In vino veritas

      Проснуться раньше Айзавы было почти невозможно.       Он был не то чтобы жаворонком, нет, ложился он определенно позже адекватного для полноценного сна времени. Но это не мешало ему вставать ни свет ни заря, мучительно долго зевать, не глядя, нащупывать возле постели свои домашние брюки, затем нехотя подниматься и, обернувшись, застывать на несколько долгих секунд, пока еще не до конца проснувшийся мозг пытался обработать полученную информацию. Прошел уже почти месяц с неофициального начала их отношений, а он все никак не мог привыкнуть к тому, что подчас с утра в его постели сопит далеко не кошка. Точнее, не только она, потому что порой эта трехцветная домоправительница все-таки забиралась в и без того кучный ворох ног и одеял. Спать с ними двумя ей нравилось даже больше чем с одним хозяином. Еще бы, ведь тот с трудом мог позиционироваться как печка для теплолюбивого животного — напротив, сам частенько забирался под теплый бок Тошинори, согреваясь об него.       Айзава смотрел на встормошенного блондина, как в первый раз, медленно моргая сонными глазами, потом вздрагивал, словно приходя в себя, и уже с улыбкой всезнания шел на кухню. Раздавался звук льющейся воды, следом — щелчок кофеварки, а затем — частое шумное дыхание. Пока в чашку по капле цедился его личный сорт героина, брюнет разминался: отжимался, качал пресс, тягал гантели. Сидячая работа в офисе не всегда способствовала хорошей физической активности, поэтому он компенсировал её как мог. И не сказать, чтобы это не было заметно. Лежа очередной ночью рядом с ним, Тошинори не без удовольствия оглаживал рельефные мышцы рук и спины, спускался пальцами по влажной коже до ягодиц, на которых еще были видны синяки от особо сильной хватки в порыве страсти, смущался и одновременно собственнически радовался этой росписи на чужом теле, склонялся и целовал их, скользя ладонями уже ниже по крепким мускулистым ногам молодого мужчины.       «Даже не надейся, я на сегодня иссяк», — усмехнувшись куда-то в подушку, лениво подавал он голос, и Яги откликался:       «Мне просто нравится тебя касаться. Ты такой красивый».       И Айзава плыл от этих слов даже больше чем от жарких прикосновений и взаимных стонов получасом ранее. Хорошо, что, если уткнуться в подушку, никто этого не заметит.       Тошинори почти всегда просыпался сразу после него. Многолетняя служба научила его быть внимательным к деталям, шорохам, сделала в какой-то мере параноиком. И несмотря на то что рядом с Шотой он ощущал себя в безопасности и мог отпустить все внутренние рычаги контроля, стоило тому свесить ноги с кровати и тихо зевнуть, как весь сон у него как рукой снимало.       И все же он не подавал виду. Ему нравилось лежать и слушать, как взаимодействовал брюнет со своим жилищем, пока думал, что он один. Как бормотал что-то себе под нос спросони, тихо и до ужаса мило ругался с кошкой, которая не отставала от хозяина ни на шаг, сопровождая как в утреннем посещении ванной комнаты, так и в зарядке на кухонном полу, шлепал босыми ногами по коридорному полу обратно в спальню, а затем останавливался возле постели и замирал еще на добрых пять минут, любуясь на спящего блондина.       «Вот же угораздило», — произносил он, наконец, с улыбкой в голосе и, скидывая с тихим шорохом штаны, заныривал под одеяло, прижимаясь к разморенному телу.       — Ты точно из морозилки вылез, — лениво подавал голос Яги, когда его ног касались холодные ступни, но вздрагивал не от них, а от мягких прикосновений губ к своей шее.       — Есть повод меня согреть, — откликался он, точно кот потираясь носом о плечо, пока Яги поворачивался, завлекая его в свои горячие объятия. Только ради этого ощущения защищенности стоило просыпаться каждое утро.       — А время есть? — это было то, что дважды можно было не предлагать. Шота заводил его так же, как он сам свою крошку — с пол-оборота.       — Только если не будешь тратить время на лишние разговоры, — прохладные пальцы скользили по телу, натыкаясь на восхитительный утренний стояк, поглаживая его, чтобы даром не пропадал. И чужая ладонь вторила взаимной лаской. Постельное белье после такого, конечно, сразу летело в стирку, но это было незначительной платой за эти жаркие утренние объятия, сбивчивые стоны и жадный блеск в глазах напротив.       И все-таки ему больше нравились те редкие утра, когда он просыпался раньше брюнета. Когда можно было любоваться, как призрачный утренний свет обдает сияющим ореолом его темные волосы, и едва касаться пальцами лица: сперва линии бровей, затем скулы под затянувшейся стрелкой шрама, дальше — по щеке с извечной трехдневной щетиной — оставалось загадкой, как он поддерживал её всегда в таком состоянии, и ниже к полуоткрытым губам, с которых срывалось размеренное дыхание. В такие минуты ему думалось все явственнее…       — Яги?       … кажется, он бесповоротно влюбился.       — Тошинори, ты меня слышишь? — Цукаучи щелкал пальцами перед его лицом, понимая, что его коллега мысленно уже давно не с ним и последние минут пять он распинался для воздуха. — Хьюстон, у нас проблемы. Связь со спутником потеряна.       Блондин извиняюще улыбнулся, поднимая вверх ладони:       — Ох, прости, я задумался. О чем ты говорил?       — Хьюстон, отбой, связь восстановлена.       Офицер опустился обратно за стоявший напротив стол и сокрушенно покачал головой:       — Ты в последнее время все больше «не здесь», и не только мыслями, но и физически. Даже в офисе стараешься больше не задерживаться, — официальный тон сменился на шутливо-обвинительный, — может, уже стоит посвятить своего друга в то, что происходит, м?       — Ну ты же у нас детектив, давай, прояви мастерство дедукции, — Яги убрал вскинутые руки за шею, откидываясь в кресле и с вызовом смотря на мужчину напротив.       Тот, сощурившись, поглаживал подбородок, то и дело наклоняя голову то в одну сторону, то в другую — не дать не взять глубокий анализ проводил.       — Надеюсь, ты не заболел? — вынес он вдруг первоначальное предположение, еще больше нахмурившись, и блондин прыснул со смеху.       — Ох нет, не беспокойся! Конечно, «здоров как бык» — это уже точно не про меня, но пока держусь. Хотя вот сердце, действительно, немного пошаливает в последнее время, — заговорщически протянул он, и Наомаса преобразился в лице.       — Ты влюбился! Ах ты прохвост, и еще молчал!       — Тссс, боже, тише, прошу тебя, — встрепенулся блондин, чуть не делая кувырок на стуле и стремительно склоняясь к столу напарника. Его уши почти алели от этой впервые озвученной кем-то истины. — Это… я еще сам не до конца уверен, — он смущенно тер кончик носа, и офицер буквально умирал от умиления: еще никогда он не видел своего товарища таким… юным, — но мне кое-кто действительно нравится.       — Черт, дружище, я за тебя очень рад! — Яги хлопнули по плечу, и он не удержался от довольной улыбки. Все-таки счастье, разделенное с кем-то, действительно только приумножалось. — Познакомишь с ней?       — С ним, — украдкой поправил его Яги, и Цукаучи на мгновение замолчал, обдумывая полученную информацию. А затем внезапно нахмурился и отодвинулся от стола, складывая руки на своей груди.       — Черт, Яги, я от тебя такого не ожидал.       Блондин аж с лица спал. Он, конечно, понимал, что не все готовы принять этот факт так просто, но уж Наомаса… они столько времени работали бок о бок, а список их совместно пережитых неприятностей и приключений вряд ли уместился бы в одной папке. И теперь он…       — Мы столько времени дружим, а я только сейчас узнаю от тебя этот факт! Теперь понятно, почему у нас в офисе ты единственный, кто не волочился за лейтенантом Немури, — он улыбался, довольный произведенной реакцией. Полноте, Тошинори должен был хоть немного поплатиться за то, что не до конца доверял ему. Неужели боялся, что не так поймет? Глупости какие. — С ней, с ним, — он пожал плечами, подкатываясь обратно к столу и подпирая щеку кулаком, — какая разница, если ты счастлив. Ты же счастлив, Тошинори?       И тот расслабленно выдохнул, улыбаясь.       — Очень.       * * *       Этот бар не был похож на тот, где они провели свое первое, неофициальное на тот момент свидание, обнулившее застоявшийся счетчик Шоты. И куда позже они вернулись ещё раз, влекомые теплыми воспоминаниями об этом месте, так сильно сблизившим их. И по тому, с какой улыбкой встретил их бармен, было понятно, что они там тоже запомнились. Шота не очень хорошо помнил, как они перебирались из заведения в такси — он был пьян и далеко не алкоголем, так что все неважные детали отошли на второй план, а к важным относились только губы и руки своего нового, но уже весьма близкого знакомого. Но, по всей видимости, это было… зрелищно.       — За счет заведения, — бармен лично поставил на их столик пару бокалов вина, вроде того, что в прошлый раз брал Яги, лукаво улыбнувшись, — на счастье.       В тот раз они вели себя максимально культурно, только вот смутились оба намного больше, чем когда Шота впервые полез к Тошинори в штаны. И решили, что сюда стоит время от времени возвращаться. За теми самыми, без вина пьянящими воспоминаниями.       Этот бар был совсем другой. Яркая вывеска мигала разноцветными огнями, из-за дверей раздавались тяжелые биты чего-то в духе старого рока. Стена заведения несла наследие придорожной таверны: к прибитым деревянным паллетам были подвешены гитара, велосипедное колесо, рога буйвола, запчасти какого-то ретрокара, ковбойская шляпа и прочая тематическая атрибутика. Ну чисто Уайлд Уайлд Вест. За красной, потертой от времени и количества скользивших по ней бокалов с выпивкой барной стойкой юрко сновали молодые ребята в черных футболках, разливающие танкерное пиво и с завидным профессионализмом мешающие коктейли. В ряду из одинаковых высоких стульев с кожаными сидушками большая часть была уже занята завсегдатаями, наслаждавшимися пятничным вечером. Но ему нужны были не они. Айзава направился в дальний конец зала, где свет был приглушеннее и музыка уже не так сильно била по ушам. Там, за одним из столов виднелась знакомая светловолосая макушка. Яги активно что-то обсуждал со своим собеседником, смеялся, судя по движению плеч, а затем вдруг перебросил руку через спинку кожаного дивана и, развернувшись корпусом, начал сканировать зал взглядом, кого-то высматривая. Кинул взгляд на часы и озадаченно постучал пальцами по обивке дивана.       