Say that you want me every day That you want me every way That you need me Got me trippin' super psycho love Aim, pull the trigger Feel the pain getting bigger Go insane from the bitter feeling Trippin' super psycho love
На Готэм опускается тьма. По всему городу зажигаются фонари, а автомобили в два раза бóльшим потоком выезжают на улицы, вскоре собираясь минуть час пик. Это значит только одно: всё как в одной всем хорошо знакомой игре. Город засыпает — просыпается мафия. Никого, правда, не волнует, что мафия, в принципе-то, и не засыпает. Удары, бьющие этот город под дых, могут быть синхронны даже со встающим солнцем. Абсолютно не важно ни время суток, ни то, ограбление ли банка вот-вот будет совершено, очередные деловые переговоры Готэмской элиты или же обычная потасовка за право поставлять то, что не огласят ни одни деловые бумаги и документы. Ничто, кроме воли случая на пару с холодным расчётом, не влияет на до страшного сумбурную и прогнившую насквозь жизнь Готэма. И это Эд начал замечать уже давно, тогда ещё работая в полиции. То, насколько всё ничтожно вокруг, то, насколько, на первый взгляд, влиятельные люди, на деле же, ничего не решают. Абсолютно. Иллюзия власти, иллюзия защищённости, свободы… Слишком много иллюзий. Эд всегда имел склонность замечать всё до мелочей, наверное, именно поэтому его всегда удивляло, как почти никто не замечает настолько огромные проблемы. Только позже, в крови, если не по плечи, то по локоть точно, Эдвард понял, что гораздо проще жить не замечая. Сам он никогда так не мог. Наверное, именно поэтому он сейчас и сидит за рулём дорогого автомобиля, чересчур дёргано поглядывая на наручные часы. Не стал игнорировать всё, что творится вокруг, и влился в самый водоворот. Канализационный водоворот криминального мира Готэма. С минуты на минуту из здания городской администрации должен вернуться Освальд. В мэрии они с Эдом уже сегодня были, так что администрация оставалась последним на сегодня делом. Последним, если смотреть на мэра Кобблпота, как на добропорядочного гражданина, вовсе не управляющего большей частью криминального подполья Готэма. А Эдвард, хоть и является главой администрации, появлялся он в этом здании, где прямо сейчас пропадает Освальд, раз пять от силы за всё время. Даже кабинета своего практически не видел, с чего так негодовал Освальд, старавшийся над этим самым кабинетом. Ну, недолго он негодовал, собственно, так как все дела решались в теперь их поместье. С бумагами Эд в любое время может разобраться и оттуда, а остальное — передать через мэрию, где они с Освальдом, кстати, тоже не весьма частые гости. Оба. Иногда приходится выбирать между посещением мэрии и встречей с криминальными авторитетами Готэма. И Эду периодически кажется, что все эти решения уже и вовсе не составляют Освальду труда. Будто бы ему не могут пустить пулю в лоб абсолютно каждую секунду его жизни. — Едем? — спрашивает Освальд, в этот самый момент захлопнув за собой дверь и устроившись на заднем сидении. Странно, что Эд настолько задумался, что не заметил ни подходящего к автомобилю Кобблпота, ни то, как тот открыл дверь. Из раздумий вырвал только её звучный, хоть и не громкий хлопок. — Ага, — немного рассеяно кивает Эд, тут же собирая всю свою концентрацию. В шофёры вместе с должностью главы администрации он не подавался, но и эту работу, доверенную ему Освальдом, он старается выполнить на отлично. — Удалось договориться? — спрашивает Эд, когда они уже в паре кварталов от здания. — Ещё бы, — кивает Освальд, откидывая трость и слегка ослабляя галстук, стягивающий воротник стойку. — Ты же и сам знаешь, что выбора у них особо не было… и нет, — и Кобблпот мимолётно довольно улыбается. И правда, иногда кажется, что ему всё даётся слишком легко, судя по тому, как он преподносит себя. Эд мог бы даже в это поверить, если бы ему не приходилось успокаивать Освальда в самые трудные и нервозные моменты и жалостливо смотреть на бедных секретарш в мэрии, на которых Кобблпот старался срываться как можно реже. Выходило пока так себе. — Не перестаю тобой восхищаться, Освальд, — словно абсолютно не в разговор, как-то по-странному невпопад говорит Эд. Он и правда восхищён, практически сражён наповал… хотя, почему практически? Он влюблён по уши. До дурацких улыбок на всё лицо и до трепета под рёбрами. И самое главное — влюблён взаимно. Даже сейчас улыбаясь, Эд бросает уже не первый взгляд на Освальда через зеркало заднего вида. И только сейчас замечает нечто настораживающее. Эдвард замечает то, как Освальд улыбается ему в ответ. Слишком загадочно, слишком коварно… и Эд без понятия, как это можно трактовать. — Что-то случилось? — спрашивает он, всё ещё смотря на Освальда через зеркало заднего вида. Кобблпот лишь мимолётно отвечает на немного обеспокоенный взгляд, стягивая и откидывая пальто. В салоне жарко, а ехать им придётся долго. Пробки, час пик, а их поместье за пределами города. — Нет, ничего, — спокойно отвечает Освальд, делая самое невинное лицо, какое только возможно. И это только усугубляет ситуацию. — А что? — продолжает он, теперь избавившись от пиджака и устроившись поудобнее на заднем сидении так, чтобы продолжать смотреть Эду в глаза через зеркало. — Даю повод переживать? — он расстёгивает запонки, убирая их в карман жилета, и подворачивает рукава белоснежной рубашки. — Вовсе нет, но… — и только сейчас Эд собирает, словно пазл, всё, что смутило его за последние несколько минут. Кроме коварной улыбки Освальда ему показалось странным, что тот сейчас — на заднем сидении, хотя всегда предпочитает сидеть рядом с Эдом. И Нигма честно без понятия с чем это обычно связано: с сентиментальным держанием за руки или с неоднозначными поглаживаниями от колена по бедру, которые так обожает Освальд, когда Эд максимально сосредоточен и занят. Особенно, когда Эд сосредоточен и занят. — Если честно, я чертовски устал… — выдыхает Освальд, воспользовавшись паузой, предоставленной Эдом. — Устал ото всей этой рутины, — и сейчас из, на первый взгляд уставшего и утомленного, Освальд вновь становится слишком… Эд не знает, как это описать. В