Переплетаясь сквозь судьбу

Он встретился с равнодушным взглядом Хинаты. Его сердце наполнилось отчаянием — он не знал, что ответить на его молчание. И пока тот обдумывал свои дальнейшие слова Хината подметил пару весомых изменений в лице Тобио. Его обычно нахмуренные брови смягчились, а холодный взгляд, каким он смотрел на него в Старшей школе, стал нежным. Кагеяма прокашлялся и хотел произнести заранее подготовленные и сотни раз прокрученные в голове слова. Внезапно вся подготовленная речь разлетелась в пух и прах, когда грозный и леденящий душу голос перебил Кагеяму: — Что тебе нужно? — Я давно хотел поговорить с тобой. Всю Старшую школу я вёл себя по-идиотски и в принципе твоё навязывание меня раздражало. На последнем слове Шоё не выдержал и двинулся в сторону двери, чтобы как можно скорее выйти и не слушать слова, что так больно откликались в его душе. — Но в тот вечер, когда ты пообещал больше не задавать мне вопрос «а есть ли у меня шанс на взаимность с твоей стороны?», — он схватил его за руку, не давая возможности приблизится к двери. По крайней мере не сейчас, пока он до конца не выслушает его. — Я впервые задумался, понимаешь? Если раньше я просто отмахивался даже не думая, то теперь с уверенностью могу сказать тебе, что осознал, насколько сильно ты нравишься мне. Шоё на мгновение замер. Кажется, он прокручивал в голове слова, сказанные Кагеямой, и не мог в них поверить. Ему послышалось? Или Кагеяма и правда признался, что он ему нравится, причём со времен второго года обучения Старшей школы? — Зачем ты говоришь мне это сейчас? Зачем? — он повышал голос с каждым сказанным словом, не боясь быть услышанным людьми в коридоре. — Если бы сказал это раньше, то не сделал больно стольким людям. Слова откликнулись в сердце Кагеямы недюжинным страхом. Его сердце бешено колотилось от страха перед неизбежным, и он был вынужден ответить на прозвучавший вопрос. — Потому что я не мог сказать этого раньше, хотел, но медлил по своей глупости, а потом ты пропал на два чёртовых года — в тот самый момент, когда я собирался сделать это. — Я ждал твоей взаимности слишком долго, дотянув до момента, когда убедил сам себя в том, что мне это не нужно. Теперь ты жди, Кагеяма, почувствуй и ты ту неопределенность, что испытывал я. — Есть ли у меня шанс на взаимность с твоей стороны? — спросил Тобио уходящего Хинату. Прозвучал вопрос, в точности такой же, что Шоё задавал ему в каникулы перед тем, как перейти во второй класс Старшей школы. — А я уже не готов ничего обещать, — отрезал он, закрывая за собой дверь. Говорил ли Хината обдумаю или же им овладели эмоции, он и сам не понимал, почему выбрал для завершения разговора именно эти слова? Кагеяма остался наедине со своим отражением в зеркале — собственное бессилие и тревога, давящие на него своей тяжестью. — Чёрт! Он сжал ладонь в кулак и выпустил бессильную ярость от собственной глупости на стену, ударяя по ней со всей силы. В коридоре ждал Атсуму, от беспокойства за состояние Хинаты решивший пойти следом. Мимо прошли три незнакомых ему игрока Schweiden Adlers и что особо удивило его — их речь состояла сплошь из английского. — Почему ты не сказал мне, что в команде Schweiden Adlers на позиции связующего Кагеяма? — в лоб спросил Хината, заметив ожидающего у стены Атсуму. — А что это бы дало? — с интересом спросил Атсуму, не понимая такой нервозности Шоё из-за связующего команды соперника. — Я думал ты давно забыл о нём и его существовании в целом. — Ну… Я бы подготовил себя, что ли, — постарался отправлять себя он, что вышло неудачно. — Брось, ничего не… — Николас Ромеро?! Хината в мгновение изменился, увидев в конце коридора знакомый силуэт. — О-о-о, Хината Шоё, — послышалась английская речь, и Николас подошёл к ним вместе с двумя товарищами по команде. — Атсуму, ты знаешь Николаса Ромеро, ведь знаешь, да? — ему хотелось передать свою радость и другому, потому он и начал представлять их друг другу. — Это Николас Ромеро, мой большой кумир ещё со времен Средней школы. Игрок международного уровня, с которым мы впервые пересеклись лично в Бразилии, — следом он представил Атсуму, — а это связующий нашей команды, что входит в тройку сеттеров Японии — Мия Атсуму. — А это Хината Шоё, большой кумир моего сына, — посмеялся Николас, пожимая Атсуму руку. Вот так неожиданно два игрока, чьи команды через несколько минут будут выступать в качестве противников, борясь за