У Мураками

      После невинной ночи под одной крышей Лань Сичэнь действительно стал чаще приходить в гости, иногда даже без приглашения, но всегда предупреждал о визите. В такие дни он чаще долго не задерживался, завозил маленькие приятные сюрпризы и уезжал по делам. А когда оставался на долгое время угощался различными домашними сладостями, вышедшими из-под руки Ваньиня, особенно тот любил его баловать смородиновым пирогом на песочном тесте или шоколадным кексом, приготовленным на скорую руку – последнее теперь можно с уверенностью назвать любимым лакомством мужчины.       Юноша смело считал подарки жестом ухаживания и был абсолютно не против теперь уже частым встречам. Он с трепетом ждал каждое свидание и при нём видел в глазах напротив ответное желание. Они открывались друг другу всё больше, искали возможность увидеться чаще. Сичэнь нередко подвозил Ваньиня до кофейни, либо домой, даже если это не занимало много времени, им безумно необходимо стало видеться каждый день хотя бы пять минут.       Перемены в них замечали многие: Цзян Чэн перестал ворчать на странные просьбы посетителей, из-за чего Вэй Ин сначала косо на него смотрел, но, быстро сообразив причину перемен настояния брата, начал колко шутить в его сторону, но юноша и на его провокацию реагировал слабо, либо вообще игнорировал; Хуань же часто летал в облаках, беспричинно улыбался и вместе с этим подолгу смотрел в одну точку, чем пугал дядю своей внезапной «безответственностью», если это происходило в кругу семьи. Сичэнь понимал, что сейчас влюблён по уши, и решил брать от этого чувства по максимуму, не пугаясь последствий: если эти отношения перетекут в нечто большее – это прекрасно, если нет – будет рад хранить чудесные воспоминания в памяти.       Цзян Чэн давно заметил в мужчине элегантность жестов, вкус в выборе одежды, правильно поставленную вежливую речь и поведение, с которого можно написать толстенькую книжонку по этикету. Эстетичность, аккуратность, развитый творческий, набор уникальных знаний и романтическая натура делали его человеком обаятельным, интересным, притягивающим к себе взгляды, особенно женского пола. К ним нередко подходили знакомиться девушки, точнее к Хуаню, на Чэна даже не смотрели, что сильно злило юношу. Но повода ему беспокоиться не было, мужчина быстро отказывал им, даже не называл своего имени.       Тяга Сичэня к прекрасному была видна невооружённым глазом, но окончательно в ней убедился Ваньинь, когда его привели в галерею, которой и занимался мужчина. В тот день выставка была посвящена австрийскому художнику Густаву Климту, многие его оригинальные картины были привезены из Австрии на несколько дней в Шанхай. Ради этой выставки было потрачено очень много времени, сил и терпения, суммы за каждую картину – как небольшой дворец в Европе, поэтому часть была представлена копиями. Все под стеклом, реставрированные, дурманящие свой красотой и роскошью сводили с ума. Ваньинь тогда не мог описать свои чувства, его поразило величие искусства, необъятное, утончённое, для кого-то оно являлось вдохновением на собственные свершения. Большую часть времени юноша ходил по залу словно в трансе, голос экскурсовода погружал в момент создания шедевров, пугал или восхищал каждой историей. А мужчина с душевной лёгкостью радовался заинтересованности своей пассии в его деле всей жизни.       В какой-то момент Хуань перехватил юношу и под удивлённый взгляд блестящих серых глаз увёл Цзян Чэна от экскурсии к другой картине. Мужчина за время, проведённое на другом конце Земли, запомнил всю историю жизни художника и его картин, потому и сам мог с лёгкостью посвятить юношу во все тонкости, наедине.       — Тебе наверняка знакома самая известная картина? — Ответ был прям перед глазами, яркое полотно переливалось золотом, манила своей искренностью, любовью и открытостью, граничащей со стеснением двух молодых влюблённых.       — «Поцелуй», — вибрирующим голосом, поддавшись вперёд, произнёс юноша. Его взгляд был прикован к стоящей перед ними полотном, — она такая красивая, не могу поверить, что вижу её сейчас, это похоже на сон!       Чистосердечный восторг Цзян Чэна растрогал мужчину, улыбка, не сходившая всё это время с его лица, стала ещё шире. Он остановился немного сзади, давая возможность спутнику насладиться видом. Наблюдать за чужим энтузиазмом было для него настоящим удовольствием.       — Всё верно, тебе интересно услышать историю её создания? — Ожидаемый кивок и нетерпеливое «да» позволили продолжить. — Густав Климт писал по заказу одного графа для своей прекрасной возлюбленной, невесте. Только заказчик выдвинул одно пожелание – изобразить девушку в поцелуе. Дал медальон с её изображением, и художник выполнил работу. Но ты, внимательный наблюдатель, заметил, что их губы не смыкаются в поцелуе. Это, казалось бы, безгреховное прикосновение сравнимо с пылким желанием, бросающим в бездну любовного наслаждения, атмосфера и настроение изображения убеждают в этом. Невесте графа понравилась картина, и скоро она стала его женой. Теперь, смотря на картину, невольно задаёшься вопросом, как художник смог вложить в неё столько страсти, ведь она кажется такой невинной?       Юноша слушал заворожено, разглядывая все детали картины, пытаясь найти ответ на заданный вопрос.       — Художник раскрыл тайну, он сам влюбился в девушку с медальона, поэтому он изобразил томительное ожидание поцелуя вместо самого поцелуя, — прозвучал голос за спиной юноши. Он не заметил, как сжал чью-то широкую горячую руку. Чужое дыхание обожгло ему ухо, от чего он вмиг покрылся мурашками. Лицо покраснело до оттенка китайской розы, и он вспомнил такую же реакцию своего организма в момент встречи заката у озера. Тогда мужчина позволил себе поцеловать его, в щеку, также невинно, как изображение на картине. Но теперь он ясно осознавал, что в тот момент в чужих глазах плясала настоящая страсть, история обнажила перед ним все чувства и влюблённость мужчины.       Лань Сичэнь отдал бы многое, чтобы со стороны увидеть реакцию пассии, но сейчас он не смел прерывать Ваньиня от окутавших его эмоций. Зато он чувствовал реакцию тела, ощущал крепко сжимающую его ладонь и едва заметную дрожь. Он даже готовился в любой момент поймать юношу, если тот от волнения почувствует себя плохо. Но всё обошлось, стоящий спереди, совладав с чувствами, обернулся, со смущением взглянул в карие глаза, скромно улыбнулся и, смутившись вновь, опустил взгляд в пол. Упускать возможность не хотелось, потому мужчина вновь нежно прикоснулся губами к юношеской щеке, оставляя на ней палитру незримого желания. Ваньинь принял его с достоинством, ответил прикосновением телом к телу и удобно устроил голову на чужой ключице. В этот момент эмоции поутихли, но чувство влюблённости росло в них с каждой секундой, спокойствие и лёгкость окутало пару, рассматривающую золотое полотно, погружая их в мир искусства и красоты.       Разорвала идиллию следующая пришедшая группа, уже другой экскурсовод посвящал заинтересованных в историю и творчество великого художника. На пару даже не обращали внимание, посетители слушали чуть ли не с открытыми ртами, задавали вопросы и фотографировались. Особенно забавляла пожилая пара со взрослыми детьми и внуками, которые делали снимки на память каждой картины с каждым членом семьи.       — Мы можем пройти в следующую залу, там один из художников объясняет технику письма. Можешь попробовать написать свою, — предложил Хуань, когда юноша закончил со знакомством полотен.       — Разве их стиль можно повторить? — Цзян Чэн загорается, ему любопытно попробовать, но с другой стороны он никогда не умел рисовать даже самые элементарные вещи, только на уровне ребёнка он сможет накалякать дом, дерево и геометрического человечка.       — Конечно, — заверил мужчина, потянув юношу в нужном направлении. — Создать собственный стиль зачастую сложнее, чем повторить существующий.       К сожалению, начало мастер-класса они пропустили, но это не помешало Сичэню самостоятельно объяснить Ваньиню основы. В конечном итоге они так сильно увлеклись, что посторонняя помощь им не понадобилась. В качестве идеи выбрали цветы лотоса, растущие из водяной глади и закрывающие собой части небольшой пристани. Жёлтый цвет было решено разбавить оттенками фиолетового, розового, белого, чёрного и голубого. Получился пейзаж на закате солнца, приятное напоминание о чудесном времяпровождении.       Очаровательная гордость охватила юношу, когда работа была закончена. Сичэнь, конечно, ему помогал, но большая часть была выведена рукой Ваньиня. И это стало его маленькой победой в художественном искусстве. Мужчина тоже был горд своим учеником, его умиляла неаккуратность в отношении одежды, юноша успел её испачкать всеми красками, которые использовал. Жёлтый цвет был везде – на пальцах, щеках, даже в волосах. Влажные салфетки особо не помогли, к счастью, в галерее на каждом этаже предусмотрительно располагался санузел. Мужчина коснулся губами испачканных пальцев перед тем, как увести юного художника в комнату гигиенических процедур, чем вызвал нервный смех ведомого.       — Ты ведь два последних месяца был здесь, как у тебя получилось договориться с арт-директором Бельведера, не выезжая из страны? — Открывать кран грязными руками, не испачкав его при этом, сложно. Хорошо, что помощь вовремя подоспела.       — Договор о временном пребывании картин в Шанхае был составлен полгода назад при моём участии, но мелкие детали для его исполнения выполнялись всё это время. В Вене остался один из моих помощников, улаживал вопрос. И только сейчас они здесь, но ненадолго. — За ответом последовал тяжелый вздох, сил на организацию потрачено неимоверное количество. Окупятся ли они? Мужчина посчитал, что для его души уже окупились. Они с Ваньиням знакомы всего два месяца, почему же его так сильно тянет к юноше? Остаётся загадкой. Возможно, они были знакомы в прошлой жизни и у них сохранилась духовная связь? На влюблённую голову приходят всякие забавные догадки.       — Очень жаль, — для себя молодой человек увидел даже больше, чем мог думать, но его тревожила смена настояния Сичэня, потому он решил его отвлечь другой темой. — Могу ли я когда-нибудь побывать здесь на других этажах? — Вопрос прозвучал неожиданно, моляще, сильно обескураживая своей невинностью, но при этом мужчину радовала трепетная заинтересованность.       — Конечно, ты можешь приходить в любое время. И всё же в первый раз бы хотел самостоятельно тебе их показать, давай пока твоя картина сохнет, мы прогуляемся по этажам, — Хуань наблюдал за водными процедурами юноши, который после предложения широко ему улыбнулся.       — С радостью!       Всего в галерее находилось три этажа. Первый отведён на мастер-классы и выставки привезённых картин с других городов и стран, либо для выставки картин молодых, начинающих художников из университетов, либо для других современных творцов. Все экспозиции там временные. Второй и третий уже для постоянных полотен, среди них множество китайских разных эпох, преимущественно 19-20 века – живопись и каллиграфия. Были современные, которые отдавали или продавали галерее свои картины, но больше всего для Цзян Чэна ценны оказались пейзажи Хуаня, красовавшиеся среди остальных, неприметные, их никто не выделял, не ставил в центр. Лань любил рисовать преимущественно природу, туман и, самое примечательное, горы – сильные, стойкие, спокойные, заглазированные в тишине и гармонии. Такие же как их автор. С этим наблюдением юноша бездумно поделился.       — Если я неприступная Гора, то ты, получается, нежный Лотос?       — Какой лотос?! — Реакцию Ваньиня позабавила, он сразу нахмурил брови, пытаясь придать собственному виду грозность, но мнение о себе он всё равно не сможет уже исправить. В глазах Сичэня его пассия останется милым даже разозлённой.       — Мой. Мой нежный Лотос, — слова вырвались сами, они звучали достаточно серьёзно, выражая собственную позицию по отношению к юноше, который теперь и слова не мог вымолвить. Недовольство утихло, не успев разгореться.       — Надеюсь, ты не шутишь, не заберёшь свои слова назад, иначе я сильно на тебя обижусь, — произнёс, когда смог найти нужные слова.       — Обещаю, не заберу, — Хуань был уверен, что так и будет.       Посвящение юноши в неизведанный ему мир на этом не закончилось. Идея посещать мастерскую и изучать гончарное искусство вместе была Сичэня. В школьные годы он занимался этим и был рад найти общее занятие для себя и Ваньиня, тем более тот был не против.       Они даже пришли в ту же гончарную мастерскую, в которой, по словам мужчины, почти ничего не изменилось. Его не сразу, но узнала женщина, один из преподавателей – Хуань, не удивительно, оказался очень запоминающейся личностью –, она поддалась ностальгии и украла бывшего ученика на некоторое время, а тот и рад был поддержать разговор о прошедших временах.       Цзян Чэн ходил за ними по пятам, рассматривал помещения и зрительно знакомился с предстоящими трудностями, оборудованием и результатами работы. Керамические и глиняные изделия приводили в восторг – сервизы, вазы, горшки, настольные лампы, фигурки животных, тарелки и многое другое. Вещи не только аккуратно сделанные, но и искусно расписаны. «Видна рука мастера, вряд ли новичок сможет сделать такую же красоту», — думал юноша, без особого энтузиазма задумываясь о своих способностях. Свои он показал на мастер-классе, когда писать картину ему помогли. От этих мыслей он заметно погрустнел.       