The stars, the moon

Особенность мародеров заключалась в том, что каждый из них напивался совершенно… по-разному. Джеймс становился нехарактерно замедленным и глуповатым. Мог танцевать всю ночь напролёт, петь и смеяться, а потом засыпать на первой попавшейся поверхности. И самое безумное – на утро Поттер выглядел так, словно не сделал ни глотка. Полный энергии и бодрости. Секрет был в том, что… пьяный Джеймс иногда становился чрезмерно честным и агрессивным, ещё более уверенным в себе. Питер, в свою очередь, всегда становился разговорчивее обычного. Рассуждая на философские темы и сложные вопросы бытия. Секрет был в том, что… если Хвост выпивал слишком много, его непременно тошнило. Когда дело касалось Сириуса, он был... опытным пьяницей. Всегда твердо стоял на ногах и ясно мыслил. Лишь немного более громкий и любвеобильный, если это вообще было возможно. Секрет был в том, что… Бродяга становился эмоциональнее, ранимее и чувствительнее. Но пьяный Римус всегда был... своего рода загадкой. Для всех. В школьные годы он почти никогда не пил, будучи прилежным старостой. И даже когда мародерам удавалось убедить его осушить хотя бы стаканчик, Рем всегда выглядел так, будто ничего и не менялось. Потому что маленькое количество алкоголя не делало с его разумом ровным счетом ничего. Вероятно, из-за массы тела, мускулов и роста. Или каких-то причуд оборотня, которые делали его гораздо более устойчивым к этиловому спирту. Поэтому впервые Сириус увидел по-настоящему пьяного Луни только на свой 19-й день рождения. Мародёры уже окончили школу и снимали небольшую квартирку в центре Лондона. После шумной ночи в баре, где Римус наконец-то дал себе волю и выпил бесконечное количество стопок виски, текилы и других магловских напитков… Сириус наконец узнал его секрет. Пьяный Римус был похож на большого ребенка: хихикающий, потерянный и абсолютно… недееспособный. Настолько прилипчивый, что целый вечер не выпускал Лили из своих объятий. Крепко хватался за каждого незнакомца. Висел на плече Сириуса и… нюхал его волосы. В школьные годы у Римуса никогда не было девушки: это не было тем, что они обсуждали, это был просто… очевидный факт. Восемнадцатилетний Луни даже ни разу не поцеловался. Что приводило в недоумение, потому что Сириус никогда не понимал: парень – гетеросексуал? Гей? Би? Асексуал? Сам Блэк был открыт в своих предпочтениях и к парням, и к девушкам, но Луни никогда, никогда не упоминал о своей сексуальной ориентации. С годами Бродяга начал искренне считать, что друга просто не интересовала интимная жизнь или отношения. Не мог восемнадцатилетний парень так легко относиться к красивым девчонкам, даже не покупать порно-журналы в скидочных магазинах. И Сириусу пришлось смириться с тем, что Луни ненавидел телесный контакт… Пока друг не напился. — Римус, поднимайся, пожалуйста… — попросил Блэк размякшего на дверном коврике друга. — М-х-м… — отрицательно качал головой светловолосый, надув губы. — Я т-тут, я тут посплю. Коврик мягкий такой… — Господи. Сириус обхватил друга за подмышки и повалил на себя, едва не рухнув от тяжести на месте. Питер и Джеймс уже сладко спали в своих комнатах, из которых доносился храп и шлейф перегара. — Бродяга, поедем обра-а-атно! — Луни нависал на темноволосом с крепкими объятиями, пока тот отчаянно пытался уложить опьяневшего друга на диван. — Поедем! — Мы никуда не поедем, Римус, — Блэк, который несправедливо был трезвее остальных в свой же день рождения, теперь пытался отлепить от себя хваткие конечности. Луни то хватался за длинные волосы, то за футболку и ремень брюк. — Луни, ты упал в грязь, нам нужно тебя отвести в душ. — А ты пойдёшь со мной? — ангельские глаза теперь нахально изучали его с прищуром. — Кажется, я не пойду, а понесу тебя туда, болван. Сириус тяжело выдохнул, но усадил наконец хихикающего Римуса на диван. Крепкие руки все ещё хватались за