Все дороги ведут в Райдо

Позже Игорь шепотом признаётся, что испугался, увидев Олега у своего дома: где-то в глубине его подсознания до сих пор жив страх того, что никакого Олега нет, да и не было никогда, что он выдумал все эти долгие, мучительные месяцы гнева, смирения, принятия, дружбы и чего-то большего, просто для того, чтобы, как говорится, закрыть гештальт. Олег же в ответ на это затаскивает его в первую попавшуюся подворотню и снова обнимает так крепко, что дышать нечем, целует так долго, что голова идет кругом, ласкает губами и теплыми руками до дрожи в ослабших коленях, доказывая: вот он я, живой и настоящий. Между ними мало что меняется. Они по-прежнему встречаются в Райдо, по-прежнему пьют кофе, говорят, молчат, ходят курить, по-прежнему натыкаются на новые и старые раны друг друга, но теперь не отскакивают от них, пытаясь не трогать, а осторожно прощупывают, утешают, лечат. Игорь смягчается и расцветает в лучах заботы, которая почти ничем не отличается от того, что делают для него друзья, но все же от Олега она ощущается совсем иначе. Игорю кажется, что большие сухие ладони Олега способны укрыть его от чего угодно, несмотря на сопротивление и смущение от необходимости снова и снова опираться на чужое плечо. Они, как ему и хотелось, выбираются в парк. Ночью там тихо и безлюдно, но от этого не менее красиво, а даже, наоборот, намного, намного лучше, потому что шум машин и гомон десятков голосов не заглушают шелест листьев, шепот играющего с ними ветра, редкого щебета неспящих птиц и тяжелого, немного надрывного дыхания запыхавшегося Олега, который все кидает и кидает Мухе палку, изредка морщась и потирая разнывшееся от напряжения и меняющейся погоды плечо — у Игоря и у самого болит колено, выбитое когда-то давно при неудачном задержании. Зажимая во рту сигарету, Игорь стоит в сторонке и не мешает, наблюдая за то набирающей, то, напротив, теряющей темп игрой, когда Муха припадает к земле, занимая выжидательную позицию, и вываливает наружу язык, жадно хватая воздух пастью. Опираясь на бедра, Олег глубоко вдыхает и выдыхает, прежде чем, замахнувшись, кинуть палку так далеко, как до этого не кидал — Мухтар тут же срывается следом за ней, — и подходит ближе к Игорю, устало наваливаясь на его плечо. Качнувшись, Игорь тверже упирается ногами в землю и смещает собственный вес на одну из них, чтобы легче принять на себя чужой, и не шевелится, чтобы позволить Олегу немного отдышаться. Тот же зря времени не теряет: лезет фырчащим носом к уху — Игорь вздрагивает, стряхивая пепел прямо себе на пальцы, — отбирает сигарету и затягивается до зажмуренных в довольстве глаз. — Вообще-то, это моя сигарета, — приглушенно говорит Игорь, пытаясь добраться до руки Олега, которую тот, дразнясь, отводит в сторону так, что он не может до нее дотянуться. — Теперь моя, — нагло улыбается Олег и делает очередную затяжку. Хмыкнув, Игорь не дает ему выдохнуть дым: приникает к губам, забирая его себе — противная горечь оседает на языке, от нее свербит в носу, и Олег давится от неожиданности, отстраняясь, и выкашливает остатки неровными клубками. Сигарета потихоньку догорает, пока они смотрят друг на друга, не решаясь приблизиться вновь. Олег опускает ладонь на щеку Игоря и мягко проводит пальцем по небольшой щетинке, выступившей на слегка раздраженном бритьем лице, на котором то тут, то там виднеются мелкие порезы от станка — руки у Игоря по-прежнему нервно дрожат, пусть и намного меньше, чем раньше, — а потом и вовсе целует, касаясь губами каждого: на подбородке и скуле, под носом и у основания шеи. Игорь млеет. Ему тепло, несмотря на ночную прохладу, ему хорошо, несмотря на боль в обожжённых пальцах, ему спокойно, несмотря на то, что несколько часов назад дома он пережил очередную паническую атаку, цепляясь за обеспокоенного Мухтара и пытаясь делать дыхательную гимнастику, которой его научил психиатр. Когда Олег собирается поцеловать его снова, прибегает довольный Муха и тычет слюнявой