Айзава опаздывал, он и сам это знал.       Предложение познакомиться с коллегой по работе застало его врасплох. Конечно, он мог догадаться, что их общение не всегда будет секретом только для них двоих. И Норы. Тот же Хизаши уже извел его вопросами и обидами, что от него что-то скрывают, а ведь раньше он всегда делился своими сексуальными похождениями. Но что поделать, если на этот раз отношения вышли из этой плоскости в другую… эмоциональную. И рассказать об этом кому-то другому раньше, чем признаешься в этом себе, Тошинори, в конце концов, ему казалось неправильным. А он боялся себе в этом признаться. Один раз он уже поверил в то, что он с кем-то «до конца», но случилось то, что завещают в свадебных клятвах: «пока смерть не разлучит вас». А ведь у Оборо была самая обычная работа PR-менеджера, никаких тебе опасных условий труда и повышенных страховых выплат. И все равно. Один несчастный случай перечеркнул все. А Яги? Коп! Он уже перенес одно тяжелое ранение, едва выкарабкавшись после этого. Перенесет ли новое? Перенесет ли сам Айзава, если что-то с ним случится? Справится ли с этой болью во второй раз? Он тогда-то едва не сломался.       Он очень хотел пустить его глубже в себя, в свое сердце. Но было чертовски страшно.       — Порцию джина, — мужчина взмахнул рукой, привлекая внимание бармена, и, когда перед ним опустился наполненный стакан, выложил на стойку купюру. Это должно было придать ему смелости.       Айзава опрокинул в себя выпивку одним махом и, звучно стукнув стаканом по столешнице, уставился в его уже пустое нутро. Алкоголь обжег нёбо и успокаивающим теплом скользнул в горло, согревая и заглушая растревоженные страхи. Тошинори хотел познакомить со своим коллегой, другом, самым близким человеком, который всегда поддерживал его — не столько от выпитого, сколько от этой мысли внезапно стало теплее в груди. Значит, хоть у одного из них не было никаких сомнений. Хоть для кого-то все было определено, и это придавало сил. Ему надо было просто положиться на своего партнера. Поверить в его непоколебимую уверенность справиться со всеми невзгодами.       Поверить в них.       Он оттолкнулся от стойки и вернулся в проход между столами, уже более решительно направляясь к сидящим мужчинам. Яги как раз снова обернулся, прорежая взглядом поток посетителей, и внезапно увидел его. Сковывающее до этого момента его лицо напряжение исчезло, черты разгладились, и на губы легла счастливая улыбка. И Айзава не мог не улыбнуться в ответ. Страхи укладывались на дне его души, укрытые порцией джина и теплым взглядом этих голубых глаз.       — Привет, вы должно быть, Цукаучи, — он протянул ладонь поднявшемуся ему навстречу мужчине, — прошу прощения, что заставил ждать. Первый стакан за мой счет!       — Не переживайте, — Наомаса пожал протянутую ладонь и приветливо улыбнулся. — Так значит, это вы тот самый человек, из-за кого мой напарник ведет себя как рассеянный влюбленный идиот. Что ж, теперь я хоть знаю, кого в этом винить.       Он рассмеялся, увидев, как стремительно покраснели, переглянувшись, оба мужчины — ну точь-в-точь смущенные школьники, уличенные в чем-то запретном.       — Видимо, теперь первый стакан за мой счет, — от его внимательного взгляда не ушло то, как, чуть сжав, скользнула по запястью и ладони присевшего брюнета рука Тошинори, и как тот едва подался плечом в его сторону, реагируя на это прикосновение.       Кажется, тут все было серьезно.       * * *       — … и вот я возвращаюсь в кабинет, а этот наглец стоит с моей чашкой и хитро так на меня смотрит. И спрашивает: «Отличный у вас чай. Марку не подскажете?»       Слушатели Айзавы замерли со своими стаканами, ожидая продолжения истории. За их плечами было уже несколько порций выпитого, и теперь разговор перешел в ту стадию, когда официально-сдержанная часть знакомства давно прошла и можно было вовсю травить байки из жизни, даже если за них чуточку стыдно.       — Я и говорю: «Известная марка. Chatelle» и прохожу к своему столу, — он выдержал паузу, ожидая, когда смысл сказанного дойдет до детективов. Первым среагировал Тошинори. Неудивительно — судя по их первому вечеру вдвоем, он точно неровно дышал к данному типу напитков. Он чуть не подпрыгнул на месте от осознания и направил руку с бокалом на рассказчика.       — Погоди, но это же! Да быть не может! Айзава… — закончил он порицающе, хотя и не переставал улыбаться. Он такого от него не ожидал.       Тот лишь пожал плечами:       — Виновен! Но у нас был аврал, Тоши! Один журналист ушел в отпуск, второй попал в больницу, материалы писались на коленке и чуть ли не стажерами, а дедлайн для верстки уже подгорал, как и моя задница. Нервы не выдерживали, вот я и плеснул с утра в чашку вместо чая бренди, который… Откуда же он у меня взялся-то? А, точно, на день рождения подарили! Кто ж знал, что этот недотепа сам будет после пьянки и решит промочить горло моим «чаем». Я ж… специально, представляете, ложечку в нем оставил, — он смеялся, покачивая в руке бокалом с недопитым еще каким-то крепким коктейлем на базе водки. Его щеки уже слегка порозовели, а виски́ облепляли влажные от духоты и легкого опьянения пряди, но говорил он еще на зависть уверенно, — чтобы, как говорится, никто не догадался. А он всю конспирацию разрушил! Негодник. Пришлось ему все-таки согласовать эту командировку. Хотя я и так собирался, журналист-то он отличный, — он прикончил напиток одним махом, наслаждаясь чужим смехом, а затем чуть осел на диване, все больше приваливаясь плечом к Яги. Он был такой теплый и так вкусно пах. Этот его аромат курортного солнца, согревающий и освежающий одновременно. Он чуть приподнял голову, чтобы коснуться носом его свисающих прядей волос и вдохнуть, прикрывая глаза. Тот его завораживал.       