Пусанский мальчик

Утром у Наму было жуткое похмелье, красные от недосыпа глаза и треморные кончики пальцев. А у Чимина синяки в виде пальцев на запястье и кофта с длинными рукавами. Никто не заметил странностей в поведение этих двоих, целый день они крутились между камерами и стилистами и к вечеру были выжаты, как лимоны. Соупы заказали доставку ужина в общежитие, чтобы никому не запариваться с готовкой, поэтому по приезде в общежитие все разбрелись по своим комнатам, чтобы принять душ. Чимин стукнул пару раз в душевую, на что Джин попросил его сходить в общий душ, потому что он только устроился в ванной. Несколько лет назад Чимин делил комнату с Хосоком, который был просто невероятным соседом, до самого утра они могли болтать о танцах или пойти посреди ночи в танцкласс. Но после того, как вскрылась правда о Соупах, Сокджинни-хен великодушно решил отдать им комнату и переехал к Чимину. Хен тоже был неплохим соседом, веселым и заботливым. И беспроблемным, что главное. Особенно, если засядет за очередную игру. В общий душ обычно никто не ходил, поэтому глубоко погрузившийся в свои раздумья Чимин толкнул дверь, не обращая внимание на включенный свет, и вошел внутрь. И выронил полотенце от удивления, ибо нос к носу столкнулся с обнаженным Намджуном. — Что, хен оккупировал ванну? — со смешком поинтересовался он, вытирая лицо от воды. Чимин не мог отвести от него взгляда. Вот оно в чем проблема. Правильно. В полной сексуальной неудовлетворенности. Прав был Намджун. Как всегда прав великий лидер. И плевать, что Ким Намджун не женского рода. У Пака на роду написано (и на кукольном личике) быть любителем мужских телес. А то, что и на женщин вставало, так это просто сбой. Такой, малозначимый. — Поторопись, Чима, скоро ужин привезут, — сквозь мутную пелену пробился голос Кима. — Мелкие схомячат все, не успеешь. Он уже повязал полотенце себе на пояс, пряча все самое интересное, и, проходя мимо, поднял полотенце Чимина, накидывая тому на плечо, взял безвольную ладонь в свою, задирая рукав до самого локтя, и чувственно, с нажимом провел большим пальцем по синякам, безмолвно прося прощения. — Поторопись, малыш, — шепнул перед тем, как уйти. А Чимин просто настолько охренел, что еще нескоро смог вспомнить, зачем вообще пришел сюда. По крайней мере, проследив потерянным взглядом за вновь соскользнувшим с плеча полотенцем, он с некоторой долей недоумения и ужаса увидел собственный стояк. Он натягивал штаны таким образом, что ошибиться было невозможно. За ужином Чимин не мог оторвать взгляд от собственной тарелки. Горящие кончики ушей неизменно напоминали о том, что сотворил он сам с собой в душе и с чьим, черт возьми, именем на устах кончил так ярко, что еще очень долго звенело в ушах. И от того было очень-очень-очень стыдно смотреть на Намджуна, который чувствовал себя более чем просто расслабленным, этаким королем мира. Ребята вовсю шумели и веселились, несмотря на усталость, накопившуюся за целый день, Наму же больше наблюдал и выглядел гордым папочкой. Да, папочкой. — Чим-Чим? — Тэхен пихнул друга локтем в бок, отчего тот подпрыгнул в кресле, испугавшись от неожиданности. — Ты сегодня сам не свой. Что-то произошло? Чимин исподтишка посмотрел на Намджуна, кажется, тот был заинтересован в ответе гораздо больше Тэхена. Кипяток внизу живота так и не рассосался и медленно начал подниматься все выше, раскрашивая щеки и уши красным. — Я плохо спал, — тихо сказал он, проникая пальцами под рукав толстовки, чтобы коснуться подушечками синяков, и зарылся носом в воротник, прячась в водовороте запахов. — Переусердствовал