измусоленной палкой в их сцепленные в замок руки. Вздрогнув от холодного прикосновения к костяшкам, Игорь смотрит на Мухтара и выпутывает свои пальцы из чужих, чтобы провести ими между стоящих торчком ушей — палка падает на траву из собачьей пасти, и Муха благодарно лижет сначала ласкающую его руку, а затем и Олега за компанию туда, куда может дотянуться. В конце концов Мухтар прыгает на него, пытаясь достать до лица, и Олег, смеясь, присаживается на корточки, позволяя склизкому языку пройтись по своим щекам, подбородку и даже губам — Муха после этого забавно отфыркивается: лизать бороду, наверное, достаточно щекотно. Поднявшись, Олег с очередной ухмылкой смотрит на Игоря, и Игорь невольно смеется, положив руку на его плечо, чтобы держать между ними небольшую дистанцию. — Ты только что лизался с Мухой — не думай, что я теперь дам тебе сделать то же самое со мной, — Игорь не брезгует, однако не горит желанием разделить с Олегом вкус собачьей пасти. — Даже если я очень попрошу? — положив свою ладонь поверх ладони Игоря, Олег отцепляет её от себя, снова сплетая их пальцы, и делает небольшой шаг навстречу. — Даже если попросишь, — Игорь чувствует горячее дыхание на своей щеке, а также запах собачьих консерв, которыми Муха поужинал, травы и горечи сигарет и кофе, смешавшихся между собой — если дышать ртом, то можно забыть о первых двух, и, может быть, даже проигнорировать влажную от слюны бороду, об которую Мухтар достаточно долго чесал язык. Поцелуй всё же оказывается так хорош, как Игорь и ожидал. Его не портит даже вонь из пасти Мухи. И чувствуя привычный, почти родной вкус табака и растворимого кофе, который Олег любит (или, скорее, вынужден) пить дома, Игорь искренне радуется: сегодня хороший день, счастливая ночь — в любой другой Олег на вкус как плохо или вовсе нечищеные зубы, лишь отдаленно отдающие мятной пастой, которой, он уверен, Олег просто полощет рот. Их в очередной раз прерывает Муха, задорно лая и припадая на передние лапы — Олег подбирает палку и снова бросает её со всей силы, вынуждая пса оставить их в одиночестве. Игорь пользуется тем, что он отвлёкся, и запускает холодные руки под его водолазку. Олег похож на огромную печку, и Игорь всеми силами пытается заставить себя не думать о том, как было бы хорошо спать с ним в одной кровати ранней осенью или поздней весной, когда отопление ещё не дали или уже выключили. Хотя, Игорь в принципе старается не думать о себе и Олеге в горизонтальной плоскости: ему кажется безумно неловким тот факт, что желания Олега не совпадут с тем, что Игорь сможет ему дать. Однако, вопреки всему, когда Олег всё же добирается до его квартиры, и они оба немного скованно стаскивают друг с друга одежду, он усаживает Олега на разворошенную кровать, которую Игорь еле заставил себя перестелить (обычно он спит на голом диване, укрываясь первым попавшимся пледом из тех, что как-то натащили ему ребята, а в спальне почти не бывает), и говорит прямо (хоть какой-то урок он усвоил): — У меня на антидепрессантах не стоит. Длинно выдохнув, Олег принимает достаточно загадочный вид, чтобы Игорь начал оправдываться. — Если тебя не смущает, то я просто мог бы… сделать что-нибудь для тебя? — он перебирает в голове все возможные варианты, начиная обычной дрочкой и заканчивая собственной задницей, если вдруг Олег озаботился наличием смазки, потому что у него в квартире этих вещей за ненадобностью давно не водится. Однако, покачав головой, Олег прерывает его. — Ничего не нужно. — Что? Почему? — Игорь не понимает. — Потому что у меня тоже, — Олег пожимает плечами. Вскинув в удивлении брови, Игорь даже слегка приоткрывает рот, чтобы издать короткий окающий звук, и, фыркнув, тихо смеется: мог ли он знать, что даже здесь они совпадут? Это ни капли не весело, но всё равно смешно. В итоге они просто лежат на кровати и греют друг друга, осыпая лицо, шею, плечи легкими поцелуями, не забывая и об изогнувшихся в улыбке губах. От каждого осторожного касания