И я не знаю — сила это или слабость

Принимая на веру математику средней школы, я думал, что минус на плюс даст логичный минус и учеба Лёши из-за меня пошатнется в сторону прогулов и откровенного забивания хуя на нее. Но вместо этого я сам не заметил, как стал выходить вместе с соседом на первые пары или досиживать до конца последние, когда у Лёхи было то же количество пар, что и у меня. Вот так, первый раз на моей памяти, плюс на минус дал плюс, и сейчас, к концу октября, а это целых полсеместра, моя посещаемость-успеваемость выросла до каких-то неведомых ранее высот, что позволяло мне даже допустить мысль, что в четвертом семестре меня ждёт стипендия. Таких подарков судьбы я с первого семестра не видывал, когда стипуху раздали всем бюджетникам. Материально вообще стало куда проще. Оказывается, если готовить, а не заказывать доставку, то деньги потрясающе экономятся. А если еще и на пары ходить, и жрать в столовке, а не заказывать доставку, то снова экономятся. В общем, чудные открытия преследовали меня, как преследовала меня и мысль, что я все еще торчу Лёхе свидание. Эта мысль все время лезла мне в голову, становясь уже навязчивой. Не то чтоб Лёша мне как-то об этом напоминал или намекал, разве что самим своим существованием. Он про эту свою просьбу уже, скорее всего, и думать забыл. А может и нет. Может, просто ждал, что я сам без напоминаний соберусь. Сейчас он мельтешит передо мной, прыгая между плитой и холодосом, традиционно готовя нам завтрак. Судя по ингредиентам на столе — сегодня у нас омлет. Обожаю омлет. Потому что когда Лёха его готовит, то не перекладывает ничего из сковородки, и мы едим из нее вместе, и это блять так охуенно, что я словами передать не могу. Пельмени люблю по той же причине. Почему-то есть с Лёхой из одной тарелки кажется мне максимально интимным. Завтраки у нас всегда молчаливые. До завтрака и кофе я не человек, после завтрака и кофе я хочу отдохнуть, вот и денёк прошёл. Лёша двигает ко мне большую кружку с золотой каймой, которые, знаете, в микроволновку ставить нельзя, подсаживаясь совсем рядом. Нужно, наверное, сегодня отдать долг романтике, думаю я, пока денег, полученных с последних рефератов, еще хватает на приличное заведение. Тем более все бары сейчас пиздато украшены перед Хэллоуином, а это, пожалуй, мой любимый праздник. Но то ли вселенная против наших пидорских свиданий, то ли я рассеянный с утра, но из всех этих мыслей меня в реальность возвращает резкая зубная боль, когда я надкусываю что-то твердое. Удивлённо ойкаю, и Лёха поднимает на меня глаза. Что за нахуй? Провожу языком по зубам и понимаю что. Видимо, бюджет свидания уйдёт на новую пломбу. Лёха все еще смотрит непонимающе. Сплевываю на ладонь кусок пломбы и с ужасом понимаю, что это еще и не пломба, а зуб. Кусок моего, мать его, зуба. Лёха тоже с интересом смотрит на часть меня, меня покинувшую, но отмирает первым: — Сходи сегодня в студенческую поликлинику, она в соседнем корпусе. — Блять, может хуй с ним, — взвешиваю в уме все «за» и «против». — Почему? — У меня были другие планы на эти деньги, — со вздохом отвечаю я, хотя это, конечно, не единственная причина. Кто вообще ходит к стоматологу сразу же, без вот этого месячного ожидания и накручивания себя? — Але, Жень, она студенческая, ты студент, какие деньги? — А, да? — Как-то у меня одно с другим до этого не вязалось никогда, конечно, — может, потом схожу. — С тобой сходить? — кажется, Лёха понял, что кроме того, что мне жалко денег, мне еще и просто по-человечески стремно. Качаю головой, решив, что смерть лучше позора. — Ищи короче полис, паспорт, вместе поедем, — я только