***
— Думай быстрее! Бакуго обернулся как раз вовремя, чтобы поймать тяжелую холщовую сумку, брошенную в него Рику. — Черт возьми! Я думал, что на этот раз ты попадешься, — пожаловался Рику. — Ты, блядь, хотел ударить меня по спине… — Бакуго заглянул в сумку. — Моими коньками? Что, сегодня день катания на коньках? — Ага! Сатоми следила за расписанием катка. Она, наверное, готова ненадолго оторваться без детей, — подтвердил Рику. — Если мы отправимся сейчас, то доберемся туда, пока лед еще свежий. Я подумал, что мы заберем Шото и там возьмем напрокат коньки, если у него их нет. — Он может буквально делать лед из своей гребаной руки, конечно же, у него есть коньки. Естественно, Тодороки просто обязан был доказать, что он прав. Пока Бакуго рассказывал планы на день, ожидая, что парень будет хорошо знаком с катанием, он встретил лишь непонимающий взгляд Тодороки, который заставил Бакуго остановиться. — Что за гримаса? — У меня нет гримасы, — слишком быстро отреагировал Тодороки. — У тебя гримаса, — затем Бакуго внезапно осознал. — Черт. Ты никогда раньше не катался на коньках, не так ли? — С чего ты решил? — Твое лицо! Тодороки вздохнул. — …Я никогда раньше не стоял на коньках. Озадаченный этим, Бакуго приподнял бровь. — Как, черт возьми, ты всю жизнь с ледяными способностями и ни разу не подумал о том, чтобы надеть коньки? — Не то чтобы я не думал об этом. Я всегда хотел… — Тодороки старательно сохранял нейтральное выражение лица, от которого Бакуго быстро решил избавиться как можно скорее. — Просто у меня никогда не было возможности. Бакуго чувствовал, что в этой истории было что-то еще, о чем Тодороки умолчал, но не попытался настоять. Он мог с уверенностью предположить, что это связано с воспитанием Тодороки его отцом, и желание Бакуго врезать этому засранцу по морде снова возросло. Но еще сильнее его переполняло желание опять сделать парня перед ним счастливым. За эти несколько дней он видел улыбку Тодороки чаще, чем когда-либо за годы, которые они провели вместе в школе, и, как какой-то идиот, принял это как должное. — Я научу тебя кататься на коньках, — Тодороки удивленно посмотрел на него. — Надень куртку. Мы возьмем тебе коньки напрокат. Тодороки мгновение смотрел на него, прежде чем на его губах появилась легкая улыбка. Он медленно кивнул, и Бакуго почувствовал себя легче, чем раньше. К тому времени, как все собрались, Сатоми уже стояла у двери и чуть ли не дрожала от волнения. Бакуго знал, что девушка любит своих маленьких кузенов, но, похоже, Рику был прав, когда говорил, что она отчаянно хочет отдохнуть от них. Девушка чуть ли не вытолкала их всех за дверь и, идя к машине, по иронии судьбы чуть не поскользнулась и не упала на обледенелой подъездной дорожке. Было приятно увидеть, как она впервые ведет себя в соответствии со своим возрастом, и, похоже, ее братья и сестры чувствовали то же самое, поскольку никто не запротестовал, когда она крикнула «переднее». Бакуго, однако, пришлось столкнуть Айри с места рядом с Тодороки. Он хмуро посмотрел на нее и демонстративно занял место, когда она надулась и села рядом с Мэй. Однако ее мрачное настроение продлилось недолго из-за какой-то популярной песни, которая заиграла по радио, как только Рику завел машину. Счастливый вид Сатоми сменился ужасом, когда две ее сестры начали громко подпевать радио. Бакуго был просто благодарен судьбе за то, что поездка на каток была короткой. Найти парковку оказалось на удивление легко, но Бакуго был уверен, что позже каток будет переполнен. По крайней мере, сейчас, в начале дня, на катке не слишком много людей. Как только все было оплачено, Сатоми в рекордно короткие сроки надела коньки и вышла на лед, ее волосы позеленели, как только она ступила на полированную поверхность. Бакуго заметил рождественскую музыку, звучащую из аудиосистемы, только когда Тодороки задал вопрос. — Что за песня? — Мэрайя Кэри? All I Want For Christmas Is You? — Бакуго нахмурил брови, озадаченный тем, что парень не знает такую