по его коже пробегают приятные мурашки и дрожь, заставляющая пальцы на ногах поджиматься от удовольствия. Сердцу тепло и спокойно так, как никогда не было за последние годы, а в голове приятно пусто, и оттого маленький мячик с именем Олега так звонко отбивается от стенок черепа и мечется в его мыслях до тех пор, пока зудящие глаза наконец-то не слипаются. Игорь давно так сладко не спал. Он знал, что Олег хорошо готовит — по крайней мере вся та выпечка, которую Игорь пробовал, была, честно признаться, намного вкуснее, чем у Димы или Валика, — однако всё равно удивляется и воздушному омлету на завтрак, и огромной кастрюле супа на обед, и особенно лазанье на ужин. Жадно запихивая в рот кусочек лазаньи, Игорь невольно думает о том, почему Олег такой отощавший и похудевший, если может питаться так каждый день. Однако быстро вспоминает, что делать что-то для других всегда проще, чем для себя. К сожалению Игоря, Олег ссылается на дела и не остается на еще одну ночь. Теперь у Игоря есть полный холодильник еды, кровать, пропахшая табаком и разлитым на простыни кофе — пропахшая Олегом, — а также неясная тревога, которая успокаивается только тогда, когда он устало плюхается на постель, пытаясь надышаться уверенностью и чувством защищенности, которые Олег будто бы унёс вместе с собой. Спать на мягком матрасе оказывается намного удобнее, чем на продавленном диване, поэтому Игорь перебирается туда насовсем и даже не ленится каждые несколько недель менять постельное бельё. Делает он это не без грусти, однако тешит себя мыслями о том, что Олег обязательно скоро придет снова, пропитывая одеяло и подушки хорошо знакомым ему запахом геля для душа из тех, которые пахнут суровой морозной свежестью и которыми, кажется, можно мыть не только тело и голову, но и даже почистить зубы. Олег будто бы ставит перед собой цель откормить и разнежить его до состояния толстого пушистого домашнего кота или, учитывая любовь Олега к собакам, отъевшегося до бочковидной формы хаски. Не то чтобы Игорь против: ему нравится то, какой заботой он теперь окружен, особенно нравится то, как Олег старается утешить его после каждой сессии, потому что с тех пор, как Игорь открылся прошлому, они проходят не только продуктивнее, но и намного тяжелее. Тёплый ромашковый чай и объятия спасают его от нервной дрожи и накатывающей паники так много раз, что Игорь не может сосчитать, утопая в бескрайней благодарности и любви к Олегу, придающему ему столько сил, для того чтобы находить в себе смелость подниматься раз за разом и двигаться дальше, всплывать вверх, чтобы жадно глотнуть воздуха и захотеть ещё. И всё же Игорь, с каждым днём все увереннее отрывающий взгляд от собственных ног и смотрящий пусть и не очень далеко, но вперёд с надеждой на лучшее, оборачиваясь назад, не может не замечать того, как с Олегом в то же время происходит прямо противоположное. Он видит и то, как неестественно сереет смуглое лицо, как чернеют на нем круги под глазами, как борода становится все длиннее, как осунулись плечи и сгорбилась под тяжестью неизвестного груза спина. Игорь боится, что это он — груз. Ему страшно, что в том, как чувствует себя Олег, виноват именно он, взвалив на чужую спину слишком многое и позабыв забрать. Игорь тоже умеет заботиться: он знает, какой у Димы любимый чай и печенье, знает, что Лиле больше нравятся прохладные лимонады и что она вечно забывает про обеденный перерыв (впрочем, как и все в их компании дурацких трудоголиков, кроме, наверное, Валика, работающего как по часам), у Ули бессонница, а Ира… у неё тоже достаточно проблем, с которыми он пытается помогать, если ему о них вообще сообщают (он злится на молчание, но не может никого винить, потому что тоже вечно если не врет, то отмалчивается о своем состоянии, пока оно не станет достаточно критическим, чтобы все заметили это и без его слов). Игорь умеет заботиться, поэтому он не оставляет Олега без внимания так же, как Олег не оставляет его без своего. Однако