победу, сейчас обмениваются улыбками и рукопожатиями. — Представляете, в нашу первую встречу он даже не узнал меня, — обратился он к двум товарищам по команде, стоящим чуть дальше от него, — Я же рассказывал вам. Встреча в кафе, там ещё был связующий сборной Аргентины. Разве нет? Непонимающие взгляды товарищей и отрицательный кивок заставили Ромеро глубоко вдохнуть и пообещать в перерыве поведать эту историю. — Хината, — обратился он к Шоё, положив ему на плечо свою руку. — Давай сыграем так, как никогда прежде. — Сыграем, — ответил он, полный энтузиазма и готовности начать игру. Волейбол — единственное, что помогало ему отвлечься от реальности. Словно он переступал невидимую черту, вступая в иной мир, полный невероятных ощущений, в котором он мог забыть о всем, происходящем за линией площадки. Свисток судьи дал старт матчу и зал затрепетал ещё громче. Schweiden Adlers начинали игру с подачи Кагеямы, что уже занял свою позицию с мячом в руках. За восемь секунд, отведённых на подачу, он успел рассмотреть всех стоящих по ту сторону сетки игроков и остановиться на Шоё. Хината, в свою очередь, не отрывал глаз с подающего изначально, и после встречи их взглядов не намеривался отводить его. Видеть его лицо по ту сторону сетки тяжело, однозначно, но, когда прямо к тебе летит мяч, который необходимо принять — мысли сами перестраиваются. Ощущение от соприкосновения мяча и рук приводит в восторг — невероятные ощущения. Подобное Хината испытывал при любой игре в волейбол, будь то товарищеский турнир в Старшей школе или же пляжный волейбол в Бразилии. Удачный приём, что своей незаметной улыбкой одобрил даже Кагеяма, пока не увидел следующий ход MSBY — пас Атсуму для Хинаты. Отличная, даже правильнее сказать идеальная синхронизация — это стоит восхищения для них, как игроков, но никак для личного взаимодействия, не связанного с игрой. Они казались для Кагеямы слишком радостными далеко не по причине забитого мяча. Счёт открыт в пользу MSBY Black Jackal и теперь мяч подавал Мия Атсуму. Хината непроизвольно усмехнулся, вспоминая Атсуму из Старшей школы. Он делал в точности те движения, что при своей первой подаче на национальном турнире, выступая противников Карасуно. По одному движению руки зал замер, следом прекращая и любой шум, что доносился от группы поддержки MSBY. Мяч устремился вверх, а Атсуму направил все силы для удара, намереваясь совершить эйс-подачу. Однако он перестарался и мяч вылетел за пределы площадки. — Лузер, — своеобразно поддержал брата Осаму. Он тоже присутствовал на матче, но не только в качестве зрителя и болельщика команды, за которую играет его брат. «Онигири Мия», что пользовались популярностью на одной из многолюдных улиц Токио, теперь стали угощением для болельщиков. — Всё нормально, Атсуму! В следующий раз обязательно будет эйс, — сказал ему Хината, что не могло пройти мимо ушей Кагеямы. Следующая подача Николаса Ромеро вновь окунула Хинату с головой в приятные воспоминания жаркой Бразилии. Их совместные игры на закате солнца оставили на нем ещё больший отпечаток, чем в детстве, когда Хината вместе с сестрой восхищённо наблюдал за матчем Николаса — асом мирового уровня. Стоять, а главное играть с ним на одной площадке — немыслимая удача, что повернулась к нему лицом. За матчем настороженно следили многие знакомые Хинаты. С большей частью их объединил когда-то волейбол — его любимая команда Старшей Карасуно, соперники по турнирам и участники тренировочных лагерей, в которых был и Хината. Вновь удачный момент для паса Атсуму — он отдал его также чётко под руку Хинаты, как и в первый раз, но теперь Кагеяма оказался шустрее, словно предугадывая дальнейшие действия связующего MSBY он заранее встал в нужное место и принял мяч, вызывая восторг публики. Они переглядывались с Атсуму через сетку, читая всё по глазам. Один всем видом говорил: «Погляди, ты не такой уж и незаменимый», а другой отвечал: «Я смог принять ваш мяч, и это не то, на чём я планирую останавливаться». Игра шла своим ходом, раскрывая способности каждого игрока: невероятную пластичность кистей Сакусы и мощный удар левой рукой Вакатоши, а также Бокуто с его рефлексом отклонения, что в принципе работал с перебоями, из-за чего он отбил мяч грудью. По итогу сетов, что значительно измотали игроков из-за своей интенсивности и продолжительности, победу одержали MSBY Black Jackal. Для самой команды это значило смену лидера Schweiden