***
"Больше никакого Юрия Ивановича". Наверное поэтому он сейчас ждал, когда начальник тюрьмы проинформирует экс-премьер-министра о прибытии его "главного противника", и места себе не находил. Ну конечно, что он вообще собрался делать? Выпустить его? Мило побеседовать о жизни за решёткой? Спросить, как он? Бред какой-то. — Прошу вас, господин президент, – кивнул надзиратель, открывая перед ним железную дверь. Оттуда сразу же потянуло сквозняком и затхлостью, но Василь тут же ступил внутрь: пока не передумал. Ноги не хотели слушаться, ладони вспотели. Он всё ещё не знал причину своего визита. На деле ему нужно было утихомирить свою совесть, но не скажешь же Чуйко об этом. Он уже слышал в голове его громкий, наигранный смех на такое заявление. "Уф, вперёд!" – его впустили в камеру. Без охраны, тет-а-тет с заключённым, которого сам же и посадил. Правда, что такого он мог ему сделать? Уж точно не расцеловать. Он же порядочный человек, в самом деле. — Василий Петро-ович, – растягивая слоги, поприветствовал его премьер, слишком наигранно изображая удивление. – Какой сюрприз! — Юрий Иванович, – губы Василя растянулись в сконфуженной улыбке, что только развеселило Чуйко. Гарант замер у двери, переминаясь с ноги на ногу и боясь встречаться с ним глазами. "Ну что за недоразумение президентское! Посадил премьера и мнётся, и мнётся, как будто так случайно вышло", – пролетело в голове, а наружу вышло: — Чем обязан отечеству? Голобородько поднял взгляд печальных глаз. "Снова они, – с досадой подумал Чуйко. – Нет от них спасения ни на воле, ни в тюрьме! Ну что ты смотришь, чудо лупоглазое? Думаешь, глянешь своими щенячими глазками и всё получишь?" – он резко мотнул головой, отгоняя непонятно откуда взявшиеся мысли. В этот момент у Голобородько в голове происходил настоящий мозговой штурм. Надо же было прийти неподготовленным непонятно зачем. — Я думаю, мы можем договориться, – наконец произнёс он, – и сократить вам срок. "Молчи! Молчи, чёрт тебя побери! Что ты несёшь?!" – начало атаковать его же подсознание. Василь прокашлялся, теряя взгляд где-то на облупленной стене. Условия здесь были просто ужасные. — Зачем? – Чуйко осёкся, заёрзав на скамье. – В смысле, что у вас на уме, Василь Петрович? "Что угодно, кроме умного", – проскочило в голове Голобородько, и он сделал неуклюжий шаг вперёд. Премьер напряжённо вцепился ладонями в скамью. В голове тут же всплыл тот самый момент, о котором он предпочёл забыть. — Я полагаю, – Василь сглотнул, – в ваших интересах... – он наконец поднял потвердевший взгляд на премьера, – сдать нам олигархов. Чуйко мрачно усмехнулся и тут же скрыл это за кашлем. — Ах вот оно что! А я уж подумал – вы по мне соскучились, – а вот он не подумал, прежде чем говорить. Василь округлил глаза и потупился. "Детский сад. И как меня угораздило?" – Чуйко встал со скамьи, даже не заметив этого, и шагнул к гаранту. — Весьма заманчивое предложение, прошу заметить, но... вынужден отказаться, – скороговоркой проговорил он давно привычные слова, безуспешно пытаясь поймать взгляд Голобородько. – Что такое, господин президент? Тело Василя среагировало мгновенно. Сердцебиение ускорилось, дыхание сбилось. То же самое он сказал ему в том злосчастном кабинете, бесстыдно зажимая ему рот. "Ужас", – мысленно пробормотал он, неосторожно сталкиваясь глазами с премьером. — Ку-ку, – по-ребячески промурлыкал Чуйко, устраивая ладони в основании плеч гаранта. По телу того пробежала мелкая дрожь. "Совсем рехнулся", – премьер мягко