Хрустальные башни

Силко медленно прокручивает в пальцах ампулу восстанавливающего «состава 346.бис», почти безучастно наблюдая за перетекающим в вязкой жидкости пузырьком воздуха. И размышляя над превратностями судьбы. Синджед, явившийся в «Последнюю каплю» на панический вызов охраны, на руки которой Силко из машины попросту выпал, был в этот раз нехарактерно человеколюбив, вовремя вспомнив о том, что пациенту (не зафиксированному ремнями и склонному брыкаться даже в полубессознательном состоянии) нужна не только седация, но и полноценная анестезия. И соблаговолил вколоть Силко всё необходимое до того, как полезть ковыряться скальпелем в ране. Что настораживало, так это фраза дока, которой он сопроводил свои действия: «Ты будешь мне мешать». Не слишком обнадёживающее заявление. С другой стороны, все прочие манипуляции, вроде пересчитывания треснувших рёбер и отдирания намертво прилипшей к рубцам на боку рубашки (что-то там лопнуло и вытекло, не выдержав удара об этот идиотский аквариум), Силко благополучно пропустил, очнувшись лишь под утро. И о вчерашнем сейчас напоминала только мешающая дышать повязка, превращающая его в кокон шелкопряда, четыре скобы в ноге да роскошный черно-сизый синяк во всю спину, точно повторяющий орнамент декоративной решётки, с которой вынужденно пришлось свести столь тесное знакомство в «Хрустальных башнях». А вот почему это знакомство состоялось, стоило спросить Виктора. Но несколько позже... и без свидетелей. — В городе пока тихо, я хочу сказать — подозрительно тихо, — Севика, расположившаяся на стуле для посетителей, из последних сил пытается держать спину прямо, но усталость неумолимо берет своё: проступает плёнкой пота на висках и заострившихся скулах, бьётся частыми, как пульс, вспышками «мерцания» в недрах протеза. — Похоже, что ждут реакции верхнего города и опасаются репрессий. Всё же советников крадут не каждый день, да и дворцы штурмуют тоже... не так демонстративно. Так что спокойных часов восемь-двенадцать у нас ещё есть, а вот завтра... одна Бездна знает, что будет завтра и не придут ли наследники того же Кримсона по наши души. — Полагаю, сейчас у них есть занятие поинтереснее, — хмыкает Силко, прокручивая ампулу в пальцах ещё раз — пузырёк воздуха исправно ползёт вверх, пробивая себе дорогу в темно-фиолетовой жидкости, — попытка выжить в «родственных» разборках, например. Старый лис наверняка оставил больше одного завещания, и степень законности притязаний на освободившееся место доказывать придётся не только бумагами, но и силой. Так что Кримсонов пока можно из уравнения вычесть, там слишком много желающих урвать свой кусочек счастья. А вот дом Феррос вряд ли испытывает подобные проблемы. А жаль. — Против них у нас нет шансов, — мрачно замечает Севика, аккуратно ощупывая чуть смятый край покрывающего суставы костяшек металла: протез тоже требует ремонта, как и она сама, — сожрут и не подавятся. — Следовательно, надо успеть найти покровителя позубастее, — с деланым равнодушием отзывается Силко, — или доказать дому Феррос свою полезность в текущем, хм, составе. Как там архив Морнау, кстати? Нашлось что-то интересное? — Интересного там восемь ящиков, — кривится Севика в ответ, — только половина бумаг зашифрована так, что док затрудняется даже сказать, с какого конца браться за эту задачу. Из остального пока удалось понять, что переписку Морнау вёл активную и на пяти языках, как минимум. В адресатах не только Ноксус и Демасия, куда он продавал свои автоматоны, часть бумаг на ионийском торговом наречии, например. Ай, да там даже на диалекте древнешуримского пару листов нашлось. И это были не байки давно минувших дней, а куски вполне современного договора о поставках. Силко едва слышно вздыхает. Нет, он подозревал, что в деле «Хрустальных башен» всё окажется не так уж прозрачно и для разрешения конфликта, который он на тот момент считал скорее... деловым