глазах сверкают искры, и он пристально смотрит на Эда прежде, чем договорить с ещё более коварной улыбкой. — И соскучился по тебе. В этом моменте вся аналитика Нигмы ломается на множество частей. Если Освальд чувствует то, о чём говорит, то мог бы сейчас сидеть рядом с Эдом на переднем сидении, держаться за руки и обмениваться быстрыми поцелуями вплоть до самого поместья. А дальше они бы точно решили проблему того, что Освальд скучал. Возможно, они дошли бы до спальни, врезавшись едва ли не в каждый угол и дверной проём, жадно целуясь, а может быть их устроил бы и диван в гостиной. Всё зависит от Освальда, потому что Эдварду не впервой трахать его и у стены на весу, едва они успеют войти в дом. В любом случае, почему же сейчас Освальд так непозволительно далеко? Примерно в метре позади, если не меньше. Непозволительно. — Я надеюсь, мы как можно быстрее доберёмся домой и… — Эда уже во второй раз прерывают, но в этот раз улыбка Освальда становится ещё веселее и надменнее, чем раньше. Если честно, неведение Эда его чертовски забавляет. — Я не хочу ждать, — усмехается Освальд и выжидает, пока Эд вновь сможет отвлечься от дороги, пристально глянув на него через зеркало. — Хочу тебя прямо сейчас. — Блять, — Эд тяжело выдыхает, сжимая в руках руль, слыша негромкий скрип кожи перчаток об отделку руля. Они сейчас стоят посреди города в чёртовой пробке, из которой выехать будет возможно ещё неизвестно когда. Отвлекаться от дороги — небезопасно, поэтому единственное, что есть у Эда — отражение Освальда в зеркале заднего вида. Того освещают только фонари, свет которых яркими прямоугольными пятнами едва пробивается через тонировку на стёклах. Но даже так Эд видит непозволительно много, от чего ни секунды не легче. Он видит блеск в глазах Освальда, видит ходящий вверх-вниз кадык, когда Кобблпот запрокидывает голову, выгибая шею, и почти что стонет. И только тогда Эд видит, что тот откровенно трогает себя сквозь ткань брюк. — Хочу чтобы ты прямо сейчас остановился, вжав педаль тормоза в пол, и присоединился ко мне, — Освальд тяжело дышит, с вызовом глядя на Эда. И ведь они оба знают, что это — невозможно, потому что со всех сторон — машины, которым не видно конца и края. И Освальда это забавляет, поэтому он продолжает: — Чтобы ты касался меня, я мог чувствовать твои руки на своём члене… А затем ты на своём — мой язык, — Эд тяжело сглатывает, не в силах что-либо сказать. Хочется заткнуть Освальда, потому что собственное возбуждение начинает давать о себе знать. Но заткнуть теперь Освальда хочется как-то не останавливая тот поток пошлости, который он говорит. Противоречивые ощущения. Или же вовсе хочется заткнуть его поцелуем — это как минимум. Прижаться ближе, глубоко поцеловать, практически трахая рот языком… Эду становится сложнее вести слишком медленно едущий в час пик автомобиль, когда он слышит, как Освальд медленно расстёгивает брюки. — Так хочу тебе отсосать, ты не представляешь, — и Освальд перебивает сам себя стоном более громким, чем раньше, откровенно дроча себе, оттянув нижнее бельё. И самое главное упущение Эда — он не видел, как по-блядски перед этим Освальд прошёлся языком по ладони. Грёбаные повороты. — Пол дня об этом думал… О том, как я могу ласкать тебя языком или же как ты можешь медленно и глубоко трахать мою глотку… — Освальд, прошу… — голос Эда надламывается, звуча ниже, чем обычно, и слегка хрипло. У него сносит крышу только от того, что Освальд дрочит себе, так явно наслаждаясь мыслями только о том, что хочет отсосать ему. У Освальда сносит крышу от того, как его слова и он сам действуют на Эда. — Сейчас мы стоим в грёбаной пробке, Эд, — подытоживает Освальд, дроча себе медленно, явно не гонясь за разрядкой. — И ты не можешь отвлекаться от дороги. Велик риск аварии или чего-то в этом роде, если ты будешь недостаточно внимателен… Но, тем не менее, ты смотришь на меня. На то, как я дрочу на тебя и на то, что ты мог бы со мной сделать… Вокруг машины и шумный город, так что мы даже не можем съехать на какую-нибудь парковку, чтобы ты выебал меня прямо здесь. Я ведь знаю, ты уже так сильно этого хочешь, дорогой. Хочешь меня и так сильно возбуждён… Я вижу, как ты сжимаешь руль, а мог бы сжимать ладонь вокруг своего члена, если бы только… — Освальд, прошу тебя… замолчи, — шипит сквозь зубы Эд, чувствуя, как собственный стояк неприятно упирается в брюки. Богатое воображение всегда было его достоинством и слабостью, но сейчас, когда Освальд и без того описывает в деталях то, о чём думают они оба… Невозможно терпеть. Хочется прямо здесь и прямо сейчас, послав нахуй всё, что находится вокруг, за пределами этой машины. Но это невозможно. — Ты ведь явно не хочешь, чтобы я молчал, — усмехается Освальд, тихо постанывая и с нажимом обводя головку большим пальцем. — Я замолчу, только если ты заткнёшь меня поцелуем, дорогой, — и Освальд усмехается, подмигивая Эду. Ему и нравится, и нет, что в ближайшее время его всё же не заставят замолчать. — Поцелуи, твои губы везде, касания, твои руки по всему телу… А знаешь, что было бы ещё лучше, Эд, м? Ну же, ты ведь знаешь ответ на этот вопрос. На этом моменте Эд начинает судорожно бегать взглядом за пределами лобового стекла в поисках поворота или объезда. В его душе всё ещё тлеет надежда на то, что они смогут доехать до поместья, но, честно говоря, она ускользает, как песок сквозь пальцы. Стандарты медленно понижаются с секса в их спальне, но Эду весьма не хотелось бы понижать их до взаимной дрочки на заднем сидении. Ему хочется большего. Освальд тем временем выжидающе молчит, лишь тихо постанывая от собственных ласк. — Твой член внутри меня, — уже чуть более хрипло говорит он, снова поймав взгляд Эда в зеркале и довольно облизнувшись. — Мало того, что я весь день так хотел отсосать тебе, я слишком много думал о твоём члене в себе, — и ведь Освальд не врёт, когда говорит всё это. Это — не просто слова, чтобы довести Эда. И пусть они не выедут из этой пробки следующие два часа, если Освальд не старался держать лицо добрую половину дня, пока в голове у него не было ничего кроме Эда Нигмы. И самых