бедра Бродяги, сжимали подушечками пальцев задницу. Гребаное дерьмо, кажется, это был первый раз, когда светловолосый вёл себя так тактильно. — Ремми, поможешь мне снять твой свитер? Лунатик лишь ухмыльнулся, но вытянул руки, чтобы его смогли избавить от испачканной кофты. — Сириус, я могу тебе рассказать секретик? Блэк наконец вытащил лохматую, кудрявую голову из свитера и невольно отвёл взгляд от напряженного гладкого пресса. От раскрасневшейся кожи исходил самый настоящий жар. — Какой секретик, Луни? Римус пригнулся ближе, счастливая улыбка на порозовевшем лице. — Я очень пьян, — прошептал он. — Я вижу, умник, это не секретик, — саркастично ухмыльнулся Бродяга. Протянул руку парню, чтобы повести за собой в ванную комнату. — Пойдём, примешь душ. — Сириус… — Что, Луни? — Мне кажется, я сегодня впервые поцеловался… Блэк замер на секунду, все ещё удерживая вспотевшие ладони парня в своих. Сердце жалостливо заскулило. — В-вау, и… И как тебе? — улыбнулся натянуто Блэк, наваливая на себя оголенного друга. Приобнимая за талию. — Какой-то парень меня поцеловал… — проговорил Римус обиженным тоном. — Я не знал эт-того парня… Ты знал этого парня? Блэк едва не замер от злобы на месте: челюсть болезненно заскрипела. — Он тебя спросил об этом, Луни? — брюнет усадил пьяного на край ванны и панически включил кран, ощупывая температуру струи. Все, что угодно, лишь бы не смотреть в ореховые глаза. — Он сказал, я красивый… — Ты и есть красивый, Луни, — Сириус теперь обмачивал салфетки водой, чтобы отмыть чёрные тени, растекшиеся по щекам светловолосого. — Ты, ну… Хотел этого? Тебе разве… Кхм, не девушки нравятся? Блэк задал этот вопрос совсем ненавязчиво, но внутри начали бушевать целые цунами волнительных чувств. — Я не знаю… — прикрыл глаза Луни, как только тёплая салфетка коснулась кожи. — А п-парни? — голос Блэка захрипел. — Не знаю… Все внутренности Бродяги взволнованно сжались, ухватились за жалкие проблески надежды. — Понравился поцелуй? — Не очень, — сморщился Люпин, умилительно икнув. — Я помню только язык. — Тогда вряд ли, — выдавил улыбку Блэк. — Наверное, тебе просто неинтересна вся эта романтичная чепуха, да? — Наверное… — прошептал Римус, а затем приоткрыл веки, изучая нависшего перед ним парня. — У тебя красивые локти, Бродяга… — Локти? — усмехнулся Сириус, услышав странный комплимент. — Да, — начал бодро кивать, как заведённая кукла. Покрасневшие глаза пьяно бегали по чужим рукам. — Знаешь, у всех в нашем возрасте они уже такие морщинистые, сморщенные… У тебя они мягкие, как пёрышки. Чертова краска смущения начала вскипать на лице Блэка. — В девятнадцать лет у людей ещё не морщинистые локти, дурачок. — Посмотри! — Римус вдруг вытянул руку, указывая на своё предплечье: обычный розовый, слегка подсушенный локоть. — Он у меня совсем не нежный. Тут его руки потянулись к Сириусу и начали жадно хвататься за оголенную кожу, нащупывать локтевой сустав. — Такой красивый… — завороженно прошептал Римус. Видимо, абсолютно отчаявшийся до прикосновений в своём пьяном состоянии. — Как лепесточек! — Чтобы я завтра не смеялся над тобой, лучше помолчи, Луни, — ухмыльнулся смущённо темноволосый. Приподнял парня с края ванной. — Она не горячая? — прошипел на воду Рем. — Нет, — Сириус осторожно коснулся ремня на джинсах светловолосого, в попытках расстегнуть. Поднял взгляд в потолок, но даже чертов звон железки заставил все внутренности сделать томительный кувырок. — Раздевайся полностью и залезай, я подожду снаружи. Как только Блэк отошёл в сторону, чтобы, черт возьми, отдышаться, на пол упали джинсовые брюки, а следом… трусы. — Ты не подглядываешь? — тоненьким голосом проговорил Римус. — Больно надо, — закатил глаза Сириус, хотя всеми силами и старался избежать зеркала взглядом. — Чего я там не видел? С громким плеском Римус наконец-то опустился в тёплую воду. А дальше последовала тишина, будто