недоразумением между представителями элит двух городов, придётся положиться на кого-то из советников. Но надеялся обойтись малой кровью и чувством вынужденной благодарности дома Кирамман. И, возможно, торговой сделкой с Шуулой. Увы, гости Морнау, лица которых он успел увидеть перед взрывом, заставили его передумать. А найденные бумаги только укрепили в этом мнении. Привлекать придётся всех, кого удастся зацепить. Не так важно чем и сколько это будет в итоге стоить, главное — выиграть время. Но основного союзника лучше, чем Амбесса Медарда, подобрать пока не получалось. Даже с поправкой на то, что на родине позиции её наверняка пошатнулись, — не совершают люди такого ранга вояжи через несколько морей лишь для того, чтобы проверить, как обстоят дела у не слишком любимой дочери (и не берут для этого только один, пусть и хороший, военный корабль и личную гвардию, превращая визит в весьма недвусмысленную демонстрацию намерений). Зато Амбесса была рядом и договор о поставках «мерцания» предложила сама, по личной, так сказать, инициативе. А раз так — можно и несколько расширить рамки обязательств со стороны заказчика. Раз уж пришлось отгружать товар за спасибо и по весьма неудобному графику. «Паршиво, если окажется, что концы этой паутины тянутся через весь континент, и дело вовсе не в Зауне, а в ослаблении Пилтовера или разрыве договоров о международном сотрудничестве. Или, того хуже, о военной поддержке. Совет при этом наверняка предпочтёт сделать вид, что ничего не случилось, даже если приволочь им пару очень интересных трупов прямо на заседание, да что там — они и на допросе выживших агентов глаза отводить будут... во избежание. И не скажешь ведь, что в своём стремлении игнорировать проблему они так уж неправы!» Силко мысленно морщится, понимая, что на простое решение можно не надеяться: Пилтовер, давно и исключительно самовольно присвоивший себе гордое имя «города прогресса», серьёзными военными силами похвастаться не мог никогда, служа в основном удобным перевалочным пунктом для торговли между разными странами. Захватывать и удерживать такой объект — накладно, разрушать — глупо. Но цель-то соблазнительности от этого не теряла. Поэтому Советникам во все времена приходилось вертеться ужом на сковородке, заключая союзы сомнительной разумности. И прибегать к различным ухищрениям, позволяющим удерживать славу крупнейшего транспортного узла двух континентов. Именно попытка расширить имеющийся естественный пролив, изменив течение Пилта, и привела в своё время Пилтовер к взлёту, а Заун – к бесславному падению. Частично — в прямом смысле слова, ведь от магического взрыва обрушилась часть катакомб, утянувших за собой всю сохранившуюся со времён Шуримской империи городскую застройку. Благо хоть Плотина устояла, спасибо скальному основанию. Спустя полвека вода спала, сделав «нижний» город вновь пригодным для жизни. Только вот жизнь эта, облюбовавшая сырые и тёмные закоулки подземных уровней, разумной была лишь частично. И дружелюбием, в отличие от отменного аппетита, похвастаться не могла. А истории тысячелетней давности о «подземных ужасах» самоцветных шахт только подливали масла в огонь. Нет, в итоге это оказалось неплохим прикрытием для нелегального бизнеса и подспорьем для разнообразной контрабанды, но дурную славу Зауна, как вселенской помойки, только укрепило. А раз так — то куда, как не на помойку, выносить все вредные и взрывоопасные производства? Правильно, вниз, благо изменившаяся роза ветров не позволяла копоти плавилен и фабрик пачкать белоснежные башни «верхнего» города. Изменившееся течение реки, сносящей все отходы Пилтовера в сторону Зауна и превращающей тем самым десятки километров побережья канала в смрадное болото, тоже не способствовало успешности попыток хоть немного изменить ситуацию — тратиться на защитные сооружения владельцы шахт и прочих «грязных» производств не