Гнездо японского соловья

«Рассвет подрезал мои крылья. Я с криком упала на землю. Я впала в хандру и уныние — Ты нависал хмурой тенью…»       Ей всегда нравились птичьи перья. Лёгкие, воздушные, и если вдруг уронить его с высоты своего роста, то перо медленно кружилось, опускаясь к ногам. Птицы теряли их, как люди теряют ненужные воспоминания, а Рука их всегда подбирала. Она сама не знала, зачем ей это. Но маленькое, оливковое перышко, размером с мизинец, уже было согрето теплом ладони.       Никому в жизни не завидовали так же сильно, как тем, кто умел летать. Рука бы отдала всё, чтобы сейчас спрятаться где-то в зарослях белых цветов японской сливы, от которой так приятно пахло. Начало мая было знаменовано этими цветами и пением маленьких угуйсу, прячущихся в редкой листве. Сад жил своей жизнью, а вот жизнь семнадцатилетней Руки очень скоро перестанет принадлежать ей.       Этого стоило ожидать: она красива, статна, с белой кожей и густыми волосами… А ещё очень молода, и её родители тревожно следили за тем, чтобы их дочь ни разу не оставалась наедине в комнате с мужчиной. В этом захолустном городке нашёлся человек, готовый заплатить её родителям хороший выкуп и жениться на ней.       На бумаге было выведено большими кандзи: «Брачный договор», но если бы могла, то девушка перечеркнула бы это название несметное количество раз, выведя жирным почерком: «Купля-продажа». Потому что условия, выдвинутые женихом, могли называться только так. Рука перебирала в мыслях лишь некоторые пункты, но даже они приводили её в ужас: Пятое: С момента подписания договора невеста обязана беспрекословно выполнять волю жениха и его семьи… Девятое: Девушка не имеет права требовать развод. Процедура проводится только по решению супруга. В случае развода все имущество остаётся в семье мужа… Тринадцатое: Муж имеет право использовать жену в качестве средства заработка в случае нехватки денег в семье…       Последнее звучало ещё более опасно, чем два предыдущих пункта. Это означало, что в любой момент Рука может быть отдана в бордель за ненадобностью, если вдруг как-то прогневает супруга. Она будет связана этим договором по рукам и ногам, лишённая всякой свободы. И поэтому её зависть была обращена к вольным, диким соловьям, как предсмерный вдох — болезненный, но наполненный надеждой.       Такова участь каждой красавицы того времени, и тем девушкам, которым не счастливится родиться с красивым лицом, остаётся лишь два пути: гарем чиновника или замужество по расчёту. Рука не имела никакого понятия, что из этого хуже. Отвратительно и то и другое, но вот её родители словно отказывались это понять. Оно и ясно — им самим скоро будет нечего есть, где там им думать о счастье дочери. «Женщина — просто расходный материал, чтобы производить на свет мужчин» — вот и всё воспитание, данное ей семьёй.       Она могла бы противиться, могла бы даже сбежать. Но этим только усложнила бы и отсрочила свою пытку. А потому, не лучше ли быть покорной и живой женщиной с холодным разумом, чем избитой и взбалмошной девкой с горячим сердцем? Рука сделала этот вывод ещё в тот день, когда ей объявили о женитьбе, неделю назад. И до этого момента придерживалась своих рассуждений. — Ну где ты ходишь, Рука! — мать больно хватает за предплечье, уводя дочь из сада. Девушка терпит, стиснув зубы, и в эти мгновение старается успеть попрощаться со сливой и соловьями. Она больше не может быть свободной, как они — Господин Акихиро приехал, тебя все ждут!       А, жених… Почему-то ей было совершенно плевать на то, как выглядит мужчина, в руки которого её сегодня отдадут. Свадьба состоится сегодня ночью, в местном храме, а сейчас осталась лишь формальность в виде подписания договора и передачи денег. И жизнь можно считать законченой.       