бы потерянный, опьяневший друг не знал, что делать дальше. — Порядок? — уточнил обеспокоено Блэк. — Я соврал… Сириус резко обернулся и нашёл взглядом сжавшееся в колени существо, печально склонившее голову. — Насчёт чего, Луни? — брюнет осторожно присел на краешек ванны, изучая поникшее лицо. — Я хочу романтики… — прошептал Римус, покачивая головой. В водянистых глазах появились проблески соленой влаги. — Очень. — Зачем? — болезненно проговорил Сириус. Руки потянулись к песочным кудрям, чтобы ласково погладить их. — Ну, соврал? — П-потому что это унизительно… — Что именно? — Как долго я ищу любовь, — Рем поджал трясущиеся пухлые губы. — Я однолюб, знаешь? Это ужасно. — Что в этом ужасного, лунный лучик? — Сириус продолжал поглаживать влажные волосы, хотя сердце и скулило отчаянно: «Ремми кого-то любил?» — Разве это не прекрасно? — Это уж-жасно… — сморщился парень, еле дыша. На него явно накатывала истерика. — Это просто ужасно! — Почему? — Блэк начал поглаживать мокрые плечи, промывая водой. — Почему ты так говоришь? — Мне не понравился поцелуй… — Что в этом такого? — брюнет ощущал бешеное сердцебиение в грудной клетке, пока глаза выискивали хоть какие-то ответы на покрасневшем лице. — Мне тоже многие поцелуи не нравились… — Мне никто не нравится, как бы я не старался! — вдруг воскликнул Люпин, будто отчаявшись. — Хэй, это нормально, слышишь? — Блэк приподнял нежное лицо за подбородок, чтобы их взгляды наконец встретились. В золотистых глазах сияли слёзы. — Ты ещё встретишь своего человека. Я обещаю, слышишь? Римус замер, не в силах сделать ни вдоха. А затем тоскливо кивнул. — Можно я подержу твою руку? — проговорил он смущённо. — Конечно, Луни… Сириус переплел свои пальцы с рукой Римуса и провёл по мягкому местечку. Будто в надежде забрать всю ту боль, что парень так долго скрывал. Люпин не был асексуалом или аромантиком, как Блэк ранее предполагал. Он был таким же восемнадцатилетним парнем, у которого бушевали гормоны и тягостное влечение к контакту с человеком. Только он отлично научился его подавлять в трезвом состоянии. Должно быть, ещё в шесть лет, когда он обратился в оборотня и осознал, что мог неосознанно навредить человеку. С тех пор, как мать умерла, Луни, наверное, не ощущал теплоты поцелуев и любви. Не ощущал себя нужным. А умерла она… Когда ему было всего двенадцать. — Пойдём уложим тебя спать, лунный лучик… — комок в горле сделал голос Бродяги ещё более тихим. И Римус кивнул в повиновении. Так и не выпустив чужую руку из своей. Как будто его длинные, тонкие пальцы тянулись к якорю, цеплялись за надежду. Когда Бродяга привел его в спальню, они нашли в шкафу чистую пару клетчатых штанов и мягкую серую толстовку. Попытались переодеть Римуса, несмотря на то, что тот противился и падал на свежие простыни кровати, жаждая заснуть. — Все, — выдохнул Блэк, как только укутал Римуса в хлопковое одеяло. Светловолосый в наслаждении размяк на постели. — Если тебе что-то понадобится – буди. Я оставлю тебе на утро стакан воды. Луни робко кивнул, но затем умоляюще оглядел лицо лучшего друга. — Ты можешь… обнять меня на ночь? Сириус задержал дыхание, изучая перед собой комок солнечного света. Из парня действительно струились лучи искренней, неподдельной теплоты. Сотканный из уюта и любви, Римус лежал укутанный в одеяло и капюшон толстовки. Сонная улыбка на пухлых губах и блеск пьяных глаз. — Конечно. Бродяга наклонился к парню, чтобы крепко обнять, прижать к себе и вдохнуть любимый аромат лавандового порошка и горячей кожи. Укутался носом в свежести песочных кудрей, пока руки Римуса крепко притягивали его к себе. — Спокойной но… Блэк не успел договорить, потому что во мгновение ока сильная хватка притянула его к себе в кровать. Прижала так крепко, что Сириусу оставалось только уткнуться лицом в мягкую макушку. — Полежи со мной немного, — прошептал Лунатик. И его руки начали