неприличных мыслей с ярко-красной пометкой восемнадцать плюс. — О том, как ты глубоко трахаешь меня, медленно ускоряя темп и выбивая из меня стоны. Мы могли бы сделать это хоть в твоём кабинете прямо в администрации… — ох, как много Освальд думал об этом. Ещё тогда, когда только обустраивал тот кабинет, он уже не мог прогнать мысли о том, как Эд разложит его прямо на столе. — Либо ты мог бы выебать меня у ближайшей стены, как только мы вернёмся… Обожаю, когда ты берёшь меня на весу, так толчки гораздо глубже… Даже сейчас руки подрагивают от предвкушения. Ты ведь трахнешь меня, Эд? Эдвард периодически думает, что это его вопросы абсурдны и абсолютно глупы. Сейчас он в одном маленьком шаге от того, чтобы остановиться прямо здесь, поставив машину на ручник, и не тронуться с места до того момента, пока Освальд будет не в силах больше его провоцировать. Потому что сейчас Эд откровенно не справляется. Ему хочется Освальда до звёзд перед глазами. Но сейчас, почти со стоном выдыхая, Эд понимает, что делает он просто непозволительные вещи. Сидит на месте и не может абсолютно ничего, да. Непозволительно, не правда ли? Не легче становится от того, что Освальд пытается втянуть и его в эту игру, правила которой предельно ясны. И то, что у него получается, доказывает стояк Нигмы и сбитое дыхание. Но на исполнение правил игры Эда сейчас не хватает, потому что навряд ли у него выйдет сказать что-то хоть немного связное. — Интересно, а что будет, если я кончу прямо сейчас? — с мимолётной ухмылкой спрашивает Освальд прежде, чем ускорить темп и прогнуться в спине, запрокинув голову. Стоны снова становятся только громче, чаще, а Эд лишь продолжает смотреть через грёбаное зеркало. Внимательно, пожирая взглядом каждый миллиметр… Иногда он чертовски благодарен чересчур долгому красному свету светофора. А Освальд будто заранее знает, что у того в голове, изгибаясь сильнее, но не давая себе кончить слишком быстро. — Ты ведь не сможешь меня остановить, верно? Как и помочь мне… А жаль. «Ещё как…» — хочется ответить Эду, но вместо этого, пока на очередном светофоре горит красный, он неотрывно смотрит на Освальда, вновь невыносимо медленно доставляющего себе удовольствие и шипящего сквозь зубы от собственной медлительности. — Но и себе ты помочь не можешь, так ведь? — усмехается Освальд чересчур довольно. — Слишком занят и поглощён ситуацией вокруг, понимаю… — и Кобблпот снова перебивает себя стоном, тихим и протяжным. — Обе руки на руле, такой собранный и ответственный… Хочу такого тебя целиком и полностью. И Освальд прекрасно осознаёт, что, возможно, отвлекать человека за рулём, отвечающего сейчас за жизни их обоих — не лучшая идея, но… он доверяет Эду. Знает, что тот никогда не подводит даже в мелочах, не говоря уже о чём-то большем. Освальд любит, доверяет целиком и полностью… а ещё слишком близок к разрядке, потому что раздражённый и едва ли не до предела возбуждённый Эд — это слишком. Спустя какой-то один несчастный перекрёсток машина резко дёргается вправо, когда Эд пересекает соседний ряд не перестраиваясь, рискованно резко выворачивая руль и выезжая в какой-то тёмный переулок с односторонним движением. — Значит, всё-таки ты со мной согласен? Ждать до поместья просто невыносимо… — улыбается Освальд, внимательно с прищуром глядя на Эда через всё то же зеркало. — Согласен, — тяжело выдыхает Эд, смотря по сторонам сквозь лобовое стекло. Это всё, на что его хватает, но не будь он так возбуждён, мог бы он коснуться себя… тогда был бы шанс победить Освальда в этой игре. Но сейчас он не может, потому что руль всё ещё жёсткой хваткой сжимают руки в перчатках, стояк неприятно оттягивает брюки, которые так чертовски давят… Всё это слишком и Эд в явном минусе перед Освальдом, продолжающим ласкать себя. — Значит, выебешь меня прямо тут? — и в глазах Освальда загорается огонь, хотя, казалось бы, куда уж ярче. — Самое время проникнуться любовью к Готэмским узким и безлюдным переулкам, знаешь ли. Потому что здесь, на заднем сидении, довольно тесно, но зато… — Освальд следит за взглядом Эда, за тем, как тот хмурится и тяжело дышит… Интересно, что будет, если коснуться его прямо сейчас? Податься вперёд, провести рукой по бедру… сжать член сквозь ткань брюк. — Зато, я думаю, на капоте нам будет довольно просторно, пока ты трахаешь меня… Я правда не смогу что-либо сжимать в руках, когда ты делаешь мне особенно хорошо, так что я буду скользить пальцами по металлу… И знаешь, не сильно буду жалеть, потому что это вовсе не главное. Главное то, что твой член наконец-то будет во мне. И Эд видит, как Освальд закрывает глаза, сжимая член у основания. Им обоим сейчас слишком плохорошо. Вокруг нет такого оживлённого движения машин, как раньше, но ехать быстро всё ещё не выходит из-за узости переулка и пары автомобилей впереди. Эд так хочет коснуться себя, дотронуться, сжать… хотя бы ласкать себя сквозь одежду, не отрывая взгляда от Освальда. Но тогда он лишь сильнее распалит себя, не в силах вести дальше, потому что то, что можно сейчас видеть сквозь зеркало заднего вида — слишком нереально. Освальд такой постоянно и всегда таким был. Нереальным. — Как насчёт меня, самостоятельно насаживающегося на твой член, м? — продолжает Освальд после довольно длинной паузы. Ему потребовалось время чтобы прийти в себя, ведь он сам ходит по грани, утопая в обволакивающем желании наконец кончить. — Я к тому, что отлично смотрелся бы, седлая твои бёдра прямо на переднем сидении, стоит только тебе припарковаться где-нибудь. Сжимал бы твой пиджак в пальцах, запрокидывая голову и громко стоная, а ты бы вбивался в моё тело, не в силах больше терпеть. Что скажешь? И Эду на самом деле есть что сказать. Это сложно обличить в слова, но суть в том, что он одновременно любит и ненавидит Освальда Кобблпота. И если насчёт любви всё кристально ясно, то ненависть не весьма понятна. Так вот, Эд периодически ненавидит Освальда за то, что он вынужден сидеть со стояком и вести машину, вместо того, чтобы срывать с Кобблпота одежду. И всё потому, что Освальд нетерпелив и не готов к ожиданию и стоянию в пробках. Потому