Хрустальные башни

— Раз уж осмотр «пациента» не дал нам никаких зацепок, давай попробуем сравнить его с контрольным образцом, — Виктор со вздохом оборачивается к стоящему рядом на лабораторном столе хекс-когтю, смиренно сложившему лепестки-манипуляторы, и вынимает из него заряженный самоцвет. Джинкс открывает было рот, чтобы предложить выковырять нужное из молота Талиса, раз уж тот так неосмотрительно оставил его в лаборатории, но вовремя понимает, что молот этот ни одному из них не поднять. Виктору по причине нездоровья, а её саму эта дурацкая конструкция запросто может и перевесить, невзирая на «мерцание» и прочие... неожиданные таланты, которые до поры до времени она демонстрировать не спешит даже официальным союзникам. А громить чужую лабораторию по глупости как-то невежливо, да и жалко. «Надо же, как быстро можно привязаться к месту... и человеку», — вторая половина собственной мысли Джинкс совершенно не нравится, поскольку в её голове Виктор тесно связан не только с «верхними», но и с Синджедом, общества которого она пообещала себе в ближайшее время избегать (и сейчас ради этого готова даже пренебречь прямым указанием Силко, полученным чуть меньше часа назад!), но... на поверку хромоногий учёный оказывается вполне самодостаточен и даже достоин доли уважения. В чем Джинкс признаваться себе не спешит, да и вообще... вредно о таком думать во время работы, вот что! «А к Синджеду можно и попозже зайти, утром, например, ведь ещё столько дел, столько дел! И они куда как интересней непонятных старых бумажек!» Убедив саму себя в верности выбранного пути и понадеявшись, что её колебания были не слишком заметны со стороны (Виктор удивительно наблюдателен, когда не надо), Джинкс молча придвигается поближе, всматриваясь в повреждённый шарик и гадая, что из всего с ним приключившегося привело к такому результату. Могла ли попортить камень Севика, когда пропорола перчатку Вай своим термолезвием? А работа на пределе возможностей, — ведь магический взрыв — это не прилетающая в голову табуретка или даже пуля, это воздействие куда более мощное, — ситуацию усугубила, и камень попросту выгорел, растеряв энергию? Увы, в дневнике Талиса ничего не говорилось о подобном, хотя сам горе-советник и носил браслет с тусклым, таким же пустым, как лежащий на столе перед ней, осколком кристалла. Но тот был природным... Бездна, почему никто не додумался за столько тысяч лет написать нормальный учебник? Берём руну, берём камень, телепортируемся за два моря или топим остров средних размеров. Но нет, надо навертеть тайны! «Дурацкая штука эта магия», — мрачно думает Джинкс, рассматривая оба шарика. И замирает, сообразив, что в происходящем сейчас на лабораторном столе что-то очень сильно не так. — Ви-и-к... — тянет она, глядя на то, как в якобы безжизненном шарике начинает медленно разгораться почти невидимая обычным зрением тусклая злая искорка. А сам он начинает едва заметно подрагивать, пытаясь... притянуть к себе «здорового» соседа. — Держи его! — взвизгивает Джинкс, догадываясь, что сейчас случится. Бледно-голубая молния выгибается над столом дугой, с треском выжигая воздух... и опадает, обрубленная с двух сторон сразу. С одной — затянутой в перчатку рукой, сжавшей нормальный самоцвет, с другой — перевёрнутой чайной чашкой. — Ик! — дёргается Джинкс, ощутив, как под её ладонью вздрагивает пустая посудина, а по разлитой по столу жидкости проскакивает жгучая искра. — Не то слово, — сипло отзывается Виктор, стряхивая со сжатого кулака остатки обгоревшей перчатки. Обнажившаяся фиолетовая механоплоть тоже немного светится, но не столь... пугающе. Да и живая часть руки выглядит как обычно — ни волдырей тебе, ни пятен. Легко отделались. — А может, мы его... выкинем? С моста, например? — теперь Джинкс прижимает чашку крепче, подозревая, что слабеющие по мере удаления от стола заряженного самоцвета колебания — это не всё, на что способен повреждённый камень. Но проверять совершенно не спешит. Напроверялась уже. «Вот только голосов мне сейчас не хватало! Майло, заткнись, чтоб тебя!» Виктор в ответ лишь закатывает глаза, ничуть не впечатлённый её жалостливой гримасой. — Разве что с баркаса на рейде, и то, гм, не факт. Хотя... свободный пустырь где-нибудь на побережье нам всё равно понадобится, так что ты узнай, нет ли чего подходящего на примете, — с этими словами он отворачивается к соседнему столу, на котором стоят половинки тяжёлой свинцовой сферы, в которую они раньше прятали хекс-ядро, чтобы оно не мешало экспериментам. И не пыталось в них участвовать. — Ты собираешься ставить там опыты? — Джинкс отдёргивает пальцы от подпрыгнувшей чашки и с подозрением прислушивается к треску, раздавшемуся из-под накрывшей экспериментальный образец полусферы. Кажется, самоцвету не понравился его новый дом. — Не лично, — хмыкает Виктор, кладя фиолетовую ладонь поверх получившейся конструкции, — может, я и безумный учёный, но... не настолько. И на своих собственных ошибках я учусь. Тяжёлый взгляд золотисто-жёлтых глаз говорит Джинкс обратное, но спорить она не спешит. Что бы Виктор ни думал, от своего первого учителя он взял многое, и одержимость в этом списке — меньшее из зол. — Ладно, — растягивает она губы в улыбке, поднимая ладони в универсальном жесте поражения, — а кто будет подопытным? — И лаборантами заодно, — заметно расслабляется Виктор, вновь становясь самим собой — безобидным с виду калекой, — модифицированные «химтанки». Доработаем глубоководную версию и займёмся самоцветом. В любом случае устойчивость конструкции к взрывам лучше проверять там, где за опытным экземпляром хотя бы нырять не надо. Погода, знаешь ли, купаниям не способствует. Джинкс кивает, как заведённая. Погода как раз способствует, она сама проверяла неделю назад (не думать, чем это закончилось, не думать!), но