Фетр и хитин

Ты – Жмурик, и ты ненавидел своё тело. Это связанно с практической полным отсутствием иммунитета, хронической бессонницей, а ещё с, буть она проклята, эндокринной системой. Точнее, её работой. Нестабильность гормонов вызывает не самые приятные симптомы: болезненна худоба, мешки под глазами, тремор рук, уже упомянутая бессонница и самое худшее - созревание яиц. Ты уже множество раз слышал от Снеговика, будто это нормально и "разве это не у всех?". Да, у всех леприконов есть цикл овуляции, но целые, чёрт возьми, яйца не созревают. Они остаются на уровне небольшого комка клеток, а потом благополучно выходят со слизью. Большинство этого даже не замечают; никаких болей, раздутого живота, тошноты. Так что, знаток леприконской биологии сразу же после высказывания своего нахер некому не нужного мнения посылался тобою на бакулюм*. В мыслях, конечно. Цикл созревания длится примерно от трёх или четырёх месяцев, это смотря сколько яиц, но организм даёт тебе отдохнуть добрые пол года после очередной кладки. Она, кстати, довольно неприятная, а иногда и болезненная, особенно когда начинаются схватки: мышцы постоянно сокращаются, пытаясь вытолкнуть яйца. Их скорлупа эластичная и покрыта склизкой смазкой, но сильно это не помогает, а сами яйца полупрозрачные, круглые. Ты довольно образован, поэтому прекрасно знаешь анатомию своего вида: вы однополые или по научному - гермафродиты и, удивительно, яйцекладущие. По крайней мере, так было сказано в, найденным тобою в библиотеке, морфологическом атласе. Ты был сильно удивлён тем, что практически все виды, проживающие на Альтернии, "двуполые". Это особенность крайне странная и бессмысленная. А сейчас ты идёшь по шатающимуся из стороны в сторону, будто корабль во время шторма, зелёному коридору к своей комноте. Пульсирующая боль пронизывает всё тело новой волной, исходящей от низа живота. Противная, липкая жидкость льётся по трясущимся ногам, пачкая брюки. Тёмное пятнышко медленно расплывается по ткани, она мерзко прилипает к твоим тощим ляжкам. На этот раз кладка намного больше чем обычно, даже утяжки еле скрывают разросшийся живот. Его приходится утягивать из-за банальной невозможности носить обычную одежду, Шов отказывается сшивать новый костюм, поясняя это только нехваткой материала, и насмешек со стороны Зуда. Этот придурок ни раз пробегая ударял тебя по животу или спрашивал:"Эй, Мамочка, а ты уже думал как их назовёшь? У меня уже есть пара идей!", а вчера он даже подарил тебе детский комбинезон. Интересно, думал ты, он серьёзно потратил свои сбережения ради этого или просто украл? Мышци живота резко сокращаются, и смазка хлюпая падает на салатовый ковёр. Ты облокачиваешься об стену и тихо проклянаеш свой чёртов организм. Одним длинным шагом ты влетаешь в свою комнату и закрываешь дверь на ключ. Ты сомневаешься, что кто-то может зайти в твою комнату, но всё же не хочешь лишних неприятностей. В твоей прикроватной тумбе всегда лежат пелёнки. Ты стелишь одну из них на кровать и с облегчённым вздохом расстёгиваешь утяжки. Твои движения намно резче, чем обычно. Костлявые руки пытаются как можно быстрее расстегнуть плащ, но пальцы путаются во внутренних пуговицах, пара из них отрываются от ткани и со звоном катятся под шкаф. Плящ летит в дальний угол комнаты, пора приступать к рубашке. Галстук-бабочка уже давно ослаблен и просто надивается через голову, с пуговицами на рубашке не возникает никаких проблем, хоть они и миниатюрнее. Холодок пробирается вдоль выпирающего позвоночника, тонкая кожа покрывается мурашками, и ты вздрагиваешь. Тебе всегда холодно, но сейчас - особенно сильно. Ты не носишь ремень в эти дни, так что брюки быстро спадают на пол и пинком отправляют к остальной одежде. Через секунду туда же летит и мокрое нижнее бельё. Теперь почти вся твоя одежда оказывается скомканной в дальнем углу комнаты, а ты скорчившись