспоминаний о прошедших двух годах. Стоит признать, самые, что ни на есть, хуевые два года его жизни. Жизнь пошла кувырком с самых похорон матери, и если до того дня он пытался держаться и принимал за веру своё стремление выжить и помочь матери, то после, будто один сплошной мрак. Смерть матери, ошеломляющий разгром в соревнованиях, распад Колибри и ещё целая туча несусветного дерьма потрепавшего всем нервы. Он с содроганием вспоминает бесконечную петлю выжирающей боли, когда мрак накрыл с головой. Ему правда всё время казалось, что это — конец. Конец его жизни, беспросветной, отчаянной и вусмерть тоскливой. Нищета, с горем пополам полученный аттестат о среднем образовании, долги за лечение матери. Список можно было перечислять бесконечно. И всё-таки, пожалуй, более всего, его сломал развал команды. Бин, к своему несчастью, имел глупость привязаться. Подобно бродячей псине обретшей свой кров и хозяев, он до ужаса был им предан и привязан. С ними ему хотелось быть лучше, с ними верилось, что мир не так отвратителен каким кажется. С ними он не мог позволить себе идти по кривой дорожке, и лишь благодаря им он смог устоять от этих манящих игр богатеньких сынков с комплексами Бога. Ведь он правда был готов принять предложение того ублюдка, пуститься во все тяжкие и, наконец, реализовать себя. Амбиции и отсутствие возможностей заставили его испытать самое настоящее отчаяние. Бин действительно был готов признать, что он мусор и всё что ему уготовано — подтирать за другими. — Одного взгляда достаточно, чтобы понять, какое будущее тебя ждёт. Слова учителя всё ещё набатом звенят в ушах. Будто бы прошептанное дьяволом проклятие, эти слова всякий раз заставляли оглядываться назад, чтобы он понимал, это правда. Те крупицы решимости и надежды на лучшее померкли так и не засияв во всю мощь, Бин разуверился в себе и в мире настолько, что был готов работать кем угодно и где, играть грязно и нечестно, лишь бы вылезти из этого дерьма. Останавливало лишь то самое достоинство привитое Колибри. Тот отрезок жизни стал переломным для него. Были дни, когда он был готов просто сдаться и уйти вслед за матерью. Будто бы насмешка судьбы, всё навалилось одновременно. Сначала умерла мама, а затем, сразу же через день их размазали будто мошек. Ни у кого так и не возникло на тот момент и мысли о том, что всё было грязно и подстроено. Колибри для всех стали посмешищем и неудачниками, а вместе с тем, случился внутренний распад. Сначала уехала Шелли, чья поддержка всегда заставляла ощущать непоколебимость. Затем уехал Мину, а вместе с ним и Юнха. Одичавший Ханнам внезапно перестал быть столпом их маленькой коллегии и подался во все тяжкие, следуя по стопам своего отца. Джунсу сдал экзамены, наконец, воплощая в реальность материнские мечты. Все знали, что единственной причиной из-за которой он не смог сдать вступительные в первый раз являлась их команда. Джунсу ставил Колибри превыше всего, однако позже, он просто отдалился и стал жить своей жизнью. Бин пару раз встречал его, но ни у него, ни у Джунсу не хватило смелости заговорить. То что случилось с Джахёном требовало отдельных размышлений. Ведь по сути, именно он стал витком новой жизни самого Бина. Он знал, что Джо сдался. Будто бы смирившись со всем случившимся, включая загадочную смерть дяди, Джахён позволил матери взять бразды правления своей жизнью, совершенно забывая о своих обещаниях и словах. Сломанный, он позабыл и о Шелли, которая ждала его в Англии. Многим позже лишь он узнал о том, что очкарик пообещал Шелли приехать учиться в Англию и что своё обещание он провалил. Все разбрелись кто куда, и было странно видеть некоторых из них и делать вид, будто бы они незнакомцы. Было до жути пугающе осознавать, что на самом деле всех их связывало слишком многое, чтобы в итоге оказаться в таком положении. И Бин, как самая настоящая дворняга, остался со своим горем один на один. Ни друзей, ни матери, ни будущего. Юми, пытавшаяся ему первое время «помочь», вскоре сдалась, понимая, что беспомощна. Он не мог её винить, как и не мог быть благодарным. Всё чего она хотела — чтобы он поскорее свыкся со своими проблемами и жил как прежде. Всё что ей было нужно — его обожание и внимание. Бин сломался, и без того кривая кукла с изъянами, он и вовсе стал