что Освальд хочет всё и сразу, прямо сейчас, и не привык по-другому. Именно поэтому за них двоих сейчас терпит Эд. — Хотя знаешь, плевать на то, что здесь тесно. Хочу чтобы ты выебал меня прямо тут. Я закинул бы ноги тебе на талию, притягивая ближе и глубоко целуя… Или же ты нагнул бы меня, поставив на колени и уткнув лицом вниз, чтобы трахать, притягивая ближе за бёдра, пока одной рукой прижимаешь мои запястья к моей же спине. Я знаю, как ты любишь сковывать мои движения, дорогой, — на самом деле Освальду нравится такими способами испытывать терпение Эда. Посмотреть, на сколько его хватит и что он будет делать. Кобблпот — своего рода исследователь в этом плане. У Эда не остаётся ничего, кроме вида такого крышесносного Освальда и нескольких слишком мимолётных минут до того, как Кобблпоту надоест ждать. Если ему надоест. Кто знает, что в его мыслях? Поэтому сейчас нужно найти ближайший отель, ведь Эд точно знает, что ему не хватит обычного быстрого перепиха на заднем сидении после того, что сделал с ним Освальд. Он обязан отыграться за каждую чёртову минуту этой сладкой пытки с тех пор, как за Освальдом захлопнулась дверь машины. Выезжая снова на одну из главных улиц, Эд слегка щурится за линзами очков от света фонарей, неона и ярких вывесок. Но одна из них слишком радует глаз, чтобы губы не тронула улыбка. — Как только я припаркуюсь, ты выходишь из машины и идёшь за мной. Быстро, — твёрдо говорит Эд, подъезжая к парковке отеля, находящегося всего в паре домов. — У тебя не больше пяти минут на то, чтобы одеться и привести себя в порядок. Я не приемлю и не прощу задержек. И блять, как же Освальда ведёт от такого Эда. Удивительно, как Кобблпот не кончает от одной только этой командной интонации, потому что так хочется. Освальд быстро застёгивает брюки, сразу же накидывая пиджак поверх нераскатанных рукавов, вовсе забыв про галстук и запонки. Первый он, хотя бы, поправляет минутой позже, когда Нигма уже глушит мотор, в последний раз бросая взгляд на Освальда через зеркало заднего вида. — Не забудь трость, — говорит Эд прежде, чем выйти из машины. — Если будешь без неё идти слишком медленно, я отнесу тебя на руках. А ты этого не любишь, дорогой, — и в эту секунду Освальд думает, что Эд слишком наивен, если думает, что он не будет сдерживать себя от того, чтобы перейти на бег. И похуй на эту трость.***
Спустя от силы минут десять, из которых две ушли на то, чтобы дойти до стойки регистрации, а восемь на то, чтобы отшить всех работников отеля, за Эдом и Освальдом наконец закрываются двери лифта. У каждого из них теперь — ключ-карта от президентского люкса, на что Освальд только недавно отшучивался, говоря, что он всего лишь мэр. Эд оценил это в ещё одну лишнюю минуту, слишком часто и нервно поглядывая на часы. — Камеры, — говорит Освальд, когда двери ещё не успели толком закрыться. Он слишком хорошо знает Эда. Практически материально чувствует его мысли. — Здесь камеры. Пишут без звука, кстати, — и Освальд разворачивается лицом к Эду, облокачиваясь спиной на стенку лифта и обе руки положив на трость. — Поэтому я могу хоть до бесконечности говорить о том, как сильно хочу твой член в себе, дорогой. И наблюдать за тем, как ты всё ещё не можешь ничего сделать, несмотря на то, что мы уже не в жутких пробках в центре Готэма. Им ужасно непривычно смотреть друг другу в глаза после всех этих переглядок через зеркало, но разорвать зрительный контакт ещё сложнее. Если всё ещё невозможно хотя бы касаться, то раздевать и трахать одним лишь взглядом точно никто не запретит. — Ты ведь еле держишься, чтобы не нагнуть меня прямо здесь, нажав кнопку стоп… — и Освальд ухмыляется, глядя на Эда. Тому вовсе не до усмешек, он лишь сжимает один из поручней в лифте до побеления костяшек, уже зная, что ждёт Освальда в ближайшее время. А именно — расплата за этот глупый эксперимент с проверкой нервов Эда на прочность. — Но несмотря на то, что мы оба хотим этого хаотичного секса в лифте, мы, я уверен, оба также не хотели бы, чтобы у одного конкретного отеля появилось элитное порно с мэром и главой администрации Готэма, так ведь? — Освальд не видит смысла выжидать и сразу же продолжает. — Поэтому пока я буду наслаждаться твоим видом, раз уж не могу сейчас касаться себя, и продолжать дразнить. — Ты ведь понимаешь, к чему всё идёт? — спрашивает Эд, не требуя ответа, и скрещивает руки на груди, отпуская злосчастный поручень. Он заранее точно знает, что ответ «да». Он не дурак, чтобы изначально не понять, чего добивается Освальд. Чего ему хочется и ради чего он всё это начал. Ему не хватает грязного грубого секса. — Ты никогда не думал о сексе в общественном месте? — невпопад спрашивает Освальд, слишком очевидно игнорируя вопрос и даже почти не улыбаясь. Почти. — Я вот думал очень много раз, знаешь. Ты мог бы трахать меня, зная, что в любую секунду нас могут застукать. Адреналин бурлил бы в крови, а мы старались бы как можно быстрее кончить, ведь одно дело опасаться, что кто-нибудь нас застукает, а другое дело — разгребать последствия. Хотя, я думаю ты бы не был против, чтобы все были в курсе, кому я принадлежу. Ты жуткий собственник, Эдвард Нигма. Любишь метки, укусы и засосы… и был бы только за, если бы все знали, что я только твой. Что трахаешь меня, выбивая стоны, только ты. И что позволяю я это только тебе, — и сейчас Освальд говорит о чём-то более личном, чем просто секс. — Пойдём, — говорит Эд, выходя из лифта и едва ли не задевая плечами до конца не успевшие раскрыться двери. И Освальд не может ослушаться. Не хочет и не будет. Так же, как он не может, не хочет и не будет сдерживаться от шипения и стона вперемешку, когда Эд припечатывает его лицом к стене, прижимаясь сзади, как только они заходят в номер. Дверь закрывается уже потом, защёлкиваясь на замок, открыть который можно только ключ-картой. Такой, как, например, висит сейчас на шее Освальда в аккуратном бейдже… и за которую буквально через мгновение тянет Эд, всё ещё прижимая Освальда к стене. Тянет на себя так, чтобы лента бейджа сдавливала шею, а Кобблпот откинул голову назад, чтобы Эдвард довольно