Тошинори почти не дышал. Айзава определенно захмелел. В начале вечера он был максимально сдержанным при посторонних людях и лишь позволял незначительные знаки внимания и прикосновения, не выходящие за рамки разумного, потому что ему было… неловко? Или потому что он стеснялся их отношений и думал, что они заходят слишком далеко?       Говоря по правде, Тошинори заметил, как неоднозначно среагировал тогда Шота на предложение выпить вместе с Наомасой. Словно… он и был рад, но не так чтобы горел желанием. И не сказать, что Яги сам не задумывался, почему тот ни разу не предлагал ему познакомиться с его лучшим другом, хотя и протрещал о нем все уши. Он не хотел афишировать их отношения? Или он до сих пор не был уверен в том, что хочет их и потому старался не впутывать в это других людей?       Они ведь никогда об этом не говорили. И возможно, это только Тошинори готов был вручить ему ключи не только от своей квартиры, но и от своего сердца. В его возрасте — не до долгих прелюдий, если только это не касается постели. В его возрасте ты просто хватаешь то, что тебе дорого, пока есть шанс, а со всеми сопутствующими обстоятельствами разбираешься уже по ходу. И он готов был схватить Айзаву вместе с его кошкой, бывшей женой, чрезмерно шумным лучшим другом, бумажным завалом, из которого его порой сложно выкопать, привычкой пить по три чашки кофе на дню и замыкаться в себе, когда устал. Он нужен был ему весь, без остатка. Но нужен ли он сам был Айзаве, или для него все это было несерьезно, так, легкая интрижка? Нет, нет, нет — он мысленно тряс головой, выбрасывая оттуда дурные мысли. Он не должен был так думать. Он должен был верить в Шоту: в его глаза, его руки, его сердце, каждый раз отбивающее чечетку, стоило Яги его коснуться — они не могли врать.       Он должен был верить в них.       И вот теперь после порции джина и двух коктейлей он стал ручным как домашний кот и уже без лишнего стеснения льнул к своему партнеру, словно ища ласки. Кажется, это было хорошим знаком. Вот только теперь неловко стало Тошинори. Он бросил извиняющийся взгляд исподлобья на своего друга, но тот только улыбнулся, покачав головой.       — Схожу еще за выпивкой, — Тошинори поднял вверх два пальца: «бери два, буду то же что и ты». Мужчина кивнул и собирался уже выбраться из-за столика, но его окликнули:       — Цуки… Цуча… Цукаучи, — его речевой аппарат, кажется, все же начал сбоить, впрочем, в остальном он держался молодцом, — мне тоже возьмите. Того зелененького. Как же он назывался…       — Зеленая фея? — подсказал Тошинори.       — Точно, он. Спасибо.       Цукаучи перевел вопросительный взгляд на своего коллегу, но тот кивнул. Шота, в конце концов, уже взрослый мальчик, может сам определить, когда ему «достаточно». Яги же просто проследит, чтобы с ним было все в порядке после этого, а максимумом неприятностей, в которые он вляпается, будет сам же Тошинори.       Когда они ненадолго остались одни, Айзава расслабился еще больше. Теперь не перед кем было держать лицо, ну или его остатки — от остального зала их отгораживала высокая спинка дивана, а соседний столик только недавно освободился. Так что он со спокойной душой нырнул под руку блондина и устроился на его груди, обдавая кожу разгоряченным дыханием даже через тонкую ткань рубашки.       — С тобой все в порядке? — Яги зарылся носом в его волосы, мягко перебрав их пальцами, а затем спустил ладонь на чужое плечо, поглаживая оголенный участок кожи между ключицами и воротом футболки. Он видел, как по ней пробежали мурашки.       — Сейчас — да, — он коротко выдохнул, прикрывая глаза. Стук чужого сердца успокаивал: не только его самого, но и его тревоги. Пальцы переместились выше, поглаживая нежную кожу за ухом, а затем ласково обхватили щеку, очерчивая подушечками контур ушной раковины. Шоту точно что-то тревожило, но Яги не был уверен, что имеет право расспрашивать дальше, если тот сам не готов делиться. Оставалось только дать ему то, что тот сейчас хотел, не уточняя причин. А он явно хотел ласки. Айзава повернул голову и поймал губами холм Венеры под большим пальцем, слегка сжимая его, а затем перехватил выше, поднимаясь по фаланге до тех пор, пока Яги не провел влажной от чужой слюны подушечкой пальца по губам мужчины. Он чувствовал, как тот задышал более учащенно, продолжая зацеловывать и прикусывать его большой палец. Алкоголь ударил и в его кровь, и он сделал то, чего хотел с самого начала вечера, ещё только увидев его в центре зала. Он решительно схватил его за подбородок и потянул вверх, заставляя запрокинуть голову. И поцеловал.       