непригодным к жизни. Правда казалось, что это конец. И даже кошак сбежал из дома, будто предчувствуя итог. А потом случилось нечто странное, необъяснимое и настолько чуждое, что ему не верится до сих пор. Сначала репортёр, как оказалось, копавшийся в причинах смерти Чо Махёна выставил на всеобщее обозрение доказательства вины всех причастных. Следом за этим скандалом, будто бы невзначай, этот же репортёр написал статью о том, что результаты прошедших соревнований были сфальсифицированы и выигравшая команда была на допинге. Следом опубликованные фото и видео доказательства потрясли весь город, а затем, в виде «компенсации» каждому из участников Колибри выплатили по тридцать кусков долларов. В один из вечеров тех дней ему написала Шелли. И это стало новой отправной точкой. Бин о ней ничего не слышал, и если о жизнях ребят он был более менее осведомлён, то о жизни Шелли ему было ничего неизвестно. Потому, внутри содрогнулось тепло, потому что он искренне был рад. Она писала о том, что рада, что всё в итоге стало известно. Спросила как дела у него самого, а затем, после однозначного ответа, поинтересовалась жизнью задрота. Бин честно рассказал во всех красках как все они живут и что на хую он вертел их всех. Шелли, очевидно, была не в курсе происходящего, потому, действительно удивилась. 19:22 Yoo-bin: я думал, ты в хороших отношениях с кальмаром19:22
Shelly: Очевидно, больше нет.
Все кому я писала,
перестали отвечать.
Так что, я не захотела
быть навязчивой.
И он понимал, о чём она. Это было отвратно, осознавать, что команды больше нет, как и друзей. Несмотря на целый год попыток как-то с этим смириться, едва ли он смог. Можно было бы обвинить его в малодушии, потому что сам он, точно так же, ни разу не осмелился сделать хотя бы шаг навстречу кому-то из них. В своё оправдание он мог бы сказать, что он избегал и стремился вернуться назад в равной степени. Бин бежал от своего прошлого, одновременно с этим, больше всего на свете желая вновь оказаться в тех славных временах, когда они были всего лишь школьниками готовящимися к соревнованиям. Несмотря на груз ответственности за спиной, ему правда удавалось быть счастливым в те дни. Незаметным и совершенно естественным образом, их короткие сообщения становились всё длиннее. Уведомления стали вибрировать всё чаще, ответы писались почти сразу. Сначала неловкие попытки осознать, что между ними было действительно много всего и связывает их столько же. Затем попытки рефлексии, в надежде выяснить, почему и как все они скатились к тому, что стали чужими. Едва ли Бин сам был способен завязать подобные разговоры, Шелли, чаще всего сама начинала раздумывать вслух и писать ему все свои мысли. Он никогда не был против и даже ждал такие мгновения, воспринимая их как нечто сокровенное. Ему действительно было интересно и любопытно, и пусть сам он писал «красноречиво», что-то из разряда глухого ржания сивой кобылы, Шелли будто бы понимала, что это его максимум, и никогда не давила. Однажды она написала всего одно сообщение поздней ночью, заставившее его сначала закурить, а затем заскулить.03:45
Shelly: Я знаю, что тебе
было трудно всё это время. Мне жаль, что как друг, я оставила тебя одного со всем этим дерьмом. Я была ослеплена лишь своими чувствами.
Прости, Бинни.
Самонадеянно говорить, что отныне у тебя есть я.
Я ведь понимаю,
что ты не из тех, кто легко доверится. Просто, знай, ты всегда можешь рассчитывать на меня.
Он был настолько потрясён и удивлён, что лишь к утру осознал, что ему было важно услышать нечто подобное. И услышать эти слова от неё, от Шелли, казалось самым правильным. Пусть она и была частью команды не так долго, однако она оставила яркий след и тёплые воспоминания. Она поразила их всех своей решимостью и твёрдой волей. Шелли была непоколебима, как в отношении своих целей, так и касательно всего остального. Она встречала сложности смело, лицом к лицу, не сбегала и не пряталась. Шелли была поддержкой в группе, и невольно, эту обязанность она распространила вне их заездов. Потому, то сообщение вызвало настоящий шквал внутри. В ту ночь он впервые зарыдал, впервые со дня смерти матери жгучие слёзы боли и обиды застелили глаза. Мутная пелена ещё долго не сходила с глаз, а в голове кружилось болезненное «Спасибо».