заглянул ему в глаза и… — Как я, блять, долго этого ждал, — вполголоса говорит Эд, глядя в глаза Освальду и прижимаясь всем телом так, чтобы упираться стояком в район поясницы. Ведь так хочется хотя бы какого-то трения, в идеале — касаний Освальда. Но несмотря на это, засмотревшись в небесно голубые глаза, Эд пока лишь целует. Сразу глубоко, врезаясь губами и жадно вылизывая, рукой обвивая грудь Освальда и притягивая ближе к себе, отстраняя от стены. И у Освальда едва ли не всё плывёт вокруг от того, насколько это кайфово. Он и подумать не мог, что чего-то ему может не хватать настолько сильно. И каково же сейчас Эду… от этих мыслей в поцелуй он улыбается, с жаром отвечая, насколько это вообще возможно. — А сейчас мы с тобой поговорим, дорогой, — всё так же негромко произносит Эд, разрывая поцелуй и крепче прижимая к себе Освальда, чтобы пошло потереться о него. — Например о том, насколько сильно я тебя хочу, — и, отпуская бейдж, Эд упирается рукой в стену, толкая Освальда вперёд и не переставая толкаться бёдрами, скорее мучая себя, чем и правда удовлетворяя тем, что так дразнит. Их обоих. — Поговорим о всех тех вещах, которые я хочу с тобой сделать. О том, чего на самом деле хочешь ты. — Я? — на выдохе глупо переспрашивает Освальд, упираясь руками в стену, желая быть ближе к Эду. — Чего же я такого хотел… — наигранно задумывается он. — Точно! Отсосать тебе, милый, — воркует Кобблпот почти невинно, словно его не прижимают сейчас к стене, вытрахивая душу одними лишь словами и трением через чёртову одежду. — Стоять перед тобой на коленях и обсасывать твой член, лаская языком… а потом резко взять глубже, как ты любишь… Освальду не дают договорить, ведь Эд снова целует, слегка кусаясь и ни на секунду не прекращая прижиматься грудью к спине, обнимая. Такие объятья со спины — почти мило, не учитывая того, насколько Эду сносит крышу от слов Освальда и того, как же ахуенно наконец чувствовать Кобблпота рядом. Полностью в своих руках, пока его тело трепещет, и он смотрит на Эда своими большими глазами, в которых на расширенных зрачках читается лишь похоть и желание. Глядя в эти глаза Эд понимает, что долго он не выдержит. Слишком много чертей в этих голубых омутах, Освальд слишком хочет… а если ему нужно — он возьмёт. То, что захочет, тогда, когда захочет. Поэтому Эд просто обязан опередить его. Кровать, казалось бы, всего в паре шагов, но нет никакого желания отрываться друг от друга, ведь кажется, что это — фатально. Но, всё-таки, через пару мгновений перед лицом Освальда уже не стена, а Эдвард Нигма с надменной усмешкой на устах. За спиной теперь — кровать, мягкие простыни и подушка под головой. Кобблпот не успевает даже стянуть пиджак, так неудобно накинутый в спешке ещё в машине, как Эд снова целует, нависая сверху, прижимаясь ближе. Пиджак он стягивает с Освальда сам, откидывая куда-то в сторону. Мэр Кобблпот и так выглядел не весьма презентабельно в холле этого отеля — после всего того, что он делал в машине — так что навряд ли будет хуже, если утром он появится там ещё раз в чуть более помятой одежде. Вслед за пиджаком отправляется жилет, пуговицы которого так неудобно расстёгивать в кожаных перчатках… но и на них у Эда свои планы, которые он менять не собирается. Освальд всё это время лишь наслаждается касаниями, когда Эд снимает с него одежду, ведь жилет отправляется следом за пиджаком, а рубашка с, теперь по-разному, закатанными рукавами, всё ещё на Освальде, но уже расстёгнутая вплоть до последней пуговицы. Эд смотрит на Освальда, дыхание которого сбито, и проводит ладонью по груди, всё ещё не снимая кожаных перчаток. Такие прикосновения ощущаются просто крышесносно, но не то чтобы Кобблпот предпочёл их касаниям Эда кожа к коже. И без всяких там животных, посмертно своей чертовой шкурой разделяющих Освальда и последние силы не стонать даже от прикосновений Эда. Он слишком возбуждён сейчас. — Какой ты красивый, — тянет Нигма, даже не пытаясь снять с себя хоть что-то из одежды. Зато молнию на брюках Освальда он расстёгивает, прикусив язычок зубами, глядя глаза в глаза. Руками сейчас он оглаживает рёбра, бока, талию… Хочет касаться везде, но это только начало. Это всё ещё чертовы перчатки, которые уже и ему не сильно симпатизируют. — Вечно мог бы на тебя смотреть… Как ты лежишь и не можешь сделать ничего кроме того, что дам тебе я, — Эд стягивает с Освальда брюки вместе с нижним бельём, тут же отстраняясь, чтобы посмотреть на это искусство в чистом виде, в полном нетерпении раскинувшееся на простынях. — Не мог бы, — подначивает Освальд, ведь он ещё не в том состоянии, чтобы быть не в силах связать слова в предложения — а жаль — и пока у него не сорван голос от стонов. Пока. — По крайне мере, тебя не хватило бы надолго, если мы говорим о «просто смотреть». Эд улыбается, достав из кармана пиджака пакетик смазки. Один — один, тут Освальд прав. Невозможно просто смотреть — хочется лизнуть, укусить, поцеловать, сжать, огладить… Звучит как отличный план на вечер. Оторвав край пакетика зубами, Эд выдавливает смазку на тонкую кожу перчаток, тут же накрывая ладонью член Освальда, отчего тот стонет едва ли не в полный голос. Он слишком долго терпел, ждал, сдерживал себя… Нигма начинает медленно дрочить, но и от этого у Освальда сносит крышу, ведь это примерно в ахуеть как много раз лучше, чем ничего. Кобблпот, конечно, не математик, но таких чисел, наверняка, ещё не придумали. — Эд… — Освальд хватается за простыни, посылая к чёрту все те идеи о сексе на капоте машины. Ему жизненно необходимо сейчас держаться за что-то, сжимая в пальцах. И, честно говоря, лучше бы этим «чем-то» был Эд, но он сейчас слишком далеко. Сидит в ногах Освальда, теперь вовсе не склоняясь над ним, лишь продолжая дрочить, набирая темп. — Сними эту грёбаную перчатку, — Кобблпот всё ещё не в том состоянии, чтобы просить. Он в настроении требовать. Эдвард в это же время лишь более насмешливо улыбается, как в самом начале вечера делал это Освальд ещё на заднем сидении машины. — Возьми и сними её с меня, — и Эд подносит вторую руку к лицу и подхватывает зубами средний