Айзава точно и ждал этого, чтобы сорваться с цепи. Он лизался, кусался, обхватывал запрокинутыми руками Тошинори за шею, сжимая его волосы и не давая отстраниться. Как будто бы тот этого хотел! Он хотел только этого разгоряченного брюнета, такого страстного, ненасытного, но почему-то казавшимся невероятно ранимым и хрупким сейчас. Но, как он говорил раньше, он хотел его всего, без остатка, даже с его невысказанными тревогами и сердцем, в которое, возможно, Яги пока не готовы были пускать. Даже если так, это ничего не меняло.       Он теснее вжался в его губы, проникая языком в чужой рот, вырывая из него гортанный стон — Айзава дрожал в его руках, почти растянувшись на нем. И Яги мог только молиться, чтобы у бара была максимально большая очередь или Наомаса зацепился с кем-то языком, фигурально выражаясь. Пока он делал это буквально. К сожалению, Цукаучи не умел читать мысли, да и вряд был тем божеством, к которому отправлял свои молитвы Тошинори. Но, к счастью, он был достаточно хорошим детективом и другом, чтобы понять, что если его не будет чуть дольше пяти минут, никто точно переживать не станет. И даже не во вскинувшихся поверх спинки дивана руках было дело.       * * *       Он не стал останавливать Шоту, когда тот прошелся языком вдоль его ключицы, сильно прикусывая её напоследок — только шумно выдохнул и чуть сдвинул бедра назад, чтобы не выдавать реакции на эти прикосновения. Не стал противодействовать, когда она все-таки оказалась замечена и чужая ладонь легла на его пах, мягко сжимая — только влажно и бегло зацеловывал чужие губы, подбородок, запрокинутую шею. Но когда молния ширинки поехала вниз, а пальцы скользнули внутрь, он, даже не смотря на все количество выпитого, понял, что это надо заканчивать.       Тошинори схватил чужое запястье, останавливая эту соблазнительную интервенцию в свои брюки, но её инициатор был неумолим. Стоило немалых усилий, не отпуская одну его руку, другой привести себя в маломальский порядок и хотя бы застегнуть молнию, хотя это и доставило значительный дискомфорт.       — Хочу тебя, — тот смотрел на блондина, и в его осоловелых глазах плескался коктейль из страсти, алкоголя и чего-то еще, что никак не поддавалось Яги, несмотря на все его детективные навыки. И, в целом, он весьма поддерживал его в этом желании, о чем не переставала сигнализировать его снова зажатая в оковы ширинки эрекция. Но…       — Погоди, Шота, мы же в баре, — Тошинори быстро оборачивался, смотря по сторонам. Вот сейчас он был бы не против, чтобы Наомаса уже вернулся. Он знал, что если Айзаве что-то придет в голову, тот не отступит и в трезвом состоянии. А сейчас он и вовсе был неуправляем.       — Только не говори, что ты никогда не делал этого в туалете, — усмехнулся он. Тошинори промолчал, и тот даже слегка отстранился. — Серьезно? — озадаченность сменилась на лице озорством. — Тогда мы обязаны это сделать. Пойдем, — он потянул его за собой, поднимаясь с дивана, покачнулся, и Яги резко подорвался за ним, обхватывая за плечи и прижимая к себе. Цукаучи как раз подходил к их уголку разврата, неся с собой заказанные коктейли.       — Ох, спасибо, Наомаса. Прости, мне так неловко. Мы сейчас вернемся. Айзаве плохо, мы выйдем ненадолго подышать свежим воздухом, — придерживая неуверенно стоящего на ногах, но абсолютно уверенно льнущего к нему брюнета, он начал протискиваться мимо столов в сторону выхода и туалетных комнат, словно невзначай прикрывая результат чужих действий поспешно схваченным с вешалки пиджаком. Надежды на то, что его напарник ничего не поймет и не заметит, почти не было — к его счастью, тот не был болваном — но Тошинори все же постарался соблюсти видимость этикета. Цукаучи опустился на диван и обреченно покачал головой, потирая в раздумьях свою переносицу. А потом посмотрел на две принесенные порции лонгайленда: для него и Тошинори. Ну, как минимум, ему не придется идти за второй. А вот напарник будет ему определенно должен. И не только деньгами.       Шота что-то невнятно хихикал ему под ухо, когда он толкнул спиной дверь туалета и ввалился внутрь. Бетонные стены, желтый приглушенный свет, льющийся из настенных светильников возле раковины, несколько изолированных друг от друга кабинок. Он не знал, в каких же туалетах трахался до этого подвыпивший Айзава — об этом еще предстояло поговорить позже на трезвую голову, но в этом… с натяжкой, было даже симпатично. Как минимум, не отвратно.       Они забрались в дальнюю кабинку. На удачу, там было закрашенное черной краской окно, и Тошинори смахнул одним движением весь мусор с подоконника, а потом кинул туда так кстати прихваченный с собой из зала пиджак. Так себе ложе, но за неимением лучшего, да при чьих-то подкашивающихся ногах…       — Охренеть ты галантный, — Айзава был даже тронут. Несмотря на шум в голове и нескончаемую чехарду окружающих предметов вокруг него, он не потерял еще связность мысли. Вот только пьяное сумасбродство вдруг сменилось обреченной нежностью. Он схватил Яги за пряжку ремня и потянул на себя, делая шаг назад и прижимаясь бедрами к оконному выступу — так было проще стоять на ногах, и мир даже чуточку затормаживал свое движение. Особенно, когда потянувшийся за ним блондин накрыл его губы своими, и голова стала кружиться уже по другой причине. Этот поцелуй вышел другим. Не скорым на расправу и срывающим предохранители, а неспешным, тягучим, всепоглощающим. Айзава понимал, что так долго не сможет продолжаться — и это он не про дурманящие мозг поцелуи. Невозможно навсегда зависнуть в том состоянии, в каком они вернулись в первый день из бара. Хотя и очень хотелось бы. Надо было принимать решение: или положить всему конец, пока это еще было гуманно, и тогда это их последний секс, или решаться на серьезные отношения и вверять себя в руки судьбы… и всемогущего Яги. И, пожалуй, он уже знал, какой выбор сделает.       