собираюсь напиздеть, что не надо со мной нянькаться, как Лёха добавляет, — поедем вместе, я на пары, а ты систему захоронения здравоохранения проверять. Что ее проверять, думаю я, там с моего последнего визита ничего не изменилось. Смею предположить, что даже и с первого тоже, но послушно роюсь в бумажках, чтоб собрать регистрационный фулл-хаус. На удивление, отстояв несколько очередей, потеряв нервные клетки в стремном кресле и забив на пары, через несколько часов я обнаруживаю себя возле Лёхиного корпуса с новой пломбой на месте сломанного зуба и справкой для деканата, что не проебщик, а у врача был. Потрясающе. «Меня починили, я около вашего корпуса», — пишу я Лёхе. «Поднимайся на второй этаж, где рекреация с уродской мазней», — приходит в ответ, и я иду, уже заинтригованный мазней. В главном корпусе я был примерно никогда, так что найти нужную рекреацию было той еще задачей. Справляюсь с ней, только потому что нахожу там Лёху, развалившегося на потрепанном диване из кожи молодого дермантина, а вот репродукции Поллока в моем понимании на уродскую мазню не очень тянут. — А ты не фанат современного искусства, да? — хмыкаю я, останавливаясь рядом. — Есть такое, — Лёха встает, хватает меня за рукав куртки и тянет за собой, — идем. — Куда идем-то? — недоуменно моргаю, но плетусь за парнем. — Где потише, — заговорщицки улыбается Алексей, и я начинаю понимать ход его мыслей. Лёша ведет меня по незнакомым коридорам, периодически с кем-то здоровается, хотя сейчас пара, но праздно шатающегося народу в универе хоть отбавляй. В итоге мы наконец-то сворачиваем в какой-то тупик под лестницей, где даже свет не горит. Эта часть коридора заставлена коробками и учебными материалами, мимо которых мы пробираемся дальше. Лёша пропускает меня вперёд, и я вижу свободный от коробок подоконник. — О, норм, — я без раздумий забираюсь на подоконник, а Лёха подходит ко мне вплотную, невзначай разведя мои колени и устраиваясь между. — Норм ага, — улыбается. — Ничего, что ты прогуливаешь? — как-то запоздало вспоминаю я, что справка здесь только у меня. — Не, меня уже отметили, — беспечно отмахивается Лёха. — Ты сегодня во сколько заканчиваешь? — вспоминаю, собственно, за чем пришел. — У меня еще пара, потом сразу к Кире поеду, — немного подумав, отвечает парень, скользнув по мне своими серыми глазами. Вселенная явно против — сначала зуб, теперь Кира. Какая нахуй Кира, у них же завтра занятие. — Вы же завтра, — озвучиваю я свою мысль. — Завтра не учимся, — объясняет мне Лёша, — решил на сегодня перенести, а завтра лежать весь день. — Почему не учитесь? — не понимаю я. Я вот очень даже учусь. — У нас препод заболел, замену не нашли, — пожимает плечами Лёха. — А че? С другой стороны, если Лёше никуда не надо завтра — то это еще лучше. — Ничо, тогда дома увидимся, — улыбаюсь я, а Лёха притирается ко мне ближе. — Ну раз мы выяснили все планы, то может уже не будем время терять? — хмыкает парень и проводит большим пальцем по моей нижней губе. Я залипаю сначала на это движение. Потом на то, как Лёха неспешно проводит другой рукой по внутренней стороне моего бедра, как будто мы одни дома и никуда не торопимся, а не в какой-то университетской подсобке посреди пары. — Самый нежный парень, да? — на выдохе говорю Лёше, который все еще дразнит меня, я приоткрываю рот, и его палец чуть-чуть проскальзывает внутрь. — Тебе виднее, — хмыкает он. Лёша наконец-то обхватывает мое лицо теплыми ладонями и целует. Наконец-то, потому что я уже не могу терпеть и хочу активных действий с его стороны. Я, кажется, дышу, но явно пропускаю. Лёша запускает пальцы в мои волосы, стягивая их на