палец перчатки, не переставая дрочить Освальду. И, честно? Это самое одновременно что-то не пошлое, но ахуеть насколько развратное, что Кобблпот видел за весь этот вечер. Дыхание и так сбито, но оно вовсе замирает, когда Эд перестаёт сжимать пальцы на члене Освальда, поднося руку к его лицу, проводя кончиками пальцев по искусанным — ими обоими — губам. И Освальд прикусывает средний палец перчатки, повернув головой в сторону, чтобы стащить её с руки. Выходит так себе, отчего Эд улыбается, вытягивая руку из перчатки, проводя тыльной стороной ладони по щеке Освальда. — Спасибо, дорогой, — и Эд собирает с кожи перчатки остатки смазки, чтобы тут же накрыть ладонью член Освальда и начать двигаться быстрее, пока Кобблпот задыхается стонами. Такие прикосновения — совсем другой уровень. Освальд мог бы описать это как «слишком», если бы не знал, что будет дальше. Резким движением Эд наклоняется ближе, раздвигая ноги Освальда и удобно устраиваясь между, несмотря на то, что он всё ещё в грёбаном костюме. — Эд, ты нужен мне, — и Освальд давится стоном, закрывая глаза, когда Эд двигает рукой быстрее, наклоняясь ближе, ниже, чтобы смотреть прямо в глаза и упираться стояком в бедро, прижимаясь теснее. — Я хочу… кончить с твоим членом внутри, — и Освальду очень хочется закусить ребро ладони, чтобы собственные стоны не так сильно врезались в уши, но он знает, что ему просто не дадут этого сделать. Потому что слух Эда они ласкают, а не режут. В одной только рубашке, даже расстёгнутой, дико жарко, особенно когда Эд так близко, так самодовольно смотрит, так надменно улыбается… — Я скоро… — Я знаю, дорогой, — почти шепчет Эд, наклоняясь к уху Освальда, чтобы коснуться щекой щеки, прикусив мочку уха. — Как раз после и начнётся самое интересное, — и Эд опасно близко сталкивается носами с Освальдом, дразня, но не целуя, лишь снова отстраняясь. Возможно, со стороны Эд и выглядит так, каким его ощущает Освальд — уверенным, манящим и одновременно отстранённым, с железными нервами и выдержкой. Прямо, блять, как хорошее вино. Но сам Нигма в корне с этим не согласен, потому что ему стоит слишком огромных трудов не сорваться, держать себя в руках и не кончить прямо в этот самый момент. Тогда, когда Освальд всё ещё не просит, а требует, ставит перед фактом, хотя ему сейчас настолько хорошо, что даже дурно, и всё зависит от Эда. Улыбнувшись сам себе, Эд, едва отстранившись от лица Освальда, оставляет пару поцелуев на шее, тут же спускаясь на грудь, и оглаживает рёбра ладонью, откидывая края рубашки. Он широко лижет сосок, перед этим оставив засос чуть ниже ключицы. Надавливает языком, лизнув ещё пару раз, после чего засасывает, обхватив губами. Теперь Освальд наглядно ознакомлен с понятием «слишком». Кажется, что Эд везде. Его пальцы обвиваются вокруг члена, ладонь приобнимает за талию, когда Освальд слишком нетерпеливо вскидывает бёдра навстречу, стараясь грудью тоже податься вперёд, но самое невыносимое то, что член Эда какого-то чёрта всё ещё не внутри Освальда. Освальд мог бы попытаться сказать что-то снова, но навряд ли у него выйдет что-то связное. Особенно, когда свободная рука Эда соскальзывает с талии на влажный от слюны сосок, то надавливая, то сжимая, прокручивая в пальцах, а он сам с тем же рвением и желанием вылизывает второй. В тот же момент Эд старается не сбавлять темпа на члене Освальда, особое внимание уделяя головке. Он знает абсолютно каждый миллиметр тела под собой. Знает так, как превратить Освальда ласками в бескостное желе, знает, как заставить его чувствовать удовольствие в высшей степени. Но даже всё это вместе взятое не приводит Эда в такой восторг, как то, что он также знает всё, что у Освальда в голове. Его мысли, сомнения, секреты, переживания, боль, радость, потери и успехи. Слегка улыбаясь, Эд осторожно прикусывает сосок, осознавая, что они сделали друг с другом. Доверились и полюбили. Пустили в свою жизнь и голову. Совершили непозволительное — приобрели по слабости каждому в копилочку и, благодаря этому, стали только сильнее. — Сильнее, — Освальд, запрокидывая голову и едва не хныкая от того, как ахуенно ощущаются губы Эда на груди, находит в себе силы вполголоса, заикаясь сказать лишь одно слово. Всё ещё звучащее, как команда. И в планах Эда нет ничего, позволяющего ему ослушаться. — Как прикажешь, дорогой, — немного хрипло протягивает Эд, резко отстраняясь, опускаясь ниже, к члену Освальда, и проходясь языком по головке, продолжая дрочить всё в таком же быстром темпе. — Блять, Эд, — едва разборчиво, но громко стонет Освальд прежде, чем пару раз вскинуть бёдрами, несмотря на руку Эда на подвздошной косточке, кое-как удерживающую его. Он кончает, хватаясь за волосы Эда, до конца растрепав его и так потрёпанную укладку, пачкая спермой лицо Эда, всё ещё продолжающего ему дрочить, хоть теперь и медленнее. Освальд прогибается в спине на пару секунд, тут же падая обратно на простыни. Как же, блять, долго он этого ждал. Если даже не брать во внимание весь этот чёртов день, то всё же прошло достаточно много времени с тех пор, как он начал осуществлять идею, появившуюся в голове минут за двадцать до конца скучнейших переговоров. Потом он сел в машину, нарочно выбрав заднее сидение и… вот. Теперь он лежит в пропитанной потом белой рубашке на кровати в отеле в центре Готэма, наконец, добившись долгожданной разрядки. Это стоило того на каждую грёбаную минуту, долю секунды буквально. Только спустя несколько мгновений, так и не отойдя от оргазма, Освальд всё же находит в себе силы приподняться на локтях и, ох блять, это тоже стоит того. То, что он видит перед собой — чёртов шедевр. Из горла Освальда вырывается глухой стон, когда Эд улыбается, глядя ему в глаза, и снимает очки, линзы которых тоже перепачканы. Нигма проводит языком по губам, слизывая сперму Освальда, и только более пошло и довольно улыбается. — Как досадно, — вполголоса наигранно негодует Эд сквозь улыбку. — Дорогой, ты запачкал мои очки… Не дожидаясь того, что ещё скажет Эд, Освальд резко садится в кровати, чтобы быть ближе, и целует. Жадно, глубоко, благодарно, быстро, мокро