Edith Whiskers – Home We laugh until we think we'll die Barefoot on a summer night Nothing new is sweeter than with you And in the streets we run a-free Like it's only you and me Jeez, you're something to see Oh, home, let me come home Home is wherever I'm with you
— Привет, — смущённо улыбнулся Сириус с двумя сумками на плечах, как только отворилась дверь. И Римус застыл перед ним, не в силах что-либо ответить или пошевелиться. — Привет… — выдохнул он. И все его тело отказалось подчиняться разуму, где царил самый настоящий хаос из чувств. Этот год был… Весьма необычным. После того, как Римус сбежал с Эшем в Хогвартс и принял предложение Дамблдора начать преподавать Защиту от темных искусств… На него обрушился целый поток воспоминаний. Из запахов, знакомых мест и лиц. Поток бесконечной тоски, вызывающий тошнотворное чувство ностальгии. Он будто бы впал на десять месяцев в кому, где все казалось абсолютно нереалистичным и пластиковым. А он был лишь картонной фигуркой, попавшей в один из своих снов. Глотком искреннего счастья была встреча с Гарри… Знакомство с ним и возможность открыть для себя особенный мир, заключённый в этом юном волшебнике. Как только Поттер узнал, что у профессора учился на Гриффиндоре сын, Эшер Люпин, третьекурсник тут же взял мальчишку под опеку. Он был старше Эша на два года, но они с Роном все время вступались на защиту ребёнка и помогали найти своё место в огромном замке. Видеть Гарри и Эшера рядом друг с другом… Это было похоже на больную галлюцинацию. Настолько оба мальчика напоминали Сириуса и Джеймса. Разве что глаза у Гарри были ярко-изумрудными, а волосы сыну Люпин подстриг до ушей, дабы избежать лишних вздохов со стороны учителей, встречавших Сириуса. Но в остальном… Даже их общение, шутки и проделки заставляли Римуса улыбаться от какого-то согревающего душу чувства. Хоть в то время он и думал, что дружба Бродяги и Сохатого была самой фальшивой игрой в мире. Но… В июне, 1993 года… Поттер младший пришел к Лунатику с картой Мародёров в руках и бросил лишь одну незначительную фразу: «Питер Петтигрю, я видел его на пергаменте». И все обрушилось на Римуса каким-то смертельным комом осознания. Сириус срывался на Лунатике не потому, что злился на него… Он не доверял стае и считал, что парня могли переманить на сторону Волдеморта. Он бросил Римуса не потому, что тот жил у Питера несколько недель, а потому что сделал вывод: «Луни не хочет возвращаться домой после того, как предал меня». Блэк никогда не выбирал себя хранителем тайны, в этом не было смысла. Римус только спустя тринадцать лет осознал, что Сохатый и Бродяга не были настолько глупыми. Они знали, что лучший друг семьи Поттеров – самый очевидный выбор. Сириус никогда не предавал Джеймса, он никогда не убивал магглорожденных и Питера…. Это был Петтигрю. Ужас, ненависть и злость на самого себя, на Питера, на министерство были несравнимы с тем кошмаром, с тем отчаянием, что Лунатик ощутил по отношению к несчастью Бродяги. Двенадцать лет. Двенадцать блядских лет ни за что. Сириус никогда не сходил с ума, никогда не переставал любить Джеймса и Лили. Он никогда не совершал того, за что гнил в тюрьме половину своей жизни. Дольше, чем они с Римусом знали друг друга. Он встретил в хижине это одинокое, разбитое существо, такое чужое и незнакомое. Помог отвезти Петтигрю в Министерство и присутствовал на суде, где установили вердикт: «Сириус Блэк невиновен». Наверное, не было большего облегчения за тринадцать лет, чем услышать эти слова. Римус просто сжался в своё кресло на трибунах и разревелся, как маленькое дитя. — Ты в