вот состав воды и правда оставляет желать лучшего. — Так я пойду? — подчёркнуто беззаботно интересуется она, но Виктор не обращает на этот спектакль внимания — он уже нашарил в бумажных завалах пустой цилиндр пневмопочты и сейчас спешно строчит записку. Джинкс, ни секунды не сомневающаяся в личности адресата, мысленно кривится и показывает отсутствующему Джейсу Талису язык. Как оказывается вскоре — показывает в действительности, а не в воображении. Но этот факт доходит до неё не сразу. Как и то, что касающиеся её левого плеча пальцы иллюзорны. Виктор с запечатанной капсулой стоит справа и смотрит на неё... с сомнением. Не трактовать же это выражение лица как вежливый научный интерес, правда же? «Так и до паранойи недалеко. Кстати, а куда делись целых десять минут?» Но вот об этом она точно подумает позже. И без свидетелей. Джинкс снова улыбается, на этот раз виновато — мол, извини, задумалась о своём, — берет капсулу и спрыгивает со столешницы, небрежно подхватывая глухо звякнувший пулемёт. — Приглашение на свидание? — тянет она с ухмылкой, помахивая посланием в воздухе. — Или обещание прийти в гости? Золотой мальчик будет рад. Взгляд Виктора соскальзывает в сторону, словно в смущении, но Джинкс уже выяснила, что смутить её вынужденного коллегу, как и любого заунита, весьма проблематично. Значит, это не более чем игра. — Ну, можно попробовать перевязать молот ленточкой, — с непроницаемым видом произносит Виктор, выдержав действительно драматическую паузу. — Должно неплохо сойти вместо букета? Джинкс, живо представившая себе эту картину, сгибается пополам от хохота, едва не выронив капсулу. И, всё ещё неудержимо хихикая, вытирает ладонью выступившие слезы. Не замечая, насколько внимательно за ней в этот момент наблюдают. — Пока-пока, весельчак, — Джинкс машет ладошкой совершенно по-детски, но вот за дверь вылетает со скоростью, для обычного человека запредельной. И почти с места стартует вверх, на крыши, отталкиваясь прямо от шлема замешкавшегося «химтанка». Несколько минут спустя, в двух кварталах от лаборатории, она останавливается и переводит дух, вслушиваясь в шумы и шорохи вечернего города. Но увы, их таинственный преследователь не счёл нужным явиться во второй раз — в тенях привычная пустота и тишина, только хрипло каркают одинокие вороны, устраиваясь на ночлег. Поднимающийся из Стоков воздух, перемолотый лопастями лениво вращающихся промышленных вентиляторов, кажется липким и тёплым, густым, как стоячая вода. И лишь отдающий рыбой ветерок с залива треплет чёлку, то и дело бросая длинные пряди на влажную кожу. Создавая иллюзию прикосновений. Джинкс сердито запихивает синие пряди за ухо, клятвенно обещая себе в следующий раз взять заколку побольше, и выпрямляется в полный рост, прикидывая, покроет ли она расстояние до соседнего яруса в один прыжок или стоит перестраховаться. В своих силах она уверена, а вот в прочности дырявой черепицы под ногами — не совсем. Но тут неподалёку что-то ярко вспыхивает. «Странно знакомый цвет, голубенький такой», — отмечает Джинкс, автоматически распластываясь по крыше и уходя за выступ провалившегося мансардного окна перекатом. «Магия? Да ну, не может быть!» — ящерицей скользнув к самому краю и презрев вопящий во всё горло инстинкт самосохранения, Джинкс осторожно высовывается и, озадаченная увиденным, привстаёт на колени, нашаривая за спиной подзорную трубу. Голубая вспышка повторяется, только в этот раз она намного слабее. И, что странно, за ней не следует ни грохота, ни треска. Вообще никаких звуков. Заинтригованная противоестественной тишиной, Джинкс наводит трубу на крошечное оконце полуподвала и замирает неподвижно. Спустя несколько томительных минут её терпение вознаграждается. Но столь неожиданным образом, что, в подробностях разглядев мечущиеся на пороге неприметной хибары силуэты — большой и совсем маленький, — она глубоко задумывается. И, прикусив костяшку указательного пальца, усаживается на крыше, свесив ноги над пустующей улицей. На такой вариант развития событий она точно не рассчитывала. Никто не рассчитывал. И это скверно. Забытая капсула с письмом остаётся лежать рядом. * * * Джейс останавливается только у самой набережной. Отсюда уже видны опоры главного моста, соединяющего Пилтовер и Заун, а местные обитатели перестают выглядеть так, словно родились на свалке и там же подбирали себе недостающие части тела. «Мерзость, мерзость, мерзость!» Случайный порыв холодного ветра с залива действует на него как отрезвляющая, обидная оплеуха. Позволяет очнуться, стряхнув с себя чувство ярости и липкий, удушливый страх. Гонимый собственным безрассудством, Джейс за последние два с лишним часа, по сути, пересёк половину нижнего города. Пешком и без оружия. И большую часть пути его преследовало нехорошее ощущение, что он не более чем дичь, гонимая ловкой рукой прямо в поджидающую сеть. «Святая Жанна, какой же я кретин!» Джейс шумно выдыхает, налегая ладонями на изъеденную временем сталь перил, и старательно втягивает новую порцию воздуха, позволяя запахам обжечь носоглотку. Что бы ни говорили про эту часть Зауна, какой бы чистой её ни называли, здесь воняет точно той же химозной дрянью, что и в порту. Но хоть дышать можно, в отличие от тех уровней, на которых прячутся фабрики «мерцания», демоны его забери! Талис с чувством ударяет по перилам кулаком. Замирает, прислушиваясь к ощущениям, а потом ударяет ещё и ещё. Но боль не отрезвляет, наоборот, злит лишь сильнее. Он ведь убедил Совет проголосовать за мир. Буквально за секунду до этого проклятого взрыва, устроенного безумной девчонкой, сначала почти угробившей своего покровителя, а потом столь трогательно взявшейся его защищать. «И город, Джейс, она защищала город. Свою любимую, родную помойку», — Талис не может с точностью сказать, с чьими интонациями