Игорь не уверен, что это помогает хоть как-то. Олег становится беспокойным. И настолько, чтобы беспокоиться начал и Игорь. Он пытается делать хоть что-то: готовит сам, позволяя Олегу отсыпаться столько, сколько нужно, ходит в магазин, аптеку, помогает ему мыться, тащит вместе с собой и Мухтаром на улицу, балует, позволяя смотреть по телевизору то, что нравится Олегу, но не нравится ему, болеет за любимую команду Олега, наконец-то признавая, что она не так уж и плоха. Но Олег остается ко всему безучастен, и Игорь готов рвать на голове волосы от непонимания, почему это происходит. Теперь он цепляется за каждую короткую улыбку, появляющуюся на лице Олега и тихий смешок, срывающийся с губ, определяет по одному взгляду не хватило ли Олегу сна совсем чуть-чуть или он не встанет сегодня с кровати до самого вечера. Олег чахнет так же, как забытый на подоконнике цветок, и Игоря это пугает, как бы он не пытался ровно и спокойно дышать, следуя простой инструкции: вдох, задержать дыхание, выдох. Игорь чувствует, как начинает сдавать. Уля пытается поддержать его, как может, но этого мало, просто чудовищно мало, но ему не к кому больше пойти — меньше всего он сейчас хочет объясняться со всеми остальными, — в то время как накопленные благодаря Олегу силы стремительно покидают его, растрачиваясь на помощь, кажущуюся ему всё более и более бессмысленной. Когда Олег немного оживает, Игорю не становится легче. У Олега тоскливый взгляд, который он кидает то в окно, то на дверь, то просто куда-то вдаль, когда они выбираются на прогулку, будто Игорь запер его дома и держит силой, пока волку хочется поскорее вернуться в лес. Когда Олег однажды не приходит к нему домой, Игорь не может перестать смотреть на столик, за которым они обычно сидят. Его руки мягко касаются, и он отвлекается на обеспокоенного Диму, выбившего себе долгожданный выходной. — Игорь, — светлые брови печально сходятся у переносицы, — куда ты смотришь? Игорь недолго молчит, прежде чем ответить: — Никуда. Просто задумался. Недовольно поджав губы, Дима оставляет его в покое. Правильно. Не стоит делать этот день ещё хуже глупым спором и возможной ссорой. Но он всё равно становится таковым. Уля уезжает. У неё путешествие, странствие, очередной духовный поиск себя. Она так не говорит, но Игорь всё равно понимает, что такой человек, как она, слишком засиделся на месте — ей нужно уйти, однако ему не хочется её отпускать. Уля обнимает его и говорит, что всё будет хорошо. Игорь хочет в это верить, особенно когда у нее настолько серьёзный вид. Игорь не верит. Олег больше не появляется в Райдо. Ни в эту среду, ни в следующую. И не появится ни в один из других дней, потому что Лиля, в отличие от Ули, закрывает кофейню вовремя. Игорю становится хуже. Психиатр на это только тихо качает головой, снова меняя дозировку. Ребята, которые, как ему казалось, не обращали слишком пристального внимания на то, как и чем он занимается, начинают что-то замечать. По крайней мере, он так думает, сталкиваясь с чьим-нибудь задумчивым взглядом, направленным прямо на него. Игорь накручивает себя. Он ищет причины настолько внезапному исчезновению Олега, что просто не может не делать этого. Может быть, Олега выследили? Он ведь опасался чего-то подобного, скрываясь с Разумовским в Германии. Может быть, Олег захотел сделать что-то с собой, чтобы быть с Разумовским? Игорю от одной мысли об этом становится тошно. Может быть, всё намного проще, и Олег, как он и предполагал, залечил свое разбитое сердце и ушел, потому что Игорь ему больше не нужен? Игорь не позволяет себе думать об этом слишком часто и долго. Лежа пластом на диване — находиться на кровати стало слишком невыносимо больно, и Игорь вспомнил, почему вообще когда-то оттуда вышел и не заходил так много времени — всё никак не поймёт: почему Олег исчез? Ему звонят ребята, но он этого будто не слышит. Они пишут — он не читает. Они приходят — он не открывает дверь. Игоря нет дома. У Игоря снова нет