затылке, заставляя запрокинуть голову, и проходится поцелуями по линии челюсти. Сейчас я демонстрирую нереальную податливость. — Как же ты вкусно пахнешь, Жень, — Лёха ерзает, трется об меня и громко дышит. Нам срочно нужно остановиться, но моральных сил на это нет. Кажется, вселенная все-таки сегодня однозначно против, потому что мы не просто останавливаемся через несколько секунд, а как ошпаренные отпрыгиваем друг от друга, точнее отпрыгивает только Лёша, я же вжимаюсь в угол подоконника, когда рядом с нашим убежищем раздаются голоса и громкие шаги. — Мимо прошли, — спустя полминуты говорил Лёша, с ошалелыми глазами, когда голоса стихают. — Пока нас тут не спалили, надо завязывать, — глубоко дышу, стараясь унять сердцебиение. Лёха так ухмыляется, что его хочется снова притянуть к себе и уже запустить руки под резинку треников, что, собственно, я тут же и делаю, не в силах сопротивляться. — Ты же завязывал? — шепчет Лёха мне в губы. — Ага, — вздыхаю я и все-таки спрыгиваю с подоконника и коротко целую парня в нос, чтоб по-третьему кругу не начать тереться об Лёху, — завязал. Мы вместе доходим до его аудитории. Лёха подмигивает мне, нахально улыбаясь, и скрывается за дверью. Ожидание дома оказывается очень утомительным — сначала я терпел кошачье нападение, когда в Зевсе проснулись какие-то его кошачьи бесы и он решил, что прыгать по дивану через меня — отличная идея. К тому же меня охватил необоснованный мандраж перед свиданием, как будто бы это было первое наше свидание. Ну, технически это оно и было. Вдруг Лёхе не понравится? Это ж он всех на свидания водил до этого, а не его. А водил ли? А может, это вообще шутка была? Не давая себя накрутить еще больше, я решаю сделать хоть что-нибудь полезное по дому. Конечно, я мог бы пол помыть, но вместо этого решаю навести Хеллоуинского уюта. Не то чтоб у меня было особо чем украшать и коробка барахла с тыквами и черепами. У меня из всего украшательства — три гирлянды, с переключением цвета, и до 31 октября это оранжевый, после — синий. Не снимать же, чтоб в декабре на Новый год вешать. Вот такой вот я парень рациональный. А на днях я не смог пройти мимо гирлянды со скелетами из фикс прайса, так что теперь у меня и четвертая есть, правда эта не светится. Развешиваю все это многообразие в Лёхиной комнате, раз уж мы проводим тут большую часть времени, и думаю прикупить пару тыкв. Интересно, Лёха умеет готовить тыкву? Как оно вообще на вкус? А через час я уже у порога родительской квартиры, рассудив, что надо бы еще пожрать до барного алкотрипа. Совмещу приятное с полезным — и Лёху с репетиторства заберу и бесплатно отужинаем. Получается, правда, еще внести элемент неожиданности в жизнь Киры, заявившись без предупреждения. — Привет? — гостеприимство — не конёк сестры, которая так и стоит в проходе, не давая мне пройти в квартиру. — Не знала, что ты придешь. — Я вообще-то тоже тут живу, у меня даже ключи есть, — парирую я, снимая кроссовки, отмечая про себя, что надо бы зимнюю обувь купить, еще немного и снег. — Ты вообще-то с ним живешь, — кивает Кира на кухню, — ладно, проходи, будь как дома, у нас еще занятие. Лёша тепло улыбается мне, когда я захожу на кухню. — А вам долго еще? — 15 минут, — Лёша будит экран телефона, дотрагиваясь до него, — а ты что пришел? — Блин, мне что, домой прийти нельзя? Лёша как-то неопределённо пожимает плечами, поворачиваясь обратно к Кире. Я мельтешу на кухне, явно раздражая и мешая обоим сосредоточиться, особенно Кире, чем неимоверно веселю Лёху. Сестра вздыхает, закатывает глаза, охает и недовольно зыркает на меня. И с чего это она так немецкий полюбила, недоумеваю