говорит его некстати проснувшийся внутренний голос. Возможно, в нём есть привычная осиплость Виктора, измученного бесконечными приступами кашля, или едва заметная чувственная хрипотца Мэл, способная свести с ума любого. Или даже... властная нетерпимость её матери, Амбессы. Как бы то ни было, голос прав. И обитатели Зауна — от набережной и Променада до самых зловонных уголков Сточных ям — готовы (против всякой логики и здравого смысла!) цепляться за свой привычный уродливый мирок, отторгая все приходящие извне изменения. И сам Джейс, со всем своим влиянием, благородством, упорством и научным гением, бессилен это исправить. Зато нижний город легко прислушивается к таким, как Силко. Безжалостным, лживым, изворотливым предателям... Не зря он тогда сказал Виктору, что в нижнем городе одни преступники. А Виктор обиделся... и предпочёл, сейчас предпочёл, имея на руках все карты, остаться и работать внизу. На нового... покровителя. Джейс бессильно жмурится, стараясь не замечать собственных повлажневших ресниц, и упрямо смотрит в тёмную воду, покрытую маслянистой плёнкой неизвестного происхождения. Радужное пятно проплывает мимо, унося с собой отражения редких химтековых фонарей, и Джейс вновь остаётся наедине со своими невесёлыми мыслями. В действительности, спасая в тот безумный день Виктора, он, как оказалось, спасал самого себя. Восстанавливал треснувшую маску уже не «Лица прогресса», а его защитника. Пусть для этого ему и пришлось поступиться своими принципами, отдав право наведения порядка в Пилтовере так кстати случившейся рядом Амбессе. Ведь Мэл, его чудесная, талантливая и бесконечно терпеливая Мэл... Джейс вновь смыкает веки, проваливаясь в свой личный кошмар, наполненный грохотом, светом и звоном битого стекла. Окрашенной пронзительно-алым блестящей крошки, в которой тонут такие беззащитные, тонкие пальцы. Тогда он ещё не знал, что повреждения необратимы. Восторженный идиот, верящий в силу науки, он надеялся, что всё излечимо, верил профессионально улыбающимся врачам, занимался... а, только Бездна знает, чем именно. Чем-то. Потом... потом появились первые новости, принесённые хмурой Амбессой, взвинченной не меньше Джейса. И встретить их пришлось у той самой последней картины Мэл, почти законченной, но непоправимо испорченной. Сначала он грешил на Джинкс, безумную подрывательницу и любительницу кислотно-ярких каракулей, но потом осознал истину — буйство алого, торжество имперской силы и воли перечеркнула пилтоверским золотом сама её создательница. Решительно выбрав сторону... и так и не отступившись от своего выбора. Невзирая ни на что. Кольцо Мэл, снятое ею во время того самого заседания Совета, он нашёл лишь два дня спустя. Точнее, его принёс кто-то из прислуги, убиравшей разгромленный зал, Джейс даже не обратил внимания, мужчина это был или женщина. Все лица тех дней слиплись в один невыразительный комок. Тогда ему хотелось только кричать, уткнувшись лицом в колени и умирая от острой жалости к собственным разбитым мечтам, но на людях приходилось держать маску. Хвататься за любую работу, за любой заказ. Всё что угодно, лишь бы не думать о том, кто на самом деле виноват в случившемся. «Но ведь не вмешайся экипаж корабля Медарды в конфликт, сейчас разгребать пришлось бы в два раза меньше проблем», — вот этот голос он узнаёт точно. Кассандра Кирамман, его наставница и покровительница. Пусть выбор слов и был для неё... нехарактерен и больше подходил Кейтлин. Можно было бы пафосно, в духе дешёвых бульварных романов, уверить невидимого собеседника, что леди Кирамман была так хороша, что смогла заменить ему мать, но Кассандра никогда даже не пыталась этого делать, предпочитая роль скорее строгой учительницы, нежели утешительницы скорбей. Но... в гостеприимном доме Кирамманов его всегда (почти всегда, ведь Кейт не стала отворачиваться даже тогда, после его фатальной неудачи!) ждали и готовы были выслушать. Какую бы чушь он, вдохновлённый своими идеями и чужими провалами, ни нёс. Ну и платили за неё исправно. «Я схожу с ума и разговариваю сам с собой», — Джейс бездумно смотрит на воды канала, позволяя воздуху в лёгких пропитаться местной вонью насквозь. Превратиться в горький, разъедающий яд. Безумно глупо наказывать себя за недальновидность и наивность подобным образом. Но... он ведь действительно всех их подвёл. Всех, кто так слепо в него верил. И только пытался... довериться. «И Виктора, в первую очередь Виктора...» — назвать старого друга предателем не поворачивается язык, даже сама мысль об этом до сих пор невыносима. Но Джейс осознаёт, как не рады будут Виктору в Академии, если наружу выплывет вся правда о его экспериментах, несчастном случае со Скай Янг, ассистенткой, так не вовремя решившей проявить неуместную в тот момент заботу и вмешавшейся в ход эксперимента. Разумеется, Виктор описывал всё иначе, но Джейс знал — тот будет винить только себя, всегда, кто бы виноват ни был. Поэтому рассказ трактовал более приземлённо, в глубине души признавая, что Янг, вполне возможно, спасла Виктору в тот день если не жизнь, то немалую часть тела. Но ведь его Виктор, его партнёр, ценнее какой-то безродной девицы, растрачивающей свой невеликий талант на варку кофе и раскладывание отчётов по местам, верно? «А тот несчастный мальчик с фабрики, попавший под удар молота, — кто оказался ценнее его? Твоё уязвлённое самолюбие?» — Джейс чувствует, что безнадёжно запутался, потерялся на пути от одного берега к другому и больше не может отворачиваться от очевидного, но и принять его тоже... не в силах. Перед глазами снова встаёт тонкий силуэт Кассандры, кажущийся в свете прожекторов абсолютно черным, и бестолково суетящиеся миротворцы, выгружающие из машины носилки с, как он тогда решил, мёртвым телом Тобиаса Кираммана. Лучше бы от тогда изобразил вежливое