Кукла

*** Он распахивает глаза и в ужасе хватает ртом воздух, прижимая ладони к груди и пытаясь унять бешено колотящееся сердце, которое, кажется, вот-вот выскочит у него из груди. Стоило задремать, как воспаленный мозг подбрасывает ему невероятно живую и детальную картину того, как в темном магазине, в дурацком отделе игрушек плачет прекрасная кукла с грустными глазами. По фарфоровым щекам текут капельки слез, а невероятная девушка в коробке с пышными бантами даже не может вытереть соленые капли, потому что запястья крепко зафиксированы широкими розовыми лентами. Картина настолько невыносимая, что он мгновенно понимает: приснись ему подобное еще раз и он просто откинется от сердечного приступа в свои чудесные двадцать два. Решение принимается мгновенно. Он хватает телефон и с минуту тупо таращится на экран, который сообщает ему, что времени семь утра, и до открытия магазина еще три часа. Это его не останавливает. Дамиано подрывается с постели и пулей летит умываться, натягивает первые попавшиеся штаны и рубашку, глушит черный кофе на ходу и приезжает к половине девятого, а потом еще полтора часа сидит в машине, гипнотизирует двери магазина и нервно барабанит по рулю, ожидая открытия. Как только охранник отпирает стеклянные двери, он проносится мимо на такой скорости, словно за ним гонится стая бешеных собак. Дамиано стремительно пролетает до омерзения знакомые полки с медведями и конструкторами, вбегает в кукольный отдел, только чудом не снося ничего на ходу, и замирает как вкопанный напротив того места, где вчера стояла огромная коробка. Куклы там нет. Он сглатывает подступающий к горлу комок и буквально трясется от ужаса. Ну все, теперь он точно сойдет с ума. - Доброе утро! Решили к нам вернуться? - Раздается у него за спиной знакомый женский голос. - А где?.. - Хрипит он, с трудом выталкивая слова сквозь пересохшее горло. - Тину переставили поближе к кассам. - Радостно отзывается консультантка. - Решили, что здесь ее видит слишком мало народу. Он выдыхает с таким шипением, что его, пожалуй, слышно даже на улице. - Вот блять! Извините. - Тут же исправляется он и поясняет удивленной девушке: - Вернулся специально за Тиной, очень испугался, что ее кто-то уже купил. - Это будет превосходный подарок! - Сияет девушка, но Дамиано ее уже не слушает. Он разворачивается и на полной скорости стартует в сторону касс. Конечно же, это будет замечательный подарок для его поехавшей крыши, черт возьми! Знакомая коробка с бантами буквально примагничивает взгляд. Он едва успевает затормозить, чтобы не впечататься в пластиковую крышку на полном ходу. Жадно вглядывается в мягкие черты лица и замирает, вообще забывая, как дышать. Ему кажется, что на гладких белых щеках он видит самые настоящие дорожки от слез, может быть, даже чуть темные от потекшей косметики. - Ничего, сейчас я тебя отсюда заберу. - Обещает он Тине, чувствуя себя окончательно чокнувшимся. Ему мерещится, что кукла слабо улыбается ему уголками губ. Дамиано расплачивается на кассе, оставляя там гонорар как минимум за пять последних концертов, и ни секунды об этом не жалеет. После этого выясняется, что кукла просто непомерно тяжелая - аж семьдесят пять килограммов, не считая коробки, словно и правда настоящий живой человек. Нанятых грузчиков пугает странная игрушка, они с подозрением косятся на куклу, а Дамиано бегает вокруг них кругами и ругается всеми на свете матюками на всех языках, которые только может вспомнить, когда неуклюжие мужики задевают дверной проем самым краешком коробки. Когда коробка оказывается бережно уложена прямо на ковер посреди его гостиной, и он остается со своей покупкой один на один, ему сразу же становится неловко. И за свое помешательство, и за бардак в квартире, и за лохматого себя в растянутых спортивках. Он начинает панически бегать кругами, убирая валяющиеся везде шмотки и грязные чашки из-под кофе, вытирает пыль, поливает загибающийся на подоконнике цветок и через какое-то время понимает, что просто отвратительно трусит открыть коробку. Это же просто кукла, правда? Она не живая, всего лишь прекрасная фарфоровая игрушка, которую он купил себе в приступе помешательства, и теперь может делать все, что захочет. С этими мыслями он находит ножницы и устраивается на полу, принимаясь безжалостно