Adlers в турнирной таблице, для Хинаты — первый масштабный опыт в официальном матче, а для Атсуму это означало его первую, совместную победу с Хинатой. С торжествующей, сияющей от победы улыбкой, Хината устремился навстречу объятьям товарищей. — Отлично сработано, — приобнимая и одновременно хлопая по спине сказал Бокуто. — Невероятная игра! — высказался Инунаки, втягиваясь в запутанный узел объятий. — Вы хорошо постарались, — сказал довольный капитан команды, разом обнимая трёх игроков. — Шоё-кун, — окликнул Атсуму. — Ты был бесподобен. — Отличные пасы, — одарил его встречной улыбкой Хината. — Одни из лучших, что я когда-либо принимал. Они обняли друг друга как товарищи, передавая радость от победы с помощью прикосновений. За триумфом MSBY некоторое время наблюдали игроки по ту сторону сетки, пока капитан команды Фукуро Хиругами не поднял им настроение, говоря товарищам не вещать нос и определится с местом, где они все вместе, дружно, поужинают. — Так, тогда потихоньку заканчиваете общение с фанатами, собирайте свои вещи и вперёд переодеваться, — сказал тренер MSBY. Фразу с тем же контекстом произнёс и тренер Schweiden Adlers, после чего две команды постепенно начали выходить из зала, чтобы надеть сухую одежду. Они пересеклись по пути в раздевалку и Кагеяма не упустил возможности поговорить ещё раз. Им редко выпадала возможность обсудить всё наедине — её в принципе не было за эти два года, но сегодняшний день был удачнее всего — целых два раза судьба сталкивала их и оставляла одних, без лишних глаз и ушей. — Хината, — он схватил его за руку, стараясь использовать возможность их уединения на полную. — Просто обещай подумать, пожалуйста. Я идиот и не перестану об этом твердить. К его огромному удивлению, он не пытался вырваться. — Это всё, что ты хотел сказать? — спросил он. — Да, — ответил он. — Понятно. После сказанного их руки разъединились и постепенно расстояние увеличилось, пока силуэт Хинаты не скрылся за поворотом.

На следующий день, Токио

После матча победителей наградили пятидневными выходными, давая возможность парням отдохнуть, остудить голову и тело, и в кои-то веки провести целый день за своими увлечениями, что стояли на ступень ниже после волейбола. Атсуму распланировал небольшие каникулы, как он их называл, от и до и зашёл в комнату к Хинате, чтобы обрадовать его и посвятить в свои планы, частью которых являлся и сам Шоё. — Шоё-кун, давай сегодня съездим в аквапарк. Прогноз погоды говорит, что сегодня один из самых жарких дней июля. Однако его встретили спешные сборы Хинаты, что закидывал в дорожную сумку вещи, особо не разбираясь в их необходимости. Он позволил себе отвлечься на пару минут, чтобы объяснить ситуацию. — Мне нужно уехать домой, в Мияги. — Вот оно как, я не знал. Его открыто расстроил тот факт, что такую важную новость он узнает в самый последний момент. — Извини, что не успел тебе сказать. Мама позвонила пару часов назад и сказала, что купила билеты на поезд и уже ждёт меня дома. Я хотел зайти к тебе перед тем, как отправится на вокзал, но ты опередил меня. — Ничего, я понимаю. Ты давно не видел сестру и маму, тебе нужно провести время и с ними. Давай я провожу тебя до вокзала? Атсуму потянулся за сумкой Хинаты, но тот молниеносно схватил её сам, не давая возможности оказать себе помощь. И несмотря на то, что они провели наедине пару минут, Атсуму уловил странности в его поведении. — Шоё? — настороженно назвал он его имя. — Атсуму, извини меня, но я хочу взять паузу, — и словно нарочно, чтобы добить, произнёс ещё пару слов. — Паузу в наших отношениях. Таких слов он точно не ожидал и не был готов воспринять их даже на ясную голову. Кагеяма застопорился у двери, выискивая в, казалось, бездонном рюкзаке ключи. Однако звук соседней, и очень скрипучей двери, заставил его с интересом обернуться. И в этот самый момент их взгляды пересеклись. Взгляды сразу троих: Хинаты, что стоял с сумкой, накинутой на плечо, не спускавший глаз с Тобио; Атсуму, оглядывавший их обоих, мотая головой то в одну сторону, то в другую сторону, и он — смотревший издали сразу на них двоих, пытаясь выстроить в голове свои предположения о том, зачем Хинате дорожная сумка и почему в отличие от него Атсуму не выглядит как человек, которой собрался куда-то уехать. И пока один будет думать, второму остаётся ждать его решения, а третьему надеяться, что ничего не поменяется в жизни после его возвращения.