сочувствие, попытался командовать врачами, что угодно, но не сделал тот шаг ближе. Шаг, позволивший ему в подробностях рассмотреть, что могут сотворить зауниты с беззащитным человеком за неделю. Тогда ему казалось, что возненавидеть нижний город сильнее невозможно. О, мироздание легко разуверило его в этом отношении, когда выяснилось, что раздавленная горем Кейт пошла на сделку с Силко. И тот, неслыханное дело, обещание сдержал и даже поучаствовал в разборке с конкурентами лично. «Укрепив тем самым свою пошатнувшуюся власть. Мёртвых королей не любят, но склоняются перед жестокими», — Джейсу кажется, что он понимает чужие мотивы, но это только усугубляет чувство беспомощности, ощущение, что он загнан в ловушку и с каждым следующим шагом проигрывает всё больше. От лица Совета (как самонадеянно!) он требовал у изворотливого химбарона столь многого, сколько не требовал до него никто. И был в шаге от того, чтобы получить желаемое, дав взамен Зауну их игрушечную независимость. Формальность, по сути, ведь города были связаны не только мостами, но и неразрывными циклами производства, торговлей, правом собственности, наконец! Как глупо. Впрочем, он был тогда готов принять чужой идеализм в угоду своему собственному, оплатив надежду избежать конфликта звонкой монетой репутации. Ведь декларируемая официально независимость подразумевала не только появление в Совете представителей Зауна, но и его личную ответственность за людей, занявших эти кресла. Как выяснилось вскоре, чужие мечты, ради которых умерло столько невинных, стоили немногим больше клочка бумаги с парой подписей, — Силко удивительно быстро сменил вектор и нашёл весьма неожиданного союзника в лице Амбессы. Джейс не винил старшую Медарду за стремление воспользоваться всеми возможными ресурсами. Далёкая война в Ноксусе мало волновала Талиса — их солдаты и без «мерцания» производили гнетущее впечатление совершенных машин для уничтожения всего живого. А более быстрый цикл восстановления лишь сэкономил бы время на обучение новых рекрутов. Нет, куда сильнее Джейса беспокоили самоцветы, которые Амбесса наверняка планировала использовать в качестве оружия. С другой стороны, Мэл наверняка выяснила бы детали, а раз так... Пилтовер в таком раскладе получал равноценное оружие, что возвращало города к равновесию. Заун же лишался преимущества в военном смысле, но приобретал... приобретал что? Или выгода в этом случае целиком и полностью принадлежала Силко? Джейс вздрагивает, осознав, что находится на набережной не в одиночестве. Но потревожившее его существо (Талис каким-то шестым чувством определяет принадлежность ночного гостя к женскому полу) не атакует, лишь спокойно ждёт, пока он разберётся со своими мыслями. — Кто вы? — Джейс на всякий случай стискивает кулак, остро осознавая свою беззащитность. — Мы не представлены лично, советник Талис, — раздаётся в ответ мелодичный, но странно безжизненный голос, а потом незнакомка сбрасывает капюшон и оказывается миловидной дамой неопределённого возраста. Седина аккуратно уложенных волос и пронзительность взгляда сбивают Джейса с толку, но он готов поклясться, что стоящая перед ним женщина — из верхнего города. Или даже принадлежит к сливкам пилтоверской аристократии. Манеры уж больно... узнаваемые. — И настало время исправить эту досадную оплошность? — светский тон прорезается сам собой, не зря Мэл так долго его дрессировала на всех этих скучных приёмах — некоторые правила игры он всё же усвоил. — Совершенно верно, — незнакомка подходит ближе, издавая странное металлическое цоканье, но его источник надёжно скрывается под длинным плащом, — Камилла Феррос, главный агент дома Феррос. Простите мою назойливость, советник Талис, но я позволила себе проводить вас во время вашего ночного путешествия. Улицы нижнего города слишком опасны, чтобы гулять по ним в одиночестве и смятённых чувствах. Джейс стискивает челюсти, уязвлённый чужой проницательностью. И тем, как глупо он попался, невольно воспользовавшись защитой дома Феррос. «Но ведь следила она не за тобой, по пути в лабораторию никакого сопровождения не было!» — озарённый внезапной догадкой Джейс отчаянно надеется, что мысль эта не отпечаталась на его лице. Но надежда оказывается тщетной. — Вы правы, советник, дело у меня было к Силко, так называемому промышленнику, а по факту — химбарону, до недавнего времени державшему местную, скажем так, придонную элиту на коротком поводке. Поводок этот, к несчастью, оборвался, — Камилла изображает своим холёным лицом огорчение, — а попытка дома Феррос выступить посредником в восстановлении статус-кво была превратно понята. В итоге мы вынуждены требовать у Силко возмещения убытков. Джейс, засмотревшийся в бездонные глаза агента, сияющие пронзительной голубизной, ошарашенно моргает и подозрительно сощуривается. Кейт говорила, что взрыв в центральной башне дворца Морнау был однозначно магическим, а Вайолет и вовсе клялась в этом, не выбирая выражений. Опрошенные миротворцами свидетели — нашлось их немного, да и доверия они не внушали, но выбирать не приходилось — тоже настаивали на характерном свечении над разрушенным куполом. А сейчас перед Джейсом стояла женщина, глаза которой сияли светом хекс-кристаллов ничуть не хуже, чем глаза Силко — «мерцанием». А значит, веры не было им обоим. — Боюсь, я ещё не успел ознакомиться со всеми деталями дела, — нейтрально отвечает Джейс, прикидывая, как отвязаться от назойливой дамы. — Как только я выясню подробности, буду рад помочь, чем смогу, но, боюсь, межклановые претензии не совсем в моей компетенции. «Ну вот, выставил себя болваном, но хоть новых смертей на душу брать не придётся», — Джейс светски улыбается Камилле, понимая, что любое другое обещание втянет его в серьёзные неприятности. А смерть Силко, голову которого дом Феррос может захотеть