порядке? — прошептал Бродяга, все ещё прижимая к себе сумки, как защитный щит. Его уставшие, серые глаза, скрывающиеся за синяками, обеспокоено изучали застывшего Римуса. — Д-да… — Лунатик пошатнулся, освобождая мужчине проход, и поспешил куда-то на кухню. То ли заварить чай, то ли отдышаться, то ли упасть прямиком в обморок. — Хочешь чего-нибудь? Сириус его уже не замечал, он бродил по гостиной, восхищенно разглядывая мебель, стены, картины… Все такой же красивый, но измученный до изнеможения. Сердце Римуса сжалось от переполняющего душу трепета. — Здесь почти не изменилось… — Сириус улыбнулся, освещая гостиную ямочками. В кожаной куртке, свитере и брюках. Да, в Хижине он выглядел просто ужасно, но каким-то чудом за несколько недель Блэк привёл свои зубы, кожу и волосы в порядок. И теперь даже сложно было сказать, где он находился последние тринадцать лет. Старше и мрачнее, чем в молодости, но по прежнему… такой… такой чарующий. — Ты ее не продал? — Нет… Сириус, кхм, нам нужно поговорить… — Римус начал осторожно подходить к мужчине поближе, ощущая себя глупым пятнадцатилетним подростком. Ему нужно было скорее поставить все точки над «и» до того, как Эш пришел бы с прогулки. Он пока ещё не успел рассказать сыну об освобождении отца из тюрьмы. Не знал какие слова было необходимо подобрать, как объяснить чудовищную ошибку. — Я не успел отреагировать на письмо Дамблдора о том, что он направляет тебя ко мне… Но… — Римус поднял взгляд на прожигающие глаза брюнета. — Но ты не можешь тут оставаться. Сириус лишь тихонько усмехнулся, опустив сумки на пол. В глазах его промелькнуло принятие, смешанное с искренней печалью. — Я ему так и сказал, — Бродяга заправил прядку волос за ухо и тяжело выдохнул. Их взгляды вновь встретились, и заставили Римуса ощутить дрожь по всему телу. — Спасибо, что не отвернулся от меня в Хижине… Помог в суде и отвёз Петтигрю в Министерство. Этого достаточно, Римус. Правда… Я благодарен тебе. Лунатик неуверенно кивнул, потому что он знал, что этого совсем, совсем недостаточно. Сириусу некуда было идти, он остался совсем один, без единого друга или родственника. Где он будет жить? — Сириус, это не потому, что у меня нет места или я не хочу помочь… Просто… — Люпин сглотнул. — У тебя есть жена и сын, — закончил за него Блэк, понимающе улыбнувшись. Что? Как Бродяга узнал о Эше? О какой жене шла речь? Мог ли ему рассказать в письме Гарри? — У меня нет… — прошептал сдавленно Лунатик, а затем откашлялся. — У меня нет жены. Сириус тихонько кивнул, потоптавшись неуверенно на месте. Господи, как же неловко… Воздух между ними сквозил воспоминаниями, недопониманием… И болью. Такой сильной болью. — Я просто услышал в один из вечеров от студентов, пока, ну, прятался в форме Бродяги, что… С ними учится сын профессора Люпина. Я подумал… Не знаю почему, но я сразу решил, что у тебя жена. Извини. Римус тоскливо оглядел неуверенного Бродягу, слегка сгорбившегося, будто бы в защитном механизме. Казалось, ему сложно говорить и стоять долго на одном месте. Такой крохотный, худой и бледный… Люпин проглотил страшное желание сорваться и просто обнять это одинокое существо. Как он мог бросить его сейчас в новом, незнакомом мире? Ведь мысленно Бродяга остановился где-то в возрасте двадцати лет. Но Эшер… Он обещал сыну, что «злой дядя» их не потревожит. Он обещал, что они будут жить вдвоём. И, кто знал, что решил бы Сириус сделать со своим сыном, узнав правду… Римус не мог подпустить этого, теперь уже чужого, человека к своему дитя. — Пап, там начался дождь! Промокший Эшер в красной курточке вдруг отворил дверь и сбросил