погладил ткань пиджака большими пальцами, невольно склоняя голову чуть ниже. — Юриваныч, – совсем тихо пробормотал Василь, глядя куда-то в рубашку премьера. — Ну что, мой хороший? – он переместил левую руку ему на голову, невесомо поглаживая. Это нужно было срочно остановить, но остановиться было сложно. Чуйко затопило какой-то необъяснимой нежностью к этому непутёвому мальчишке. Именно мальчишке, потому что пане президенте его сейчас сложно было назвать. Василь совсем перестал подавать каких-либо признаков жизни. — Президентская корона сильно давит? Понимаю, – Юрий переместил правую руку ему на спину. Василь сжался. – А ведь раньше я помогал вам её нести. А вы так некрасиво со мной поступили, Василь Петрович. Чуйко снисходительно, как отец, глубоко заботящийся о своём ребёнке, покачал головой, устраивая её на макушке президента. — Обидно. Мы были хорошей командой. Везде и всюду вместе, как... – Юрий замолчал, подбирая подходящее сравнение, и тут же щёлкнул пальцами, – сиамские близнецы! — Юрий Иванович, – внезапно куда связнее произнёс Голобородько, отстраняя премьера от себя. Его глаза всё ещё выглядели так, словно в них собралась вся печаль мира. "Чёрт бы их побрал", – Чуйко вздохнул, отходя и устало массируя веки. — Да... панибратства мы не одобряем, – на его губы вновь вернулась привычная усмешка. Руки принялись активно жестикулировать. – Хоть я больше и не премьер... Голобородько резко выдохнул, опуская взгляд в пол, и неловко бросил: — Да. Мне пора. Он резво развернулся, не удостоив премьера даже прощальным взглядом, и уже собирался уходить, как... — Василий Петрович. Гарант обернулся, Чуйко снова нарушил его личное пространство. — Так зачем вы приходили? Всё внутри перевернулось. — Я же вам говорил, – куда-то в пол пробормотал Голобородько. — У вас плохо получается... лгать, как профессионал вам говорю. Василь резко вскинул голову, встречаясь с пронзительным взглядом. Чуйко резко замолчал. Он приметил в глазах гаранта какой-то незнакомый блеск. Он смотрел открыто и... искренне? Премьер нахмурился, пытаясь разглядеть что-то ещё. — Пять лет. — Пять лет? – Юрий опешил. – Что пять лет? — Вместо двадцати. Чуйко бросился в сторону. Досадливый стон наполнил помещение. — Ох, Василий Петрович, не ломайте комедию! – бросил он ему через плечо. — А это не комедия, Юрий Иванович, – Голобородько резко взмахнул рукой, так что премьер подался назад. – А самая что ни на есть трагедия! Его голос набирал силу. Чуйко был готов закатить глаза. — Я знаю, вы надеетесь на Немчука, Ройзмана и Маматова, – как же Юра устал от этого повелительного тона, – но откуда вы знаете, что они вас не кинут! При первой же возможности.. — Василь Петрович. — Думаете, вы им нужны? Они расчётливые, скользкие, – слова потоком вырывались из гаранта, – и у них много людей. — Думаете, я... – Чуйко устало выдохнул. — Продажных людей, которые так же, как они, готовы вас продать и которыми они готовы вас заменить! — Думаете, я всё это не знаю!! – почти выкрикнул он, вскидывая руки к потолку. Камера погрузилась в тишину. — Знаю. И возникает только один вопрос, – уже спокойнее продолжил премьер, заглядывая Голобородько в глаза, и склонил голову к плечу. – Если я не нужен им... то получается, я нужен вам? Василь потерянно моргнул, но в этот раз взгляда не отвёл. И так они замерли, напряжённо глядя друг другу в глаза, пока Вася снова не отступил. Чуйко коротко выдохнул. — Глупости, – он размашисто отвернулся к окну. — ... нужны. Василь произнёс это так