и громко. А разорвав поцелуй, Освальд словно подхватывает довольную улыбку, тут же переключаясь с губ Эда на щёки, проводя по коже языком и слизывая собственную сперму. — Прости, — как-то чересчур радостно говорит Освальд, а в голосе не слышно ни капли сожаления. — Позволь помочь, — и он ловко перехватывает очки, держа за обе дужки, и проходится языком по линзам, снова пробуя себя на вкус. И от этой, блять, картины Эда ведёт слишком сильно. Он сжимает член сквозь брюки, чтобы стало хоть немного легче, но чересчур громкий и тяжёлый стон тут же разносится по номеру. В глазах Освальда тут же загораются искры, хоть он едва лишь восстановил дыхание и едва пришёл в себя после оргазма. Он всё ещё чертовски хочет насладиться стонами Эда, всё ещё хочет его полностью и без остатка. И его член в том числе. Освальд тянется к брюкам Эда, осторожно отложив его очки на прикроватную тумбочку, но Эдвард перехватывает его руки, вновь укладывая Освальда на спину, нависая сверху. — Я ведь говорил, что только сейчас начнётся самое интересное, — и Эд целует так же глубоко и быстро, как они оба любят, практически трахая языком рты друг друга. Только вот Освальд сейчас больше наслаждается, поддаваясь, уже получив своё, а Эд всё ещё до невозможности хочет. Он пошло трётся членом о задницу Освальда, снова возвращаясь к тому, что вылизывает его шею и веснушчатые плечи. Проходится языком по кадыку, спускаясь ниже, иногда прикусывая и засасывая кожу. И всё-таки Освальд прав — ему ахуеть как нравится оставлять метки. Сам же Кобблпот в это время недоумевающе ждёт, чего именно хочет Эд, и путается пальцами в его растрёпанных волосах, не направляя, но прижимая ближе к себе. Через пару мгновений Эд снова проводит языком по соску, тут же засасывая, на что слышит громкий стон. Освальд и сам не думал, что это будет настолько. Настолько чувствительно. — Эд, — и он давится всхлипом-полустоном, когда Эд всё так же аккуратно подхватывает сосок зубами, надавливая языком. Он мог бы ещё долго вылизывать тело Освальда, его грудь, рёбра, целовать подвздошные косточки и просто дико наслаждаться всем этим. Но слишком хочется поскорее кончить, ведь Эду и так нужно минимум выдать медаль за самые стальные нервы. Ни у одного вина не настолько хорошая выдержка. Поэтому Эд отстраняется под звучный стон Освальда, который всё это время лишь ёрзал по кровати, слишком чувствительный после недавнего оргазма, и прижимал Эда ближе, притягивая за волосы и сжимая его бёдра своими коленями, не решаясь закинуть ноги на талию. Эд наконец стягивает с себя пиджак, весьма жалея, что Освальд сейчас не в том состоянии, чтобы торопливо раздевать его, притягивая за галстук ближе и целуя. Галстук отправляется вслед за пиджаком, к сожалению. Эд расстёгивает рубашку, рискуя оторвать в спешке пару пуговиц, а следом — быстро расстёгивает ремень брюк, тут же спуская их вместе с нижним бельём, и, наконец-то, касается себя не через ткань, низко и тихо стоная… отчего на устах Освальда — пошлая ухмылка, а искры в глазах ещё ярче. — Наконец-то дотронулся до себя, Эдди, — самодовольно, приподнимаясь на локтях, воркует Освальд, наклонив голову слегка вбок. Ему пиздецки льстит то, что Эд сейчас в таком состоянии только из-за него. Он мастерски доволен своей работой. — А ведь это мог бы сделать я, знаешь ли. Я всё ещё хочу отсосать тебе, дорогой… И Эд поднимает на Освальда такой взгляд, от которого Кобблпот запинается, так и не договорив. Продолжая дрочить себе, Эд устраивается так, чтобы колени Освальда лежали у него на плечах, а он сам опалял дыханием его член. Освальд честно каждый раз тает от того, что Эд учитывает, как ему иногда может быть тяжело в постели из-за больной ноги, и Эд сейчас наклоняется как можно ниже к кровати, чтобы не сделать больно. — Я тоже всё ещё хочу отсосать тебе, дорогой, — с ухмылкой отвечает Эд, тут же проходясь языком по члену в паре сантиметров от его лица. Освальд лишь громко, протяжно стонет, потому что всё ещё слишком чувствителен. Эд кладёт свободную руку Освальду на бедро, оглаживая и не давая так сильно ёрзать. Второй рукой он сжимает свой член, медленно дроча, но не давая себе кончить. У него свой пунктик по поводу контроля оргазма, но сейчас не об этом. Вылизав член Освальда от основания до головки, на что тот особенно жалостно, надломленно стонет, Эд обхватывает головку губами, посасывая и наслаждаясь тем, как звучит Освальд. Как звучит чистое наслаждение. Похуй, что люди в соседних номерах, наверняка, не разделяют его чувств, вот честно. Сейчас всё, что ему важно — Освальд. Так было и будет всегда. — Эд, я так хочу тебя внутри, дорогой… — надломленно стонет Освальд, и это больше похоже на хныканье. Он сегодня уже дважды был на пределе, а Эд, видимо, хочет подвести его к обрыву в третий раз. И у него это, блять, выйдет, если он прямо сейчас не прекратит так ахуенно сосать. Втягивая щёки и пошло хлюпая, Эд сосёт, опускаясь всё ниже на члене Освальда. И прекрасно знает, что сейчас чувствует Кобблпот. Слишком чувствительный после недавнего оргазма, разнеженный ласками и касаниями… Но Освальду начинает казаться, что голос он сегодня всё-таки сорвёт, только в тот момент, когда Эд прекращает дрочить себе, пальцами пробегаясь по бедру Кобблпота всё выше, вновь оглаживая грудь и цепляя соски. Эд лишь улыбается на слова Освальда, уже почти похожие на просьбу. Но ответом служит только то, что Эд выпускает член изо рта с пошлым хлюпом, облизывая яйца Освальда и оставляя поцелуи на внутренних сторонах бёдер и животе. А после Эдвард приподнимает бёдра Освальда, снова проведя языком по члену, надавливая кончиком на головку, после чего широко лижет ниже. Теперь он надавливает языком на сжимающиеся мышцы, снова и снова облизывая, кружа языком и слегка засасывая нежную кожу. Освальд лишь запрокидывает голову, теряя любые силы стонать, теперь лишь жалко мыча, всё же иногда повышая голос. Его член снова стоит из-за того, какие ахуенные вещи способен вытворять Эд своим языком… да и в принципе, что он способен сотворить с Освальдом. Эд увлечённо сжимает ладонями зад Освальда, придвигая ближе