грязные ботинки. Наверное, последующее не длилось дольше секунды, но момент, когда взгляды Сириуса и мальчика встретились, казался бесконечностью. Момент, когда Эш раскрыл рот в изумлении, а брови Блэка сжались от неожиданности домиком. Со стороны, казалось, Бродяга смотрел в своё двенадцатилетнее отражение. — Сириус Блэк? — в ужасе прошептал мальчик. — Эш, живо в комнату! Римус подбежал к ребёнку и повёл его за собой в спальню. Несколько секунд Эшер пререкался, выкрикивая что-то вроде: «Почему он здесь? Папа, ты обещал!» Но, как только дверь за вопящим от злости мальчиком захлопнулась, Люпин наконец встретился с Бродягой взглядами. И в серых глазах царил поток необъяснимых чувств: тоски, страха и удивления. — Он… — начал Сириус слабым голосом. — Он так похож… — Бродяга, умоляю! — Римус вдруг сжал руки в мольбе рядом с колотящимся сердцем. Глаза налились влагой. — П-пожалуйста, не забирай его у меня… Прошу, оставь нас! Он вся моя жизнь! Сириус, я умоляю… Прошу… Все лицо Луни искривилось от страха, и он подбежал к брюнету, хватая его за руку. Сжал холодную ладонь в своей и умоляюще оглядел недоумевающие черты лица. — Римус, о чем ты? — Сириус, казалось, не догадывался ни о чем, но теперь его губы начинали дрожать. — Римус, ты же не хочешь сказать, что он… — Бродяга, пожалуйста! — вновь повторил Лунатик, содрогаясь всем телом от слез. И руки его вцепились в родную ладонь. — Не забирай его… Я так люблю его, я так… Вдруг Римус ощутил соленый ком в горле и начал кашлять, задыхаясь от прилива слез. И в это же мгновение Сириус его крепко обнял, прижимая к себе. Погладил по волосам и позволил выплакаться, тихонько повторяя: «Луни, все хорошо… Все хорошо… Не плачь, ты чего?» — Он как-то связан со мной? — наконец прошептал Сириус, отодвигаясь от успокоившегося Римуса. Луни тихонько кивнул, ощущая себя таким беспомощным. — Аннабель, — произнёс он обессилено. — Подруга Мэри, с которой ты переспал за месяц до ареста. Она… Она… Она умерла, и я не мог его оставить в детском доме. Эш… Он вся моя жизнь. Он спас меня, когда никого не осталось. Я научился снова лю-любить… Сириус, умоляю… Блэк нежно погладил Лунатика по волосам, и вдруг серые глаза наполнились слезами. Будто бы только сейчас Бродяга по-настоящему понял, что происходило. — У меня есть… сын? — болезненно проговорил длинноволосый. — Ты позаботился о моем сыне? — Он не твой сын! — одернулся Римус и отодвинулся от Бродяги на несколько шагов. Всем телом завладела паника. — Тебя не было рядом! Ты переспал с Аннабель, даже и не думая о последствиях! — Как я мог быть рядом? — воскликнул брюнет, глотая ртом воздух. — Ты бросил меня, решил, что я предатель! Как ты мог, как ты мог, Сириус, даже подумать!? — Римус вцепился руками в собственные плечи, будто бы обнимая. Никогда он не думал, что сможет сказать это Бродяге в лицо. — Я умирал после нашего расставания! Пока ты гулял по кабакам, пока т-ты… — Ты оставил меня одного! — взорвался Блэк отчаянным криком, и вдруг по его щекам начали стекать слёзы отвращения. — Я потерял Регулуса, затем Марлин… Я умирал в этой квартире без тебя. Каждый день я молился, чтобы ты вернулся с миссии. Ты был единственной причиной, по которой я не сошёл с ума… И, когда я узнал, что т-ты… — все лицо Сириуса покраснело и искривилось. — Что ты, блять, жил у Петтигрю, потому что тошно было находиться со мной в замкнутом пространстве… Я решил, что ты меня больше не любишь! — детский всхлип сорвался с губ Бродяги, и вдруг его голос перешёл на шёпот. — Я думал, я тебе противен…. Я думал, я тебе не нужен… Сириус схватился за грудь, будто бы не в