от нового приступа боли согнувшись стоишь в одних носках в своей маленькой, заваленной различным хламом комнате. Ты с придыханием ложишься на не заправленную кровать, и расставляешь в стороны худые дрожащие ноги. Твоя рука немного нажимает на низ живота, проводя большим пальце вдоль пупка, и новая порция смазки вытекаят на пелёнку. Тихий стон вырывается из твоих тонких губ. Ты слишком напряжён. Два пальца, как-то неподходяще пошло хлюпая, проникают во внутрь, растягивая проход. Из твоих глаз текут слёзы; это - больно. Ты прикусываешь нижнюю губу и с силой растопыриваешь пальцы, расширяя проход. Приглушённый визк заполняет комноту, когда стенки наконец расходятся и первое яйцо туго идёт вниз - наружу. Ты вынимаш руку и ещё раз, более усерднее, надавливаешь на живот, яйцо выходит где-то на треть. Под натиском отрых зубов кожа лопается, ты вздрагиваешь и мышцы живота непроизвольно сжимаются, выталкивая круглый предмет на пелёнку. Ты хрипло стонешь и вытираешь тыльной стороной ладони мокрое от пота и слёз лицо. Дрожь и озноб пронизывают твоё тело, и ты чувствуешь, что ещё пара яиц на подходе. Они идут намного легче, оно и понятно: проход достаточно смазан и растянут. Боль немного спадает, ты сгибаешь ноги в коленях, попутно комкая под собой простынь, приподнимаешься и облокачиваешься об невысокую спинку кровати. "Так дело пойдёт быстрее"- думаешь ты. И правда, яйца, как по ленте конвейера, медленно скатывается вниз. За парой начинает идти ещё одно. Когда яйца практически подходят к выходу, одной рукой ты сжимаешь наволочку на перьевой подушке, а второй немного отодвигаешь низ влагалища. Ты тяжело дышишь и тужишься, три яйца по очереди, хлюпая, вываливаются на пелёнку. Слизь мерзким ручейком стекает меж бёдер. Осталось ещё чу-чуть. Ты откидываешь голову назад и закрываешь глаза, пытаясь хоть ненадолго расслабиться. Всё тело дрожит, кажется, будто некоторые мышци вот-вот лопнут из-за перенапряжения, но этого, к счастью, не происходит, и им остаётся только спазмически сокращать. Мысли вяло плывут по серому веществу, и ты даже не замечаешь стука в дверь, который с каждым новым ударом становится всё настойчивее и настойчивее. Лишь щелчок замка заставляет тебя вздрогнуть и посмотреть на приоткрытую дверь. Струйка света разделяет тёмную комнату пополам, до боли знакомый силуэт в проеме не движется, только безмолвно продолжает наблюдать за дальнейшей реакцией. Ты испуганно икаешь и подтягиваешь одеяло к себе, прикрывая промежность. "Я просто хотел проверить и... ну, знаешь: ночной обход... Думаю, я не вовремя."– Это Лом. Это Лом так настойчиво стучал в дверь, это именно он сейчас стоит и смотрит на мокрого, полность (не считая носков) раздетого тебя. По горлу поднимается горький ком, а лёгкие отказываются вбирать в себя воздух. Вот он уже закрывает дверь, в его взгляде есть что-то странное. "Подожди!"– Слова будто сами вырываются из горла. Лом останавливается и внимательно смотрит. Не показалось ли ему?– "М-можеш мне помочь."– Тебе не верится, что ты это говоришь. Твои дрожащее руки робко мнут мокрую и липкую от слизи ткань пелёнки. Кроубар озадаченно смотрит, будто не понимая, что от него требуется, но потом кивает и заходит в комнату, закрывая за собой дверь. Помещение окутывает тьмой, и требуется несколько секунд, что бы снова привыкнуть к ней. Лёгкий холодок пробегает по твоему позвоночнику, когда раздаются скрип половиц и методичные удары деревянных каблуков. Кроубар подходит к изголовью кровати и кладёт свой лом на тумбу. Ты заворожённо наблюдаешь за ним, боль и усталость остаются где-то на переферри разума, теперь всё твоё сознание занято только Ломом. Слышится цоканье, это он снимает запонки; они отливают золотом, но ты знаешь, что это - бронза, просто позолочённая. На них выгравированы семёрки, по одной на каждой. Когда запонки оказываются рядом с ломом, Кроубар приступает