Спустя два дня, местное кафе «Роуз Прим»

— С днём рождения, Инунаки! Все шестеро, сидевшие за столом, кроме именинника, выкрикнули громкое поздравление и сразу подняли стаканы вверх. Седьмым стакан поднял Инунаки, благодарственно кивая в ответ каждому. В большинстве стаканов, за исключением напитков Сакусы и капитана команды, было алкогольное соджу, что пополнялось сразу же после опустошения. — Счастья, здоровья, побольше принятых мячей, — завершил поздравление Бокуто, на что команда со звоном чокнулась стаканами. — А также за победу! — подхватил Мейан после очередного разлива соджу по пустым стаканам. — Ты хочешь нас споить? — посмеялся Томас Андрия, намекая на содержимое стакана капитана. — У тебя то в стакане сок, а у нас напиток получше. — Что ты, конечно да, — посмеялся он. Отдельный разговор вели и Сакуса с Атсуму, сидевшие рядом с друг другом. — Алкоголь же — это спирт, а спирт убивает бактерии. — Ты хочешь найти причину, по которой я должен выпить с тобой? — отвечал Сакуса, глядя на очередной выпитый стакан Атсуму. — Ты и без меня, гляжу, неплохо справляешься. — Хоть с чем-то неплохо справляюсь, — Атсуму был готов опустошить ещё один стакан, но на минуту замолчал. — Оми-кун, скажи, я плохой человек? — Что за бредовые вопросы, конечно же нет. Я бы сказал, что ты… Услышать заветные слова поддержки помешал Бокуто, насевший на Сакусу своим телом и быстро вливший в его пустой стакан полупрозрачную жидкость. — Сакуса, скажи тост, — сказал он, не оставляя возможности для Сакусы вести спокойную беседу с Атсуму. — Ладно, только заберёшь мой стакан себе. — Его уже присвоил себе другой человек, — широко улыбнулся Бокуто, устремляя взгляд на Атсуму. Тот уже решил проблему за Сакусу и опустошил стакан, оставляя его на столе пустым как было изначально. — Чёрт, Атсуму, ты можешь сделать передышку хоть на пару минут? Киёми отодвинул от него всё алкогольное, к чему он мог дотянуться, не поднимаясь со стула. — Передушку делают только слабаки. — А ты делай передышку, передышку, понимаешь? — повторил Сакуса, набираясь терпения, которому только и можно, что завидовать. К середине праздника соджу развязала языки многим игрокам MSBY, начиная с Оривера. — Я, конечно, уважаю своих товарищей и счастлив, что мы одержали победу, но выпусти тренер меня на площадку раньше, без замены на Хинату Шоё, то я бы показал, чего стоят Black Jackal. Атсуму воспринял эти слова как личное оскорбление, хотя, по сути, за Оливера говорило выпитое высокоградусное соджу и недовольство первоначальной расстановкой игроков. — Чего ты вякаешь о Шоё, а? Атсуму резко приподнялся с места, из-за чего стул упал на пол с характерным грохотом. Теперь всё внимание перешло от именинника к Атсуму, что явно был настроен на товарища по команде враждебно. Оливер в свою очередь также оставил своё место и встряхнул руками, намереваясь продолжать конфликт. — Ну давай поговорим об этом подробнее, — спровоцировал он. Если бы не вмешательство Сакусы, что схватил идущего на встречу Оливеру Атсуму и не капитан команды, удерживающий буйного диагонального, то день рождения плавно перерос в крупный конфликт внутри MSBY Black Jackal. — Мы пойдём домой. Без лишних слов Сакуса повёл Атсуму к выходу, что ещё какое-то время сопротивляться и намеривался закончить выяснение отношений с Оривером здесь и сейчас. — Ещё раз с праздником, Инунаки, — последнее, что услышали игроки MSBY перед тем, как дверь захлопнулась. Он вывел его в коридор и дал возможность самостоятельно пройтись до входной двери, дабы оценить его способность передвижения после выпитой соджу. Результаты оказались такими, как Сакуса и предполагал — Атсуму с трудом сдерживался не только в разговорах на повышенных тонах, но и на ногах. — Переночуешь у меня. До моего дома ближе, — поставил в курс дела Сакуса, не спрашивая мнения самого Атсуму. — Я смогу дойти. Он сделал неудачную попытку, что заключалась в возможности пройти пару шагов до входной двери кафе. Первые два метра он преодолел без труда и ровно, к удивлению, Сакусы. Удивлялся он не долго — Атсуму повело в сторону и единственное, что помогло ему удержаться на месте оказалась стена. На ней висели картины — небольшие, очень пёстрых цветов и хлипкие, что держались на нитках, привязанных к подобию гвоздей. Крепление оказалось примитивным и непрочным, и одна из картин упала прямиком на голову Атсуму, а после на пол, распадаясь на две части — раму и холст. — Даже картина пытается тебя образумить. Сакуса поднял её и сделал попытку соединить части в едино. Это была картина норвежского художника Эдварда Мунка, оригинал которой