дома. Олега нет. Ули тоже. А без них Райдо уже совсем не тот. В один из дней Игорь слышит, как несколько раз щелкает замок и поворачивается ручка входной двери. Точно. У Димы есть запасные ключи от его квартиры. Мухтар, к его удивлению, не убегает, чтобы встретить гостя, а остается рядом, обеспокоенно тычась мордой ему в колено — как они умудрились вдвоем влезть на узкий диванчик, Игорь не знает, но Муху гнать не пытается, несмотря на то, что лежать так совсем неудобно. — Как ты? — Дима появляется неожиданно — к счастью, Игорь давно перестал ругать себя за рассеянность — и присаживается на корточки напротив его лица. Смотрит с жалостью и осторожно гладит по заросшей щетиной щеке — Игорь невольно дёргается, вспоминая тёплые сухие ладони, которые касались его так же. — Мы волнуемся, — добавляет Димка печально. — Что-то случилось? Ты так неожиданно пропал. Игорь хмыкает. «Не я пропал, — думает Игорь. — Он пропал», — Что с тобой? — голос Димы звучит тихо и беспомощно — у Игоря нет сил, чтобы испытывать за это вину. — Если я скажу, то ты вряд ли мне поверишь, — он смотрит на Диму покрасневшими от недосыпа глазами. — Поверю, — упрямится Димка. Игорь качает головой, тихо улыбаясь самому себе: не поверит ведь. — Я встретил Волкова. Олега Волкова. Дима охает, явно опешив, и опускается на колени, мало беспокоясь о тут же испачкавшихся в пыли брюках. — Но он же. — Умер, — перебивает Игорь. — Я знаю. Только умер он точно так же, как Косыгин. — То есть? Игорь раздраженно вздыхает. — То есть не сдох. Ни Волков, ни сраный Косыгин, даже если на последнего у меня доказательств никаких нет. — У меня есть. — Что у тебя есть? — вяло спрашивает Игорь, не особо желая слышать ответ: тему Косыгина они мусолили так много и часто, что у него уже начинает болеть голова от одной лишь фамилии этого ублюдка. — У меня есть доказательства, что Косыгин жив. И что это он убил тех людей. — Что? — Игорь даже приподнимается, тревожа Муху, плотно свернувшегося клубком у него в ногах. — Как? — Я весь год этим занимался в свободное от других дел время. Поэтому на работе задерживался, поэтому выходных не было, поэтому забегал мельком, чтобы хоть глянуть, не откинулся ли ты здесь, а потом обратно, — голос Димы взволнованно дрожит. — Но давай об этом потом. Что с Волковым? — Нет, давай-ка сначала про Косыгина, — Игорь пытается оттянуть разговор об Олеге так, как может, но Дима зло хмурится и подскакивает на ноги, недовольно смотря на него сверху вниз. — Нет, — твердо говорит Дима. — Что с Волковым? Он жив? Как давно ты его видел? Дима всё сыпет и сыпет вопросами, не давая ему вставить и слова, но Игорь этому даже рад: меньше всего ему хочется сейчас всё это обсуждать, но момент затишья все же наступает, как и его очередь говорить, отвечая на заданные вопросы. Внимательно выслушав, Дима заметно мнется, и его речь не такая уверенная, какой была прежде, и вся злость словно куда-то исчезает, снова уступив место жалости, от которой Игоря уже тошнит. — Я не думаю, что, — начинает Дима, но Игорь в очередной раз не дает ему закончить. — Не надо. Не продолжай. Я знал, что ты не поверишь, поэтому не нужно. Игорь тяжело встает с дивана и идет на кухню — Дима торопливо следует за ним. — Нет! Я верю. Верю, что ты говоришь правду, что ты видел и говорил с Волковым, но… Взяв из сушки кружку, Игорь наливает в нее воды из чайника и не решается обернуться, чтобы посмотреть Диме в глаза. — «Но всё это лишь плод твоего воображения». Так и скажи: «Я верю, что у тебя снова поехала крыша», — он зло щерится, однако выглядит больше усталым и смирившимся. — Отправь меня снова в психушку, и забудем. Неожиданно Дима разворачивает его сам, вырывает из ослабевших пальцев кружку, расплескав воду, и с громким стуком ставит её на стол, не отрывая сердитого взгляда от Игоря. — Какая ещё психушка, Игорь? Ты с ума сошел? Горько усмехнувшись, Игорь складывает руки на груди. — А я тебе о чем только что сказал? Дима от его слов едва не