У Мураками

      За окном целый день, не прекращаясь, мела снежная буря, не давая прохожим задерживаться на улице подолгу. Для жителей Шанхая такое погодное явление в новинку: Праздник Весны символизирует окончание зимы, но долгожданного приближения тепла и в помине нет. Привычные красные огни, толпа людей, яркие за счёт одеяний танцы и живое шоу в этом году отсутствовали на площади, не шествовали по улочкам города, все представления проводились в закрытых помещениях. Ездили только машины, в основном такси, иногда пробегали подростки, один раз быстрым шагом, почти бежал мужчина, подгоняемый вслед ветром.       За всем этим наблюдал Ваньинь через окно кофейни «У Мураками», сидя в кресле с горячим глинтвейном в руках. Одна нога едва касалась пола, вторая же упиралась в подлокотник, голова откинута чуть назад, удобно устроена на мягкой обивке спинки кресла. Около свисающей ноги расположилась Принцесса, она смотрела на мольберт, стоявший перед ней, и на мужчину, пишущего на холсте юношу в интерьере комнаты. Девочка успела за всё время несколько раз зевнуть, но стойко сидела на месте по команде хозяина, позволяя запечатлеть и себя на будущей картине.       Мужчина сосредоточен, пишет аккуратно, с большой внимательностью и увлечением, он больше часа почти ничего не говорит, только изредка просит Цзян Чэна повернуть голову в другую сторону, уверяя в том, что скоро разрешит двигаться и заняться более интересными вещами, чем наблюдением неменяющегося пейзажа за окном.       Уже давно Сичэнь хотел нарисовать Ваньиня и сейчас его желание осуществлялось, он не должен утомить юношу и его любимицу долгим позированием, но и воплотить задумку небрежно ему не хотелось, хотя открывшаяся композиция его заставила в первый момент впасть в ступор, залюбовавшись любимым лицом с припухшими красными губами от поцелуев и небольшим румянцем на лице от выпитого алкоголя во мраке и свете только одних свечей, добавляющих атмосфере интимности. Именно алкоголь и лёгкие ласки помогли расположить юношу к позированию, потому что ранее он отказывался быть изображённым где-либо. Причина простая – неуверенность в себе, в своей красоте. Даже в социальных сетях Ваньинь предпочитал выкладывать фотографии Принцессы, в кадр попадали лишь отдельные части тела. И всё же множество ласковых слов-комплиментов и привезённые материалы для рисования – мужчина бы увёз их обратно, получив точный отказ – позволили здесь и сейчас Сичэню воссоздать представленный образ на белом полотне.       Помимо самого юноши в кресле и собаки на холсте намечались изображение стола, на котором стоял букет люпинов, купленный Хуанем в Ботаническом саду и подаренный Цзян Чэну, традиционный праздничный пирог Няньгао, приготовленный юношей, и вторая кружка с глинтвейном, намекающая на присутствие в комнате ещё одного человека. Попало в картину окно, ковёр и стоящий позади книжный шкаф.       — Можешь подойти и посмотреть, — разрешает Сичэнь, и юноша сразу вскакивает с насиженного места, пугая этим собаку. Мужчина делает вид, что увлечён и не заметил чужого порыва, чтобы не смутить Ваньиня, и когда он оказался рядом, пояснил: — это эскиз, поэтому могу ли я попросить тебя этим вечером ещё немного попозировать мне? Не обязательно сидеть в одной позе, я понимаю, что это неудобно, просто дай мне возможность смотреть на тебя больше обычного.       — Смотри, не запрещаю же, — выгнул бровь отвечающий, не понимая, почему это может стать проблемой.       — Мои наблюдения могут начать тебя раздражать или заставить чувствовать себя неловко.       — Почему ты не подумал о том, что они будут для меня приятны? — Парировал Цзян Чэн, кокетливо кинув взгляд в сторону мужчину. А когда снова посмотрел на холст, уже серьёзнее произнёс. — Мне нравится.       Юноша не ожидал, что Хуань изобразит его таким очаровательным в декоре семейной кофейни. Ему правда очень нравился набросок, на котором уже сделано несколько цветных мазков, но в душе растеклась горечь от того, что любой, сидя в этом кресле со всем убранством, идеально бы вписался в это место. Понимание своей обычности, заурядности вызывало чувство досады.       — Чего ты там так пристально разглядываешь? Любуешься собой или, может быть, я совершил где-то непростительную ошибку, и ты не решаешься поделиться ей со мной? — Промурлыкал Хуань на ухо Чэну, опустив подбородок на чужое плечо. — Не уходи в себя, поговори со мной.       Долго побыть в своих мыслях юноше не позволили. Он невольно дёрнул корпусом, не ожидав ощутить на плече прикосновение, а когда почувствовал пустоту, развернулся полностью к сзади стоявшему и обнял мужчину, получив сразу же взаимные объятья. Давно в его голове сидели мысли о их внезапной тяге, сближению друг с другом. Хотелось поднять разговор и узнать ответы на вопросы, отравляющие сердце.       — Из-под твоей кисти любой человек выйдет красивым, не переживай, я думаю совсем о другом. — Кусает губу, собираясь с мыслями и продолжает. — Но я не могу понять, почему ты решил нарисовать меня? Во мне нет ничего симпатичного, такой же как все. Почему вообще пригласил на свидание? Я же совсем никакой, в отличие от тебя. Ты очень умный, интересный, божественно красивый, невероятно добрый, аккуратный, общительный человек с очаровательной улыбкой. Могу ли я тебя чем-нибудь действительно привлекать?       Рука, гладившая лопатки Ваньиня, остановилась, от чего юноша сразу же почувствовал напряжение. Он не смел поднять глаза и уже ругал себя за то, что задал вопросы. С другой стороны, молчать больше не получалось, потому что привязанность, зависимость от близости и влюблённость давно поселились в нём, пугали мысли о разбитом сердце и потери интереса мужчины к нему. А теперь, когда вопросы озвучены, Сичэнь сможет прийти в себя и наконец-то осознать, что с юношей никаких перспектив в будущем не добиться. Это всё крутилось в его голове, пока мужчина молчал, обдумывая сказанное и свой ответ. В какой-то момент рука продолжила гладить, переходя от лопаток на спину и обратно, всё это время от объятий никто и не думал уходить.       — Буду отвечать с конца, пожалуйста, запомни мои слова. Ты мня привлекаешь всем: у тебя замечательные вкус, интересы, ты очень искренний и заботливый, ответственный и хозяйственный, в тебе есть стремление учиться новому, создавать, творить, открываться разным возможностям. Мне с тобой очень комфортно проводить время. Пожалуйста, посмотри на меня, я хочу, чтобы ты поверил мне. — Хуань улыбается, совсем не раздражаясь чужой неуверенности. Цзян Чэн смотрит и верит каждому слову, потому что в карих глазах напротив читалась уверенность. — Я влюблён в тебя такого, какой ты есть, и, если тебе так сильно хочется слушать это каждый день, я буду повторять, пока ты не поверишь.       Цзян Чэн приоткрыл рот, собираясь что-то сказать, но его быстро чмокнули в уголок рта.       — Дослушай меня до конца, пожалуйста. — Рот тут же закрылся, а скулы вмиг приобрели свекольный оттенок. — После нескольких случайных встреч я не мог не пригласить тебя на свидание, будто судьбой суждено нам было познакомиться. Ты очаровал с первым сделанным для меня кофе, мне следовало не терять времени и сразу попросить твой номер. — Юноша бы поспорил, не было ничего очаровательного в тот день, он был не выспавшимся и хмурым. — И последнее – ты невероятно ошибаешься в своей красоте, ты очень привлекательный молодой человек, а это место будто создано под тебя. Эту кофейню не могу представить без тебя, у меня и в мыслях не было писать её с кем-то другим, без тебя она для меня станет пустой и потеряет свой шарм.       Лань лукавил, говоря, что атмосфера места изменится, но ему действительно не хотелось здесь проводить много времени, не будь в ней Ваньиня. Помещение создало стойкую ассоциацию с его нежным Лотосом, поэтому как бы он не любил кофейню, без любимого лица её представлять не получалось.       — А ещё я обожаю твои кулинарные способности, умру, если перестанешь мне готовить ванильные маффины!       — Так вот в чём главная причина! — Возмутился Цзян Чэн и тут же, в противовес сказанному, принялся осыпать лицо мужчины пылкими поцелуями.       Слова для юноши много значили, в школе и университете к нему не проявляли взрослые особого интереса, для них он был обычным, неприметным школьником или студентом, отец не говорил ему больше необходимого, а мать наставляла быть лучшим, но никогда не признавала таковым, потому что, по её словам, «всегда есть к чему стремиться дальше». А сестра и брат всегда подбадривали, внушали важность в их жизнях, но время не стояло на месте, они не могли быть вместе всё время, эгоистично хотелось любви, человека, который останется с тобой до конца дней. Сейчас Цзян Чэн и ощущал, и слышал, что теперь он особенный. Ему в будущем ещё предстоит переварить эту информацию и понять, что Хуань отныне часть его жизни и также очень важен самому юноше.       — Спасибо, — промямлил, уткнувшись носом в чужую грудь, обнимая сильнее, доказывая слова благодарности действием. Он обязательно расскажет о своей влюблённости, когда переборет окончательно гнетущие его мысли. Но а пока его не торопят, терпеливо ждут неизбежного признания.       Они переместились в кресло, почти уместились на нём, только младшему для полного комфорта пришлось закинуть на чужие ноги свои, чуть ли не полностью сев на них, а Сичэню обнять юношу и положить на его плечо подбородок. Ваньинь взял в руки книгу «Лев, колдунья и платяной шкаф» – подарок от мужчины на праздник – и по чужой просьбе начал читать вслух.       Неспроста эта история оказалась подаренной, она много значила и по сей день для мужчины. Он, слушая молодого человека, вспоминал детство, когда маму ещё не отправили в больницу. Она читала им с братом каждый день историю о приключении четверых детей в волшебной стране. Тогда Лань Чжань был слишком маленьким, чтобы запомнить эти моменты, а вот Хуань считал воспоминания одними из самых любимых. Подгадав момент, он перехватил инициативу, продолжил читать сам и останавливался на репликах определённых персонажей, паузами подталкивая Цзян Чэна продолжать. Юноша не сразу догадался, что с ним хотят читать по ролям, но, когда понял задумку, с воодушевлением принял игру.       Картина на время оказалась забыта. Принцесса посапывала около пары, иногда подрагивая ушами, будто слушала их как маленький Сичэнь в детстве, только вряд ли понимала книгу, скорее голоса её убаюкивали. Она не проснулась и когда они замолчали, закончив главу. Сидели в тишине какое-то время и наслаждались близостью. Ваньинь прикрыл глаза и перебирал музыкальные пальцы на чужой руке, когда мужчина невинно поглаживал юношеское бедро.       — А-Чжань и Вэй Усянь сегодня проводили время вместе, — нарушая покой, поделился информацией Сичэнь. Молодой человек об этом знал, Вэй Ин об этом напоминал ему целое утро. Навеселе ночью отправил сообщение младшему Ланю с предложением встретиться и получил ответ через половину часа – когда наступило 5 утра.       — Думаешь, им помогла сблизиться наша глиняная утка-мандаринка? — Хмыкнул Ваньинь. Ванцзи никогда не состоял в отношениях, потому парой было придумано решение преподнести ему в качестве подарка самодельный символ супружеского счастья для привлечения отношений. Они не могли знать, что подарок подействует так скоро.       — А-Чэн, я и не думал, что ты суеверен, — мягко смеётся мужчина в чужое ухо, вызывая своим позитивом и неспециальной щекоткой у молодого человека ответную реакцию.       Хуань принялся осыпать шею юноши быстрыми поцелуйчиками, переходя на подбородок и скулу, а когда объект его ласк повернулся к нему лицом, прильнул к губам завлекая в медленный и томный поцелуй. В голове мужчины давно поселилась мысль о том, что сегодня они не оставят друг друга, как и ближайшие выходные дни. И в его планах не расставаться надолго ещё многие годы, желательно до конца их жизней.