хранится в музее города Осло. На ней художник изобразил пару на морском берегу. Девушка — видимо, виновница разрыва — уходит вдаль. Её черты размыты, а силуэт сливается с береговой линией. Брошенный молодой человек держится за буквально кровоточащее сердце. Его облаченная в черное фигура контрастирует с сияющим, невесомым силуэтом бывшей возлюбленной. Если для одного расставания — это боль, то для другого — облегчение. — Глупая идея пытаться дойти самому, ещё не понял? Он повесил собранную картину на изначальное место, аккуратно поправляя её для визуальной ровности. — Да, я глупый, — ляпнул он в очередной раз. — Я не называл тебя глупым. Киёми, видимо привыкший к необдуманным фразам Атсуму, оставался невозмутимым и глядел на него всё тем же внимательным взглядом, отворачивая голову только для того, чтобы открыть дверь и выйти наружу, не спотыкаясь об порог. — Оми-кун, тебя когда-нибудь бросали? Атсуму завёл разговор на середине пути вдоль безлюдной улицы. — Нет, ещё не доводилось, — ответил он, продолжая идти по тротуару вдоль тускло светящихся фонарей. Удерживать Атсуму оказалось не трудно — он и сам шёл довольно неплохо для человека, выпившему немалое количество соджу. — А мне довелось, — вздохнул он как никогда раньше. — Меня попросили взять паузу, чтобы всё хорошо обдумать, но я то знаю, что будет после этой паузы. Они остановились у фасада здания. Атсуму облокотился спиной к стене и свет фонаря озарил его лицо светло-бронзовым цветом. Это был первый раз, когда Сакуса увидел его в драматической обстановке и то, как Атсуму потирает лицо ладонями. — И мне так обидно из-за этого, неужели я настолько плохой человек? — Ты самый лучший человек, которого я знаю, — ответил Киёми. Сакуса мгновение смотрел ему в глаза, а потом наклонился, чтобы убедить его в этом поцелуем. Это было неожиданно прежде всего из-за образа Сакусы, что он сам старательно выстроил — обособленный, и в какой-то мере нелюдимый человек. Чёрные кудри касались лба, из-за чего губы Атсуму несколько раз подергивались от щекотного прикосновения. Он выпил достаточное количество соджу, но забыть этот поцелуй ему ничто не поможет. Оставшийся путь до дома прошёл без происшествий. Он усадил Атсуму в кресло, чтобы тот спокойно дождался, пока Сакуса застелет ему кровать — свою, так как она была единственным в двухкомнатной квартире местом для сна. — Кровать готова, высыпайся, — сказал он полному энергии Атсуму, что не спешил тратить её на пустой сон. Он с разбегу прыгнул на кровать, но не учёл момента, что она могла оказаться твёрдой, как и произошло. — Оми-кун, ты что, забыл постелить матрас, — изнывающим голосом произнес он, держась за отбитое плечо. — Всяко лучше, чем спать на полу. Из шкафа Сакуса достал второй комплект постельного и взял с нижней полки тёплое одеяло — явно не для того, чтобы накрываться им в жаркую июльскую ночь. — Я буду спать в зале. Спокойной ночи. Он поставил в курс дела Атсуму и отправился стелить свою «постель», располагая одеяло на полу гостиной, где вёлся ремонт и отсутствовали какие-либо предметы мебели кроме тумбы, компьютерного стола и стоящего на нём ноутбука. Удобно расположившись, Сакуса укрылся тонким одеялом и закрыл глаза. — Эй, Оми-кун. Голос Атсуму вывел его из пограничного состояния. — Почему ты не спишь? — повернулся Сакуса, услышав шорох у двери. — Это неправильно, — вглядывался Атсуму, оставаясь у проёма. — Конечно неправильно. По ночам люди должны спать, а не бродить по комнатам. — Неправильно, что хозяин квартиры спит на полу. — Я не хозяин этой квартиры, она съёмная, а ты гость. Даже если так, как ты говоришь, разве я буду хорошим хозяином, если позволю гостю спать на полу? — Всё равно это чертовски неправильно, — он прилёг рядом с ним на свободное место сбоку и повернулся спиной. — Тогда я буду спать здесь с тобой. — У меня одно одеяло. Принеси хотя бы своё. — Да хер бы с ним, — ответил Атсуму, закрывая глаза. Сакуса накрыл его половиной одеяла, оставаясь под своей частью. Укутать лежащего на боку Атсуму одеялом показалось недостаточным и Сакуса обвил его руками — совсем легонько, не усердствуя в объятиях так, чтобы ему стало от этого не комфортно. Его кожа была холодной, несмотря на тёплый воздух в комнате и одеяло, под которым они находились вдвоём. Сакуса чувствовал лёгкий аромат его волос, больше напоминающий что-то фруктовое, то ли яблоко, то ли грушу. Вероятно, Атсуму пользовался шампунем с необычным запахом, а не как Сакуса, что привык наносить на волосы шампунь с экстрактом угля, потому что именно его советовали эксперты по телевизору. — Можешь обнять