задыхается, беспомощно поджимая печально изогнувшиеся губы. — Игорь… — Что ты хочешь от меня? — осекает он Диму. — Я сказал правду. Если я и сошел с ума, то лишь тогда, когда позволил себе чувства к этому человеку. Блядь. Кажется, он сболтнул лишнего. Дима отступает на несколько шагов назад. — Чувства? Глубоко вдохнув и выдохнув, Игорь говорит спокойнее: сейчас или никогда. — Мы общались около года. Плюс минус несколько месяцев. Сначала я не доверял ему, злился. Потом злился на себя, потому что мне его стало жалко. Мне! Жалко Олега Волкова. Понимаешь? Я терпеть себя не мог. Думал, что, отпустив, предам и тебя, и… — Игорь замолкает, подавившись вдохом, — и Юлю, и вообще всех. Дима открывает рот, чтобы возразить, как Игорь тут же пресекает эту попытку. — Но чем больше мы общались, чем больше я узнавал о нем, даже о чертовом Разумовском, тем сильнее привязывался. — Игорь тяжело опускается на стул, сцепив перед собой руки в замок. — Он был рядом, когда мне было тяжелее всего, когда ты не мог быть рядом, когда ребята не могли быть рядом. Я не виню вас ни в чем: вы сделали для меня слишком много. И я люблю вас. Но и он сделал для меня слишком много, поэтому… Игорь не договаривает, но, кажется, Дима с печальными зелеными глазами понимает его и без слов. — Почему ты не сказал мне сразу? — Дима подходит ближе, касаясь пальцами спутанных волос, давно не видевших расчески. — Это бы что-нибудь изменило? — спрашивает Игорь и утыкается лбом в обтянутую жилеткой грудь, едва сдерживая неуместный смешок — поплакаться, что ли? — Не знаю, — пожимает плечами Димка и кладет ладонь на его напряженные лопатки, — но я бы постарался тебе помочь. — Помочь чем? Поймать его? — Игорь вяло хмыкает. — Тогда я был бы этому рад. Сейчас… Уже не уверен, если в таком случае ему грозит попасть за решетку. Если такая мразь, как Косыгин, еще не сидит, то и он этого не заслуживает. — Насчет Косыгина. Игорь вопросительно мычит, вспоминая, что Димка этого урода, вроде как, нашел. — Хоть у меня и есть доказательства, засадить его не получится. — Это ещё почему? — недовольно бурчит Игорь. — Пришлось обменять его свободу на твоё место в участке. — Как это вообще связано? — недоумевает он. — Поверь, объяснения займут слишком много времени, — Дима вздыхает. — В любом случае либо так, либо они бы все равно нашли способ, чтобы вернуть Косыгина обратно себе, даже если бы я надавил на них сильнее. Но я всё равно не прекращу копать дальше: нужно больше рычагов давления на этих людей, чтобы нас наверняка оставили в покое. — Скорее, чтобы ты оставил их в покое, — Игорь недолго смеётся, коротко фыркая — плечи Димы тоже трясутся от сдерживаемого хохота. — Что ещё за «они»? О ком ты? — Говорю ведь, слишком долго объяснять. Зевнув, Игорь наконец-то скрещивает руки за спиной Димы, обнимая в ответ. — Позже расскажешь, — Игорь старается звучать так сурово, как может. — Конечно, — легко соглашается Дима, продолжая поглаживать его спину. Позже Дима так ничего и не рассказывает. По крайней мере ничего, что содержало бы в себе хоть какие-то конкретные и понятные объяснения. Игорю Диму не переупрямить, но это не значит, что он сдался. Просто тактическое отступление, пока Димка не ослабит бдительность. Из его медицинской карты исчезает диагноз, выдуманный Рубинштейном, а из дела — состав преступления. Однако обратно на работу он так быстро, как хотелось бы, вернуться всё равно не может: подкосившая его депрессия отнюдь не выдумка и не иллюзия. Пока не вылечится, службы ему не видать. Можно было бы, конечно, пошуршать по старым связям, договориться с Прокопенко, попросить Диму ещё раз побеседовать с теми, кого тот всё еще таинственно называет «они», но Игорь не хочет. Какой будет толк от этой работы, если дальше кабинета его не выпустят и ничего опаснее бумаги в руки не дадут? А перебирать бумажки Игорь никогда не любил. Как и сидеть на месте. И так уже засиделся. Хватит. Олега всё ещё ужасно не хватает — Игорю снова приходится собирать