и лишь более усердно вылизывая его. Неспешно, но с пошлым чмоканьем, Эд всасывает кожу, а потом вновь размашисто лижет, проникая внутрь. И пальцы Освальда ощутимо дрожат, путаясь в беспорядке укладки Эда. — Блять, трахни уже меня наконец, — закрывая глаза, надломленно стонет Освальд. Он долго сдерживал себя от оргазма на чёртовом заднем сидении автомобиля, а потом кончил, как только Эд коснулся его члена своим блядским языком… а сейчас у него снова крепко стоит, пока Эд вылизывает его с завидным наслаждением, почти трахая языком. И сейчас уже без разницы, что изначально Освальд сам всё это и затеял… ведь теперь он намерен играть жертву, да. Отличный план. Надёжный, как швейцарские часы. — Пожалуйста, — добавляет Освальд, надеясь, что это поможет. Волшебное, блять, слово. Но это и правда срабатывает. Но не из-за чудесного волшебства, а потому что слова Освальда, наконец, не звучат как требования и приказы. Эд добился своего — довёл Освальда до такого состояния, когда тот будет не в силах терпеть и, заливаясь румянцем, попросит трахнуть его. Эд сорвал чёртов джекпот. — Ну раз ты просишь, дорогой, — облизываясь, Эд отстраняется от задницы Освальда, напоследок пройдясь кончиком языка по головке члена, слизав каплю предэякулята. Как же ему блять хочется. Он больше ни разу в жизни не пойдёт на такое, ведь член слишком неприятно ноет, а бёдра слегка тянуще сводит. Ладно, пускай это всё и чёртово враньё, хорошо. Ведь Эд явно не против. Тёмно зелёный пиджак валяется рядом на кровати, так что Эд торопливо тянется к нему, чтобы достать из кармана ещё один пакетик смазки. И это ожидание кажется Освальду слишком долгим, так что он приподнимается на локтях, отслеживая движения Эда и буквально сгорая от нетерпения. Вылив смазку на пальцы, Эд оглаживает подрагивающее кольцо мышц, теперь аккуратно проникая уже не языком, а одним пальцем на всю длину. Поразительно легко, кстати. — Ты будешь просто обязан мне во всех подробностях рассказать, чем ты без меня был занят, дорогой, — говорит Эд, без особого труда толкаясь в Освальда уже двумя пальцами, меняя углы наклона и разводя пальцы ножницами. — Блять, Эд, — выгибаясь, стонет Освальд, игнорируя вопрос, когда Эд касается простаты, разводя внутри уже три пальца. — Трахни меня, прошу… И кто Эд такой, чтобы ослушаться? Невозможно отказать, смотря на такого Освальда. Растрёпанного, нетерпеливо ёрзающего, старающегося притянуть ближе, почти умоляющего, а на ресницах его сейчас собираются слёзы… Он и правда теперь слишком раскрыт и чувствителен. Именно этим Эд и наслаждается. Нигма выливает остатки смазки из пакетика на свой член, тут же нависая над Освальдом и одним плавным толчком входя до конца. — Блять, — только и в силах простонать Эд, закатив глаза и едва удерживаясь на подрагивающих руках по обе стороны от Освальда. — Как же ахуенно… И, отстраняясь, он начинает двигаться быстрее, слишком скоро наращивая темп, держа Освальда за бёдра и запрокидывая голову, открывая вид на острый кадык и напряжённый под расстёгнутой рубашкой торс, когда толкается особо глубоко. И Освальд мог бы поспорить на целый Готэм, что ничего прекраснее в жизни не видел. И не слышал — потому что стоны Эда слишком мелодичные, низкие и слегка хрипловатые. Идеальные. И единственная причина, почему Освальд прямо сейчас не заключает пари — он занят тем, что отчаянно мнёт простыни и едва ли не скулит, ведь Эд двигается слишком быстро и стонет слишком громко и пошло. Это слишком ахуенно. Толчки становятся всё быстрее и глубже. Не сбиваясь с темпа, Эд сейчас снова лицом к лицу с Освальдом, глядя глаза в глаза, а там — бешеный коктейль из чистой любви и ещё более чистой похоти. Оргазм в квадрате. А потом Эд целует, сжимая бёдра Освальда и продолжая трахать его лишь быстрее, в погоне за оргазмом. Они оба стонут в этот поцелуй, неуклюже сталкиваясь зубами, кусаясь и вылизывая рты друг друга. — Какой же ты нереальный, Освальд, — и каждый раз, когда Эд говорит подобное, он и правда искренне восхищён. И в мэрии, когда Освальд с горящими глазами защищает проекты, помогающие этому жалкому городу встать с колен, и прямо здесь и сейчас, когда глаза Освальда прикрыты, а он несдержанно стонет, на повторе шепча имя Эда, кусая губы. Эд кончает, смотря на отчаянно не знающего, куда себя деть, Освальда. Входит до предела, а бёдра в напряжении дрожат, после чего он ещё пару раз толкается, слыша хлюпанье спермы от этих почти ленивых толчков. Сразу после того, как Эд приходит в себя, он видит Освальда, дрочащего себе. Тот выгибается в спине, жмуря глаза, на что Эд лишь накрывает его ладонь, заменяя своей, так и не выйдя из податливого тела. Он водит по члену лишь быстрее, зная, что Освальду нужно сейчас так немного, чтобы кончить. Может, умелый язык. И даже не на члене. — Кончи для меня, Освальд, — шепчет Эд, наклоняясь к уху Кобблпота, проходясь языком по краю уха. И это последнее, что воспринимает Освальд прежде, чем его накроет вторым за сегодня оргазмом. Это всё слишком: столько касаний, столько чувств, слов… Стоны Эда от того, как он сжимается на его члене, Освальд слышит будто издалека, но всё же улыбается уголками губ. И всё-таки его любимое — то, как они с Эдом влияют друг на друга. Действуют, как наркотик. Быстро, головокружительно… просто сносит крышу. Своего рода зависимость. Один взгляд через зеркало заднего вида и пара грязных фраз — и вот они все в сперме в каком-то отеле, название которого Освальд даже не удосужился запомнить. К чёрту. Оно ему и не нужно. — Ты в порядке..? — обеспокоено спрашивает Эд, поглаживая Освальда по щеке. Вот оно. Всё, что нужно Освальду в этой жизни. — Лучше не бывает, — ну, и, может, ещё чтобы никто завтра не задавал вопросов о том, какого чёрта мэр и глава администрации Готэма делали в этом самом отеле. Дальше — только ленивые поцелуи, бескрайнее счастье и… небольшая уборка беспорядка, что эти двое устроили. Но затем, честно, только улыбки друг другу в плечо, мимолётные касания губ на шее и щеках, объятья и крепкий сон без мыслей о завтрашнем дне. Только здесь и только сейчас. Только приятная усталость и счастье.