популярную песню. — Ты никогда ее не слышал? — Я никогда не слушал много рождественской музыки, — просто ответил он, но у Бакуго возникло ощущение, что парень неожиданно стал поклонником певицы. Закончив завязывать шнурки на своих коньках, Бакуго взглянул на Тодороки и осекся, увидев, насколько свободно болтаются его шнурки. — Если ты не затянешь их, то сломаешь лодыжки, как только встанешь. Тодороки посмотрел на него, затем снова опустил взгляд на свои коньки, и Бакуго почти увидел, как в его голове проносятся мысленные расчеты, прежде чем он, наконец, признался. — Я не знаю, как затянуть их потуже. Я никогда раньше этого не делал. — Ну, тогда смотри, как я взорву твой гребанный мозг. Тодороки зачарованно наблюдал, как парень опустился на колени, и Бакуго мог поклясться, что услышал резкий вздох, когда должным образом устроился между ног. Когда Бакуго поднял глаза и увидел, что лицо Тодороки стало ярко-красным, он решил, что это, наверное, от холода, но Бакуго не смог удержаться, чтобы не поддразнить его, хотя сам старался не покраснеть под пристальным взглядом. — Что-то ты немного покраснел, красавчик. Ты почти в тон своим волосам, — Бакуго ухмыльнулся, когда Тодороки зашипел, и осторожно положил ботинок с лезвием на бедро, чтобы перешнуровать. — Красавчик? — наконец выдавил он. — Что? Давно не смотрелся в зеркало, что ли? — Бакуго не отводил взгляда от коньков, сосредоточенно затягивая шнурки, чтобы они идеально поддерживали лодыжки начинающего фигуриста. По крайней мере, так он говорил себе, притворяясь, что его собственное лицо не светло-розового оттенка. — Боже мой, только посмотрите на них! У меня такое чувство, что я смотрю «Золушку», — услышал Бакуго, как восторженно воскликнула Мэй. — Не знаю. Судя по тому, как Шото смотрит на него, это совсем не детский контент. Я права? — ответила Айри откуда-то из-за его спины, и он повернул голову, чтобы зарычать на них двоих, наблюдавших издалека. Его свирепый взгляд заставил бы любого нормального человека опасаться за свою жизнь, но они просто невинно улыбнулись ему в ответ, прежде чем направиться на каток. — Они могут быть такими чертовски надоедливыми, — Бакуго слишком сильно завязал бант, прежде чем крепко похлопать по боку конька и встать. — Ладно, попробуй встать. Тодороки неуверенно поднялся на ноги, выглядя как олененок, делающий свои первые несколько шагов. Бакуго с трудом сдерживал улыбку при редком виде того, как парень ведет себя так неизящно. Сдерживая смех, он снял на телефон короткое видео, на котором Тодороки вразвалочку подходит ко входу на лед, чтобы отомстить за произошедшее ранее. Тодороки сделал один уверенный шаг на лед, но тут же потерял равновесие и чуть не упал, вцепившись в бортик катка. Бакуго громко фыркнул, прежде чем отправить видео в групповой чат с друзьями, а затем сам вышел на лед. Тодороки устоял на ногах, но в тот момент, когда он отпустил бортик, он начал неудержимо падать назад, раскинув руки в панической попытке остановиться. Прежде чем он успел отъехать слишком далеко от входа, Бакуго плавно подкатился к нему сзади и схватил за талию, чтобы удержать на ногах. — Ты действительно дерьмово справляешься с этим, — оскорбление прозвучало неубедительно из-за нежности к парню, которая проскользнула в его тоне. Тодороки смог только хмыкнуть в ответ, слишком поглощенный попытками удержаться на ногах. Хотя Бакуго и не мог видеть его лица, он заметил, что кончики ушей Тодороки покраснели, вероятно, из-за смущения. В конце концов, Тодороки не привык к тому, чтобы быть настолько откровенно плохим в чем-либо. — Я думал, твоя причуда поможет тебе хотя бы немного. — Я прекрасно скольжу в своих ботинках, — Тодороки был прерван, когда кто-то быстро проскользил рядом, едва не врезавшись в них, из-за чего он чуть не упал навзничь. Бакуго крепче схватил его и не дал упасть. К сожалению, из-за того, что он отвлекся, кулак Тодороки попал в лицо, когда он пытался удержать равновесие. — Ауч! Блядь! — рука Бакуго взлетела