я. — Пиздец, Женя, ты заебал! — все-таки взрывается Кира через несколько минут. — Нахера ты тут ходишь? Все, позанимались! — Давай в следующий раз на 15 минут подольше позанимаемся? — предлагает ей Лёша альтернативу, таким бархатным голосом, что я вскипаю. Этот тон может быть адресован только мне! — Ну вот, из-за этого мудака тебе придется напрягаться! — вспыльчивость — это вообще у нас семейное. — Это не все вокруг мудаки, это ты бесконечно обижаешься на хуйню! — теперь мы уже огрызаемся с Кирой друг на друга. Она, психанув, уходит, хлопнув дверью в свою комнату. — Может, не надо на всех орать? — примирительно говорит Лёша, опустив свою руку мне на коленку. Я понимаю, понимаю, что он прав, но блять что, самый умный?! — Иди нахуй! — ору уже на Лёху. Лёша же начинает истерично ржать. К этому я вообще не был готов. — Кира, Кира, иди сюда, он совсем ебу дал! — сквозь слёзы и смех кричит Лёша. — Не оставляй меня с ним! Кира правда возвращается, окидывая меня презрительным взглядом: — Как ты блять с ним живешь, невозможно же, — закатывает глаза сестра, и уже мне, — жрать будешь, придурошный? Хорошо, что отходчивые мы тоже всей семьей. — Ага, я вообще за этим и пришел, а вы на меня орать начали. По глазам Киры и Лёши вижу, что они хотят сказать, кто тут орать начал, но сдерживаются. Вместо этого сестра ставит разогреваться вчерашнее рагу, и когда Лёша уходит в ванную, тихо спрашивает: — Жень, а у Алексея девушка есть? — хороший вопрос, думаю я. Еще и сразу становится понятна страсть к шпреханию. — Мечтаешь о старшекурснике? — Кто ж не мечтает, — вздыхает сестра, — а потом уехать с ним в Германию. — Какую еще Германию? — не понимаю я. — Ну не знаю, учиться, язык, вся фигня, — объясняет мне сестра, — так что по девушке? — Нет, Кира, девушки у него нет, — вздыхаю, обдумывая слова Киры. Я даже не спрашивал никогда, что Лёша через полгода делать собирается. Когда мы прощаемся с сестрой и вместе выходим в наш неблагополучный падик, с надписями разных поколений на стенах, Лёша спрашивает: — А дома мы почему поесть не могли? — Чтоб время не терять, — бросаю я, обгоняя его на ступеньках. — А у нас какие-то планы? — уточняет Лёша. — В бар. — В бар? — Лёха идет сзади, почти дыша мне в затылок. — Да блять, Лёх, не тупи, ты хотел свидание, помнишь? — резко оборачиваюсь, и он врезается в меня. — Ну нихуя ж себе, — улыбается парень, когда мы доходим до первого этажа и я открываю входную дверь и пропускаю его вперёд. На улице уже сумерки, и Лёша, ведомый каким-то одному ему понятному порыву быстро и смазанно целует меня, скользнув после губами по щеке. — Ты ебу дал? — я быстро осматриваюсь, — увидят же. — Кто? Темно уже, — отмахивается парень. — Что, на автике? Мы наконец-то добираемся до центра, потолкавшись в автобусе, где я без зазрения совести притягиваю Лёшу к себе и даже хватаю его за бедро, на резком повороте, потому что в этой давке мы все так тесно прижаты, что мои руки на Лёше никого не интересуют. На улице становится уже совсем темно. Самое стремное в зиме — это короткий световой день. И холод. Но пока холода я почти не чувствую — выигрывает световой день, который я ощущаю в полной мере. В баре тоже темно, зато тепло и шумно, как и должно быть. Я заказываю нам два шота, Лёха уже устроился у барной стойки в самом углу. — Держи, — протягиваю ему егерь. — Я что-то вспомнил тут, что ты утром ж у врача был, — своевременно замечает Лёша, — тебе после анестезии лучше не бухать, а то завтра плохо будет. — Мне не делали анестезию, все норм, — отмахиваюсь я и опрокидываю первый шот. — Что, почему? — недоумевающе смотрит на меня. Я секунду смотрю на