Не переставая целовать Тошинори, он уже второй раз за вечер потянул вниз молнию его ширинки, и на этот раз блондин его не останавливал, напротив, поблагодарил томным выдохом в губы. Затем расстегнул ремень, потянул его из шлевок, чтобы тот предательски не звенел, когда они дойдут до самого интересного. А они дойдут. Пуговичка сдала последний оплот обороны, и брюки с мягким шелестом слегка скатились вниз по бедрам.       Хлопнула дверь в помещение, и они внезапно застыли, смотря друг другу в глаза: Айзава, оттянув зубами чужую губу и держа в ладони выпростанный из белья наливающийся кровью член, и Яги, с одной рукой где-то у него между лопаток, а другой — расстегивающий его джинсы. Максимально неловко. И возбуждающе. Послышался шум воды, а затем раздался новый хлопок двери. Они снова впились друг в друга, на этот раз уже не так церемонно и размеренно, словно наверстывая только что украденные у них секунды. Пока Айзава ласкал его, старательно растирая влажную головку, Яги поспешно раздевал его.       — Погоди, — тот чуть отстранился, и он запоздало понял, зачем. Опираясь спиной об окно, скинул сперва свои ботинки, а затем и джинсы с бельем, отправляя их туда же на подоконник, и затем, чуть приподнявшись на руках, опустился ягодицами на так заботливо разложенный кое-кем пиджак. Айзава чуть откинулся назад, соблазнительно улыбаясь, и Яги клюнул как рыба на наживку. Прижался к нему, чувствуя, как тот обхватывает его тесным кольцом своих сильных ног и забирается руками под полы рубашки. Еще никогда их разница в росте не была так кстати.       Пока они целовались, стараясь это делать как можно тише, что навряд ли удавалось, Яги задрал его футболку, огладил мышцы пресса, затем бока и спустил ладони на ягодицы. Чуть потянул на себя и прижался к его члену своим — невооруженным глазом было понятно, кто из них больше пьян, но это было неважно. Сплюнув себе на ладонь, он взялся за чужую плоть, мягко приводя её в боевую готовность. В его представлении они просто совместно отдрочат сейчас друг другу. Ну или он ему отсосет — Айзаве, конечно. Сегодня Яги не рассчитывал на минет — хватит и того безумного коктейля всего подряд, что уже взял в рот его спутник. И хотя он в этом таким виртуозом, как сам брюнет, конечно, не был, но уж в том, что сможет сделать приятно другому, сомневаться не приходилось.       Яги уже собирался опуститься перед ним на колени, как его остановили.       — Нет, — Шота покачал головой, крепче притягивая к себе за бёдра и зачарованно нашёптывая на ухо, — войди в меня.       — Но… у меня нет с собой, — Тошинори понял, что даже запасные презервативы остались в портмоне в сумке в зале. А выходить за ними сейчас было ну крайне неудобно. Не просить же Цукаучи их занести, право слово! Он и так ему уже должен за его тактичность.       — Не страшно, сделай это так, — он обдал горячим дыханием ухо и призывно потерся пахом о чужой член. — Я чист. Проверился, когда понял, что у меня теперь только один партнёр.       — Я тоже, — сглотнул Яги, подразумевая и первую часть фразы, и вторую. Получается, они думали об одном и том же? Чтобы сделать это… так. И что это не случайная связь? Разве было этого мало для доказательства?       — А ты сможешь не стонать? — воодушевленный этим открытием, он сменил тон с взволнованного на игривый, и Шота с радостью его поддержал:       — А ты заставь меня.       Первый же поцелуй стал проверкой этой вероятности, когда смоченные слюной и их естественной смазкой пальцы Тошинори надавили на кольцо мышц и скользнули внутрь расслабленного от алкоголя тела Айзавы. Испытание прошло на ура. Но вот от ногтей на его загривке наверняка остался след.       * * *       Он был такой горячий, такой чувственный и податливый, остро реагируя на каждый проезд головкой по своей простате, выгибаясь в спине и прикусывая губы в невозможности выразить ощущения стоном. В другой ситуации он бы уже сдавленно хрипел его имя, срывая голос где-то на …нори, но сейчас все, что ему оставалось, это впиваться ногтями в чужие плечи и шею, терзать уже искусанные в порыве страсти губы и молиться про себя, чтобы Яги не останавливался. Чтобы вытрахал из него не только возможность стоять на ногах до завтрашнего дня, но и все его страхи и опасения. Чтобы заполнил его полностью собой. Не только тело, но и сердце.       — Сильнее… ахх. Тоши… — он попытался перевести дыхание, но это было невозможно, и сгорая под новым толчком бедер друг о друга, погасил стон в чужом рту. Держаться самостоятельно уже не было сил, поэтому он доверился рукам Яги, держащим его за ягодицы и прижимающим его бедра к телу, чтобы можно было максимально глубоко входить.