силах дышать, или боль слишком сильно разрывала разбитое сердце. И Римус бездыханно уставился на него, ощущая поток слез на собственных щеках. Им будто бы снова было двадцать один. И они наконец говорили о том, что действительно произошло. — Конечно, я все ещё любил тебя, идиот… — проговорил Рем едва-слышимым шепотом. — Я просто боялся, что, если я вернусь, то ты снова накричишь на меня, и мы поссоримся… Я боялся, что ты бросишь меня, потому что потерять тебя было страшнее смерти. Я не прятался у Петтигрю, потому что разлюбил, я прятался, потому что слишком любил! Сириус поднял на него тоскливый взгляд, затем на дверь в спальню… И вдруг судорожно задышал. — Прости меня, Луни… — Сириус вытер слёзы рукавом и схватил сумки с пола. — Извинись за меня перед своим сыном, я ухожу… Я вас не потревожу. Он издал мучительный звук, словно умирающее существо, и направился к выходу, не оглядываясь назад. И Римус позволил ему захлопнуть дверь. — Пап, ты сделал все правильно, — вдруг из спальни вышел Эш и потрепал парализованного отца за рукав. — Он плохой… — Он не плохой, я все напутал… — прошептал Люпин, поглаживая сына по голове. Грудь вздымалась от бешеной пульсации сердца. — Он не преступник, малыш… Обвинения сняли. И тут Эшер непонимающе вскинул бровями в сторону двери. — Тогда почему ты отпустил его? Наверное, именно одобрение сына и ждало сердце Лунатика. Потому что в то же мгновение он сорвался с места и побежал на выход, босиком, зареванный, в одном свитере и пижамных штанах. Пересёк общий коридор и бросился к лифтам… Пока не заметил Сириуса, сидящего у стены, на полу с сумками и громко рыдающего в дрожащие ладони. В тот момент Римус ощутил такой сильный толчок в сердце, будто оно ожило. Казалось, весь тот страх, вся та ненависть спала с его плеч… И он впервые осознал, что перед ним был Сириус. Перед ним был его Сириус. Его родственная душа, его любовь, которую он ждал все тринадцать лет, в жалких попытках ненавидеть. Это было не чудовище, предавшее Римуса. Это был его Сириус, который смел однажды поверить в то, что он был парню противен, что Лунатик не хотел к нему возвращаться домой. Его хрупкий, разбитый котенок, потерявший не только Джеймса и Лили, но и половину своей жизни. Луни упал на колени перед сжавшимся Бродягой и ощутил прилив невыносимой, неконтролируемой… любви. — Прости меня… Римус погладил брюнета по волосам и прижал в крепкие объятия. Да, он был одинок три года после войны… Но Сириус… Сириус был совсем один двенадцать лет. В холодной камере. Без книг, еды и свежего воздуха. У него ничего не осталось, кроме пустоты. Его морили голодом и одиночеством, а мужчина продолжал проявлять добро и излучать свет. Не прося ничего взамен. — Прости меня, котенок… — Римус поцеловал его в макушку, забирая всю боль, что мог причинить своими словами. — Я так скучал по тебе, моя жизнь… Сириус разрыдался только громче в его руках, сжимаясь, как израненное существо. Вся боль, что он, должно быть, прятал тринадцать лет, выходила наружу. И теперь Бродяга разваливался на части. — Я люблю тебя… — прошептал Римус, и это было истинной правдой. Даже сейчас, когда они были так стары и разбиты. Он любил его. Конечно, он любил его. — Прости меня, моя душа. — Луни… — всхлипнул брюнет и отодвинулся так, чтобы взглянуть на родное лицо. — Луни, я тоже… Я тоже люблю тебя… Я никогда не переставал… Каждую минуту своего заключения, слышишь? Каждую секунду… Римус поддался чувствам и накрыл тёплые губы своими, прижал к себе и впитал долгожданный вкус и запах. Будто бы они никогда и не расставались, так знакомо было каждое движение, каждая