него, собираясь пошутить, что экономил, чтоб сводить его в бар, но улыбнувшись сам себе, рассказываю, как было на самом деле: — Тетя врач сказала, что зуб мертвый внутри, и начала херачить меня так, — я смеюсь, — я правда в тот момент подумал, что мертвый внутри тут я, а не зуб. Лёха тоже смеется и выпивает свой шот. — Живи, раз начал, — хмыкает он. Мы на волне разливающегося внутри тепла обсуждаем всякую фигню, я иногда вспоминаю слова Киры, но не могу набраться смелости спросить про планы Лёши на будущее. — Ну что, еще по одной? — предлагает он. — Не, одевайся, — я встаю и протягиваю его куртку, кинутую ранее на соседний стул, — у нас тур по барам, идем дальше. Лёхе эта идея нравится, мы быстро перемещаемся в бар через пару домов, благо в центре этого добра хватает. Я специально прикидывал днем маршрут, чтоб мы не успели замерзнуть. Во втором баре история повторяется — два шота, угол у стойки, раскрасневшийся Лёха, которого очень хочется полапать, но нельзя, особенно когда он так улыбается и щурится, но все еще нельзя. Зато второй шот расплетает мне язык: — Слушай Лёш, я короче это, — собираюсь с мыслями, — а ты после диплома куда? Лёша долго смотрит на меня, закусывая губу. Непростительно долго. — Думал, может, по программе в какую-нибудь Европу, но магистра тут, наверно, получу, — вздыхает он, — он как раз два года и тебе два года типа осталось, вот. Вот. Ну или типа если ты решишь бросить свою физику, например, и со мной поехать, то, может, раньше, но это плохая идея, я думаю. Сижу и улыбаюсь, как дурачок. Вот сейчас мне действительно очень нужно его обнять, но сделать это я все еще не могу. — Блять, звучит так, как будто я тебя на дно тяну, — все-таки говорю я. — Ты на приколе, Жень? — закатывает глаза мой собеседник, — это ж не раз-два, вещички взял и попиздил на электричке в соседний город. Я это вообще обдумывал так, чисто как предположение. Мне чтоб все доки подготовить, податься и так далее год как минимум нужен, у меня заграна нет даже. Так что это, если мы реально с тобой, ну это, ой блять короче заебал, если мы с тобой вместе и все такое, то и решения вместе можем принять и вместе уехать, вот, а если не уехать, то тоже вместе, короче блять мне еще надо выпить. — Ладно, я тебя понял, сейчас принесу, — говорю я Лёше, улыбаясь этим сто раз сказанным «вместе». Мы выпиваем еще по шоту, и Лёха спрашивает: — Третий бар будет? — Ага, пошли, пока мы тут не накидались. У меня вообще в маршруте еще две станции. У Лёхи задирается толстовка, когда он снимает куртку на нашей следующей остановке, и я залипаю на голую полоску живота. У стойки очень людно, как и за столиками. На мини-сцене готовится выступать какой-то коллектив, и, кажется, до нас никому нет никакого дела. Забрав у бармена очередные шоты, я позволяю себе скользнуть ладонью по спине Лёхи и опуститься ниже. — Мне пизда, но будет весело, — я выпиваю свой шот, — а вообще, надо было в гей-бар идти. — Почему? — не понимает Лёша. — Пиздец как хочу тебя поцеловать! — громко шепчу Лёше в ухо, наклонившись близко, стараясь этим шепотом перекричать музыку. — Для этого человечество придумало кабинки в туалетах, — объясняет мне Лёха буднично. — Фу блять, никогда не сосался в туалетах! — Звучит как вызов, — говорит Лёша и соскальзывает с высокого стула, — правая кабинка через две минуты. Я остаюсь сидеть, хлопая глазами. Что, серьезно?! С другой стороны градус в моей крови говорит, что это самое логичное решение. Группа на сцене начинает играть, и я через толпу пробираюсь к туалету, в котором, к счастью, никого не оказывается, и стучусь в правую кабинку, надеясь, что ничего не перепутал. Не