бродить по спине темноволосого, пока веснушчатый нос упирался в горячую шею. — Чуть-чуть. — Луни, ты… Ты, кажется, перепил, — рассмеялся сбивчиво Блэк, хотя сердце его и выдавало тревогу бешеным ритмом. — Чуть-чуть, — повторил сиплым голосом Луни. И Сириусу оставалось только поддаться пленительному желанию: обхватить руками торс парня, позволить уложить голову на свою грудь. Если бы он мог загадать всего одно желание… Это было бы оно. Просто лежать по ночам в объятиях Луни и ощущать его дыхание на своей коже. Слышать его томные, умиротворенные вздохи и нежные прикосновения пальцев на спине. — Лучик, мы тебе найдём девушку или, ну, парня… Кого захочешь, — попытался Сириус, руки непроизвольно поглаживали, спрятанную за капюшоном макушку. Кто-то был обязан любить его Луни, даже если и не он сам. Кто-то был обязан дарить ему радость прикосновений и бескорыстные порывы любви. Целовать каждую клеточку его тела, пока тот не перестал бы чувствовать себя… одиноким. — Я обещаю. — Поцелуй меня. Шёпот Римуса был таким тихим, брюнету показалось, что он расслышал неверно. — Что? Луни приподнял голову, и в карих глазах засияли искорки… нужды. — Поцелуй меня, Сириус. Сердце Бродяги сделало мучительный кувырок под рёбрами, сжалось и действительно начало обливаться кровью. Потому что это был всего лишь нуждающийся, пьяный рассудок друга. Это не было его осознанным выбором. — К-куда? — уточнил Сириус, кадык завибрировал от невозможности сглотнуть. — Хотя бы в щеку… — прошептал Римус, глаза неразрывно глядели на приоткрытые губы друга. И Сириус не мог себе отказать в том, чтобы выполнить просьбу. Он приблизился к тёплой, порозовевшей щеке и нежно, почти невесомо коснулся ее своими губами. Ощущая, как под ними тает и плавится бархатная кожа. Он позволил себе задержаться у неё носом и сделать один глубокий вдох, наслаждаясь опьяняющим запахом. — В лоб, — проговорил Римус, цепляясь все крепче и крепче руками за футболку Сириуса. Блэк выполнил и эту просьбу. И на долю секунды ему показалось, что глаза парня действительно закатились от… удовольствия. — Куда ещё? — выдохнул с нервным смешком Блэк, не переставая ласкать макушку и плечики светловолосого. — В нос… — В нос? — улыбнулся Сириус, горячий приток наслаждения пульсировал внизу живота. Его губы ощутили на вкус кончик веснушчатого носика, линии и очертания которого он знал с самого детства. — М-х-м… — тихий стон Римуса пробрался дрожью до самых костей. И на секунду Сириус потерялся в нежности чувств, потому что совсем не заметил… Как близко оказались губы светловолосого, как быстро, почти незаметно их рты соприкоснулись и разомкнулись с влажным хлюпом. Римус его поцеловал. Поцеловал. А затем глупо хихикнул, прикрыв веки. Улыбнулся так широко, как, должно быть, никогда и не делал прежде. — Луни… — прошептал Сириус, осознавая, что, черт возьми, произошло. — Луни, ты пьян… Но Римус его уже не слышал: он отчаянно прижался губами вновь в более глубоком, чувственном поцелуе. Таком, что брюнету пришлось гулко втянуть ноздрями воздух и прикрыть испуганные глаза. И, мерлиновы пятки, одни только дыхание и слюна Ремми посылали волны возбуждения к кончикам пальцев ног. Обхватывали паховую область жгучим пламенем. — Ремми… — прошептал Сириус, пытаясь разорвать поцелуй, пока не совершил ошибки. Но Луни, как изголодавшееся дитя, сминал влажными губами плоть, цеплялся пальцами за чужие щёки и целовал… Так целовал, будто пробовал на вкус любимое шоколадное мороженое. Послав ко всем чертям упрямость, Блэк позволил себе ответить на поцелуй. Хотя бы на несколько секунд. И приоткрыл рот, чтобы впустить сладкий, мокрый от слюны язык и опробовать Римуса на вкус. Чертовы бабочки в животе, должно быть, наконец ожили и запорхали в желудке, бешено размахивая крыльями. — М-х-а-мне нравится… — наконец выдохнул Луни, сжимая одурманенные лицо Сириуса в своих ладонях, как плюшевую