Сквозь время к истокам

Дни были похожи друг на друга и сливались в одну тягучую линию времени. Проснулись — и пошли. Останавливались только поесть и пополнить запасы воды. Города сменялись деревнями, полями, лесами. Несколько раз приходилось переходить реки и однажды искать обходной путь через озеро, потому что мост был разрушен. Серость и руины вокруг выглядели довольно удручающе. — А небо когда-то было голубым… Или белым. Даже фиолетовым, когда были сильны бури! Из облаков сыпались не только ледяные стрелы, но еще и капли воды. Потом оставались лужи, и в них можно было смотреть как в зеркало. — мечтательный тон девушки совсем не вяжется с ее уставшим лицом. Под глазами уже залегли тени: сон у нее в последнее время был беспокоен. Только Икар каким-то чудом мог уложить ее спать. — В фиолетовое или серое еще поверю, но голубое… Это уже совсем бред. — Лиам на ходу точит ножиком из ветки какую-то очередную фигурку. За эти дни она была уже третьей и, конечно, так же будет незаконченной, как и ее предшественницы. Парень разозлится на какой-нибудь мелкий недостаток своего творения и выбросит его куда-то подальше. — Просто кажется, что так было всегда. Он разводит руками в стороны, указывая на пространство вокруг, затем возвращается к фигурке, в которой можно было угадать кролика. — Понимаю. Но когда-то мир был другим, совсем другим… Последние два слова Икар говорит совсем тихо, опуская голову и глядя себе под ноги. Почему ему стало страшно, особенно от понимания того, что стало причиной падения неба. Теперь он лучше понимал, почему Тесей так резко сперва отказал ему в идее с Крыльями. — С трудом в это верится. Лиам вернулся к вырезанию фигурки, делая прижатые к телу ушки более выразительными. Это методическое занятие хоть немного отвлекало от того, что было вокруг. — Хорошо получается. Может где-нибудь найдем краски, разрисуешь. — Муза заглядывает через плечо парня на результат его стараний. — У тебя талант. Хоть эту в поле не выбрасывай. Парень только хмыкает и дальше строгает дерево. Почему-то мысленно вынырнули названия цветов, которыми можно было разрисовать фигурку и то, как их можно извлечь из природных материалов. — Тогда еще лаком надо будет покрыть, чтобы краски со временем не слезли. Знать бы еще где этот лак найти… И это вообще такое. Он строгает даже когда они остановились на передышку и перекус и через несколько часов все же показывает результат. Фигурка получилась милой, с уклоном на мультяшность и свободно помещалась на ладони Мародера. — Сколько тебе было тогда? Ну, когда Небо упало. Икар еще раз бестактно лезет с вопросом, но на этот раз Муза его не останавливает. Ей тоже интересно услышать ответ, ибо по внешнему виду возраст определить трудно. — Кажется семнадцать. К чему эти вопросы? Мы все равно разойдемся рано или поздно. — У меня есть теория относительно того, чем ты мог заниматься когда-то. Ученый уже привычным жестом открывает консервы с тунцом в томате. Когда-то он терпеть не мог рыбу и старался всячески ее избегать, но сейчас хочется есть. Объяснение своим предыдущим словам же он дал в перерыве между жеванием и проглатыванием очередной порции тунца. — Мне кажется, ты был художником: ты замечаешь маленькие детали, цвета и текстуры, а еще постоянно что-нибудь создаешь, будь то рисунок на песке или фигурка из дерева. Так что ты был человеком творческим. Я прав? Мародер молчит, опустив глаза на свою фигурку. Лоб нахмуренный. Пальцы крепко сжимают фигурку. Парень делает несколько глубоких вдохов и выдохов и только тогда начинает говорить шепотом, будто до этого принимал довольно трудное для него решение. — Я не знаю. Но… Вот. Достав из внутреннего кармана куртки изогнутый несколько раз лист плотной бумаги, Лиам протянул его Икару. Внутри же оказался рисунок цветными карандашами, на котором изображен молодой человек в свободной рубашке с широкими рукавами, белыми волосами по плечу и мягкой улыбкой. Фиолетовая табличка с именем «Лиам» и подпись снизу с трех букв Г.Т.А. — Мне дали имя в честь него, и кто-то из девушек сказал, что это по какой-то игре. Я пытался повторить этот рисунок, даже получалось, но я… Я старался рисовать так, чтобы меня никто не видел. Муза заглядывает через плечо любимого, разглядывая рисунок немного повнимательнее. Она также была самоучкой, узнавая все премудрости этой сферы искусства через практику, через сотню проб и ошибок — но результат всегда того стоил. — У тебя хорошо получалось. Линии плавные, разрисованы аккуратно. Видно, что рука набита. А других работ нет? Парень покачал головой вправо-влево, глядя при этом на свои ботинки, покрытые дорожной пылью. — Это единственный, который я сохранил. Остальных нет. Сгорели. — в голосе хорошо слышна грусть, которая теперь не скрывается за лишним безразличием. Искусство в этом, новом, мире еще не нашло своих поклонников — по крайней мере изобразительное. Музыкальное потихоньку находило своих ценителей. — Может, в Полисе у тебя будет время… Фразу Икар не закончил. Он хорошо знал историю родного города, и первые годы свободного времени у жителей не было совсем. Всем приходилось тяжело работать, поэтому рисование отходило на очень дальний план. Судя по взгляду из-под треснувших по краям очков, Лиам все и сам понял. — Если вы оба отдохнули, можем продолжить путь. Долго быть на одном месте небезопасно. Привычный тихий шепот с нотками безразличия дал понять, что разговор завершен и тема закрыта. Ему и самому было больно поднимать вопрос занятия, что каким-то чудом смогло пробудить в нем что-то светлое и забытое. Но Мародеры не были толерантны к тем, кто на них не похож, и всеми силами пытались стереть в порошок все, что могло не вписаться в их довольно узкое мировоззрение. Дорогу они продолжали в молчании, каждый погрузился в свои, явно невеселые и тяжелые мысли, и им в тон — серым — было всё вокруг. От ветра, который нетерпеливо гонял пыль по округе, приходилось спасаться капюшонами и масками, но в глаза все равно что-то да успевало попасть. — Быстрее! Пылевая буря собирается. Мародер потащил спутников в сторону развалин, где успел заметить вход в погреб. Если им повезет, и подземный тайник не завален камнями, они смогут переждать этот кошмар там. Ветер поднимался все сильнее, видимость ухудшалась с каждым шагом. На дверях погреба был замок, но настолько ржавый, что уже ничего на себе не держал; один удар ногой дал им возможность зайти и укрыться от непогоды. Вокруг пахло плесенью и затхлостью, но это было лучше, чем оставаться в это время на улице. — У нас где-то часа три, потом буря стихнет. Вы как хотите, ребята, а я спать. С этими словами Муза устроилась на спальнике и положила голову Икару на колени, как на подушку.