вибрация, исходившая от Бродяги. Его тихие постанывания, его влажные прикосновения. Только теперь более жадные, страстные и желанные. Сириус схватился за рот Римуса, как за кислородную трубку. — Я люблю тебя… — повторил Люпин и улыбнулся в родные губы. Чмокнул в нос, худенькие щёки и лоб. Вздох облегчения сорвался с губ. — Все будет хорошо, ты не один, мой котёнок. Ты больше не один. Сириус вжался в него всем своим телом и позволил поднять себя с пола, чтобы пройти обратно в квартиру. И наконец воссоединиться полноценной семьей.***
— Вы двое мне мешаете читать! — Римус в очередной раз бросил раздражённый взгляд на Эша, разбившего стакан. — Дорогой, но у него только начало получаться! — Сириус умоляюще взглянул на своего парня. И Эшер повторил за брюнетом, распахнув невинные глазки и надув губы. И Римус в поражении выдохнул. Эти двое были, как сиамские близнецы, разлучить которых было теперь невозможно. Уже третий час Бродяга учил Эша кататься на метле, которую подарил на день рождения. Как оказалось, язык любви Сириуса все ещё оставался прикосновениями и подарками. Он после долгого разговора с рыдающим ребёнком, начал заваливать его мётлами, игрушками, конфетами и всем, что раньше Эш с Люпином не могли себе позволить. И сын потихоньку привыкал к присутствию Бродяги, расспрашивал его про годы войны, про Азкабан и побег. Двое могли часами смотреть фильмы на диване, заплетать косы друг другу или гулять по парку. Эшер особенно любил выгуливать Бродягу и играть с ним, пока другие люди даже и не подозревали, что это вовсе не обычный пёс. И вот сейчас они битый час учились игре в квиддич. Но Римус не считал, что это было подходящим занятием для маленькой квартиры. — Только не бейте посуду! — попросил Люпин, оглядывая все те стаканы, что они перевернули во время «катаний». Бродяга одобрительно кивнул и продолжил объяснять правила, удерживая сына на метле и направляя ручки так, как они должны были лежать на рукоятке. И Эш весело смеялся каждый раз, когда Блэк подшучивал над ним… А Римус не мог перестать любоваться. Книга была безусловно интересной, но то, как сияли глаза Эша, когда он смотрел на Сириуса, то, как быстро Бродяга полюбил своего сына… Это было подобно сказочному сну. Счастливому сну. — Папа-папа, смотри! — выкрикнул Эш, указывая на то, как он научился балансировать в воздухе. — Папа Сириус меня научил! Бродяга с Лунатиком тут же взволнованно переглянулись. Это был первый раз, когда Эш назвал настоящего отца не «Дядей Сириусом», не «Бродягой»… А папой. И Римус понимающе улыбнулся своему парню, как только заметил слезливые искорки счастья в серых глазах. — Слезай, малец, — Сириус попросил ребёнка опуститься на пол. — Почему? — расстроился Эш, но повиновался. — Потому что… Я буду тебя обнимать! И с радостным возгласом Эш начал убегать от Бродяги, пытающегося поймать в объятия сына. Двое повалились с диким хохотом на диван, щекоча друг друга. — Иди к нам! — Блэк махнул Римусу рукой, и Луни не удержался от того, чтобы подчиниться. Они втроём повалились на диван, обнимаясь в каком-то коконе, переплетенных конечностей. И Римус не мог разобрать, кого хотел зацеловать сильнее. В ту же ночь, когда Сириус лежал на груди Луни и нежно выводил пальцем круги на голом прессе, искреннее счастье заискрилось на его губах. — Он назвал меня папой… — мужчина поднял ласковый взгляд на Римуса. — Ага… — Лунатик мечтательно вздохнул и приблизился к возлюбленному так, чтобы оставить мягкий поцелуй на губах. — Так оно и есть. — Спасибо, что спас его… — Блэк вдохнул тёплый аромат на шее Луни. — Спасибо, что спас нас