крепче, пожалуйста? — сонным голосом пробормотал Атсуму и Сакуса выполнил желание. Не только желание Атсуму, но и своё. — Какао? — спросил Сакуса на утро у сидящего на диване Атсуму, что развалился на нём далеко не в позе скромного гостя чужой квартиры. Он пару раз кивнул в ответ, словно опасаясь, что Сакуса не сразу заметит согласие на горячий напиток. Киёми выставил на стол две кружки — одну на вид обычную, однотонного цвета. Вторая завлекла Атсуму больше — ярко-жёлтая с чудным рисунком у ручки. — Или мне лучше предложить тебе минеральную воду и супчик? — Очень смешно, —ответил он. — Хочу вот ту жёлтую кружку, сделай мне какао в ней. — Не могу, это моя кружка, а другая как раз для гостей. — И ты ещё что-то говорил про хорошего хозяина? — А что ты помнишь со вчерашнего дня? Две ложки какао и одна сахара, залить кипятком и добавить молока — утренний напиток Сакусы готов. — Очень смутно некоторые моменты, что были уже здесь, в остальном — абсолютно ничего, начиная с шестого поздравления от Бокуто. — Он поздравлял Инунаки около десяти раз, причём начиная всё по-разному, но заканчивая одной и той же фразой «счастья, здоровья, побольше принятых мячей». Две ложки какао и столько же сахара, добавить кипяток, тщательно перемещать и влить молоко, побольше — согревающий напиток Атсуму готов. — Макушка болит, как будто меня кто-то сильно ударил по ней. — О-о, — попытался сделать удивлённое лицо Сакуса. — Это тебя так картина вчера, за то, что снёс её с стенки, где она спокойно весела со времен открытия кафе. — Надеюсь, я принёс ей извинения? Это позабавило их обоих, из-за чего они одновременно посмеялись. — Я принёс их за тебя. У неё отвалилась рамка, но я сумел починить всё до момента, как это увидел хозяин кафе. Кухня наполнилась не только ароматом шоколада, но и смехом. — Спасибо, что не оставил меня где-то под забором, — сказал Атсуму, поднимая кружку гостя над столом. — Снесёшь со стены ещё одну картину обязательно оставлю. Сакуса также поднял свою яркую кружку и легонько чокнутся ею с кружкой Атсуму. Они оба понимали, что не забыли момент с поцелуем, но не решались вспомнить об этом вслух.

На следующий день, Токио

Хитока, полностью погруженная в свою новую модель пиджака, не отводила взгляд от манекена. С помощью булавки она скрепляла ткань между собой, в моменты нахмуривая брови от недостаточно хорошего, по её мнению, результата. Тогда в ход шёл мел, по белым линиям которого она прошлась ножницами, срезая лишнюю материю. Дверной звонок девушка услышала не сразу — слишком громкая мелодия играла в наушниках. Человек за порогом оказался настойчивым и сделал ещё одну попытку, после которой Хитоке пришлось оставить незаконченную работу и поспешить к двери. — Да открываю, открываю, — сказала она на ещё одну, третью попытку, и повернула задвижку. Она не строила предположений о человеке за дверью, но уж точно не ожидала увидеть там Хинату Шоё. — Привет. Переминаясь с ноги на ногу, Хината улыбчиво поглядывал на Хитоку, пока та старалась уложить в голове уйму вопросов, что возникли от одного его появления на пороге квартиры. — Привет, — не придумав ничего лучшего, ответила она. — Как дела? Он начал разговор с самого банального вопроса, что только мог прозвучать из его уст. — Обычно, — сказала Хитока, открывая дверь шире. — Я очень рада тебя видеть. Это была их первая встреча по прошествию двух лет. Она всё также беззвучно пригласила его в квартиру, предложила занять удобное место на кухонной стуле с мягкой обвивкой и гостеприимно позволить выбрать напиток — чай или кофе. — Чай, — довольно ответил он. Разговоры шли не намереваясь заканчиваться, только и оставалось менять чайные пакетики, заваривая каждые полчаса новые. — Подожди, но как ты узнал мой адрес? — обсуждая мимолетные темы Хитока упустила главное. — Я был дома, навещал маму и сестру, — он потянулся за печеньем, что лежало на столе в стеклянной вазочке. — Решил и к тебе зайти. Дверь мне открыла твоя мама, она и сказала мне, что ты живёшь в Токио и дала адрес. Они вновь начали беседу, упоминая работу Хитоки, о которой Хинате уже успела рассказать её мама, о том, какой заказ и для кого она шьёт, и почему ей так не нравится работать с шёлком и тёмными тканями. — Хината, я вижу по твоему лицу, что ты что-то хочешь спросить у меня, но видимо либо стесняешься, либо не хочешь меня напрягать. — В первую очередь я пришёл, чтобы увидеть тебя и пообщаться, но ты права, есть ещё два дела, помощь в которых мне можешь оказать только ты. — Конечно, я готова помочь тебе. — С чего мне лучше начать, с очень важного или не особо? — Не особо. Он достал из