Жених оказался темноволосым парнем с кривыми зубами. Примерно её ровесник, а может, даже младше, он устроился за столом и сейчас внимательно рассматривал девушку. Тогда Рука ещё не понимала, что означает фраза «раздевать глазами», а потому из последних сил сохраняла самообладание, кланяясь и садясь к столу. Полы белого, свадебного кимоно безбожно мялись, но ей было не важно то, как она сейчас выглядит. Все мысли постыдно устремились к сегодняшней ночи — хоть бы её не вырвало в момент, когда этот юноша её обесчестит.       Отец жениха сидел тут же, одобрительно осмотривая будущую невестку и подмигивая сыну. Все мужчины похотливы, и это омерзительно — они всего лишь используют слабых женщин при любой возможности. — Хорошенькая, отец, как ты и говорил!       От слов, вырвавшихся из кривого рта, стало не по себе. А что чувствует гусыня, прежде чем её общипают, чтобы набить мягким пухом подушку? Теперь Рука знала это, вытягивая красивую шейку и отводя глаза в сторону. Мужчины сейчас подпишут бумаги, а мать заговорщически подобралась к ней, шепча на ушко такое отвратительное: «Этой ночью ртом сделай так, чтобы ему было приятно. Он это оценит…»       Ничего хуже нельзя услышать от родной матери. Хотя, чего стоило ожидать от женщины, забывшей о существовании дочери в разгульных токийских вечеринках, просадившей вместе с мужем всё состояние, в попытках приблизиться к аристократии? Рука была уверена, что это она придумала выдать её замуж. Но не злилась — к чему злиться на того, кто никогда не осознает своей вины? Руку выкормили, а теперь хотят отбить эти деньги назад. Так делают многие, словно вкладывают средства в банк, а потом получают всё накопленное разом, ещё и избавляясь от лишнего рта.       Вся её жизнь зависит от пары иероглифов да печатей на бумаге. Мгновение, и она уже чья-то собственность. Миг лишения свободы самый спокойный, потому что осознание невозврата приходит лишь по его прошествии. А жених в черной юкате вдруг вежливо подаёт ей руку — всё это напускное и спадёт, только они останутся наедине. Но Рука принимает ладонь: — Какая ты лёгкая… Ну, посмотри на меня, невестушка! Ещё и кушаешь, наверно, мало? Мечта, а не женщина!       Все в комнате взорвались противным смехом. Даже отец её предал… Она послушно подняла глаза на своего Господина, отдаваясь судьбе, но не ему. Женщина вообще может никому не покоряться, даже когда её имеет мужчина. Только мужчинам всё равно на это, они просто берут и всё. Выбирают из женщин все силы и чувства, опустошают, а потом оставляют полыми и потухшими, как перегоревшие лампочки.       Жених вывел её из дома, держа под руку, где их уже ждала повозка. Дорогое удовольствие для их городка, поэтому вместо лошади был запряжён серый осёл — позорно смотреть. Но Акихиро вдруг останавливается и нахально берет Руку за талию: — Попрощайся с домом и девичеством. Даю тебе несколько минут.       Он хотел сделать жест доброй воли, но Рука мягко выкрутилась из его неприличных объятий. Хотя, какой смысл, ведь после алтаря он вытворит и не такое… Девушке уже невыносимо смотреть на свой дом, в который ей не вернуться: — Благодарю, Господин, но это лишнее.       Снова смеясь, жених опять даёт ей ладонь, чтобы усадить в повозку. Это последний момент, который Рука запомнила не урывками — всё окончательно пошло наперекосяк, вместе с резким шумом в ушах. В буквальном смысле — повозку неожиданно перекосило, и одну из хлипких досок пробила корявая, когтистая рука с гортанным хрипом: «Жрать!»       Демоны… И сюда они добрались. Акихиро прытью отскочил от повозки, пока демон не уцепился за него. Родители обоих семей боялись подходить и затаили дыхание, а меж тем, уродливый, человекоподобный демон с серой кожей и костями наружу, окончательно разломал повозку. Несчастный, перепуганный осел сорвался с места и галопом бросился по безлюдной улице. Повезло ему, что демоны едят только людей…       То ли потому, что счел Руку тощей, то ли из каких-то своих соображений, демон почти не обратил на неё внимания. Взгляд голодных, черных глаз был нацелен на Акихиро, и хрип: «Теперь ты дашь… Дашь пожрать?!» приводил к выводу, что это лишь сведение старых счетов. Что ж, если её жениха съест демон, то это даже хорошо. А если и её заодно, то вообще отлично. И девушка почему-то была холодна, как будто время замерло, и никакая опасность ей не грозит. Даже сердце забилось тише.       