спешили, но с естественной убылью обученного персонала надо было что-то делать. Например, найти место почище. Поэтому отстойники, хитросплетения трубопроводов и бесконечные отвалы пустой породы традиционно концентрировались в основном у остатков древнего Оша Ва'Зауна — места, с точки зрения возможностей очистки территории, совершенно безнадёжного. Жилая же часть, представленная островками ферм посреди плешивых пастбищ, поставляющая в молотилку «нижнего» города молодых и здоровых рабочих, кляксой расползалась в сторону далёкой пустыни. Хотя и там, в дне-двух пути от канала, с сельским хозяйством дела обстояли достаточно скверно. Но хоть двухголовых телят не рождалось, и на том спасибо. С усложнением технологий производства становились всё грязнее, а стоимость каждого отдельного рабочего, пусть и связанного пожизненным контрактом, — выше, что вело не только к необходимости дать этим рабочим сносные условия существования по месту — в разросшихся безумной грибницей кварталах лачуг и временных хибар, ютящихся у стен уходящих в невообразимую глубину колодцев выработанных шахт, — но и обеспечить их сомнительного качества досугом. От борделей до трактиров, в которых достаточно долго расплачиваться приходилось вовсе не звонкой монетой, а условными «дневными выработками». Именно из этого «развлекательного» квартала со временем возникли Линии, словно сорняк, пробившие себе путь к свету в разломах древней застройки. И каждый камень их грязных мостовых был обильно полит не только дешёвым вином, но и кровью — даже за весьма условную независимость всегда приходилось платить по самому высокому тарифу. Но тем слаще был момент достижения цели. Вероятно, именно поэтому Силко до сих пор испытывал к Линиям и их квинтэссенции, «Последней капле», что-то вроде сентиментальной привязанности. С тонкой ноткой ностальгии, подёрнутой флёром почти забытой любви и ненависти. Но это всегда было слишком личным и не касалось никого из... любопытствующих. А их количество — как среди деловых партнёров, так и торговцев информацией — с годами только росло, ведь с постройкой хекс-врат поток грузов обрушился на оба города самым настоящим водопадом, резко расширив ассортимент ввозимых товаров и открыв новые возможности для экспорта. Как поначалу казалось — почти неограниченные. Но увы, человеческий фактор и тут сыграл свою роль. Та же Демасия, с которой у Пилтовера были особенно хорошие отношения в силу декларируемого обоими государствами неприятия магии в любом виде, оказалась слишком неудобным каналом для распространения «мерцания». Даруемые им способности однозначно признавались противоестественными, и потому все, кто мог быть только заподозрен в пристрастии к наркотику (лечебную версию демасийцы отдельно не рассматривали в принципе), подлежали немедленному уничтожению. Причём не только на территории Демасии. Рисковать по-глупому Силко не любил, поэтому тот тонкий пурпурный ручеёк, который в это царство ханжей всё же просачивался, шёл даже не через третьи, а через десятые руки. В Ионии хватало своих способов расширения сознания, но там хотя бы не брезговали чужими изобретениями, что позволяло экспортировать «мерцание» и туда, но составить серьёзную конкуренцию тому же непенфу, куда более дешёвому и насквозь традиционному, оно не могло. Транспортные издержки не позволяли. История зелий Шуримы насчитывала столько тысяч лет, что тягаться со старинными составами попросту не имело смысла, и, хотя к лечебной версии «мерцания» там отнеслись на удивление благосклонно, территориальная раздробленность оставшихся независимыми частей древнего государства не позволяла наладить действительно широкий канал сбыта. В отличие от Ноксуса, который и до договора с Амбессой был основным потребителем всех формул «мерцания», включая разнообразные мутагены на его основе. Издалека и для простых обывателей, не обременяющих себя внимательным чтением