Мужчина позволил себе говорить до тех пор, пока Цзян Чэн любопытствовал, но как только тот переменился в настроении, вежливо извинился и вернулся к своему спутнику.       — Меня здесь помнят, поэтому я смог договориться позаимствовать два гончарных круга, — он бережно коснулся чужих пальцев своими и переплёл их. И, чтобы как-то подбодрить унывающего, уже весело сказал, — один из них мой самый первый, на нём меня учили лепить чашку, этот урок я до сих пор хорошо помню и обязательно научу тебя.       На эти жест и слова юноша поднял голову и, когда встретился с чужими глазами, счастливо улыбнулся. Все думы вмиг пропали с его лица.       — Я ничего не смыслю в этом и не умею, пожалуйста, лаоши, позаботьтесь обо мне, — сказанное смутило и самого Ваньиня, но не так сильно, как Сичэня, его это обезоружило. Его милый Лотос ещё не флиртовал с ним так явно, ему нельзя спугнуть его.       — Для лаоши я ещё слишком молод, называй меня Хуань-гэ, — ответил он с очаровательной улыбкой. Им давно пора было перейти на первые имена, а не ждать подходящего случая, а если уж он представился, упускать не хотелось. — Разрешишь ли ты мне назвать себя А-Чэном?       — Д-да, — ответ последовал не сразу, Цзян Чэн потерял дар речи и единственное, что он мог вымолвить, это согласие. Их разговор приобретал больше интимный формат, чем поучительский, но юноша начал первый и получил достойный отпор. Теперь его настроение ещё на неделю вперёд точно не упадёт. Его семья будет в восторге.       Они прошли в одну из мастерских комнат, куда им бывших педагог разрешили разместиться, Сичэнь по-хозяйски установил нужное оборудование, подготовил глину, усадил своего единственного ученика и принялся объяснять все тонкости гончарного искусства. Ваньинь любовно следил за действиями мужчины и старался не упустить ни одну деталь из сказанного. Слова успокаивали, говорящий вещал тише обычного, будто читал лёгкий роман, бархатный голос идеально бы подошёл для читающего книжку на ночь родителя своему ребёнку. Юноша поймал себя на мысли, что с удовольствием бы слушал мужчину хоть каждую ночь.       Но эта пелена исчезла, когда они притупили к практике. Хуань взял небольшой кусок глины и передал его в руки Цзян Чэна, после чего попросил попробовать самостоятельно переложить материал на круг и с его подсказками выполнить первые движения пальцами.       — Сильно не дави, старайся еле касаться, иначе форма сломается. Вот так, вытягивай, не забудь смачивать руки водой, это очень важно, иначе глина сорвётся, — мягкие наставления сыпались рекой, первые мгновения всё получалось, но всё же в один момент юноша сильно надавил и сломал форму продукта.       Сичэнь поддался вперёд и позволил себе коснуться вниз спадавшей чёлки юноши, бережно заправил её ему за ухо и не спеша провёл рукой вниз по щеке и прихватил двумя пальцами подбородок, чтобы приподнять его и посмотреть в серые глаза.       — Ты большой молодец, А-Чэн, у тебя получились первые движения, я тобой горжусь. Давай теперь повторим, ничего не бойся, я тебе помогу. — Он пересел поближе к Ваньиню и под недовольное ворчание о том, что тот нисколько не испугался и не расстроился, тихо засмеялся. Кусочек глины снова оказался на круге, и теперь его формой управляли уже две пары рук. У них действительно вырисовывался силуэт небольшой чашечки, но неуклюжий ученик снова слишком сильно надавил на тонкие стенки изделия и сломал его.       — М-да, мои руки определённо растут не из того места, — выдохнул Ваньинь, собирая и заново комкая глину, чтобы придать ей форму круга.       — А ты хотел за один урок научиться делать, как ремесленники династии Цин? — Вот кого точно чужая неудача не расстроила, а только раззадорила. — Пару месяцев поучишься делать чашки, пиалы, чайники и с гордостью будешь в кофейне говорить, что эта ручная работа самого лучшего баристы этого места или даже города.       — Ты настоящий фантазёр, Хуань-гэ, — на чужом имени он запнулся и, сделав вид, что заминки не было, продолжил, — моего терпения не хватит. Ещё и для всей кофейни!       Терпения у них хватил только на две неровные чашки, которые потом они сломали, чтобы не тратить зря материал. Юноша отказался пробовать ещё, а Сичэнь не стал его заставлять. Это не последнее их занятие, раз он поставил перед ними цель сделать чайный набор, они обязательно воплотят её в жизнь.       