перепутал, об этом свидетельствуют сильные Лёхины руки, затягивающие меня внутрь и закрывающие щеколду за моей спиной. Эти же руки резко разворачивают меня, впечатав спиной в стену. — Мечтал об этом еще с первого бара, — шепчет мне Лёша куда-то в шею, покрывая ее то поцелуями, то укусами. — Не, в первом сортир совсем грустный был, — говорю я, отсматривая убранство туалета, — а тут даже можно сказать чисто. Особо изучить обстановку Лёха мне не даёт, да и не за этим мы тут. Его укусы быстрые, болезненные, но после них Лёха зализывает раненые места, и я плавлюсь от этого. — Извини, не могу себя контролировать, — правильно истолковывает Лёха мое шипение на его очередной довольно болезненный укус в ключицу, — больно? — Ничего, ты был даже нежен. — И буду, — шепчет мне, когда его руки гуляют у меня под футболкой. Лёха слегка дрожит от удовольствия, а его щёки очевидно краснеют. Он тут же торопливо кладет ладонь мне на скулу, вынуждая смотреть себе в глаза. Я же решаю, что хватит стоять столбом и, перехватив инициативу, сам добираюсь до шеи парня. Мягкая кожа пахнет цитрусом и мятой, и я почти рычу от удовольствия, широко проведя по ней языком. Лёха задыхается от ощущений и жарко дышит, когда я вылизываю, целую и прикусываю его шею. — Жек, не ерзай так, — хрипло просит парень, обхватив меня за бедра и с силой дёрнув на себя, подтягивая ближе. Теперь я еще чувствую, как упираюсь в Лёхин стояк. Лёша снова перемещается на шею, покусывая её, отчего я сдавленно мычу от смеси боли и удовольствия. Он опускается ниже, оттягивая футболку, и впивается зубами в выступающую ключицу, оставляя алые следы, которые расцветут бордовыми засосами. Все, приехали. Я не могу больше сдерживаться и надеюсь, что группа играет достаточно громко, потому что я не понимаю сейчас, громко в баре или нет, я как будто бы под толщей воды и слышу только Лёхин пульс и глухие стоны. Мой же стон, громкий, болезненный, теперь тоже тонет во всем этом шуме. Лёша останавливается, с интересом глядя на меня. — Ну же, блять, — выгибаю спину сильнее, прогнувшись в пояснице, не понимая, чего это вдруг он остановился. Лёху дважды просить не нужно, он ведёт рукой вдоль живота и кладет ладонь на пряжку ремня. Потянув вниз джинсы, он поднимает на меня глаза, решив проследить за реакцией. Закусываю губу и смотрю в ответ. Самый потрясный кайф от того, что вот ему со мной хорошо. Не с кем-то другим. Со мной. Я уже думаю, что быстрый перепихон в туалете бара, это не самое плохое в данный момент, когда нас прерывает громкий стук в дверь и громкий окрик: — Парень, ты там жив?! Мы с Лёхой молча смотрим друг на друга, пытаясь прийти в себя. — Блять, опять кто-то в туалете уснул, — кричит тот же голос, удаляясь. — Серый, где ключи? — Пора валить, — первым приходит в себя Лёша, поправляя на себе одежду и критически осматривая мою, — ты на улицу, я за куртками. Я киваю ему, натягивая толстовку ниже, хотя сейчас в баре вряд ли кто-то обратит внимание на мой стояк. На улице холодно, но во мне егерь и отходняк после Лёши, который не заставляет себя долго ждать и меньше чем через минуту протягивает мне мою куртку и рюкзак. — Покурим? — предлагает Лёха, протягивая еще и сиги, после того как я одеваюсь, но я морщусь и мотаю головой, — ну как знаешь. Лёха зажимает сигарету губами, роясь в карманах в поисках зажигалки, и я залипаю на его сжатых в тонкую полоску губах. Глаза у него все еще безумные, но отходняк накрывает и его. — Домой? — спрашивает Лёха, подкурив и сделав первую затяжку. — Вообще у меня последний бар еще остался, — пожимаю я плечами, — но можно и домой. Дай один раз затянусь. Лёша протягивает