рюкзака кошелёк, купленный пару дней назад, самый похожий на подаренный Нацу, что только смог найти в магазинах Токио. Объяснив всю ситуацию с подарком сестры Хината протянул его ей, с просьбой вышить на нём маленькое изображение крокодильчика. Её движения были аккуратны и порой завораживали своей динамикой. Зелёная нить с первого раза попала в ушко иглы, а узелок Хитока завязала всего двумя пальцами одной руки — настолько в ней виднелся профессионализм. Она принялась вышивать нужное изображение по картинке, что ей дал Хината, вонзая иглу в плотный кошелёк, натягивая её туже с каждым разом. — А что за второе, особо важное дело? — спросила она, не отрываясь от работы. — Мне нужен совет. А для начала человек, который выслушает меня. — Этот человек перед тобой, — подстегнула она, не ожидая, что этот разговор затянется до первых сумерек, что опустятся на землю через полтора часа. Он начал с самого начала, подробно вникая в развитие отношений с Кагеямой, начиная с первого года обучения в Старшей школе. Он не скрывал ничего и не думал стесняться Хитоки, доверяя ей самые сокровенные мысли, которые никто ранее не слышал. Хината не упустил и все попытки своих признаний — в том числе и самую провальную попытку в Токио, цитируя слова Тобио в точности как тогда: «как ты не понимаешь, у меня изначально не было для тебя места». Не утаил от Хитоки и признание Атсуму и то, как в этот же день попытал удачу ещё раз, но вместо того, что хотел услышать, пообещал Кагеяме никогда не поднимать эту тему. Он рассказал и про настоящее, что в данный момент находится в отношениях с Атсуму, и что Кагеяма уже давно поменял своё мнение на его счёт. Она внимательно слушала его всё это время, давая излить душу настолько, насколько он сам того желает. И когда монолог подошёл к концу Хитока задала, казалось, самый банальный вопрос из всех возможных. Тогда почему такой поверхностный вопрос Хината не задавал сам себе? — А кто нравится тебе, Хината? Он ответил без раздумий. — Мне всегда нравился только один человек. Казалось, вот он ответ и весь вопрос решён, но как бы не так. На словах легко броситься в объятия тому, кто раскрыл их перед тобой, но как убрать из памяти то, что долгое время он сам связывал твои руки, чтобы ты не раскрыл их? И что делать с человеком, который уже искренне и любяще принял тебя в своих распростёртых объятиях? Как объяснить ему, что ты видел в этом лишь временное пристанище? И как доказать самому себе, что всё, что ты делаешь — не очередной эгоистичный поступок? — Всё же я считаю, Шоё, что прежде всего следует подумать о будущем. Она заглянула в окно. На небо, окрашенное в тусклый оранжевый цвет. Ещё чуть-чуть и оно вовсе потеряет свои краски — станет серым, а после погрузится в темноту необъятной ночи. — В первую очередь о будущем того человека, которому ты боишься сделать больно. Я считаю, что эгоистично ломать надежды человека на счастливую жизнь, когда обратный ход будет слишком поздним для иных планов. Я имею ввиду, что лучше обо всём признаться сейчас, оставляя шанс этому человеку ещё найти своё счастье. Не тратить его время, за которое он мог бы встретить того самого человека. Человека, с которым он окажется счастливее, хоть и сам пока не догадывается об этом. Если ты протянешь с этой «игрой» до последнего момента, то сделаешь его куда несчастнее, чем если бы признался во всём сразу. Не нужно тянуть, Шоё, особенно, если ты уже нашёл ответ на свой вопрос. Она протянула ему кошелёк, с вышитым изображением крокодила — зелёной и улыбающийся мордочкой. — Спасибо, Ячи, — поблагодарил он, слегка приподнимая уголки губ. Даже на тёмном небе появляются яркие звёзды. Главное, чтобы этой звездой в твоей жизни оказался правильный человек. Он вышел на улицу с холодной головой и приятным решением. Окончательным, бесповоротным — его решением. Но груз с души так и не спал, ибо сегодня ему придётся причинить боль одному человеку, что верит в иной исход. Эту же боль Хината познает и сам, глядя в глаза собеседнику, что наполнятся горечью и обманутыми надеждами буквально за пару секунд. «Атсуму, мы можем встретится в парке, что недалеко от нашего тренировочного зала?» Он ответил положительно, обещая быть на месте как можно скорее. Хината пришёл первым и около десяти минут вглядывался в тёмные воды пруда — тихие и такие безжизненные. Не было слышно ни кряканье уток, не весёлого смеха детей и громких голосов их родителей — будет слышно только его голос. Голос, которым он скажет Атсуму о своём решении. — Шоё-кун, — дал знать о себе Атсуму за несколько метров до него. Он приветливо помахал рукой в ответ и выждал, когда же Атсуму подойдёт ближе. — Как поездка домой? — спросил он, словно Хината никогда не просил взять паузу. Больно уж Атсуму казался обычным и довольным. — Всё прошло хорошо. — Ты говорил, что в первую очередь едешь туда из-за родных, а во вторую из-за возможности обдумать всё, что вновь легло на твою душу. Ты хорошо подумал? — Я осознаю свою ответственность за слова, что сейчас скажу тебе. И мне правда очень и очень жаль, что нам пришлось начать этот разговор. Атсуму не был глуп и сразу понял, к каким именно словам его пытается подготовить Хината. — Шоё-кун, говори прямо, я пойму. — Это не то, что я ищу. В попытках обмануть себя я согласился встречаться с тобой, но это не привело к желаемому результату, что я ожидал. Почему, когда человеку необходимо высказать свою точку зрения в стрессовых ситуациях, по большей части он начинает говорить сплошной бред? Это ли попытка подобрать нужные слова, которые не заставят партнёра винить себя? — Так трудно найти нужные слова, чтобы удержать тебя. Наверное это из-за того, что я понимаю бессмысленность этих попыток, — ответил Атсуму довольно спокойно. — Атсуму… — Я отпущу тебя, если это нужно, Шоё-кун. И сделаю это спокойно, не терзая не тебя, не себя. — Я отвратительно себя чувствую из-за того, что довёл эту ситуацию до такого, — начал Хината, унимая боль в груди с помощью громкого голоса. Он надеялся не слышать учащенное сердцебиение за собственными словами, но это всё оказалось напрасной попыткой заглушить самого себя. — Всё в порядке, Шоё. И он развернулся и направился куда-то в сторону от парка. Не потому что хотел как можно скорее закончить этот разговор, не из-за того, что теперь возможность видеть его лицо становилось чем-то невыносимым, а потому что боялся переизбытка своих чувств, что уже не мог удерживать внутри. — Атсуму, если ты сможешь меня однажды простить, то тогда я смогу простить и сам себя, — крикнул он вслед. — Не нужно извиняться, Шоё-кун. Атсуму повернул голову, показывая свою улыбку. — Ведь любовь — это взаимность двух людей. Нет одиночества хуже, чем одиночества вдвоём, ведь так? Я счастлив, что смог почувствовать твою любовь эти недолгие два месяца. Этого достаточно для меня, как и видеть твою яркую улыбку. Улыбайся чаще, чтобы делать меня счастливее. Когда ты теряешь кого-то, это чувство всегда остаётся с тобой, постоянно напоминая тебе, как легко можно пораниться. Атсуму направился домой, повторяя эти слова снова и снова, прокручивая в голове каждую букву, что складывалось в то самое предложение — «это не то, что я ищу». Он упорно твердил сам себе, что ничего не произошло, а в попытках обмануть себя закрыл глаза, упрямо игнорируя колотящееся сердце. Не сделав даже нескольких шагов, он сполз по стене здания, ощущая на спине все неровности кирпичного фасада. Его разум, самообладание, невозмутимость и рассудительность, которых он придерживался весь диалог, казалось, канули в бездну. — Да, Атсуму? — вслух обращался он сам к себе. — Все в порядке? Всё, чёрт возьми, в порядке? На последних словах голос дрогнул от переизбытка чувств, которые не могли оставаться глубоко в душе. Они выплеснулись наружу вместе со слезами. И пока одни неумолимо текли по щекам, буря чувств не намеривалась утихать. — Пойдём, — послышался тихий голос где-то над ним. Атсуму направил взгляд вверх, словно устремляясь за маленьким лучиком света — единственным, что сможет помочь найти выход из не имеющий границы темноты. Первым он увидел протянутую руку, а после и лицо человека. Человека, что всегда оказывался рядом, даже в этот момент. — Сакуса… — произнёс он. В ответ Киёми протянул руку ближе. Атсуму смотрел на неё сквозь подступающие слёзы и не мог ничего сказать — слова застряли в горле и выдавить из себя что-то разумное казалось невозможным. — Нас ждёт горячее какао. Хочешь выпить его из моей кружки, которая тебе так понравилась? — продолжал держать руку Сакуса. — Из той самой, жёлтой. И тогда Атсуму протянул руку в ответ. И это оказалось не согласием на кружку какао, а согласием на нечто большее. Хината двигался в сторону общежития, испытывая огромные противоречия в душе. Он чувствовал себя предателем, но одновременно пытался убедить себя, что по прошествию нескольких лет всё стало бы хуже. По крайней мере он хотел верить в то, что не сделав он это сегодня, всё это завело бы их в более глубокую пропасть. «Кагеяма, мы можем встретится прямо сейчас?» Он, не раздумывая, отослал сообщение Тобио и тот сразу прочёл его. Значок онлайн показывал, что Кагеяма находится в сети, так почему он не отвечает на сообщение уже десять минут?