Рука не знала, как сильно боится смерти ровно до того момента, как демон не бросился на её жениха. Разорвёт же! Она уже приготовилась увидеть эту страшную картину, но… В этот момент, позабыв о всякой чести, как и о дорогущей катане с сербряной цубой на поясе, трусливый парень ухватил Руку за шиворот и бросил прямо на напавшего демона. Что ж, не такой уж и плохой конец…       И всё бы и случилось именно так, если бы не резко вылетевший откуда-то шар пламени, от которого стало светло, будто вернулся день. Ей казалось, что она спит, оглушённая шумом вокруг и упавшая на мокрую землю. Присмотревшись, Рука смогла разглядеть мужчину в центре пламенной сферы. Он оттолкнул её в сторону, и одним махом отсёк голову твари. Быстро, не мешкаясь, уверенно и с контролируемой яростью. Красиво…       Хотя, должно ли было казаться красивым то, что голова демона, отделённая от тела, корчится в предсмертной конвульсии? И мечник в белом плаще, с язычками пламени на конце, отточенным движением стряхивает кровь с клинка. Алые брызги летят в траву, попадая и на жениха Руки, и незнакомый мужчина оборачивается. Какие интересные брови…       Её будущего мужа звали не Акихиро. Как оказалось, его звали Шинджуро. Но это не то, что Рука могла знать в тот момент. Он пришёл из ниоткуда и тоже взял её за шиворот, поднимая на ноги. Грубо, неприятно, но… В его лице вовсе не было видно желания причинить ей это. Напротив, огромная, медвежья лапа отпускает её, едва Рука приобретает способность самостоятельно стоять. — Цела? — громкий, грубый голос возвращает ей ещё и способность мыслить и говорить — Цела, спрашиваю?! — Д…да… — девушка кланяется — Благодарю Вас за спасение, Господин!       Но он не отвечает, только поворачивается к испуганным наблюдателям: отцы переглянулись, не зная, как себя повести, женишок всё также лежит в траве, закрыв тёмную голову руками, а её мать… Эта женщина вдруг всплескивает руками, театрально заверещав: — Ой, доченьку нашу спасли! — дурная из пухлой матери актриса, и театр тоже выходит дурной, но она всё равно подбегает к мечнику в странной форме и с копной золостисто-алых волос — А у нас тут свадьба чуть не сорвалась!       Более нелепого поведения было сложно выдумать, но именно так она разрядила ситуацию, поскольку мечник сложил оружие в ножны и ухмыльнулся: — Это вот это жених, который в траве лежит?! — услышав, что речь зашла о нём, парень испуганно вскинул голову — Да-да, я о тебе, бабий ты заступник! — Я попрошу вас! — отец Акихиро выступил на защиту сына, в надежде, что внушит нахальному мечнику уважение свей седой бородой. Но пока лишь вызвал презрение своим пивным пузом, — Кто вы такой?! — Меня зовут Шинджуро Ренгоку, если вам так интересно! И вы бы лучше не со мной сейчас препирались, а вытащили жениха из лужи! — он вдруг снова повернулся к Руке — Ну и отродье ты себе выбрала…       Эта девушка показалась ему красивой, как красивой кажется Луна — приятно смотреть, но нельзя потрогать, как ни крути. Он отплюнул в сторону это сравнение, когда она снова ему поклонилась: — Не мне судить.       Понятно, значит, девчонка выходит замуж не по своему желанию… Что ж, даже стало жалко её бесхарактерную натуру со смазливой мордашкой. А её мать не перекращала щебетать вокруг Шинджуро, заприметив дорогое обмундирование и военную выправку: — Ну что вы так… Ну, пройдёмте в дом, отдохнёте немного! А мы пока подождём другую повозку.       Она вела себя так, словно сейчас не произошло ничего необычного. Отцы уже вытащили Акихиро из лужи, и сейчас он, жалкий и несчастный, с ненавистью взирал на высокую фигуру мечника. А тот всё смотрел на Руку, смеясь своей слабости перед женской красотой, которой никогда не понимал. Такие женщины существуют не для него: — Это ваша дочь? — её мать одобрительно закивала, и Шинджуро рявкнул — А чего вы сейчас со мной возитесь, когда она на ногах еле стоит?!       