тихо... "Послышалось. Точно послышалось". Чуйко медленно развернулся, встречаясь с дрожащим взглядом президента, который он тут же стыдливо опустил. Юрий остолбенел. Сердце забилось в бешеном ритме. "Нет, прекрати", – предупреждающе подумал премьер. Василь отступил назад, закладывая руки за спину. Глаза всё ещё были прикованы к полу. — Без вас всё разваливается, – Василь не верил в то, что правда говорил это. Чуйко беззвучно усмехнулся: позлорадничает потом. – Люди недовольны, Рада тоже, даже главы соседних стран. Он поднял взгляд побитого щенка. И вот тут сердце Чуйко наконец успокоилось, потому что его защемило от тепла. На губах расцвела ехидная улыбка. — Признаёте, что без меня не справляетесь, Василь Петрович? — Ну не то чтобы... – замялся Голобородько. Чуйко отчётливо видел, что он подыгрывал его поддразниваниям. Премьер по-лисьи сощурился, посмеиваясь. — Засчитаю это как признание, – игриво бросил премьер, отходя в сторону и поворачивая водопроводный кран, отчего в стене открылся проход. Поначалу Василь даже не заметил, озадаченный словами Чуйко. – Полагаю, вы заслужили удостоиться чести лицезреть мои покои. Голобородько тут же встряхнулся и оторопел. И потом ещё пять минут даже не пытался что-либо сказать, потому что знал – плохая это идея, едва ли он бы смог связать хоть пару слов. — Не роскошно, но жить можно, – прокомментировал Чуйко, заходя в тайный отсек, и рассмеялся. Василь непонимающе нахмурился, как во сне перемещаясь к порогу и дальше в глубь комнаты, больше походящей на роскошный номер люкс. Юрий бодрой походкой прошёл к барной стойке. — Виски? – Василь покачал головой, одновременно делая отрицательный жест рукой. – Я налью. Он тут же сдался. "Всегда бы был таким покорным", – промелькнула неугомонная мысль, и Юрий прокашлялся. — Двенадцатилетный. Не ахти, но чем богаты, тем и рады, – Чуйко усмехнулся, одаривая гаранта приятной улыбкой. Он протянул ему стопку. Они едва соприкоснулись пальцами, но реакция пошла мгновенная. – Яблоки, шоколад? Прошу. — Спасибо, – смущённо кивнул Василь, обхватывая бокал ладонями. Чуйко хмыкнул, отпивая напиток. Янтарная жидкость переливалась под белым освещением. — Так на чём мы остановились? – озорной взгляд прошёлся по президенту. Премьер облокотился о столешницу. — А мы... кажется, – Голобородько замялся, оглядываясь на выход. — Точно, говорили о сокращении срока, – как-то понимающе кивнул Юрий и поднял на гаранта пристальный взгляд, на что тот стушевался. — Если сдадите олигархов, – подтвердил Василь. – Вы отказались. — Я отказался, – вторил Чуйко, вскинув подбородок, и потянулся. Взгляд снова пал на Голобородько. – Но потом вы сказали, что я вам нужен. Могу ли я рассчитывать на полное отпущение грехов? — Юрий Иванович, – неловко начал президент, виновато глядя на премьера, – Я не могу. — Понимаю. — Я правда хотел бы, но не могу. Простите. Комната погрузилась в тишину. Пока Василь неловко топтался на месте, Юрий внимательно разглядывал его лицо. — Я согласен, – спустя минуту произнёс Чуйко. — Что? Правда? — Да, почему нет? Но боюсь, от меня избавятся раньше, чем закончится мой срок. Надежда, промелькнувшая в глазах гаранта, тут же испарилась. — Тогда зачем вам это? – разбито пробормотал он, складывая руки на груди. И эти большие грустные глаза... "Ну всё, это уже не смешно", – Чуйко живо обошёл стойку, останавливаясь рядом с гарантом. Их взгляды тут же встретились. — Неужели ради страны? — Ради бога, Василь Петрович! Я никогда не был патриотом! — Тогда