новостей, Ноксианская империя обычно выглядела ненасытным агрессором, без особого труда поглощающим зазевавшихся соседей, но только издалека. Внутри разрастающегося государства тоже хватало весьма серьёзных проблем и подковерных игрищ со смертельным исходом. Масштабных и кровавых в достаточной степени, чтобы злословили о них по обе стороны канала. А где заговоры — там яды, противоядия и новейшее оружие. И магия, куда же без неё. Хорошо бы только рунная, без душка Бездны, но, по слухам, культистов всех мастей в Ноксусе и провинциях тоже было с избытком. Поговаривали, что какие-то из тайных обществ даже позволяли себе играть в демиургов и устраивали свержения династий. Правда, новых правителей хитроумным интриганам обычно пережить не удавалось. Ноксианцы весьма вольно трактовали само понятие благодарности, а к обязательствам относились... творчески. И сокращать поголовье родни, как своей, так и противника, не гнушались самыми разнообразными методами. Норовя довести дело до конца даже ценой собственной гибели. Как бы то ни было, Амбессу, совсем недавно потерявшую в одной из таких подковерных разборок сына, Силко всё ещё надеялся не только пережить, но и получить выгоду от заключённой с ней сделки. Хотя, по здравом размышлении, признавал эту надежду избыточно амбициозной. Но это ведь не повод от неё отказываться? Продаться бы ещё... подороже. — Знаешь, — Силко вновь прокручивает ампулу в пальцах, после чего протягивает её ошеломлённой внезапной щедростью босса Севике, — я почти уверен, что среди людей под масками в зале у Морнау был ноксианский «каменщик войны». И, полагаю, к дому Медарда он отношения не имел. Скорее наоборот. Глаза телохранительницы становятся от изумления совсем круглыми, но ампулу она берёт без возражений. Не те условия, чтобы отказываться. Не те риски. — Ты шутишь? — в голосе Севики неверие пополам с обречённостью. — Увы, нет, — Силко, забывшись, привычно откидывается на спинку кресла и судорожно охает сквозь зубы: отбитые рёбра дают о себе знать, — ребёнком я однажды наткнулся в катакомбах на богато одетого торговца рыбой, который прятал под камнями какие-то бумажки. Читать я тогда не умел, украсть записку побоялся, да и в целом больше огорчился, что любимое место для игр занято кем-то другим. Представь моё удивление почти пятнадцать лет спустя, когда я увидел этого же «торговца», подстригающего кусты роз у ноксианского посольства. А ведь они никогда не берут чужих на службу. Но и доверять что-то серьёзное человеку, выносящему листья и сгребающему с дорожек мусор, будут вряд ли. Как бы то ни было, незадолго до появления в Пилтовере Мэл Медарды садовник исчез. Ходил даже слух, что его прирезали незадачливые воришки, пытавшиеся выкопать куст сортовых роз для кого-то из химбаронов, — дом Вераза тогда активно захватывал рынок, грешили именно на них. — Но этот якобы труп объявился у Морнау? Ты уверен, что это был именно он? — Уверен, у него и в молодости были очень светлые глаза, а с возрастом выцвели окончательно. Что интересно, у Морнау он был под маской и в цветах одного из пилтоверских домов первой сотни, надо уточнить, чьих именно. Будь он одет иначе, я бы предположил, что пригласил его Кримсон, но репутация у старого лиса была не та, да и напрямую он с «верхними» не работал. Желающих не находилось, — неприятно улыбается Силко. Севика фыркает — за многие годы покойный химбарон успел заработать такую славу, что его резиденцию обходили десятой дорогой даже самые отчаявшиеся. Никому не хотелось сгинуть в легендарных подвалах. Чем бы Кримсон там ни занимался, в подопытных он нуждался постоянно. А выживших среди них не было. — Как бы то ни было, репутация участников — последнее, что интересовало заказчика этого дела, — Силко протягивает руку и задумчиво проводит пальцами по рукояти воткнутого в настольную карту ножа. Севике жест не нравится, и она автоматически