ко рту, удар пришелся по нижней губе. — Кацуки! — удивленно выдохнул Тодороки и не слишком изящно развернулся к нему лицом, опираясь рукой на плечо Бакуго. — Я в порядке! — запротестовал Бакуго, но Тодороки уже мягко отводил его руку от лица. Бакуго собрался спросить, какого черта он делает, когда Тодороки внезапно погладил его по лицу и провел большим пальцем, холодным как лед, по нижней губе. Температура успокаивала боль, но Бакуго поймал себя на мысли, что изо всех сил пытается вспомнить, как дышать, когда другой парень находится так близко к нему. — Прости, — Бакуго с трудом мог придумать, как ответить на извинения, слишком увлеченный прикосновениями Тодороки и воспоминаниями о поцелуях, которые они разделили накануне. Бакуго посмотрел на губы парня, и его охватило непреодолимое желание сократить расстояние между ними, чтобы поцеловать снова. Возможно, он бы так и сделал, если бы Рику не остановился рядом с ними, обрызгав льдом. — Остыньте, вы двое! — Рику рассмеялся и поскользил прочь так быстро, как только мог. — Ты ублюдок! — закричал Бакуго, не обращая внимания на свирепый взгляд, направленный на него матерью, которая закрыла уши своему ребенку. — Дерьмо. Держись. Бакуго снова схватил Тодороки за талию, удивив другого парня, и подтащил его к бортику катка, чтобы он не застрял и не упал посреди льда. Бакуго не дал Тодороки возможности сказать, прежде чем бросился за Рику с такой пугающей скоростью, что люди в шоке наблюдали за ним. — Иди сюда, сукин сын! Бакуго контролируемо создал взрыв ладонями, расчищая последний кусочек пространства между собой и кузеном. Он схватил Рику за руку, как в тиски, и покатился быстрее, таща Рику за собой, с напором, который никак не вязался с нежными нотами Фрэнка Синатры, звучавшими из аудиосистемы. Глаза Рику расширились, когда он понял, что сейчас произойдет. — Что ты… — Клянусь твоей задницей, да. Это было единственное предупреждение, которое Бакуго сделал перед тем, как на повороте изо всех сил швырнуть своего кузена в стену. Это был трюк, который они проделывали, когда были младше, и который они называли Кнутом, но, как и большинство других вещей, Бакуго решил использовать его в качестве оружия. Рику с громким стуком ударился о стену, а когда попытался ухватиться за нее, чтобы не упасть, то из-за инерции перелетел через нее и приземлился за пределами катка. Плавно остановившись, Бакуго услышал громкий смех, и когда он посмотрел на источник, то увидел редкое зрелище — Сатоми в полном припадке смеха. Девушка схватилась за живот, заливаясь слезами от смеха, и указывала на брата, который в шоке выпрямился. Бакуго даже сам издал короткий смешок, игнорируя зрителей, которые переводили взгляды с него на кузена, все еще пребывая в шоке от того, что они увидели. Он повернулся, чтобы посмотреть на реакцию Тодороки, но парень исчез с того места, где его оставили. Бакуго развернулся на месте, осматривая толпу в поисках Тодороки, ожидая увидеть его лежащим где-нибудь на льду. Вместо этого он увидел его в гораздо более неприятном положении, зажатым между Мэй и Айри. Они взяли его за руки и воспользовались тем, что он был новичком в катании, просто беспомощно таща между собой, пока они прожужжали ему все уши. Бакуго раздраженно фыркнул и пожелал, чтобы его кузины перестали вмешиваться хотя бы на две секунды, чтобы он мог по-настоящему научить Тодороки кататься на коньках. Он приготовил свой лучший хмурый вид для этой спасательной операции и скользнул к троим, в то время как Рику вернулся на лед, чтобы преследовать Сатоми за то, что она смеялась над ним. — Вы что, действительно собираетесь испытывать мое терпение, пока я в обуви с лезвиями? — пригрозил он, останавливаясь перед ними. — Расслабься, Кац, мы только узнаем его! — пожаловалась Айри, но отпустила парня. — Ага, он как раз рассказывал нам о вашем первом свидание. Симпатично, но довольно уединенно, если хочешь знать мое мнение, — сказала Мэй, приподняв брови. — Отвали, — Бакуго толкнул ее в плечо, и