кромсать ленты, закрепляющие крышку. Нарезанных лоскуточков оказывается целая гора, но он так увлекается процессом, что совершенно не обращает внимания на то, что двое его котов растаскивают эти сомнительные сокровища по всем углам квартиры. Крышка поддается с трудом, ему даже приходится сходить за отверткой, чтобы подковырнуть края толстого пластика. Дамиано скидывает крышку на пол и нависает над коробкой, восхищенно выдыхая и замирая, как маленькая девочка. Он все еще понятия не имеет, что ему делать с этим чудом, но, кажется, он ни разу не испытывал такого абсолютного восторга от покупки чего угодно в своей жизни. Дамиано осторожно протягивает руку и касается щеки кончиками пальцев. Он ожидает ощущения холодного фарфора под рукой, но кожа неожиданно оказывается нежная и мягкая, кажется, даже теплая, и он отдергивает руку от неожиданности. Быть такого не может. Он подносит к губам и носу куклы металлические ножницы, которые у него в руках, проверяя, не останется ли на них след от дыхания. Конечно же, никакого следа не остается. Но это его не успокаивает. Он осторожно отгибает кружевной ворот платья и прижимает два пальца под скулой, проверяя пульс. Пульса, разумеется, тоже нет, и он чувствует себя полным кретином. Это же кукла, какой еще пульс, Дамиано? Место тебе в дурдоме. Он поправляет мягкие волосы, осторожно пропуская сквозь пальцы вьющиеся локоны, и аж жмурится от удовольствия. Пальцы тут же натыкаются на крупную жемчужную сережку в ухе. Он сглатывает и осторожно поглаживает мочку, ощущая себя окончательно спятившим. Абсолютное, стопроцентное ощущение живой кожи под руками сводит его с ума. Еще пару секунд спустя он нащупывает ленту, уходящую ко дну коробки. То, что он ошибочно принял за один из элементов воротника платья, оказывается полоской ткани, фиксирующей шею в одном положении. Он ползет вокруг коробки на четвереньках и за пару минут обнаруживает точно такие же крепления на запястьях, лодыжках и талии. Господи, это просто кощунство какое-то! - Потерпи минутку, сейчас я тебя освобожу. - Бормочет он едва слышно. Кукла ему, естественно, не отвечает. Впрочем, кромсать ткань так близко к коже тоже кощунство, поэтому он по десять минут возится с каждой из лент, распутывая узлы и хитрые крючочки, на которых все держится. Он осторожно берет узкую ладонь в свою и мягко поглаживает тонкое запястье, на котором, кажется, остался след от ленты, впивавшейся в кожу. Или, может, ему все это мерещится? Ладонь очень тонкая и изящная, но довольно крупная - в длину чуть больше его собственной. Каждая складочка на коже проработана так тщательно, что он никак не может поверить, что вот это все - не настоящее. Безумное ощущение дополняет то, что все суставы сгибаются как у него самого, принимая любое желаемое положение и не издавая при этом никаких звуков. Он тихо вздыхает и мягко касается губами костяшек пальцев, замирая так на несколько секунд и прикрывая глаза. Почему у него не могло все быть как у нормальных адекватных людей? Почему обязательно надо было с первого взгляда запасть на игрушечную девушку? Почему нормальные живые женщины никогда не заставляли его испытывать такую гамму эмоций? Он осторожно отпускает нежную ладонь и двигается ближе. Мысленно он уже поставил себе диагноз, признал себя совершенно безнадежным и записал в число тех психов, которые женятся на куклах, покупают им одежду, заплетают волосы и вообще во всех смыслах предпочитают их настоящим женщинам. Дамиано вздыхает и осторожно опускает ладонь на стянутую поясом талию, осторожно поглаживая сквозь слои шелка. Господи, и чем он только занимается? Поспал от силы часа полтора, вечером репетиция, если он ее проспит, то репетиция явится к нему сама в виде разгневанной Виктории. И вот тогда он и сдохнет от стыда, потому что объяснить, с чего вдруг в двадцать с хвостом лет ему захотелось поиграть в куколки, он точно никак не сможет. Он придирчиво проверяет толщину бархатной подложки на дне коробки, нежно целует куклу в кончик носа, поднимается с пола и идет за подушкой, потому что ему кажется, что вот так лежать в коробке должно быть не очень-то удобно. Он подпихивает подушку кукле под голову, накрывает ее пледом и отчаливает спать, ощущая себя совершенно счастливым психом и ни капельки не переживая по этому поводу.