       Как же было охуенно. Плавиться под ним, чувствовать его в себе — настоящего, до каждой клеточки организма, без тонкой прослойки латекса. Как там говорилось в рекламе? «… словно вас ничего не разделяет»? Херня. Вот только так он чувствовал, что между ними действительно больше ничего нет. Что они принадлежат друг другу. Хотелось продлить это ощущение еще хоть немного, но он был уже на грани. Все эмоции просто не могли уже уместиться в нем, требуя освобождения, в уголках глаз от напряжения скопились слезы, и он убрал одну руку с шеи блондина, кладя на свой член, порывисто двигая ладонью в такт быстрых решительных толчков. Хорошо, что он все-таки убрал его ремень — страшно было представить, какой заливистый перезвон сейчас стоял бы в помещении. Впрочем, тешить себя надеждой на то, что их авантюра осталась незамеченной, тоже не приходилось. Еще пара движений, и в ладонь ударила его сперма, стекая по пальцам. Он дернулся, порывисто обнимая Тошинори свободной рукой, и почувствовал внизу живота странное пульсирующее ощущение. Тот кончил в него, вжавшись до предела в бедра и все еще не стремясь покинуть чужое тело, пока оргазм волнами проходил по нему.       Это было лучшее, что он мог бы сейчас ощущать.       Айзава, наконец, отпустил чужие губы и уткнулся лбом в изгиб шеи. Его слегка мутило, перед глазами плясали цветные пятна, а руки подрагивали. За чувством эйфории и восторга от принадлежности другому человеку навалилась резкая усталость и вместе с ней неконтролируемое желание откровенности. Он подождал, пока Яги протрет салфетками его ладонь, а затем и ягодицы от своей спермы, а затем сильнее стиснул его в объятиях, пока тот не отстранился.       — Я боюсь, Тошинори.       — Что кто-то зайдет? Не переживай…       — Нет, — он пободал чужое плечо, отрицательно качая головой. Что-то в его голосе подсказывало, что вот — это оно. Тот упущенный фрагмент, который он не мог найти весь вечер, — боюсь снова потерять любимого человека.       У Яги мурашки пробежали по спине.       — Любимого?       Но Айзава его не слышал, продолжая изливать душу.       — Я уже один раз потерял человека, с которым мечтал прожить всю жизнь. И я боюсь, что это может случиться снова. Боюсь тебя потерять, — он все-таки поднял голову, и Тошинори увидел на дне его замутненных алкоголем и недавним сексом глаз невообразимую печаль. Он действительно верил в то, о чем говорил.       — Ты мне очень нравишься. Я, — он неловко хохотнул, — кажется, я влюблен в тебя. Но мне так стра…       Тошинори не дал ему договорить. Отпустив его бедра, он крепко схватил его лицо ладонями и притянул к себе, целуя. Упоительно, чувственно, горячо и искренне. То, что он сказал… Этих слов было достаточно для него, чтобы не только перевернуть мир, но и бросить вызов самой смерти.       — Я люблю тебя, Шота. Хотел сказать, что «влюблен», но если уж играть, то по-крупному, — прошептал он в его губы, отстранившись и видя, как заливает его щеки неконтролируемый румянец. — И единственное, чего я боюсь, что могу быть недостаточно хорош для тебя. Но если ты будешь со мной, обещаю, я с того света выкарабкаюсь, потому что мне будет, ради чего жить.       Он снова целовал его. Не переставая касаться губ даже тогда, когда у них появился соленый привкус. Только провел пальцами по его щекам, стирая мокрые следы.       «Тошинори, ты счастлив?» — спросил его тогда в офисе Цукаучи, и он понял, что соврал. Потому что вот сейчас он был счастлив.       * * *       Сколько их не было? Минут 20? Полчаса?       Потратив еще какое-то время на то, чтобы привести себя в порядок, и на то, чтобы выждать, когда из туалета можно будет выйти максимально незамеченными, они выбрались в коридор бара. Возле дверей никто на них ехидно не косился, значит, все было еще не так плохо, и в следующий раз сюда можно будет вернуться, не боясь увидеть недвусмысленную приветственную улыбку бармена.       На самом деле, Яги был готов к тому, что его коллега-таки ушел домой, не став их дожидаться — и он уже мысленно продумывал монолог, которым будет просить прощения за то, что они его так кинули. Но неожиданно он сидел на месте, покачивая в воздухе чужой «зелененький» коктейль. Два пустых высоких стакана стояли поодаль.       — О! — он аж духом воспрял, когда их увидел, правда, тут же сокрушенно покачал головой, добавляя с усмешкой. — Смотрю, прогулка Айзаве не помогла. Ноги все так же его плохо держат.       Яги хотелось сквозь землю провалиться. Он покраснел, кажется, до кончиков волос, и мог радоваться только тому, что сам объект обсуждения этого не слышал. Разморенный всем выпитым и сотворенным, тот уже вовсю клевал носом, прикладываясь к его плечу. И если бы Яги не держал его, наверняка, стек бы по нему как кот по батарее и свернулся калачиком прямо на полу.       — Прости, я очень виноват, — никаких возмущений по поводу отвешенной шуточки. Он имел полное право.       — Да ничего, — выглядел он лучше, чем ожидалось после уже третьего бокала, и, отвечая на удивлённый взгляд, пробежавшийся по столу, продолжил. — Я тут тоже время зря не терял, знаешь. С девушкой познакомился, — он помахал в воздухе вдвое сложённым листком бумаги. — Пришлось, правда, её коктейлем угостить. За твой счёт, разумеется. Так что за неимением иного, решил попробовать эту «зелёную фею». Ух и забористая штука оказалась. А кажется сперва такой мягкой, точно околдовывает, бестия. Неудивительно, что твоего Айзаву так вынесло с него, — он сделал ещё глоток, поморщился и все же отставил недопитый бокал. Его мозги были его достоянием, и терять их он пока не планировал. — Ну а вы как?       — Мы… Думаю, надо вызывать такси. Я на сегодня уже точно всё, да и этого выпивоху надо уложить. Он ещё не знает, что его утром ожидает, — Цукаучи, к слову, тоже не знал, но, как минимум, мысль про похмелье была верной. — А в остальном… — он аккуратнее перехвалил свою сонную ношу и любовно убрал прядь волос с его лица, — а в остальном, думаю, мы отлично. И да, Наомаса, теперь я точно уверен.       Тот улыбнулся и поднялся из-за стола. После такого продуктивного посещения бара он, кажется, ближайший месяц будет в них не ходок.       — Я рад за тебя, Тошинори.       И, окинув взглядом такого умиротворенного сейчас брюнета, добавил:       — Я рад за вас.       * * *       В этот раз ему это удалось — он проснулся раньше Айзавы.       Тот спал поперек кровати, любовно обнимая подушку, которую ночью принял за Тошинори и полез её целовать, удивляясь, отчего тот прибавил в весе и стал так «мягок». Уже бодрый солнечный свет подсвечивал его взлохмаченную шевелюру — все, на что хватило ночью Яги, это дотащить его до квартиры, открыть его ключом дверь, объясниться с кошкой за столь поздний приход, раздеть её хозяина и, вопреки всем привычным окончаниям этой фразы, уложить его спать. Так что, что бы там ни было с его волосами, он был в этом не виноват. Хотя, возможно, в такси слишком активно их перебирал, кто знает. И, в качестве последнего штриха, с его иссушенных похмельем и долгими поцелуями губ срывалось тихое… похрапывание.       Но для Тошинори сейчас это была самая очаровательная картина в жизни.       Он придвинулся ближе и, убрав со лба мужчины, его любимого мужчины, прядь волос, коснулся его губами. Горячки не было. На удивление, его организм отлично справлялся с алкогольным опьянением. Под губами недовольно заворочались, прячась от настырного света лицом в подушку.       — Доброе утро, зеленая фея, — Яги коротко хохотнул.       — Хахое к ферту фобвое, — его голос звучал сдавленно, заглушаемый подушкой, но смысл был предельно ясен. Он резко поднял голову и тут же пожалел об этом, обреченно опуская её обратно. Ему срочно нужна была пачка обезболивающего. Или кофе. Точнее «и кофе». Рядом зашуршали. Не в силах открыть глаза, он почувствовал, как его виска бережно касаются губами, прижимаясь к коже, а пальцы успокаивающе массируют основание шеи. Что ж, этот вариант тоже был неплох. — Что вчера было?       — А что ты помнишь? — Яги совершенно не хотелось, чтобы им пришлось заново проходить процесс взаимного признания. Впрочем, если он будет таким же горячим, как и в тот раз, то он готов смириться.       Айзава замолчал. Он мог бы сказать, что не помнит ничего с момента, как ушел Цукаучи. Но его память всегда играла с ним дурную шутку — он никогда ничего не забывал. Поэтому постепенно, картинка за картинкой он вспомнил: и непотребства на диванчике в баре, и их добровольно незащищенный секс в туалете — такой жаркий, что от одной мысли о нем у него сейчас же поджались пальцы на ногах, и то, что он сказал Тошинори. То, что они сказали друг другу.       Пауза затянулась так сильно, что Тошинори понял: он помнит все. И теперь думает, что с этим знанием делать. И решил облегчить ему ношу.       — Шота, — он склонился к нему и, пока тот гипнотизировал взглядом изголовье кровати, поцеловал его плечи, смахивая ладонью рассыпанные пряди волос, — у меня есть два предложения.       — М? — тот повел плечами, чуть расслабляясь.       — Нам надо съехаться. И мне надо познакомиться с Ямадой, — он ощущал губами, как по спине мужчины дважды пробежала дрожь, — выбирай, с чего лучше начать.       Айзава снова уткнулся лицом в подушку, но теперь по другой причине — чтобы никто не мог видеть его донельзя счастливую улыбку. Яги уже спасал его, даже от него самого. Может, он и правда был всемогущим?       — Лучше сперва с Ямадой. Он же не простит нам, что вещи без него собирали. В прошлый раз именно он помогал мне переехать в эту квартиру.       — Вот как. Ты не рассказывал, — он продолжал покрывать поцелуями его спину и почувствовал, как тот снова напрягся.       — Я расскажу. Не только это. Я многое хочу тебе рассказать, — в его голове прозвучал щелчок. Это срывался замок с давно запертого ото всех сердца. — Только… Тоши, ты сдержишь обещание?       Он помнил все слишком хорошо.       Поцелуи прекратились. По внутренностям пробежал озноб, и ему захотелось резко обернуться, чтобы убедиться, что это не горячечный бред после алкоголя. Но ему не дали. Теплый голос раздался над ухом:       — Даже не сомневайся, — а потом его слегка потянули пальцами за подбородок и, словно печатью, мягким поцелуем закрепили данное слово.       Кажется, у них все действительно было серьезно.