в обмен на причинённый действиями химбарона ущерб, наверняка расстроит Амбессу. В свою очередь, проверять, кто в этой банке с пауками окажется лучшим охотником — ноксианский генерал или странная механизированная дама (Джейс, наконец, смог интерпретировать издаваемые ею звуки как побочный эффект работы протезов), категорически не хотелось. А втягивать Мэл в конфликт и вовсе было безумием. — О, у вас есть прекрасный шанс это исправить! — лицо Камиллы сияет воодушевлением, словно электрический фонарь. — Допрос свидетелей по делу «Хрустальных башен» должен начаться в пределах получаса. «И я на него не приглашён», — кисло думает Джейс, понимая, что в ловушку он всё-таки попался. — Надеюсь, вы не боитесь высоты, советник Талис? — Камилла распахивает свой плащ, открывая взгляду Джейса протезированные конечности, больше похожие на гигантские лезвия, и делает широкий, но изящный шаг в сторону, указывая рукой на ожидающую их машину. — Поспешим, шоу обещает быть интересным. * * * — Старший детектив Шейн, — Силко останавливается посреди помещения, осматривая обстановку краем глаза и отмечая, как ловко и с умыслом расставлена мебель. И почти неотличимые от неё в своей неподвижности гвардейцы Амбессы, неприятно напомнившие ему автоматонов Морнау. В целом всё обустроено именно так, чтобы заставить его чувствовать себя неуютно: массивный секретарский стол передвинут от стены почти в центр комнаты, изящные картотечные шкафы загнаны в угол, словно проштрафившиеся поро, диванчик для посетителей прикрыт наполовину разложенной ширмой. И только вызывающе низкий табурет стоит точно под люстрой, почти не отбрасывая тени. Силко медленно поднимает бровь в гримасе показного удивления и сильнее налегает на трость, но детектив Шейн остаётся невозмутима, словно статуя. И столь же молчалива. «Девочка, если ты думаешь, что я буду тебе отвечать стоя, как школяр, то тебя ждёт большое разочарование. И сюрприз. Пренеприятный». Севика, с честью вытерпевшая всю эту пантомиму молча, отлипает от стены, поймав выразительный взгляд босса. И тащит диванчик на место табурета, скребя резными ножками по полированному камню пола, хотя без проблем может поднять свою ношу одной рукой. Раз уж правила так старательно навязывают, соблюсти их не грех, а сплошное удовольствие. Краем уха Силко улавливает сдержанный смешок истинной хозяйки приёмной, сидящей в тени опущенных занавесей у весьма недвусмысленно приоткрытой двери в кабинет Мэл. И отдаёт должное оскорбительно изящной иронии Медарды. Детективу Шейн позволили обустроить декорации на свой вкус, дав возможность проявить себя... в полной мере. И теперь только от её профессиональных качеств зависит, сможет ли она выкрутиться из сложившейся ситуации без потерь. — Госпожа Элора, — Силко кивает в сторону секретаря куда любезнее и усаживается на придвинутый диван, укладывая трость рядом. Севика замирает за его спиной, сложив руки на груди. Секунды текут одна за другой, превращаясь в томительное ожидание, пока Силко вслушивается во все доступные ему шумы, вычисляя истинное число гостей и участников действа. Расклад выходит весьма неожиданный, но тем интереснее будет партия. И, подгадав момент, когда Шейн, сочтя паузу достаточно длинной, тянется за лежащими перед ней бумагами, произносит с толикой сочувствия и тщательно выверенной интонацией: — Полагаю, офицер Шейн, причины побудившие вас послать мне срочный вызов на допрос, и причины, заставившие меня на него ответить так скоро... отличаются. В корне, надо заметить. Детектив по-прежнему молчит в ответ, но лицом выражает вежливую заинтересованность. — Как известно нам обоим, прискорбное происшествие с четой Кирамман повлекло за собой много других событий, ещё более весомых и создающих угрозу выполнению как моего контракта на поставку в Ноксус медицинских товаров, так и контракта советника Талиса на поставку товаров энергетических, — речь Силко течёт ровно, как воды канала, но под её поверхностью легко различимы тени хищных тварей: угроз, пока не высказанных, но вполне весомых. — Поэтому с вашей стороны было весьма любезно незамедлительно отправить ко мне поверенного Морнау, разговор с которым добавил несколько недостающих деталей к сложившейся картине. — И вы, безусловно, ими поделитесь? — Шейн берет карандаш, демонстративно утыкая остро очинённый кончик в лежащий перед ней листок. — Только если у вас есть соответствующий допуск, — Силко изгибает уголок губ в недоброй улыбке. — Мы с вами прекрасно знаем, чей кабинет находится за этой дверью. Да и ваши, детектив, амбиции ни для кого не секрет — вы хотите занять место шерифа. Настолько, что готовы были прямо выступить против покойного Маркуса и его заместителя, так кстати погибшего на мосту вместе со своим шефом. Также мне известно, что в инциденте на День Прогресса вы потеряли двоюродную сестру и горите желанием праведной мести. Не обольщайтесь, я вам искренне сочувствую, но покупать вас не собираюсь, поскольку это было бы прискорбно бессмысленной тратой денег. Лицо Шейн превращается в ледяную маску, но Силко это не останавливает. — Поэтому давайте не будем тратить время зря и сразу перейдём к взаимовыгодным действиям: я посвящу вас в необходимые подробности расследуемого дела, а вы предоставите мне возможность спокойно поговорить... — Такая выдающаяся осведомлённость, такое самомнение, — Шейн встаёт со своего места и обходит стол, останавливаясь в шаге от наблюдающего за ней Силко, — а об этом вы знали, м-м-м? Нет, она не бросает ему на колени конверт, который держит в руках, вместо этого детектив высыпает на диван его содержимое — десятки моментальных снимков. И замирает в ожидании реакции, словно хищник в засаде. Силко берёт один снимок, другой, рассматривая их в попытке опознать запечатлённые на плёнке... детали. Тасует в пальцах, словно колоду