Пять привычек

Утром Дилюк ни капельки не удивлен, когда не видит обещанный отряд рыцарей, и идёт вниз, чтобы выполнять требование. В таких тонких материях, как выпечка блинов, он никогда не был силён и сейчас благодарно принимает помощь, когда за это берётся Аделинда. Зато вот сладкие тосты и жареный сыр он сделать может. Он пытается игнорировать понимающую улыбку горничной и её проницательный взгляд. Хорошо ещё, что Хилли с Мокко любят поспать подольше, иначе ему пришлось бы избегать их месяц, чтобы не видеть смущённый румянец и многозначительные взгляды. Хотя учитывая, как часто Альберих появлялся последнее время на винокурне, он вряд ли избежит этой участи. Нести поднос наверх оказалось довольно сложно. В основном из-за кофейника, из которого Дилюк боялся всё пролить. Следующая проблема — дверь. Поблизости не было никаких тумбочек или стульев, чтобы поставить ношу и открыть дверь, а тащиться в другой конец коридора, чтобы поставить поднос, вернуться, открыть дверь и снова вернуться за подносом было слишком неэффективной тратой ресурсов. Поэтому нечеловеческими усилиями и сверхъестественной ловкостью он выворачивается, открывает дверь, и довольный, не пролив и не уронив ничего, заходит внутрь. И замирает, потому что это было немного не то, что он ожидал увидеть, когда нёс завтрак. В его сознании Кэйа красиво лежал с раскинувшимися по подушке волосами, контрастирующими с белоснежными простынями, а солнечный свет приветливо заливал комнату. Ну, почти. Волосы действительно разметались, правда головы не было видно. Зато был огромный кокон сбившегося одеяла, торчащий кусок подушки под коленкой, что высунулся из-под покрывала, расслабленная кисть, торчащая рядом, и босая ступня с другой стороны кровати. Солнечный свет не заливал комнату, потому что это была не солнечная сторона, а вот окно было открыто настежь, и судя по стоявшему холодку, было распахнуто ещё ночью. Вещи в беспорядочном хаосе валялись по всей комнате, словно Альберих сдёргивал их с себя, пока мерил комнату шагами. Меховой воротник вообще болтался на оконной раме. Дилюку вдруг стало совестно, что он не был рядом, потому что вспомнил о довольно тесной связи, которую Кэйа водил с кошмарами, хоть и скрытничал на эту тему. Рагнвиндр не знал, как дела обстоят сейчас, но вчерашние его откровения явно не способствовали спокойному сну. Хотя с другой стороны, находись Дилюк рядом, это могло бы ухудшить положение. Проснуться от кошмара, чтобы увидеть его причину — вряд ли очень приятно. Это было неприятным осознанием. А чего он собственно ожидал? Что вчерашний вечер пройдёт легко и бесследно? Из задумчивости его выводит хлопнувшая от сквозняка дверь, заставляя вздрогнуть и разлить немного кофе, а также вынуждая Альбериха подскочить на кровати, мгновенно выпутываясь из кокона. — Прости, — извиняющимся тоном говорит Дилюк и подходит ближе, — сквозняк. Доброе утро! Кэйа со стоном заваливается обратно на кровать, заворачиваясь в одеяла ещё больше. Дилюк вновь разочаровывается в своих ожиданиях. — Кэйа? Я завтрак принёс… — как-то совсем уж неуверенно под конец фразы скатывается Дилюк, неловко замирая с подносом в руках. Может, стоило дать ему выспаться хорошенько? — Поставь на тумбочку, — глухим замогильным голосом доносится из груды одеял. И Дилюк исполняет просьбу. Больше ничего не происходит. Одеяла молчат. И винодел не знает, куда себя деть. Видимо, всё это было ошибкой, и не стоило воспринимать вчера заявления Альбериха с такой серьёзностью. В конце концов, он разворачивается, намереваясь уйти, но стоит ему повернуться спиной, как на него набрасываются, и он, не успевая ничего сказать, оказывается в темноте под одеялами в цепкой хватке холодных конечностей. Он чувствует дыхание Кэйи на лице и его ладони на своей груди. — Почему ты… — раздражённое шипение прямо в ухо и лёгкий удар кулаком по груди, — такой? Дилюк осторожно застывает, ожидая продолжения, пытаясь вглядеться в темноту, но опять ничего. В какой-то момент ему даже кажется, что Альберих уснул обратно, но осторожное касание к тёмным пальцам на груди вызывает отклик, по которому Дилюк может предположить, что он всё-таки бодрствует. Бодрствует и нервничает. Иначе не стал бы устраивать эти игры с прятками. — Я не хочу, — всё же продолжается шёпот, и Дилюк чувствует ладони на своих щеках, — чтобы ты меня опять ненавидел, когда я сделаю что-нибудь не так. Кэйа насуплено дышит, издеваясь над щеками винодела, беспощадно тиская их в