вчера, ноги болели. Как некстати перед походом в душ он забыл свои мыльно-рыльно и как некстати там оказался Намджунов гель. Черт возьми, этот мужчина шикарно пах. И запах кружил голову похлеще всяких видов ямочек, четкого пресса, рельефных мышц и… В штанах зашевелилось. — Надо было вызвать массажиста, — посоветовал Чонгук, перепинывающийся с Джином под столом. — Я тут пользовался услугами одного, так он мне все на место поставил, что не на месте было. — Мозги бы он тебе на место поставил, — посоветовал Юнги, вальяжно развалившийся в кресле со стаканом виски в руке, во второй сжимая ладонь Хосока. — А то на боксе отбили уже все. — У меня хотя бы не от любви поплыли и розовыми соплями не вытекли, — ввернул в перепалку Чонгук, насмешив ребят. — Уел, сопляк, — не стал отпираться Юнги, блаженствующий в тепле своего личного солнышка. — Чтоб всем вам тем же самым да по тому же месту. — Проклял, несчастный! — отфыркался Джин, кидая в Мина салфеткой. — Не приведи господь. Остальные разноголосой толпой поддержали его, даже Чимин что-то тихонько брякнул, стыдливо опустив глаза на собственные колени. Чего ему сейчас хотелось больше всего, так это под шумок стащить пару бутылок соджу и уйти куда-нибудь подальше. Что он и сделал, будучи предельно уверенным в том, что остался незамеченным.

***

Родная студия звукозаписи вокал-лайна приняла его распростертыми объятиями, Чимин пил прямо из горла, заливал в себя, вкуса не чувствуя. Состояние свое характеризовал он полностью подавленным происходящим. И напиться жесть как хотелось. Пока алкоголь еще не совсем охватил сознание, Чимин нашел на компьютере файл с текстом песни, которую написал для него Намджун несколько месяцев назад. Он очень хотел, чтобы именно Чимин исполнил ее. И он исполнял. Пил и пел. Сначала тихонько, лишь подбирая нужный темп и распеваясь, ибо сегодня им не приходилось задействовать голосовые связки, и чем пьянее и туманнее становился его мозг, тем громче и чувственнее становилось пение. С ополовиненной бутылкой в руке он стоял перед микрофоном и пел в полную мощь легких акапелла. А в уголках глаз все больше и больше чесалось, пока по щекам слезы не побежали. Вот оно значит, как. Когда принять себя и свои чувства так сложно, что в себе держать невозможно. Давненько он не чувствовал себя настолько дерьмовым и униженным самим собой. Колени подломились и бутылка выпала из рук, но упасть он не успел — кто-то быстро подхватил его. — Что ж ты так с собой, глупыш? — мягкий голос бальзамом на израненную душу и горячая кожа ко лбу и щекам. И сразу так безопасно стало, тепло и уютно. Намджун без лишних усилий поднял его на руки и перенес в компьютерную на диван, позволяя Паку лить свою слабость горькими слезами. Сильнее этого парнишки он все равно не знал. — Как ты себя чувствуешь, детка? Не тошнит? — заботливо интересовался Намджун, отводя пальцами прядки влажных волос со лба Пака. — Перестань называть меня всякими… разными словечками, — хрипло проворчал Чимин, не открывая глаз. — И не собирался, — фыркнул Наму. — Так что случилось? Не спал, значит, ночью, ноги болели? — Ты тоже не спал ночью. Руки болели? — Дурак ты, Чима. — Ты тоже. Они оба замолчали, осмысливая происходящее. Чимин, прижатый сильными руками к чужому телу, лишний раз вздохнуть не мог, лишь бы прекрасный мираж не спугнуть. Пока размеренное дыхание лидера успокаивало и держало на поверхности. Пока самому дышать хотелось. Но выпить хотелось сильнее. С легким сопротивлением вырвавшись из рук Намджуна, Чимин сходил за упавшей бутылкой, которая, к удивлению, не расплескалась, и вернулся