она отпустила Тодороки, хихикая над его раскрасневшимися щеками. Из-за этого Тодороки покатился по льду, но ему удалось, по крайней мере, добраться до бортика катка, чтобы удержаться на ногах и не упасть. — Хэй, Мэй! Лови! Рику несся по льду и тащил за собой протестующую Сатоми. Когда Мэй увидела это, она встала в позу, как будто собиралась поймать футбольный мяч, а Рику швырнул Сатоми на лед, продемонстрировав более классическую и мягкую версию Кнута. — Попалась! — Мэй поймала ее с тихим «у-уф», прежде чем она ударилась о стену, и перекинула через плечо. Сатоми извивалась, пытаясь высвободиться из ее хватки, не задевая сестру коньками. — Отпусти меня! — закричала Сатоми, но, несмотря на то, что она пыталась изобразить огорчение, она рассмеялась. — Как нас всех еще не выгнали? — Тодороки наклонился к нему, пока спрашивал, как будто если кто-то услышит его, то вспомнит, что их нужно действительно выгнать. — Всем, кто здесь работает, в буквальном смысле наплевать на все. Иначе нас бы выгнали отсюда много лет назад. Если на льду нет крови, все нормально. — Должны ли мы… помочь? — Тодороки жестом указал на Сатоми, которая наблюдала, как Мэй хлещет по лицу Айри. Бакуго просто пожал плечами. — Evanescence жертвуют собой ради общего блага. Пока они беспокоят ее, то оставляют нас в покое. Давай, это наш шанс по-настоящему покататься на коньках, — Бакуго резко протянул руку парню, неуклюже предлагая подержать ее. — Я хочу теплую. Тодороки удивленно посмотрел на руку, но затем на его губах появилась легкая улыбка, когда он понял, что имел в виду Бакуго. Однако настала очередь Бакуго удивляться, когда Тодороки осторожно снял перчатку с руки Бакуго и нежно провел большим пальцем по костяшкам пальцев, прежде чем, наконец, соединить их руки. Бакуго потребовалось приложить все усилия, чтобы не превратиться в беспорядок от такого простого действия, ведь Тодороки согревал его руку лучше, чем любая перчатка. Бакуго попытался казаться равнодушным, делая вид, что его не волнует, насколько мягкими были руки Тодороки по сравнению с его собственными мозолистыми, и медленно отвел Тодороки от бортика, чтобы они могли начать урок. Бакуго забыл о людях вокруг них и в кои-то веки просто позволил себе почувствовать себя счастливым.***
Они провели на катке почти весь день, слишком увлеченные друг другом, чтобы обращать внимание на время. Кузены Бакуго, казалось, не возражали и легко нашли способы развлечься, пока он учил Тодороки кататься. Хотя они все равно нашли время указать на Тодороки пальцем и посмеяться, когда тот упал на лед и увлек за собой Бакуго, запутавшись в конечностях. Бакуго мог бы удержаться на ногах, если бы автоматически не потянулся, чтобы придержать голову парня во избежание удара об лед. Учитывая все обстоятельства, Тодороки был не так уж плох для начинающего фигуриста, и к тому времени, когда день заканчивался, ему почти не нужно было за что-то держаться, что совсем не разочаровало Бакуго. Тодороки все равно чуть не упал, выйдя со льда, когда его ноги снова коснулись земли, но Бакуго смог вовремя поймать его. Тодороки издал короткий, задыхающийся смешок, и в этот момент Бакуго понял, как сильно он хотел дать парню все, чего ему не хватало в жизни. От этой мысли у него чуть не закружилась голова, сила привязанности застала его врасплох. Когда они вернулись домой, как раз подходило время ужина, а это означало, что хаос в доме почти удвоился, исходя только из врожденной склонности его семьи к перееданию. Когда он вошел, близнецы дрались из-за подаренной им машинки Hotwheels в стиле Сущего Мика, выкрикивая детские оскорбления, пока они катались по комнате, борясь за игрушку. Он разнял их, подняв Дайки в воздух и отодвинув подальше от сестры. Когда он пригрозил выбросить игрушечную машинку из окна, чтобы она не досталась никому из них, Юки, переваливаясь, подошла и протянула им в своем маленьком кулачке подозрительно влажный читос, словно оливковую ветвь, которая заставит их успокоиться. Вообще, можно