встряхивается, подбираясь, словно кошка перед прыжком. — Подумай, — Силко не смотрит на телохранительницу и, кажется, говорит не с ней, а с неким невидимым собеседником, — участие в этом деле ноксианского агента с опытом работы свыше тридцати лет; удивительное единодушие собравшихся у Морнау представителей обоих городов — а избавиться в тот момент от меня хотели даже те, кого я видел в первый и единственный раз; резкое изменение сценария, по которому должна была развиваться вся эта игра, произошедшее буквально за сутки до её фактического начала, — всё это заставляет задуматься о сроках... Что, если вся наша многолетняя борьба за независимость Зауна — лишь чей-то бизнес-проект с целым веером стратегий развития? Удобная... перестановка фигур по клеточкам. И отведённые нам в этой игре роли были прописаны... не под личность, а под типаж? На белом поле — принципиальный миротворец или желающий учиться рабочий, на чёрном — торговец дурью или озлобленный шахтёр? Контрабандист, успешный оратор, свой парень или помойная крыса — всем найдётся место и время, все... сыграют свою роль и сойдут с доски или будут с неё сброшены тем, что потом назовут исторической необходимостью... — Брось, этот маховик ты не остановишь, — Севика встаёт с места, опираясь ладонями о столешницу. Намеренно нависает над боссом, привлекая к себе внимание, — ей совсем не нравятся выводы, к которым тот неизбежно придёт в конце этого странного, обращённого не к ней монолога. — Разумеется, — Силко в последний раз проводит кончиками пальцев по рукояти ножа, словно прощаясь, и поднимает на телохранительницу взгляд горящих пурпуром «мерцания» глаз, — но скорректировать курс можно попробовать. * * * «Осталось придумать план действий на случай, если цена предполагаемого договора всё же окажется чрезмерной», — Силко чуть подрагивающей рукой приглаживает растрепавшиеся волосы: поездка по крышам Зауна верхом на прыжковом «химтанке» — развлечение крайне сомнительное и предназначенное для людей с более крепким желудком. Или хотя бы имеющих возможность зажмуриться на время самых рисковых манёвров. Но покидать «Каплю» открыто пока опасно, а так... ну кому в голову придёт, что он способен на такую глупость? Джинкс разве что. Забавно, что Севика сочла именно этот аргумент решающим. Мол, на подобное решатся только твоя чокнутая мартышка да её сестричка. Благо врождённой дури у каждой на троих и йордла на сдачу. Кстати, о Вайолет — Силко ставит себе мысленную отметку поинтересоваться, во что та вляпалась в этот раз, — ведь отпустить ценного свидетеля ни старшая Кирамман, ни миротворцы просто так не могли, а значит, стоит выяснить, что именно взбалмошная девчонка рассказала на допросе о своём участии в штурме «Хрустальных башен». И заранее отделить её домыслы, особенно близкие к правде, от собственных жестов, хм, доброй воли. Силко поправляет неудобный свёрток во внутреннем кармане пальто, ещё раз приглаживает волосы и шагает в лабораторию сквозь любезно придерживаемую «химтанком» высокую дверь. Увы, мысли его заняты предполагаемой беседой с Амбессой, поэтому оставленный у дверей хекстековый молот (рядом с вешалкой, боги!) он замечает с досадным опозданием. И только после того, как Виктор на формальный приветственный кивок отвечает страдальческой гримасой. С другой стороны — редко что в этой жизни случается вовремя, так что придётся импровизировать. Как обычно. — Советник Талис... Какая неожиданная встреча, — хмыкает Силко, переводя взгляд с недовольного Виктора на стоящего рядом с ним Джейса. И мгновенно напрягается. Талис стоит неподвижно, но вся его поза буквально кричит о том, как он взвинчен и насколько остро нуждается в избавлении от душащих его эмоций. Как можно быстрее. И разрушительнее. «Что ж, в таком состоянии действительно разумно отставлять оружие подальше». — Не хотелось бы прерывать учёную беседу столь занятых людей, — мягко произносит