Следующий визит оказался более продуктивен в сравнении с первым занятием. Ваньинь на пути в мастерскую не горел особым желанием продолжать обучение, но через несколько минут за гончарным кругом влился в работу и уже почти без помощи мужчины справлялся, повторяя и улучшая полученные навыки на первом занятии, из-за чего второму пришлось пересесть за другой круг. В какой-то момент он так увлёкся, что забыл о времени о том, где находится. Его сосредоточенность умиляла, а желание делать с каждым разом всё лучше и лучше, разрушая старое, восхищало. Старший даже огорчился из-за того, что они сломали первую работу, могли сравнить, на что младший цыкнул, что смотреть на неё несчастную и не смог бы. На несколько часов дольше, чем планировали, они задержались, из-за чего юноша опоздал на рабочую смену.       Через несколько занятий у Цзян Чэна получились три неидеальных простеньких чашечки и к ним три блюдца. Хуань, вспомнив свой опыт, создал идеальный чайник к их набору с формой крышки в виде лотоса. Они их обожгли и одухотворённые раскрашивали работы.       — Хочешь подарить его своей сестре? У неё как раз семья из трёх человек, — невзначай предложил мужчина, когда вместе с Ваньинем выбирали краски. Остановились на фиолетовом – любимом цвете его нежного Лотоса –, розовом и зелёном как основных.       — А ты не хочешь забрать его себе? У тебя получился такой красивый чайник, мне неловко забирать его себе, — неуверенно отметил юноша, макая кисточку в фиолетовый цвет. Они решили, что чашки и тарелки будут именно этих трёх цветов.       — Мы с тобой слепим ещё много чего, не переживай, сделанное тобой обязательно заберу себе на память, а я слеплю что-то для тебя, — за словами последовало скептический взгляд. — Ты же сам говорил, что не знаешь, что дарить родным на Новый Год. Подарить сделанное своими руками, разве это не лучший подарок.       — Ты прав. А для Усяня я сделаю горшок, налью в него вина и напишу что-то типо «Ухмылка Императрицы», он любит вина с такими глупыми названиями, оценит! — Поддерживающая улыбка ободрила, и сам он заметно повеселел. — А твоему брату мы тоже сделаем подарок? Может даже от нас двоих?       Ваньинь хотел закрыть рот ладонью, когда осознал, как звучат его слова. Они не живут вместе, не находятся в таких крепких отношениях, чтобы дарить подарки от двоих, он не имел права предлагать такое. Но вместо ладони по его губам зарядила грязная кисточка.       — Ой, чёрт, — кисточка оказалась на столе, и теперь уже чистая ладонь размазывала краску по лицу. — Я не хочу торопить события, поэтому, если ты не хочешь…       — Я хочу, почему бы и нет, — спокойным голосом перебил мужчина, взял рядом лежащую салфетку и, получив разрешение в виде бездействия юноши, помог избавиться от пятна на губах. — Мы же вместе делаем эти вещи, только пообещай мне помочь, иначе этот подарок не сможет быть от нас двоих.       В эту секунду Цзян Чэну хотелось сорваться и броситься на шею к Хуаню, обнять его и расцеловать всё лицо. Этот мужчина ни разу не отказал, не усомнился, не нагрубил, не разозлился и ещё целую кучу «не» в сторону молодого человека. В его семье родителями не принято поддерживать добрыми словами, обниматься и целоваться, поэтому он не тактильный человек, не отзывается на прикосновения мужчины, но сейчас, когда чувствует безвозмездную поддержку, он хочет показать свою привязанность именно действиями. Но замирает, не готовый это сделать прямо сейчас. И за это ему стыдно.       Взгляд напротив меняется с позитивного на тревожный, видимо, на лице Ваньиня написаны все его думы, поэтому юноша натягивает улыбку обратно.       — Конечно, я помогу тебе, — Сичэнь заливисто смеётся, теперь его очередь смотреть встревоженно, сомневаться в рассуждениях. — Ты же не пошутил?       — Пошутил? Нет, что ты, просто у тебя зубы фиолетовые. Ощущение, что неумело нанёс помаду. Давай я помогу убрать краску на них. — Продолжая хихикать, берёт чистую салфетку и снова вытирает грязные участки на чужом теле. Глаза юноши светлеют, и он наконец-то расслабляется. Мужчина тоже успокаивается и теперь уже серьёзнее добавляет, — обещаю, что никогда не буду жестоко шутить с тобой, пожалуйста, верь мне.       Цзян Чэн чувствует себя неловко, он снова берёт кисточку и продолжает работу.       — Спасибо тебе, за всё.