к пиджаку. Его ловкие пальцы легко расправляются с пуговицами, и пиджак вешается на изголовье кровати, галстук-бабочка слегка приспускается. Он смотрит на тебя с лёгкой ноткой снисхождения, в груди неприятно жмёт. Но это становится не важным, когда Лом садится на кровать перед тобой, наклоняется и медленно проводит рукой по твоим всё ещё плотно сжатым кистям. Они успели онеметь, и, разжав их, ты чувствуешь лёгкое покалывание в кончиках пальцев. Чужая рука скользит вниз, с запястий на живот, и начинает массировать его, пока другая продолжает гладить твои пальцы. Только сейчас к тебе возвращается понимание всего происходящего. Боль снова охватывает тело, когда Кроубар надавливаер большим пальцем и проводит вниз от пупка до лобковой кости. Под впалым животом отчётливо чувствуются два шарика. "Тужся"– тихо, но настойчиво говорит Лом, и ты из-за всех сил пытаешься напрячь пресс. Мышци сокращаются до предела, в ушах гудит, но яйца не продвигаются ни на сантиметр. Кроубар раздражённо цокает и отстраняется. "Встань на колени."– приказывает он, но ты лишь непонимающи смотришь на него, как бы спрашивая: "зачем?". Он вздыхает. "Я хочу помочь тебе. Если ты встанешь, то..."– тут Лом запинается и наигранно кашляет- "эти яйца сами, э-эм, выпадут из тебя, не без моей помощи, конечно." Ты легонько кивает и, уперевшись руками о края кровати, подтягиваешь себя. Всё тело трясёт, Кроубар аккуратно подхватывает тебя под руки и прижимает к себе. Несмотря на рубашку, его тело очень тёплое, даже горячее. Если температура была бы ещё хоть на градус ниже, думаешь ты, то, от него шёл бы пар. Приходится хорошенько постараться, чтобы повернутся к нему спиной: ватные, но при этом тяжёлые ноги то и дело путаются в покрывале, размазывая по нему остатки слизи. Чужие руки нежно гладят низ живота. Лом тяжело дышит, на выдохе пропуская воздух сквозь плотно сжатые зубы. Он нервничает или, может, ему это нравится? Лом был самым адекватным из всех в банде, даже Ты кажешься на его фоне чокнутым. И лишь одна мысль о том, что ему может нравится такое, почему-то кажется тебе крайне противной. Но ещё более противным казало то, что ты для него можешь быть просто объектом его фетиша и ничем более. Слёзы наворачиваются на глазах, во рту гурько, а голову сдавливает пуще прежнего. "Это так глупо, глупо, глупо"– думаешь ты; но находится здесь вместе с Кроубаром, чувствовать его прикосновения, его жгучее дыхание на шее - так мерзко. Лом, кажется, и не замечает слёз, градом скатывающихся по твоим впалым щекам, и приглушённых всхлипов, а, может, просто делает вид. Ты ведёшь себя как ёбаный придурок! Он слегка надавливает на одину из выпуклостей на животе большим пальцем, и яйцо внутри смешается в бок. Теперь Лом проводит двумя пальцами вниз, пододвигая его к выходу. Под своей же тяжестью оно само скользит вниз и люпая падает на простынь. Боль и дискомфорт совсем не чувствуются, ведь твоё сознание занимают навязчивые, омерзительные мысли. Кроубар еле слышно хмыкает, когда смотрит на выпавшее яйцо. Тебе хочется хорошенько врезат ему, но, увы, твои руки слишком слабы для этого, особенно сейчас. Последнее выходит медленней и туже, за ним следует обильный поток слизи. Ты устало вздыхаешь; комната плывёт пред глазами, каждый даже тихий звук болезненно давит на уши. Лом скидывает скомконое одеяло с кровати и заботливо кладёт тебя на мягкий, чистый матрас. Он встаёт, слышится шелест, немного позже твой промежности касается что-то мокрое и прохладное. "Это - влажная салфетка"– успокаивает тебя Лом. Он бережно вытирает твои ноги от застывшей слизи. Как бы ты это не отрицал, но тебе нравится, когда Кроубар заботит о тебе. Тело стало совсем ватным, глаза сами закрываются, а мысли бессвязно мечутся в голове – ты засыпаешь. Лом укрывает тебя своим пиджаком и целует в лоб. Ты что-то неразборчиво бормочешь, прежде чем провалиться в сон.