себя по кусочкам, искать и не находить недостающие, потому что их забрали, унесли и забыли вернуть. Он пытается заполнить их хоть чем-то не сильно саморазрушительным: как бы больно ни было, Игорь не планирует откатываться назад. И проходит, наверное, месяца два с того разговора с Димой, когда на телефон среди ночи приходит короткое сообщение с неизвестного номера. «У парадной. Сигареты возьми» Игорь вскакивает с дивана и одевается так быстро, будто это нужно сделать, пока горит спичка. От мысли о спичках он ёжится, но не дает себе задуматься об этом слишком сильно, натягивая первый попавшийся свитер, вывалившийся вместе со всеми остальными скомканными вещами из шкафа. Замирает посреди комнаты, оглядываясь по сторонам в поисках сигарет, но успевает вспомнить, что с курением он решил завязать. Бросил, когда Олег ушёл. Еще одна болезненная ассоциация, от которой Игорь по старой привычке сбежал, чтобы с каждой затяжкой не вспоминать вкус горьких обветренных губ. Наконец-то выскочив на улицу, он цепенеет: Олег сидит на лавке опрятный, гладко выбритый, счастливый. — Ты! — Игорь кричит, мало беспокоясь о том, что своими возгласами может перебудить весь дом. — Я, — сипит Олег, улыбаясь. — Ублюдок, — Игорь делает вдох и задыхается, не зная, что вообще сейчас чувствует. Он рад? Зол? Расстроен? Всё вместе? Олег рывком поднимается и, поправляя пальто, подходит ближе — Игорь теряется и делает пару шагов назад, выставляя перед собой трясущиеся ладони, которые практически сразу крепко сжимает в кулаки. Никогда в жизни он не хотел ударить человека сильнее, чем сейчас. И Игорь бьет. Олег даже не пытается увернуться и после удара с ухмылкой сплёвывает кровь на землю. — Хороший удар, — хвалит он. Игорь, кажется, готов взорваться от переполняющего его гнева и негодования и дёргается, чтобы ударить ещё раз, но Олег ловит кулак. — Отпусти, — цедит Игорь сквозь стиснутые зубы. Уголки губ Олега печально опускаются вниз. — Не отпущу. Нахмурившись, Игорь больше не пытается вырваться и старается не дать себе размякнуть раньше времени: он скучал по этим теплым прикосновениям сухих ладоней к своей вечно прохладной коже. — Принёс сигареты? Олег что, издевается над ним?! — Ты, блядь, серьёзно? — Игорь делает ещё один шаг назад и едва не спотыкается об ступеньку. — Ты исчез, просто ушёл, ничего не сказав. Ни записки, ни смс, ни звонка. Телефон вне доступа. Я в какой-то момент думал, что снова видел то, что видеть не должен. Надумал себе такое дерьмо, какое тебе и не снилось. И ты сейчас спрашиваешь у меня, не принес ли я сигареты?! Ты серьёзно? Если пришёл только отхватить по морде и покурить, то можешь уходить обратно. Игорь не хочет быть излишне драматичным, но если Олег думает, что может так просто вернуться, ничего не объяснив, то может тут же пойти не то что в задницу, а сразу нахуй. — Прости. Удивительно, но печальный шепот умудряется успокоить Игоря за какие-то жалкие несколько секунд: Олег, сбросивший с себя веселье, выглядит достаточно раскаявшимся. — Где ты был? — Игорь проглатывает и другие вопросы по типу: почему ты ушел? почему ничего не сказал? виноват ли во всем этом я? Его больше волнует то, был ли Олег в безопасности эти два месяца: отсутствие видимых повреждений за исключением наливающегося цветом синяка на щеке совсем не убеждает Игоря в том, что их нет под одеждой. — Не так важно где. Мне пришлось уйти. Кое-кто слишком давно стучался и в мои двери тоже, — Олег фыркает, явно вспомнив то, как Игорь рассказывал ему о своих. — Просто пришла пора их открыть. — Открыл? — хрипло спрашивает Игорь. — Да. Олег замолкает. Игорь тоже: у него будет ещё много времени, чтобы выпытать из Олега все подробности. — И куда теперь? Осмелившись, Олег снова берет его за руку, сжимает, потирая подушечками пальцев костяшки, притягивает к лицу и целует, отпечатывая мягкую улыбку на коже. — В Райдо? — Вряд ли ты захочешь торчать там на пороге шесть часов до открытия, — Игорь смеётся и ведёт Олега домой.