игрушку. — Этот поцелуй… мне нравится. Ну, конечно. Потому что Римус был пьян до помутнения рассудка. — Луни, — жалобно простонал Сириус, его глаза наконец нашли томный, опьяненный взгляд. — Луни, я не м-могу… Сейчас не могу… — то, что он действительно «не мог», так это дышать. — Кляну-у-х-м-сь… — выдохнул он в абсолютном экстазе. — Если ты поцелуешь меня завтра, когда будешь трезвый, я… Я весь твой, — брюнет смотрел в любимые глаза, и сам не верил в те слова, что произносил. — Черт возьми, да хоть уничтожь меня завтра. Запри в комнате, делай, что захочешь… Но сейчас… Сейчас ты пьян, и я… Я не могу. Римус понимающе закивал головой, а затем уткнулся носом в щеку Бродяги, будто не в силах перестать ластиться ближе. — Хорошо… — прошептал он надломленным, дрожащим голосом. Втянул носом запах кожи, прижался в последнем, коротком чмоке губ. — Х-хорошо… А затем опустился так, чтобы укутаться головой на груди Сириуса. Ладони продолжали крепко сжимать напряжённую спину лучшего друга. — Хорошо… — повторил он сонно, губы невольно целовали грудь, к которой он прижимался. Ноги елозили по кровати в возбуждении. — С днём рождения, Сириус. Последние слова вышли так невинно и тихо: длинноволосый ощутил в глазах дурацкие, соленые слёзы. Ощутил, как искривляется лицо в неверии от переизбытка таких головокружительных чувств… Ему пришлось закусить дрожащие губы зубами до крови, чтобы не выдать безмолвный плач. «Господи милостивый, если ты существуешь, то верни Луни на утро память. Сделай так, чтобы это мгновение повторилось хотя бы ещё один раз». Сириус так и не смог заснуть до самого восхода солнца. Наблюдал, как дышит Ремми на его груди, считал, как размеренно бьется его пульс и вдыхал ахуительный, дурманящий запах близости.

***

Он проснулся уже в обед. От сигналов полицейских машин и гула проезжей части, что доносились из приоткрытого окна комнаты. Яркие лучи солнца слепили глаза, а прохладный ветер заставлял кутаться в одеяло только сильнее. — Доброе утро. Сириус резко повернул голову и заметил, как сонный Римус смущённо глядел на него, все ещё прижатый в крепкие объятия. — Доброе утро… — Сириус неловко улыбнулся, утренний голос осип до баса. — Как… как самочувствие? От Луни исходил слабый запах алкоголя и согревающего, утреннего тепла. Щеки и глаза слегка припухли от вчерашней выпивки. — Голова немного болит, — ореховые глаза зажмурились от неприятных чувств. — Я принесу обезболивающее. И Сириус уже хотел было выбраться из объятий, шагнуть босыми ногами на холодный пол, но что-то во взгляде Римуса его остановило. Он все помнил. — Я больше не пьян… — прошептал светловолосый, глаза трезво глядели на лицо друга. — Это хоро… — начал Сириус, но затем осознал, что происходило. — Хорошо. — Ты говорил правду? — Луни едва ощутимо прошёлся рукой по напряженной спине. Блэк смог только кивнуть. А сердце уже билось где-то у самого горла, отдавало неровные пульсации по всему телу. — Правду, Луни, — прошептал он, не узнавая собственный голос. — Правду. И на нежных губах Люпина растянулась улыбка удовольствия. Неверия. И какого-то… облегчения. — Я ведь запру тебя в комнате, — усмехнулся счастливо парень. Тяжелый камень спал с сердца Бродяги и наполнил внутренности долгожданной, самой волнующей легкостью. — Ну попробуй. Римус звонко рассмеялся, а затем так ласково притянул лицо Сириуса в свои ладони, что весь мир, должно быть, перестал вращаться. Поцеловал горячие губы своими, отдавая всего себя в одном только прикосновении. И Сириус позволил себе в тот день подарить всю ту любовь, что так долго ощущал к этому одинокому созданию. Прижал крепкое тело к матрасу и зацеловал лицо так, что Римусу оставалось только смеяться и уворачиваться от очередных порций поцелуев. Утопая в любви, которую он ждал восемь лет, не желая смотреть ни на кого другого. Потому что Римус был однолюбом. И, к счастью, Сириус тоже.