обратно. Сел, правда, чуть поодаль, отхлебнул, обжигая горло, и передал бутылку Наму. Тот не отказался. — Что за привычка у всех дурная, — начал он, поморщившись от вкуса соджу, — заливать все мало-мальские проблемы алкоголем? — Значит, для тебя это вовсе не является проблемой? — Пак отобрал бутылку обратно. — Смотря, что подразумевать под проблемой, — задумчивым тоном ответил Намджун. — Если ты… — У меня нет проблем, — резко перебил Чимин, вскакивая на ноги. Намджун смотрел на него снизу-вверх с недоверием и легкой полуухмылкой, а Чимин невероятно злился. На него за все это спокойствие, на себя за то, что, вероятно, сам себе надумал на фоне того, о чем им пришлось разговаривать в эти последние дни, на всех вокруг за то, что у них так все просто, что аж сил не было. — Малыш… — Я просил. — Чимин ткнул в него указательным пальцем, злясь того сильнее. — Я уже просил тебя, хен. Перестань меня так называть. Перестань меня преследовать. Дай мне выдохнуть. Намджун поднял вверх ладони. — Не натвори глупостей, Чимин, — лишь попросил он, когда парень развернулся, чтобы уйти. — Пожалуйста. Чимин не остановился. Он почти бегом бросился в свою комнату, боясь, что Намджун будет преследовать его, но все это уже попахивало паранойей. Джин не спал. Джин куда-то собирался. — Ты от призрака бежишь, что ли? — удивился он. — Куда ты идешь? — запыхаясь, спросил Пак. — По делам, — уклончиво ответил Сокджин. — Тебе не пора спать? — Ты на машине? Подкинь меня до запада, а то я выпил. Старший хен вопросов задавать не стал, просто кивнул в ответ. К тому моменту, как Ким-старший спустился на парковку общежития, Чимин уже сидел на пассажирском кресле его неприметной черной машины, на которой мужчина разъезжал по ночам. Вот за что Чимин уважал Джина, так за незаинтересованность. Политика Джина была такова, что он никого насильно не пытал ненужными разговорами и лишними вопросами. Ровно как и ему никто не задавал лишних вопросов. Так же молча они доехали до нужной Чиме остановки, так же молча старший бросил донсену черную панамку и маску и ободряюще хлопнул по коленке. Тот улыбнулся, мысленно благодаря за поддержку. Сокджин уехал, взвизгнув шинами напоследок, а Чимин, скрыв лицо, короткими перебежками бросился к переулкам, где его никто не заметит и не опознает. По темноте добравшись до западного района, он перевел дух и последним рывком добежал до одной из неприметных высоток, на десятом этаже которой, захлопнув за спиной дверь обычной квартирки, смог стянуть маску и шумно выдохнуть. Убедившись, что дверь точно заперта, Чимин включил подсветку на барной стойке и достал с бара бутылку виски и стакан. Без льда, без колы или обычной воды. Залпом полстакана чистейшего виски, выбившего слезы из глаз и сиплый выдох. Зато моментально полегчало. Сообщение от Намджуна просило его не совершать ошибок и вернуться в общежитие хотя бы к завтрашнему вечеру. Мысленно Чимин послал его далеко и надолго и откинул телефон куда-то в сторону предполагаемого дивана. Раздавшийся треск оповестил его о том, что он промазал. Пофиг. Главное, что никто из мемберов не знал об этой квартире, которую Чимин купил на свой первый крупный гонорар в последебютные времена. О ней не знал никто вообще и именно поэтому она была его главным убежищем, куда никому не было доступа, куда не ступала нога ни единого существа, кроме него. И именно здесь он мог быть самим собой, тем, кем являлся всегда. Слабым напуганным мальчиком. Или выросшим заматеревшим мужчиной, немного запутавшимся в себе и своих чувствах. И никто не увидит его позора, если он немножко перепьет.