Этот человек принёс сюда с собой хоть немного здравого рассудка… И кто знает, почему он согласился войти в их дом, зная, что не все ему там рады? Он просто вошёл следом за Рукой, которую так наигранно поддерживала за локоток мать.       Наверно, мать Руки решила, что перед ними аристократ, и с ним выгодно наладить дружбу. Глупая женщина, если бы знала она, как Шинджуро срывал банкеты, то не пустила бы его даже на порог. Но сейчас, забыв о женихе дочери, усадила мечника на самое лучшее место: — Рука, налей Господину, спасшему нас! — дочь дёрнулась, не до конца придя в себя — У нас тут скромненько, но… — Я что, по вашему, сам не налью?! — он дотянулся до бутылочки саке и плеснул в ближайшую чашечку. Но почему-то сам не выпил, а поднёс к чужой, несчастной невесте — На, а то так и будешь трястись! — Нет, Господин, благодарю… — Как хочешь, — он хлебнул, скривившись — Свадьба чуть не сорвалась, говорите? — Вы сейчас окончательно её срываете! — Акихиро осмелел, уже сменив испачканную юкату на другую — Какого чёрта вы ведёте себя так бестактно?! — Сказал тот, кто прикрывался бабой, — Шинджуро спокойно встал из-за стола, довольно громко обращаясь к Руке — Сделай мне одолжение, воткни ему ночью нож в сердце?       Эта шутка показалась смешной лишь ей одной, и девушка спрятала смешок в рукаве кимоно. Шутка несмешная, но после пережитого, Рука могла засмеяться даже если бы её просто ткнули пальцем. Только вот остальные этого явно не поняли, а жених заточил за это зуб. Шинджуро же вальяжно потянулся, выходя из-за стола: — Спасибо за приём, но мне уже пора! — он вдруг грубо и печально улыбнулся Руке, понимая, что жить с таким мужем ей осталось недолго — Желаю семейного счастья.       С его уходом под кожу девушки снова закрался липкий страх, который покрывал её тело тысячью мурашек, похожими на маленькие уколы. Жених смотрит злобно, и прихватив бумаги, со злобой вцепляется девушке в запястье, утягивая её из дома и сдерживаясь при её родителях: — Повозку пригнали, нам пора, невестушка!       Не хотелось… Чувство, которое в ней появилось от добрых слов этого человека, вдруг сломало холодную Руку. Но она всё равно не сопротивлялась, когда её спешно затолкали в новую повозку. Её всё равно уже ничего не спасёт… Это происшествие останется в её памяти светлым ошмётком жизни, когда она могла не чувствовать себя чьей-либо собственностью. И она просто теряла его, как птицы теряют перья.       Они быстро отьехали от дома. Удар последовал наотмашь, так что закрытая повозка пошатнулась. Рука даже не сразу поняла, что её ударили по лицу, но вот алый след теперь горел на щеке, а Акихиро озлобленно выпучил глаза. Изо рта парня несло выпивкой и рыбой, и он снова замахнулся: — Дрянь гулящая! — ему было плевать, что их может услышать вся главная улица, на которую они уже выехали — Что, понравилось, как он тебя лапал?! Понравилось сидеть рядом с ним, а?! Нравятся тебе мужики?!       Но Рука не думала о том, как же больно оттого, что он схватил её за чёрную косу. Все мысли сводились лишь к тому, как стыдно будет сидеть перед священником с опухшим лицом, не более. И сопротивления Рука не оказывала, лишь только сейчас заметив, что повозку Акихиро направил в сторону, противоположную храму: — Ааа, ты ещё думала, я женюсь на тебе после того, что ты вытворяла, шлюха! — было больно даже пошевелиться — Неет, лучше ты отработаешь мне все деньги, которые мой отец на тебя угробил!       В голове промелькнул тринадцатый пункт брачного договора. В глазах неожиданно потемнело, стоило повозке въехать на людную улицу, освещённую красным светом фонарей на столбах. Всё-таки, судьба у красивой, но бедной девушки тех лет незавидная. С новым ударом она потеряла сознание.