А вы заложник страстей и святой мученик?

      Тлеющий свет пронизывает моё огранённое тело сотнями лучиков беспощадной боли, которые собираются в одну точку и пронзают уже моё сознание.

***

Ты, маленький мальчик с благозвучным — насколько это возможно — именем Готтлиб, вероятно, пришёл к тому, что ни жизнь, ни смерть ни стоят того. В прочем, жизнь ты уже познал, глупый ребёнок, но смерть… Ха-ха! Конечно, нет! Поэтому тебе хочется это сделать. Разумеется. Сегодня твой последний день, так? Как обычно будешь тупо листать и пялится в «Преступление и наказание», да? Даже читать лень? Ну да, ты же его перечитывал раз восемь. Ты листаешь и листаешь, натыкаясь на момент, где эта поганая Мармеладова читает Евангелие про Лазаря. Ай-яй-яй, Родион. Становишься ты тварью дрожащей, когда говоришь с ней. Беги, пока в Сибирь не отправили… Право иметь не хочешь?! Ты листаешь дальше. Вот и Раскольников признаётся в убийстве Соне. Эх ты… Дурак! Разве может убийца и проститутка идти одной дорогой?! Посмотрите хотя бы на господина Свидригайлова! Что ты сделала с этим прекрасным человеком, Сонечка! Он мог и не сознаться! Любое зло, совершённое ради добра и блага, не зло вовсе! И вдруг в мою шею вцепляется какое-то противное до тошноты существо. Таракан? Грегор Замза, что ты творишь?! —Господи! Что вы, что вы это над собой сделали! — высокий голос, на который я обернулся, принадлежал, вероятно, девчонке, волосы которой были покрашены в рыжий и настолько кудрявы, что я чуть ли не подумал, случаем не Владимир Ленский ли это? Однако цвет говорил об обратном, но кудри её и правда были до плеч… Точнее ещё короче, но опустим этот момент. Куда важнее то, что она цитировала Соню Мармеладову. Удивительно… Она выглядела лет на 14, не больше. —Странная какая-то ты, Соня… — высказал я, зная, что продолжить диалог, где я — великий носитель петельки для топора в своём пальто, а она — человек получивший за один день работы, а точнее ночь, тридцать рублей — неплохая идея. На это последовало неловкое молчание. Она всё-таки отпустила мою шею и перестала обнимать. Меня это радовало. Та присела рядом на лавочку и, с помощью рук похрустывая шеей, а после пальцами, начала свой допрос немногословный: —Имя, возраст, любимый герой Преступления и наказания. —Готтлиб Фрайн, 13, Родион Раскольников, — ответил я. Никогда не думал, что буду потакать… Девчонке, отвечая на все её допросы… Но она… образованная. Да, вполне. Поэтому… Ха-ха, неплохо. —Солледад Грасси, 14. Соня Мармеладова, — промямлила Солли, как я начал её называть, и ушла куда-то вдаль. А я, дурак дураком, в полнейшем шоке остался на лавке, не понимая, что сейчас произошло. Даже мысли о суициде тогда вылетели из моей головы, как я мог вылететь в окно. Я просто стал гладить шрамы на запястьях и размышлять ни о чём. Прекрасное занятие… После встречи с ней я стал… Другим.