мне сигарету, и я, обхватив его пальцы своей рукой, затягиваюсь из его рук. Лёша улыбается краешком рта и отвечает: — Пошли в твой последний бар, хули. Когда мы через неполных десять минут останавливаемся возле здания старого фонда с неприметной вывеской, которая призвана сохранить дизайн код, Лёха шумно выдыхает: — Охуенно! — Не понял, тебя так бар впечатлил? — Сейчас поймёшь, — бросает мне парень и заходит первым. Мы повторяем уже привычный ритуал, — куртки на вешалку, мы за стойку, по шоту внутрь. Алексей все это время придирчиво осматривает помещение бара и мне ничего не остаётся, как осматривать его тоже. Бар как бар — темно, тесно, люди. Все в каких-то бордовых тонах и много гобеленов. Это соответствует технике безопасности вообще? — Сейчас встаешь и молча идешь за мной, — говорит Лёха безапелляционно. Кто я такой, чтобы спорить, тем более ситуация пиздецки интригует. Здесь тоже играет местная группа, полно людей, уже изрядно веселых, все-таки время перевалило за полночь и на нас никто не обращает внимания. Я проталкиваюсь через толпу за Лёшей, который уверенно идет куда-то вглубь бара. Идет к какой-то ему одному понятной цели. Когда он пропадает за шторой, я понимаю, что это зашторенный вход в помещения для персонала. Мы стоим между дверью с кодовым замком и плотным тяжелым гобеленом. — По-моему в туалете все-таки надежнее, — говорю я, уверенный, что Лёха привел меня на продолжение банкета. — Че? — отрывается он от созерцания замка. — А, нет, дай минуту. Он осматривает кодовый замок, проводя по клавишам пальцами и светя на него фонариком телефона. — На, подержи, — сует мне в руки телефон, и я не могу понять, нахуя нам в подсобку. Лёха набирает комбинацию цифр, получает эррор, потом еще раз те же цифры в другой последовательности. Снова эррор. — Да твою мать, — ругается на замок, — да эти ж кнопки стерты! — Там что вообще? — допытываюсь я. — Подвал. — Захуя нам в подвал?! — К призракам! — Ты совсем допился что ли? — фыркаю я, — какие призраки? У Лёхи раза с десятого получается открыть дверь и мы реально попадаем на лестницу, ведущую в подвал. Справа выключатели общего освещения, но мы светим себе под ноги только Лёхиным фонариком, который все еще в моих руках, и спускаемся вниз. Лёха забирает у меня телефон и осматривает помещение. — Вот пиздабол! — расстроенно произносит он, дойдя до конца небольшого подвала. — Лёш, время охуительных историй настало, блять! Что за подвал, что за призраки? Лёха вытряхивает пластиковые стулья, ждущие своего звездного часа в летнике, и садится на один из них, жестом приглашая меня сесть рядом. — Короче, мне тип один рассказывал, что он тут работал разнорабочим каким-то и один раз пошел коробки разгружать сюда, — Лёха кивает головой вправо, на завал, из которого он вытащил стулья, — и услышал тут женский голос, который сказал ему остановиться и не идти сюда. Он подумал, что это кто-то из персонала морит и пошел. — Куда сюда? — не понимаю я. — Вот сюда, где мы сидим, — меня вопреки здравому смыслу пробирает холодный пот. — И типа тут его кто-то за шею поднял в воздух и душил, и когда он заверил, что больше сюда не сунется, — то дух его отпустил. — Заебись, и ты проверить решил? — охуеваю я. Я, конечно, знал, что Лёша ебанат, но это какие-то новые грани. — Да че, раз все равно тут были, — пожимает плечами Лёха. — Ты на всю голову ебнутый, конечно, Лёша, — хмыкаю я, — как хорошо, что мы встретились. Лёха только улыбается мне в свете своего фонарика, запрокинув голову назад, что и без этой истории выглядит довольно крипово. — Ладно, раз призрака не получилось, пошли сами домой, пока нас не выгнали.