почему? – его голос стал тихим и глубоким. Юрий не смог удержать сладостной дрожи, прокатившейся по спине. Чувства незаметно вышли на первый план. — Есть нечто поважнее. "Интересно, что..." Глаза Голобородько округлились. Чуйко откашлялся, не зная куда деть взгляд. — Что же? — Один маленький дурний президент, який уявив, що може щось змінити, – зачем-то переходя на украинский, раздражённо бросил премьер. "А вот это зря..." Чуйко заметил, как мужчина перед ним сначала вздрогнул, потом сжался. Ему показалось, что расстояние между ними резко сократилось. — И перестаньте на меня так смотреть! Это неприлично, в конце концов... — А говорить, что я для вас важнее страны, прилично? "Ишь ты, осмелел..." Он чувствовал на себе острый, прожигающий взгляд гаранта Конституции, а сам даже взглянуть на него опасался. — Не для меня... а вообще... "Какая жалкая попытка оправдаться, теряешь хватку". — Без вас страна вновь уйдёт в пучину коррупции и беззакония. — Даже так? – он откровенно насмехался над ним. Нужно было показать, кто здесь главный. — Да, Василь Петрович, – твёрдо встретил его взгляд премьер, практически сталкиваясь с ним нос к носу. Он чувствовал его обжигающее дыхание на своей щеке. Взгляд президента словно бы случайно соскользнул на его губы. "Нет", – взмолился Чуйко, сглатывая. – "Мы же не... нет". — Василь... Не успел он добавить ещё что-либо, их губы столкнулись в жаркой схватке. И премьер не был уверен, кто на самом деле сделал первый шаг к этому безумству. Но уж точно не он... да ведь? Он бы никогда... Его руки накрыли лопатки президента, притягивая его ещё ближе. "Господи..." Василь с готовностью приподнялся на носочки, крепко обхватывая премьера за шею. И так же крепко целовал, словно только он отстранится – начнёт задыхаться, как от нехватки воздуха. Они оба тяжело дышали и так льнули друг к другу, словно хотели стать одним целым. Голодные, разгорячённые, истосковавшиеся по любви и теплу чужого тела. Чуйко с трудом перехватил гаранта за плечи, нехотя и с сожалением отстраняя его от себя. Лёгкие горели от нехватки кислорода. Взгляд Василя не отрывался от его губ. — Василь Петрович... нам нужно... — Да... — ... нужно... – дыхание было тяжёлым, почти мучительным. — Да, – прошёл воздухом по губам шёпот президента, и Чуйко чуть не застонал, прикрывая глаза. Он крепко вцепился ему в плечи, чтобы не дай бог позволить ему повторить, пока Голобородько неистово хватался за его локти. Взгляд скользнул в глубокие тёмные глаза. В них одновременно плескались отчаяние и мольба. — Ох, Василь Петрович... – тяжело выдохнул премьер-министр, – не стоило нам... Эти слова словно бы отрезвили президента, окатывая ледяной волной осознания. Он в ужасе отшатнулся в явном намерении бежать, но Чуйко ловко перехватил его запястья, рывком вздёргивая их на уровень груди, заставляя Василя податься вперёд. Ноги казались ватными – он чуть не потерял равновесие от такого напора со стороны премьера. — Мы не сбегаем от того, что нас пугает, – Чуйко рвано выдохнул, не отпуская взгляд гаранта. – Вы не сбегаете. Вы честный. Бесстрашный. — О чём вы говорите, Юрий Иванович? – обращаться официально сейчас было невозможно сложно. Премьер и сам не знал, с чего он вдруг перешёл на какие-то глупые откровения. — Не важно. — А что важно? – взгляд Голобородько остервенело перебегал с глаз на губы и обратно. Как же ему было стыдно. Хотелось провалиться сквозь землю. — Вы много говорите, Василь Петрович... — А что я... по-вашему, должен делать? "Кошмар