сказать, что это сработало, поскольку все трое остановились и с отвращением посмотрели на закуску. Его отвлекли от работы по поддержанию мира, чтобы он помог с ужином. В конце концов его всегда заставляли помогать отцу и деду с готовкой, и если именно он предложил приготовить холодную собу на ужин, то это, черт возьми, никого не касалось. Он стоял у разделочной доски, когда впервые услышал, как откуда-то из другого конца дома полилась музыка. Он не придал этому особого значения, предположив, что кто-то включил Have Yourself A Merry Little Christmas. Однако у него возникли подозрения, когда он услышал, что все песни, которые звучали, были фортепианными каверами, и, хотя у его тети Минеко была отличная звуковая система, они не должны были звучать так хорошо. — Я скоро вернусь. Справишься с этим, пока меня не будет, старик? — спросил Бакуго, снимая фартук и вешая его на спинку стула. Его отец открыл рот, чтобы ответить, очевидно, думая, что Бакуго обращается к нему, но дедушка опередил его. — Конечно справлюсь. Это даже не должно быть вопросом. Бакуго закатил глаза, и направился к мягкому звуку пианино, который медленно витал по коридору. Чем ближе он подходил, тем больше убеждался, что это было настоящее пианино, но никто в его семье не играл на этом инструменте. Осознание этого поразило Бакуго так сильно, что он готов был влепить себе пощечину за то, что был таким идиотом, и он прямиком направился в комнату, где стоял пианино его тети. Он увидел, что его семья собралась вокруг Тодороки, когда тот играл Baby It’s Cold Outside, читая ноты со своего телефона, который он аккуратно положил на пюпитр пианино, чтобы ему было легко их видеть. Его тетя Акасуки и дядя Тайки танцевали вместе, подпевая песне. Когда его дядя эффектным движением притянул ее к себе, все разразились аплодисментами, а Айри, их дочь, громко присвистнула. Теперь в воздухе витал трепет от того, что кто-то играл на пианино, которое так долго пылилось. Когда-то Бакуго ненадолго задумывался о том, чтобы научиться играть на фортепиано именно по этой причине, но если бы он собирался потратить столько времени и энергии на изучение инструмента, то выбрал бы скрипку. Однако он никогда не думал, что это настолько важный навык, чтобы просить родителей пожертвовать деньги на покупку инструмента для него. Все были настолько поглощены музыкой и шоу, что Бакуго смог проскользнуть сквозь толпу относительно легко, учитывая, что все они обычно хватались за возможность втянуть его в свои авантюры. — Ты никогда не говорил мне, что умеешь играть, — обвинил Бакуго его, как только оказался рядом с пианино. Тодороки не оторвал взгляда от телефона, но уголок его рта слегка приподнялся. — Не было подходящей темы. — Чушь собачья. Первый школьный фестиваль отлично бы подошел, — заметил Бакуго, не желая уступать. — Момо все предусмотрела, — сказал Тодороки, как будто ответ был очевиден. — Она играет на пианино так же хорошо, как и я, если не лучше. — Ты говоришь это, но при этом разговариваешь, исполняя песню, которую никогда раньше не слышал. — Ты знаешь меня лучше, чем я думал, — сердце Бакуго учащенно забилось, когда Тодороки на секунду оторвал взгляд от нот, чтобы встретиться с его. — Я единственный, кому эта песня кажется жуткой? Бакуго издал довольный смешок и прислонился к пианино. — Нет. Тот, кто написал это дерьмо, должен сидеть в тюрьме. — У тебя есть на примете песни получше? — с любопытством спросил Тодороки, когда песня подошла к концу. Слева от Бакуго раздался громкий вздох, а затем внезапно Рин ворвалась в их личное пространство, встала между ними и сказала. — Боже мой, ты принимаешь заказы?! Как насчет White Christmas? — Это уже слишком! Он должен сыграть Santa Baby. Я могла бы спеть, — подмигнув, предложила Айри. — Никому не нужна песня, которую кто-то написал, испытывая возбуждение от того, что Санта — их папочка. Это отстой. Давай Jingle Bell Rock! — вмешался Рику и оттолкнул Айри локтем. — Думаю, Шото должен сыграть