карт, пока в общей куче не находит тот, где в кадре присутствует не только тело, но и его голова (Севика за плечом босса кривится в отвращении). После чего поднимает взгляд на нависающую над ним Шейн. — Нет, не знал, — спокойно произносит Силко, — но ответ на вопрос, почему в завещании Морнау не была упомянута его супруга, я только что получил. Ответ... исчерпывающий. — О, так с завещанием вы ознакомлены? — Шейн делает шаг назад, опираясь бедром на стол, и складывает руки на груди, зеркаля позу Севики. — В общих чертах, — мрачнеет Силко, — и, раз уж вы так настаиваете, посвящу в эту тайну и вас, офицер. Морнау изменил завещание ровно за сутки до назначенной в «Хрустальных башнях» встречи химбаронов. Оставив все свои предприятия, финансовые активы и обязательства... дальше я вынужден привести прямую цитату, поскольку Морнау писал о себе и сформулировал свои посмертные пожелания весьма недвусмысленно: «Тому, кто меня убьёт». — И вы готовы признаться в убийстве? — в глазах детектива Шейн вспыхивают азартные огоньки. Но тут же гаснут, ведь допрашиваемый химбарон никак не реагирует на явную провокацию. Даже бровью не ведёт. — С моей точки зрения, это был несчастный случай, повлёкший за собой человечески жертвы, не более. Но главное в завещании не это, — Силко замолкает на секунду, позволив всем присутствующим ощутить замешательство, вызванное подобным заявлением, — а то, что в случае отказа от вступления в наследство все физические объекты, находившиеся в собственности Морнау, подлежат уничтожению. Дома, фабрики, застроенные участки. Части совместных предприятий и прочее. А, в силу оговорённых отдельно условий, вступление в наследство или отказ от него должны произойти вечером завтрашнего дня в помещении виллы «Лёгкий бриз». В зависимости от исхода дела поверенный Морнау должен будет подать соответствующий световой сигнал. Кому — я думаю, и так понятно. Вопрос лишь в том, как ярко всё это будет гореть, если мы выберем неправильный факел. — Боги, — потерянно выдыхает детектив Шейн, борясь с желанием закрыть лицо руками. — Мы не справимся до завтра, нам не хватит людей... Опасения небеспочвенные, ведь организовать охрану всех объектов полной или частичной собственности Морнау силами миротворцев даже в рамках Пилтовера — задача почти невыполнимая, не говоря уже о Зауне, глобального пожара в котором допускать нельзя ни в коем случае: последствия будут катастрофическими для обоих берегов канала. Не говоря уже о сопутствующем финансовом ущербе. Стоит вспомнить красильни, вспыхнувшие как спичка после артиллерийского залпа с ноксианского крейсера и кое-где тлеющие до сих пор. Цветная пыль из разрушенных цехов осела не только на нижнем берегу, нет, следы её зафиксировали даже в стенах Академии. А что будет, если красильни целенаправленно поджечь повторно, не забыв при этом уцелевшие склады готовой продукции? Да ещё применив в диверсии новые химические заряды, вроде тех, которыми атаковали дирижабли с «медицинскими товарами» и портовые склады? — Элора, детальную выписку из «Финансового вестника» мне на стол в течение получаса, — Мэл, бело-золотой фурией возникшая в дверях своего кабинета, смотрит на Силко без тени сомнения. — Полагаю, копию списка имущества Морнау в Зауне вы захватили с собой? — Разумеется, — соглашается тот, вытаскивая сложенный лист из внутреннего кармана пальто и жестом вынуждая детектива Шейн взять из его рук бумаги. После чего с трудом поднимается на ноги и коротко кивает Мэл. — Не сомневаюсь, что сотрудничество в разрешении данной проблемы сейчас имеет наивысший приоритет, но надеюсь при этом, что вина, которую мне придётся взять на себя... — Вам зачтётся, — едва заметно улыбается Мэл в ответ, — всегда есть... нюансы формулировок. И подходящие варианты трактования услышанного и сказанного. — Приятно встретить понимающего человека, госпожа Медарда, — мягко произносит Силко, опуская ресницы. И лишь пурпурное кольцо в центре его больного глаза вспыхивает голодно и хищно. * * * Вай неторопливо цедит свою кружку пива «за счёт заведения», разглядывая отражение зала за спиной в стоящей перед ней на стойке пузатой бутыли. И увидеть можно, если кто-то захочет пообщаться, и общение... прекратить. Не насмерть, а так... до лёгкого головокружения. Поверенный торчит у Силко уже четверть часа, пиво рано или поздно закончится, но пока её не хватились, можно и рассмотреть, как изменились знакомые лица за столько лет. На месте оставшейся в кабинете Севики восседает мрачная Рэн, ловко тасующая карты протезированными пальцами. Надо же, Вай помнит её целой и невредимой. Обычной девчонкой из банды Декарда, промышлявшей в основном не кражами, а отъёмом честно уворованного у более удачливых товарищей. Правда, выглядела Рэн тогда повеселее и из оружия предпочитала собственные кулаки, а не пару коротких сабель. Дёрганый субъект, уже минут пять мучающий музыкальный автомат, кажется, Деймон. Ну, этот как был придурком, так и остался. Странно, что жив до сих пор, с его-то любовью ко всякой дряни. Невзирая на кажущуюся безобидность, он неплохо управлялся с ножом, и Вай не стала бы рисковать без нужды, деля с ним один переулок, особенно на пьяную голову. Остальных она если и помнит, то крайне смутно — без имён и деталей, прихвостни Декарда, доставшиеся Силко по наследству, не более. Другое дело Мек, до сих пор сидящий в «Тихом омуте», — такую гору расписных мышц не забудешь, даже если захочешь. «Совершенно бесполезных мышц», — отмечает про себя Вай, перебирая в памяти детали их немногочисленных стычек. Белобрысых вышибал, похожих, как родные братья, она не знает. Этих Силко нашёл явно не в Линиях, а ближе к Променаду — уж больно ребята крупные и здоровые на вид. И благоразумные: когда Вай пришла за Севикой — в драку они не полезли, правильно оценив угрозу и возможные