обоих. Ещё несколько месяцев назад у меня не было ничего… А теперь вы с Эшем… И через неделю к нам переедет Гарри. — Нам нужно расширять пространство, — тихонько рассмеялся Люпин. В тот момент Римус задумался над тем, что в первые годы после войны он хотел смерти. Желал остановить поток чувств и несколько раз непроизвольно тянулся к лезвию ножа, таблеткам… Потому что, когда все твои близкие умирают, когда ты лишаешься всего смысла жизни в одну ночь… Тебе не кажется, что может быть лучше. Как это возможно? Если это беспросветный туннель пустоты и тьмы? Но он был рад, что не сдался. Что отодвинул то лезвие ножа, что выкинул пачки таблеток и выбрал бороться. Потому что не бывает бесконечной темноты. Откажись он тогда от жизни, то лишил бы себя этого безграничного счастья, что плавилось и наполняло его душу прямо сейчас. — Это вы меня спасли… — Римус погладил длинноволосого по щеке. — Ты моя семья Сириус, с тех пор, как я встретил тебя в поезде… Ты и наш сын… Это все, о чем я мечтал. Бродяга нежно поцеловал светловолосого в губы и прижался оголенным телом, кожа к коже. После Азкабана мужчине ещё чаще снились кошмары, и тело постоянно покрывались мурашками от холода. Видимо, присутствие Дементоров отпечаталось в памяти навсегда. Поэтому Римус накрыл их тёплым пледом, согревая объятиями. — Мы теперь настоящая семья? — улыбнулся сквозь сон Бродяга. — Мы теперь настоящая семья, котенок.***
— Слава богу, вы живы! — выдохнул облегченно Римус, как только в поле зрения появились Гарри и Эш. На шестнадцатилетие крестника Сириус подарил Поттеру чертов мотоцикл, и теперь дети то и дело улетали куда-то в путешествия. А Римус гневно глядел на смеющегося возлюбленного. — Пап, с нами ничего бы не случилось, Гарри – отличный водитель! — четырнадцатилетний Эш подбежал к отцу, размахивая длинными волосами, и забрал из рук пунш. — Тебе нельзя пить! — возмутился Люпин, но сын его уже не слышал. Он шел по песку к Бродяге, что жарил крылышки на магловском гриле. Они вчетвером жили в небольшом коттедже на берегу моря и частенько устраивали ужины-барбекю на свежем воздухе. — Эш, пошли плавать! — предложил Гарри, уже стягивая с себя толстовку на ходу. Летний бриз развевал его лохматые волосы. — Кто последний, тот – сало на башке Снейпа! — завопил Эшер. И мальчики с диким воплем ринулись к морю, попутно сбрасывая одежду и весело смеясь. И Римус закатил в умилении глаза, когда Бродяга в льняной рубашке крепко обнял любимого со спины. — Это невыносимо, как сильно они похожи на вас с Сохатым, — улыбнулся Римус, наблюдая за двумя идентичными по внешности и характеру детьми. — Нам нужен маленький Луни, — чмокнул Блэк светловолосого в щеку. И втянул родной запах на золотистых кудрях с проблесками седины. — Что же ты сразу не сказал, я бы тебе родил, — усмехнулся Лунатик и получил легкий пинок от мужчины под зад. Они развернулись лицами друг к другу, и Рем приобнял худенькие плечи. — Я бы хотел ещё малыша, но… — Сириус опустил взгляд и весело ухмыльнулся. — Боюсь, что и я не смогу тебе родить. Луни оглядел его, ощущая, как по всему телу струится поток любви и тепла. — Кто последний, тот – натурал… Сириус непонимающе поднял на него взгляд. Но Римус уже сорвался с места и бросился к морю, весело смеясь. А Сириус гневно бежал за ним по песку, выкрикивая: «Это нечестно, Луни!» И они почти одновременно повалились в воду, всколыхнув волны и обрызгав мальчишек. Солнце медленно опускалось над горизонтом, покрывая небо золотистым сиянием. Но Римус ощущал, что жизнь только лишь начиналась. И сердце его было наполнено бесконечной любовью и благодарностью.