Не твоё имя

В мире у каждого на предплечье написано имя того, кто как-либо изменит твою жизнь. Причем это может быть имя твоей сестры, лучшего друга или будущего супруга. У Стида и Мэри были написаны имена друг друга, и они не понимали, почему же они несчастливы в браке. Ведь они же определенно должны изменить жизни друг друга, раз их имена Богом начертаны у них на руках? Стид думал об этом, когда их с Мэри венчали в пасмурную погоду на берегу моря недалеко от маяка. Думал об этом, когда видел, как миссис Боннет вынашивала их общих детей. Ведь это всё были определенные значимые изменения в их жизнях. Разве нет? Причём Стид объективно понимал, что Мэри старается изо всех сил, поддерживая атмосферу «нормальной» семьи, и это ему, Стиду, пора бы повзрослеть. Пора бы перестать сбегать от реальности в мечты о том, чтобы стать пиратом, свободным от условностей мира аристократов. Стоит уделять больше внимания жене и детям, и не только когда речь заходила о пиратах. Но нет, Стид Боннет строит тайком свой собственный корабль (и его миниатюрную копию), а потом сбегает из семейного гнезда, оставив Мэри приличное приданое и записку на столе. В странствиях по морям Стид в дальнейшем часто возвращался мыслями в тот дом, где остались Мэри с детьми. Каково им теперь живётся? Часто ли плачет миссис Боннет, ведь из семьи ушёл её глава? Скучают ли дети по играм в пиратов? И Стида снедала вина, ведь как же так, они были предначертаны изменить жизнь друг друга! И эта вина трансформировалась в дальнейшем в кошмары, которые мучили Стида, пока он без чувств лежал на кровати в своей каюте после того, как его проткнули и чуть не повесили испанцы. А когда он проснулся, то первым, что увидел джентльмен-пират, был Эд. Он понравился Стиду сразу. Эд выглядел как типичный пират, с этими татуировками, чёрной кожаной одеждой, длинными волосами и огромной бородой с чёрными усами. Боннету было лестно наблюдать за искренним удивлением Эда теми вещами, которые самому Стиду уже даже слегка осточертели, но он не мог от них отказаться — дорогие ткани, потайные двери, книги, люстры, открытый огонь на деревянном корабле… «Ты грёбаный чудик, и мне это нравится». Слышать такое от пирата из команды самого Черной Бороды! Стид был на седьмом небе от радости. Но и сам Эд оказался тем ещё чудиком: признался, что он на самом деле и есть тот самый Чёрная Борода, предложил обменяться одеждой, устроил ему испытание капитанством, а потом спас всю его команду от испанцев и сам предложил обменяться опытом аристократства и пиратства! Стид ощущал, что его тянет к Эду всё больше, поэтому согласился, и в дальнейшем понимал, что поступил правильно. Но странным было также то, что Эд, при всей своей любви к демонстрированию татуировок на своих руках, не обнажал второе предплечье. Причём первое отлично просматривалось, и там не было видно ни одного имени, как бы Стид тайком ни приглядывался. Он не понимал, почему, но всё равно чувствовал желание узнать, кто же предначертан самому Эдварду Тичу. И интерес был вполне закономерен: мало кто специально скрывал свои руки из членов команды «Мести», потому что в этом, как правило, не было особой нужды — ну увидят и увидят имя, что ж теперь. Например, в команде заметили, что у Олуванде на предплечье написано «Бонифация», и его спрашивали, нашел ли он уже эту Бонифацию, не ждёт ли его из плавания. Олу отмалчивался до того момента, пока не всплыло, что Джим — и есть Бонифация Хименез. И это в очередной раз покоробило Стида, ведь ему была предначертана Мэри, а он взял и бросил её одну! И чем больше Стид наблюдал за Эдом и его командой, то понимал, что на «Мести королевы Анны», должно быть, как раз и не было принято демонстрировать, кто же кому предначертан. Того же Иззи Хэндса нельзя было застать с открытыми руками, как и самого Эда. А спрашивать Боннет не хотел — был момент, когда они могли обменяться этими сведениями, и Эд тогда не пожелал быть искренним в ответ. — Что это? — спросил Тич, прихлёбывая ром из бутылки и указывая на картину с маяком, которую Стид стащил из дома. — Это… маяк. Это картина Мэри, — отрешенно ответил Стид. — Кто такая Мэри? — как бы невзначай спросил Эдвард. Стид не знал о том, что именно он говорил в бреду, поэтому не мог знать, что Эдвард слышал о Мэри от него самого. Но тот ничего не заметил и ответил: — Мы были предначертаны друг другу, чтобы изменить жизни друг друга. И стать маяками друг для друга, — и мельком глянул на Эда, ожидая, что тот тоже скажет, кто же ему предначертан. — Вообще, от маяков обычно стоит держаться подальше, чтобы не напороться на скалы, — подумав несколько секунд, ответил Тич. И тогда родился план по спасению корабля от испанцев, и разговор как-то забылся. Впрочем, и без знания о том, кто же предначертан Эдварду, Стид жил вполне себе неплохо. Конечно, он бы не сильно удивился, если бы вдруг выяснилось, что Иззи и Эд прятали как раз имена друг друга, чтобы избежать пересудов, но всё-таки такой вариант Боннету не очень нравился. И чем дольше они с Эдом были знакомы, переживали вместе приключений, чем теснее было их общение, тем чаще у Стида мелькало желание, чтобы на предплечье у Эда красовалось его имя. Но Боннет такие мысли отгонял. Гораздо проще было воспринимать Тича как друга и соратника, не обременяя себя лишними знаниями.

***

Эд глянул вверх, на свой новый флаг, который представлял собой тот же старый флаг, но с пришитым куском проткнутого копьём сердца, и в очередной раз приложился к бутылке рома. Закрытое предплечье словно жгло огнем изнутри, хотя Тич знал, что это всего лишь самовнушение. Грёбаное «Стид» жгло так же, как горело внутри его измученное тревогами сердце. А ведь он почти открылся. Когда Тич осознал, что Стид делает Эда счастливее, и поцеловал его, Эд планировал показать, что ему предначертан Стид хренов Боннет, когда они уплывут вместе. И его не слишком заботила реакция: Эд точно знал, что Стид изменил его жизнь, ворвавшись в неё со своими аристократическими замашками, полным неумением фехтовать, капитанствовать и в принципе быть пиратом. И при этом своей чуткостью он покорил Черную Бороду. И, услышав более полную версию истории о «предначертанной» Мэри, Эд пришел к мысли, что, судя по всему, Мэри действительно изменила жизнь будущего джентльмена-пирата, как раз и побудив его таковым стать. Поэтому да, никакие «метки» не имели значения, ведь Стид делает Эда счастливее. Но Стид хренов Боннет не пришёл. …С другой стороны, если бы он открылся, то чувствовал бы себя в миллион раз хуже.