последствия. Севика же, гм... с Севикой ещё предстоит поговорить, и хорошо бы обойтись при этом без порчи мебели. Вай вздыхает особенно надрывно и отхлёбывает из кружки. И едва не давится пивом, когда совсем рядом раздаётся короткий рык телохранительницы Силко, отдающей вышибалам какую-то команду. Вай вскидывается, пытаясь понять, что случилось, но двери бара уже закрываются за спиной химбарона, а семенящего за ним поверенного вышибала аккуратно переставляет через порог, придержав соседнюю створку. — Что за? — озадаченно произносит Вай, видя, как проплывают за витражом дверного полотна пурпурные пятна шлемов «химтанков». Она успевает насчитать четверых, пока те занимают свои позиции, и предположить дюжину вариантов случившегося, один другого гаже. — Похоже, твой хмырь принёс действительно паршивые новости, — вполголоса замечает бармен, протирая очередной, и так безупречно чистый стакан. Во времена Вандера стандарты гигиены точно были помягче, а посуда попроще, да и за стойкой не по делу не трепались. Впрочем, Вандеру никогда не была свойственна излишняя разговорчивость, да и в других он её не поощрял. — И что это значит? — Вай взбалтывает остатки пива в кружке, прикидывая, насколько нагло будет попросить вторую порцию прямо сейчас. — Сидим под замком, пока босс не вернётся, — пожимает плечами бармен. — Кстати, меня Тирам зовут, но все называют Чаком. Вай удивлённо поднимает бровь, намекая на продолжение истории. Раз уж человеку неуютно работать молча, можно и помочь ему с разговором. От пары-тройки «угу» и «да не может быть» с неё не убудет, а парень может и выболтать что полезное. — Джинкс прозвала, — поясняет Чак-Тирам и тут же спохватывается, словно вспомнив что-то важное. — А тебе теперь тоже именной стакан положен? — Э-э-э, что? — нет, определённо в госпитале ей вкололи что-то разжижающее мозги. Двойную дозу. А пиво эффект только усилило. Тирам ныряет рукой под стойку и (не успевает Вай напрячься, приготовившись к атаке) ставит перед ней металлический стаканчик с воткнутой в него трубочкой. Солнышки и рожицы весело скалятся с погнутого бока посудины, а Вай чувствует, что у неё темнеет в глазах. Этот стаканчик принадлежит не Джинкс, а Паудер. Не настоящему, а прошлому. Времени, когда всё было хорошо. А постоянные посетители бара могли рассчитывать на именную посуду. Лет в семь, когда Паудер пошла в рост и стала дотягиваться до стойки с табурета без риска опрокинуться, Вандер выделил ей персональный стакан для сока. Небьющийся, чтоб наверняка. И позволил украсить на свой вкус, чтобы уж точно никто не перепутал... — Спасибо, я и стопкой с чем покрепче обойдусь, — Вай слышит свой голос словно из-под воды и передёргивает плечами, стряхивая наваждение. Паудер больше нет, есть только Джинкс, пусть и сохранившая лицо её неуклюжей младшей сестрёнки, но её суть... суть изменилась безвозвратно. — ...А здорово ты тогда Севику, её мало кто побить мог, всё больше договариваться предпочитали, деньги предлагали и прочее... — бармен продолжает трещать, видя перед собой благодарного слушателя, и Вай механически кивает, не пытаясь вставить в этот монолог ни слова. — Хотя рука у тебя и раньше была тяжёлая, — Тирам рассматривает очередной стакан на просвет, выискивая не замеченные ранее пятнышки, — мне после консервной фабрики два зуба вставлять пришлось и скобу в челюсть, как вспомню, так вздрогну! — А ты там был? — искренне удивляется Вай, всматриваясь в собеседника. Может, и был, только она не помнит толком. — А как же, — хмыкает тот, — правда, после того случая понял, что драки — это не моё. Лучше уж я стаканы мыть буду да коктейли смешивать. Хотя с последними не очень получается: Севика мои шедевры пробовать не хочет, Джинкс и рада бы, но ей нельзя, а самому пить скучно. Вай подпирает голову рукой, растягивая губы в дурацкой улыбке. Надо же, этот слизняк оказался с сюрпризом, будет что Кейт рассказать, когда встретятся. Если встретятся. Настроение стремительно портится, но Вай знает отличный способ его поправить. — Удиви меня, — предлагает она, глядя слегка смутившемуся Тираму в глаза. — А я тебя за это обещаю звать по имени. Тот удивлённо моргает, заворожённый чужим пристальным взглядом, но быстро отмирает и, нервно дёрнув плечом, тянется за высоким стаканом. Совочек для льда Вай подаёт ему сама. Три коктейля спустя — один Вай забраковала как слишком сладкий, второй резковат, а последний, последний оказывается в самый раз — Тирам решает осторожно сменить тему. Благо Рэн ушла куда-то вместе с Деймоном, а остальные забились по углам и в их сторону даже не смотрят. — Слушай, раз уж ты тут, — немного нервно начинает он вполголоса, натирая полотенцем шейкер, — может, поможешь ребятам? Вай, проследившая за направлением его взгляда, хмыкает и укладывается локтями обратно на стойку. — Нет, дружок, на двери я не встану, — для наглядности Вай тыкает пальцем в свой больной бок, повязка на котором заметно проступает под майкой, — а вот с посудой помочь могу. Тирам со вздохом пожимает плечами. — Тоже вариант. Прерваться на полуночную яичницу с беконом после трёхчасовой возни со скользкими от мыльной пены бокалами приятно. Тирам, ко всем прочим своим талантам, вроде поддержания чистоты на кухне и порядка в кладовых, как выяснилось, неплохо умеет готовить. «Полезное качество, одно из немногих, действительно улучшающих жизнь», — сытая Вай, которую всё ещё чуть покачивает от выпитого (дурацкое тонкое стекло, пару бокалов пришлось списать на месте, не донеся до раковины!), цедит горячий чай, обхватив чашку руками, и предаётся праздным размышлениям. Кажется, в посудины подобного размера наверху положено наливать бульон, сдобренный одиноким листиком какой-то зелёной ботвы, но в Линиях это самая обычная чашка. Только большая. И украшенная рисунком... ну, пусть это будет корова, раз уж у изображённого животного есть четыре ноги, рога и хвост. Куда по аналогичной схеме можно отнести её саму, Вай предпочитает не вникать. С точки зрения людей Силко, она что-то вроде временного союзника, с точки зрения Кейтлин — жертва продажного правосудия и, возможно, чуть больше, чем подруга. Для детектива Шейн — недалёкая обитательница нижнего города, пыль под носками начищенных форменных сапог. С точки зрения Джейса... Впрочем, Джейс с собой определиться не в состоянии, куда уж с другими. А вот с точки зрения Силко... н-да, тут без прямых вопросов не разберёшься, да и с ними не особо. Интересно, можно ли его напоить? Или хоть разозлить до потери контроля? — Не думал сменить заведение? А, Тирам? — Вай прислоняется спиной к стене, зацепив плечом сохнущие на крючке для полотенец обмотки. Снятые ради мытья посуды бинты, как выяснилось, вид имели настолько затасканный, что после надраивания бокалов пришлось заняться стиркой. Все пятна, конечно же, не отошли, но в целом стало поприличнее. Теперь только дождаться, пока высохнут, и снова можно в бой. — Бросить босса? — Тирам недоверчиво выгибает бровь. — Не-е-е-т, слишком выгодное место. Во всех смыслах. Вай хмыкает и утыкается взглядом в чашку. Перед глазами всё ещё стоят пурпурные отсветы «мерцания» на шлемах «химтанков». Если она смогла уложить их сама, пусть с помощью хекстековых перчаток, а не голыми руками, то... найдётся и кто-нибудь другой, столь же нахальный и хорошо подготовленный. Или владеющий достаточным арсеналом огнестрельного оружия. — Не боишься, что Силко не вернётся, а за вами придут. За всеми вами? «Нами, Вай, нами, себе хоть не ври, дорогуша». Тирам вздрагивает, лицо его на долгую секунду мрачнеет, но тут же приобретает обычное нейтрально-доброжелательное выражение. — А что мешает им прийти за нами в любое другое место? Тот же Променад или даже Пилтовер? Вай, уже заготовившая фразу про глупый героизм, осекается. А ведь верно. Сгинь Силко в разборке химбаронов или том же «Тихом омуте» — и за каждым из жителей Линий в тот же день могут прийти миротворцы, не важно, виновны они в чем-то или нет. Более того, облава в таком случае неизбежна, ведь проще задушить любое сопротивление — ту же войну банд — в зародыше. Это потом начнётся брожение, взятки, услуги и предательства, а сначала будут трупы. Много трупов. И Заун, не оправившийся толком от атаки ноксианцев, неизбежно дрогнет под вторым ударом. Дрогнет, опускаясь на колени. «Святая Жанна, за что нам всё это?» Хлопок двери раздаётся, когда Вай домывает сковородку, — беседа больше не складывается, каждый думает о своём, и даже вышибалы дремлют на постах, умудряясь делать это стоя, как слоны в зверинце. Что ж, выспаться сегодня им определённо не удастся. Высунувшись из кухни с полотенцем в руках, Вай успевает увидеть только край шитого золотом воротника Силко, мелькнувший из-за широкого плеча поднимающейся по лестнице Севики, а Тирам уже тычет ей в руки поднос и коробку с печеньем, протискиваясь к плите за чайником. И, пока Вай пытается выложить песочных рыбок на блюдце с горкой, успев утащить парочку, заваривает кофе, щедро сдабривая его корицей. — Ты серьёзно? — озадаченно спрашивает Вай, когда ей недвусмысленно указывают наверх, но разговаривать с чужими спинами, особенно если те стремительно удаляются в сторону подсобки... бессмысленно. «Ну вот, сначала кормят, а потом отсылают на съедение чудовищу», — Вай тащит поднос по лестнице, стараясь не запнуться на ступеньках. Что-что, а официанткой работать Вандер её не заставлял. В дверь кабинета протискиваться приходится боком — Севика, смотрящая в исчёрканный листок, зажатый в когтях протеза, дорогу уступать не собирается. Но хоть проходит мимо без комментариев, вряд ли обратив внимание на неожиданную смену персонала. Пинком захлопнув створку, Вай оглядывается, думая, куда приспособить свою ношу в заваленном документами кабинете, и после недолго колебания опускает поднос на низкий столик перед Силко. Тот не реагирует, лишь скользит пустым взглядом по её рукам и Вай становится нестерпимо стыдно за свои распаренные пальцы и сбитые костяшки. Хотя, казалось бы, какое ей дело до чужих взглядов? Но... Силко определённо не тот человек, которому она готова показать свою уязвимость. «Так, выдохни, ты взрослая девочка, а бинт — это просто бинт. Средство не размазывать свою кровь по чужим разбитым рожам, и только!» — Мы... сильно вляпались? — осторожно интересуется Вай, проиграв недолгую борьбу с собой и всё же спрятав ладони под мышки. Ей не нравится ни тишина в кабинете, ни ящеричная неподвижность позы самого химбарона. Он даже пальто не снял, да и трость, упавшую и наполовину закатившуюся под диван, поднять не потрудился. — Плывём через тёмные воды, — хрипло отвечает Силко, и до Вай доходит, что он просто смертельно устал. Думать, шевелиться, реагировать. — В смысле? — Вай склоняет голову набок, позволяя чёлке коснуться воротника. Зная, что мельтешение ярких пятен диссонирующих цветов — розовое на красном — неизбежно привлечёт внимание. Только в случае Силко пострадает в первую очередь чувство вкуса. — Во времена Шуримской империи, первой, если тебе интересно, — Силко и правда реагирует — отводит взгляд, тянется в карман пальто за портсигаром, — люди верили, что солнечный диск путешествует по Великой реке: по видимому небосводу днём и подземным водам мира мёртвых — ночью. А задача богов — защищать его в этом путешествии от всех возможных тварей, обитающих во мраке, пока ладья с диском не достигнет рассветных врат и священные обезьяны не поприветствуют его криками радости. — А... Золотые врата на входе в канал, они не в честь этого названы? — озадаченно спрашивает Вай, окончательно утратив нить беседы. Силко едва заметно кивает. — Только вот нам до рассвета ещё очень далеко.