какой-то". — И всё вам нужно объяснять. Василь оторопел. Вылупился, как птенец, вывалившийся из гнезда. Вот кто его пустил в политику! Жил бы себе спокойно и бед не знал. Оба из них. Чуйко выпустил его руки. Василь отшатнулся, но уходить больше не собирался. — Идите, – Юрий махнул в сторону выхода, отворачиваясь. – И никому ни слова. — Конечно, – как в прострации пробормотал Голобородько. — Я имел ввиду, никому не говорите, что я собираюсь сделать, – со всей строгостью произнёс Чуйко. — Что вы... – Василя мгновенно бросило в жар, – что вы собираетесь делать? — Василий Петрович! – возмущённо воскликнул премьер. На лице его отразился неподдельный шок. — Ох... да, – поспешно промямлил президент, агрессивно кивая. Губы растянулись в полуистеричной улыбке, – конечно. Никому не говорить, что вы собираетесь заложить олигархов, да. Я понял. "О Господи". Сколько раз он уже помянул Бога, будучи атеистом, – стыдно предположить. — Идите уже, прошу вас... — Да, – секунда и Голобородько и след простыл. Чуйко поражённо опустился на стул, в тщётных попытках прийти в себя. "Девочка-школьница. Ты девочка-школьница, Юра!" — Да, – кивнул Чуйко и махом опрокинул стопку виски в себя.Часть 2. Тюремне рандеву
8 апреля 2022 г. в 16:38
Василь плохо спал. А в ту ночь не смог сомкнуть глаз вообще, раз за разом прокручивая в голове арест Юрия Ивановича. Он бредил, ворочался, смяв простыни и отбросив одеяло куда-то в угол комнаты. Много раз открывал и закрывал окно, изнемогая от духоты, исходившей как будто изнутри его тела. Он же вроде должен был радоваться... Но после празднования дня независимости и наряду торжества справедливости Вася не чувствал радости абсолютно. И дело было не в том, что он боялся, кабы премьер-министра не отпустили под залог. Да что там, из-за такого не сходят с ума по ночам. В его душу вгрызлась вина. Раскаяние, будто это он годами обворовывал народ. И наконец, тоска. Чёрная и, казалось, не имеющая границ. Он тосковал по премьер-министру и не мог в это поверить.
Он резко сел на постели, лихорадочно стирая с лица влагу и рвано дыша, словно только вырвался из ночного кошмара, и поплёлся в ванную. Он устало опёрся о кафельную стену рукой. Ледяные дорожки лениво рассекали спину, заставляя Васю мелко вздрагивать. Но дышать стало заметно легче. Он провёл по лицу ладонью, смывая солёный пот, и встряхнул влажные волосы.
Он всегда воспринимал всё слишком близко к сердцу. Он был честным. Слишком честным, чтобы быть президентом. Но что произошло, уже не отменить. Чего он не понимал, так это того, почему он испытывал такие муки совести из-за того, что посадил теперь уже бывшего премьер-министра, когда он совершил столько преступлений против народа Украины. Единственно, он не мог его ненавидеть даже за это. Как бы ни заставлял себя, только чтобы перестать чувствовать эту тупую, необоснованную вину. Всё, на что он мог теперь надеятся, – что это пройдёт, и потом он заживёт как раньше. Только без Юрия Ивановича... без его хитрющей улыбки, вкрадчивого, ластящегося голоса, который неведомым ему образом почему-то всегда успокаивал гаранта.
"Хватит!" – мысленно вскричал Василь, сжимая пульсирующую голову.
— Никакого Юрия Ивановича... Больше никакого Юрия Ивановича, – как мантру повторял он, рвано дыша и прижимаясь лбом к холодному кафелю. Конденсат влажно лип к пальцам. Василий постепенно успокаивался. Он развернулся, прижимаясь спиной к стене, и вымученно выдохнул. И с коротким "всё" он вернулся в спальню с твёрдым намерением заснуть.