Столицы тоже люди!

Шепча себе под нос какие-то угрозы, Сочи плелся по коридору в поисках мусоропровода. Но того на месте не оказалось. Вместо привычного ящичка с крышкой в стене зияла огромная дыра. — В рот мне лыжи! Ирак, убью же! — зло прорычал Сочи и, обойдя останки лифта, стал спускаться по лестнице. И ведь ни что не предвещало беды... — Соченькаааа~! — Нарва, как сумасшедший, раскинув руки кинулся к городу. От испуга Сочи прижался к перилам, и Нарва, сделав три красивых сальто вперед, нежно поцеловал лбом ступеньки. Вова уже поспешил ретироваться куда подальше, но тут откуда-то с потолка (О____о) появился еще один парень. Он был немного сутулым, хотя рост был уж точно не меньше двух метров. Однако у Сочи не было времени разглядывать его. — Мальчик, пойдем со мной, — пропел парень, многозначительно пошевелив бровями, — Дядя Харьков доо~брый! По спине Сочи пробежали мурашки. — Не рыпайся и останешься без...а...АПЧХУЙ! — то же появившийся из ниоткуда Кишинев, оглушительно чихнул. — Говорил я тебе, не бери у Мексики никакие порошочки! — фыркнул Харьков. — Ты сначала розовую кракозябру с головы сними, а потом со мной разговаривай! — ...О_____О (Нарва) — ...О________О (Харьков) — Пустите, извращенцы! (Сочи хD) Пока города выясняли отношения, Сочи старательно придумывал план побега. Но как на зло в голову не шла ни одна умная мысля. Попытка пробраться у Харькова между ног была пресечена сапогом в нос. Тут в мозгу что-то щелкнуло. Сочи перевел взгляд на пакетик с картофельными очистками и на Нарву, на пакетик и снова на Нарву. — Хочешь узнать, от чего так торчит Кишинев? — шепнул он на ухо эстонцу. Нарва забеспокоился. В детстве Таллинн часто говорил ему, что если он будет плохо себя вести, то злые русские утащат его в СССР и закормят блинами! (А так же заставят учить скороговорки.) А с другой стороны...Ведь розовые кракозябры такие кавайные! — Ну, неудобно как-то, — вновь замялся он. — Неудобно, это когда соседские дети на тебя похожи! — прошипел Вова, протягивая Нарве пакет с очистками. Плюнув на все, парень выхватил у Сочи пакет. А пока эстонец пытался вскрыть эту целлофановую заразу, Сочи стал тихонько пробираться вверх по лестнице. — Он убегает! — заорал Харьков, заставив этим драпануть Сочи с удвоенной скоростью. — Какой нехороший сочинский мальчика, ай-нэ-нэ! — покачал головой Кишинев и побежал вслед за украинцем. А Нарва...А что Нарва? Он так и не смог открыть пакетик и увидеть розовых кракозябр. И у него оставался только один выход...Мстить! Или выбросить этот пакет к чертовой матери и закупиться нормальной травой у Голландии! ******************************************** — Двадцать три... Бум. Бульк-бульк. — Двадцать четрые... Бум. Бульк-бульк. — Двадцать пять...Ты не лопнешь, деточка? — спросила София, но для Челябинска эти слова не очень-то подходили. После дихлофоса у него начался жуткий сушняк, который он теперь пытался победить, глотая рижский бальзам. Да, Рига знал, к кому идет, поэтому захватил аж два ящика. — Мы только что с собрания, — начал Рига, — И у нас к тебе просьба. Получив от Челябинска взгляд а-ля "давайбыстрейатобутылкувзадницувоткну", он выпалил: — Почини гостиницу! Даже я, крупная европейская держава, выкажу тебе почтение, сказав "Работать, негры!" Молчание. Челябинск взял бутылку бальзама и, пробормотав что-то вроде "Ща кастрирую нафиг!" встал со стула. — Чель, ну нам же несложно? — на пороге появилась Екатеринбург, держа за руку упирающуюся Ангарск. София облегченно вздохнула и спрятала мобильник в карман. В общем, поиграть в пластического хирурга Челябинску не удалось. Ну, может оно и к лучшему? ****************************************** — Почему не ешь укроп? — зло спросил Стокгольм, сверля взглядом финна. Все скандинавы, а с ними Копенгаген и Рейкьявик, сидели за столом, с красиво повязанными вокруг шеи салфеточками, и уплетали заботливо приготовленную шведом форель. — Не люблю, — скривился Хельсинки. — Зато пукать не будешь, - заявил Копенгаген. — Чоооо?! — хором выкрикнули все. Осло же активно пытался решить вопрос с соком: выйти тому наружу или все же попасть в желудок. — Ну он просто уменьшает газообразование в кишечнике, — нервно усмехнулся датчанин. — Вот видишь? — наклонился Стокгольм к финну. — Так что кушай побольше, моя скотина ненаглядная! — Ну что ты, сволочь шведская, разве я могу пренебречь твоей отвратительной форелью? Да ни в жизни! — съязвил Хельсинки. — Как это приятно от тебя слышать, скрытый алкоголик! Кто, минуя сухой закон своей страны, по пятницам к Питеру наведывается, а? — швед перешел в наступление. — А кто... Рейкьявик тяжело вздохнул. — Какая дружная семья, — подперев рукой голову сказал он. — Прям идиллия! Остальные лишь согласно кивнули. И все бы закончилось, как обычно, невинной дракой, но тут "гармонию" нарушили появившиеся Казань и Новосибирск. — Ну, товарищи отморозки, кто хочет в нокаут? — хрустнул пальцами Новосибирск. — Икею я пожалуй беру на себя! — указал он рукой на шведа. ************************ В церкви было пусто. Обычно в ней не бывает так безлюдно, но сейчас тишина просто оглушала. Свет, как это обычно бывает в католических храмах, проникал лишь через узкие витражные стекла, находящиеся почти под самым потолком. Ни одна свеча в люстре или под иконой не горела, от чего в зале царил полумрак. На месте алтаря стоял большой трон, слабые лучи солнца освещали его позолоченную спинку и выхватывали из мрака резные фигурки орлов на подлокотниках. Тут тишину прорезал пронзительный скрип двери. — Вот! — Таллинн подошел к трону и бросил безжизненные тела Нью-Йорка, Лондона и Нью-Дели. — Я все сделал, а теперь дай мне печеньки! Сидящая на троне девушка улыбнулась и кинула городу пачку "Юбилейного". — Как общая обстановка? — спросила она. — Как-как, — эстонец пожал плечами, — Все идет по плану. Правда у Вильнюс и Варшавы все под откос пошло, пришлось их заменить. — Да? — задумчиво протянула девушка и подняла глаза в потолок. — А что насчет Киева и Вашингтона? — Таллинн наконец добрался до печенек. — Обезврежены, — отчеканила девица, давая понять, что разговор окончен. Таллинн, с обычно не присущей ему быстротой, удалился из зала. — Настало время... "Время...время...время..." — глухо повторило эхо.