ладонях. Дилюку стоит огромных усилий не засмеяться от этих махинаций, но серьезность их темы позволяет ему держать себя в руках. — Или чтобы ты снова просто так исчез, — капитан нашаривает сосок и слегка болезненно выкручивает, прихлопнув сверху ладошкой. — Ты хоть понимаешь, как мы волновались? А Аделинда? Ты едва не довел её до приступа! Мог сказать хотя бы ей, а не оставлять жалких записок с туманными словами. — Хорошо, в следующий раз я вышлю тебе кортеж с глашатаем, когда соберусь куда-нибудь, — ворчит Дилюк и чувствует, как Кэйа настороженно замирает в его руках. — Я надеюсь, не в такие же внезапно длинные поездки без каких-либо известий, — прохладно замечает Альберих. — Я тоже не думал, что это так затянется, — говорит винодел, и это звучит почти как извинение. Учитывая, что это Дилюк, это точно являлось извинением, и Кэйа принял его. Возможно, это не совсем полноценный разговор, но сейчас, пока все завихрения мыслей не улеглись и не обдумались, это именно то, что нужно им обоим. Небольшой верёвочный мостик, намекающий на пропасть проблем, но успокаивающий тем, что они всё ещё держатся. Внезапно Дилюк дёргается от холодной ступни на своей икре и раздражённо шипит, пытаясь отстраниться. Однако помимо всех прочих достоинств, капитан кавалерии слишком хорош в выискивании сбегающих. Тёплых ног в том числе. Их возня приводит к тому, что одеяло сдёргивается, зацепившись за чью-то ногу, и оба, ослеплённые утренним светом после полной темноты пододеялья, на мгновение выпадают из жизни. Но это абсолютно не мешает Кэйе продолжить ледяную атаку. — Знаешь, почему ты такой холодный? — ворчит Дилюк всё еще слабо, но сопротивляясь. — Потому что ты пропускаешь завтраки. А если не пропускаешь, то ешь уже остывшие. — Как нам повезло, что у тебя такая горячая любовь с Пиро, — ехидничает капитан, успокаиваясь, когда Дилюк тянется за подносом с едой. — Я не твоя персональная грелка! — О, ещё какая! Грелка, — начинает перечислять Кэйа, жадным взглядом следя за плавным полетом подноса, — чайник, зажигалка, сушилка одежды, обогреватель… — Ещё одно слово, — предупреждает Дилюк, поднимая тарелку с блинами так, чтобы капитан не достал, — и ты будешь есть вчерашние остатки бутербродов на кухне. Или вообще готовить сам! — Прошу прощения, мастер Дилюк, — переигрывая раскаяние, паясничает Альберих, смиренно складывая руки на груди, — что оскорбляю ваши глубокие чувства, о Пламенный Король Фениксов и Возродитель Рассвета. — Уйдёшь отсюда голодный, — смиряет его взглядом винодел, всё ещё удерживая тарелку, но начиная подогревать её. — Всё-всё, прости, — уже нормально говорит Кэйа и садится по-сумерски, запихивая в рот сразу два кусочка жареного сыра. Он получает чудесную картину закатившихся глаз и, наконец, тёплую тарелку с блинами. Жевать блины, сидя на кровати, лохматыми и в ночных рубашках, кажется настолько неправильным, словно сейчас сюда ворвётся Крепус или Аделинда и устроит им такой нагоняй, что они ещё долго даже думать о подобной дерзости не смогут. Но, возможно, это именно то, что называется плюсами взросления. — Дилюк? — М-мм? Кэйа выглядит забавно со следом варенья на губах и шевелящейся от ветра из окна прядкой, стоящей почти перпендикулярно голове. — Может, введём это в привычку? Рагнвиндр вопросительно хмурится, и Кэйа машет блином в воздухе, намекая на ситуацию с едой. — Я не буду носить тебе завтраки в постель каждое утро, если ты об этом, — Дилюк всё-таки тянется убрать пальцем след. — Разве только ты переедешь обратно сюда. — Ну нет, это во сколько я по твоему должен вставать, чтобы добраться до штаба вовремя? — У меня есть квартира в городе. — У меня тоже, — Кэйа из вредности макает палец в чашечку с вареньем и оставляет виноделу след в уголке губ. — Я не буду жить в твоей, она слишком помпезная. — А твоя очень далеко от таверны, — ворчит винодел, слизывая чужое ребячество. — Ну конечно, в сравнении с винокурней, куда ты таскаешься каждый день, расстояния просто непомерные! Винодел слишком занят жеванием, чтобы ответить сразу же. — Мы могли бы, — Дилюк пропускает сарказм мимо ушей и прерывается на глоток кофе и печальный взгляд за последним кусочком жареного сыра в тёмных пальцах, — просто завтракать вместе? В «Хорошем охотнике», например. И тебе, и мне по пути. Глаз Кэйи весело искрится и на предложение, и на тоску во взгляде. Он откусывает ровно посередине. — Было бы неплохо, — кивает Кэйа и с понимающей улыбкой делится половинкой кусочка сыра.