что-нибудь, слова к чему он знает, — тихо произнесла тетя Хиса, и все притихли, чтобы выслушать ее, зная, что ей, как правило, трудно высказывать свое мнение. — Он еще не подпевал ни одному музыкальному произведению. Я уверена, что он был бы рад возможности дать полноценное представление. — Меня вполне устраивает просто играть на пианино, — быстро ответил Тодороки, но это было бесполезно. — Это отличная идея! — мама Бакуго с радостной улыбкой обняла сестру за плечи. — Давай, покажи нам, на что ты способен, Шото! Я не хочу, чтобы ты что-то скрывал от нас. Мы теперь семья, помнишь? Тодороки нервно прикусил губу, что, по мнению Бакуго, было несправедливо привлекательным, пока он обдумывал ее слова. Остальные члены семьи начали подбадривать его, и Бакуго увидел, что его стены начинают рушиться. — На самом деле я не знаю ни одной рождественской песни, — признался он. — Тогда сыграй что-нибудь, что ты знаешь, — предложила Сатоми. — Какая твоя любимая песня? После недолгих раздумий Тодороки, наконец, кивнул и тихо сказал. — Хорошо. Затем он снова положил руки на клавиши, закрыл глаза и начал играть.I've heard there was a secret chord (Я слышал, тайный есть аккорд) That David played, and it pleased the Lord (Давид играл, дивился Бог) But you don't really care for music, do you? (Как музыку не любишь ты такую?) It goes like this (Сыграю я) The fourth, the fifth (Четыре, пять) The minor fall, the major lift (Минор падёт, но вверх опять) The baffled king composing Hallelujah (Поверженный король пел: «Аллилуйя») Hallelujah, Hallelujah (Аллилуйя, Аллилуйя) Hallelujah, Hallelujah (Аллилуйя, Аллилуйя)
Пальцы Тодороки умело скользили по клавишам, наполняя музыку эмоциями, которых никто не ожидал от обычно сдержанного парня. Очевидно, он давно знал эту песню, и ему не нужны были ноты, чтобы ее сыграть. Знакомая мелодия и то, как он пел, привели всех в восторг с первого удара по клавишам, и Бакуго знал, что не смог бы отвести взгляд, даже если бы захотел.I've seen your flag on the marble arch (Твоим победам нет числа) Love is not a victory march (Но не любовь тебя спасла) It's a cold and it's a broken Hallelujah (Она разбита в звуках «Аллилуйя»)
Его голос был ровным, и это заставило Бакуго задуматься, почему он никогда раньше не слышал, как поет парень. Он не мог не задаться вопросом, была ли у других такая привилегия. Он не мог поверить, что такой талант можно спрятать и держать в секрете, но Бакуго эгоистично желал быть единственным, для кого он его использовал. Тодороки был погружен в свой собственный мир, как будто забыл о толпе вокруг себя и просто погрузился в песню. Бакуго отчаянно хотел узнать, что происходит в голове Тодороки, когда его голос стал грубее, срываясь в моментах, которые только делали песню еще более эмоциональной. Быстро оглядев комнату, он понял, что все остальные тоже это почувствовали. Некоторые, как его тетя, открыто плакали, в то время как другие, как его мама, сжимали челюсти, чтобы не закончить так же. Тетя Минеко откинула голову назад и слегка похлопывала себя под глазами, пытаясь стереть потекшую тушь.Maybe there's a God above (Может, Бог вверху и есть) And all I ever learned from love (Но о любви я понял здесь) Was how to shoot at someone who outdrew you (Что нет пути назад, когда люблю я) It's not a cry you can hear at night (Любовь — не просто крик в ночи) It's not somebody who's seen the light (Не греют всех её лучи) It's a cold and it's a broken Hallelujah (В её осколках только «Аллилуйя»)
Мокрая капля упала на деревянное пианино, к которому прислонился Бакуго, и он вдруг понял, что это от него самого. Бакуго быстро вытер слезы, пока парень этого не заметил. Тодороки пришел в себя, когда закончил песню и посмотрел на Бакуго, ожидая его реакции. Бакуго смог выдавить из себя улыбку, и Тодороки с облегчением улыбнулся ему в ответ. Бакуго влюбился в Тодороки, и если бы он по-настоящему проанализировал годы, проведенные с ним, то понял бы, что его чувства далеко не новые.