Силко, не дождавшись от Талиса никакой реакции и надеясь, что формальной вежливости с каплей лести тому хватит, чтобы выйти из ступора и отозваться наконец. Или осознать, что стоит освободить помещение, — но у меня есть дело к мастеру Виктору, да и к вам, советник, найдётся пара вопросов... профессионального толка. Вы ведь до сих пор занимаетесь кузнечным делом? Силко чуть оборачивается, чтобы взгляд на оставленный у двери молот был достаточно заметен. И упускает момент, когда Талис трогается с места, сокращая дистанцию. — Вы... — Джейс почти шипит, надвигаясь всё ближе и с силой сжимая кулаки. Так, что на сбитых костяшках выступают капли крови (первая попытка выплеснуть гнев у советника определённо не задалась). — Во всём виноваты именно вы! В атаке на Совет, в этом... похищении. Во всех смертях. Вы, и никто другой! Думаете, стоит лечь под Ноксус — и больше никто об этом не вспомнит?! Силко машинально отступает, но почти сразу упирается в оказавшийся за спиной лабораторный стол. И, будучи буквально загнан в угол, бездумно контратакует. — О, какая экспрессия, какие... голословные обвинения, — химбарон растягивает губы в фирменной акульей улыбке, скаля клыки и видя, как расширяются в ответ зрачки Талиса, — но есть один нюанс, в вашей обличительной речи не учтённый. Лечь под Ноксус, в отличие от вас, друг мой, я собираюсь фигурально. Разница, полагаю, очевидна? Рука Джейса дёргается — Силко видит траекторию ещё не нанесённого удара и задирает подбородок выше, подставляясь, — но Талис замирает на середине движения, остановленный то ли воспитанием и остатками здравого смысла, то ли смотрящим ему прямо в лоб дулом пистолета в руках Джинкс, тенью выросшей за спиной своего покровителя. Силко искренне хочет верить в первую причину, но, увы, слишком хорошо разбирается в человеческих пороках. — Вот значит как... — бесцветно произносит Джейс, не обращаясь ни к кому конкретно. Секунду молчит, глядя куда-то в стену, потом резко разворачивается, в два шага пересекает помещение и хлопает дверью. Молот остаётся сиротливо стоять у стены. — О, а я ожидала драки с «химтанками», — разочарованно тянет Джинкс, разбивая повисшее неловкое молчание. Силко нервно хмыкает — он ожидал того же. Но Талис и здесь сумел его удивить. — Джейс — хороший человек, но несколько... импульсивный. Он потом будет сожалеть о своей несдержанности, — пытается вступиться за коллегу Виктор, не меньше Силко удивлённый внезапной вспышкой ярости старого друга. Хотя... «Скелетницу» с доски, наверное, стоило стереть раньше, а Джинкс попросить прятаться получше. Даже у терпения Джейса есть предел, и сейчас неподходящий момент, чтобы проверять его на прочность. — Хорошие люди, мастер Виктор, — сухо произносит Силко, — жалеют только о том, что не нанесли удар вовремя. Когда тот, кто был назначен на роль врага, был ещё слишком мягкотел и уязвим. Полагаю, вам стоит запомнить это на будущее. — Я учту, — так же сухо соглашается Виктор, стискивая ручку трости до побелевших костяшек. Пауза затягивается, из театральной становясь почти неприличной. Джинкс, сидящая на столе с ногами, прокручивает пистолет на пальце, ожидая, пока все демонстративно намолчатся. Спорит сама с собой, трижды мысленно повышает ставки и, заскучав, переходит к действию. — Ты забыл про дело, — напоминает она, дёргая Силко за рукав пальто, и добавляет с недетской проницательностью, резко контрастирующей с её обычным поведением: — Обмен любезностями, переходящий в драку, это, конечно, весело, но ведь не ради него ты наплевал на рекомендации дока и притащился сюда верхом на «химтанке»? Виктор удивлённо вздёргивает брови и тут же уплывает взглядом в сторону, явно задумываясь о перспективах, открывающихся при таком способе передвижения, а Силко со вздохом выкладывает на лабораторный стол порядком растрепавшийся свёрток с фрагментом перчатки «Атлас». — У нас, дамы и господа, проблема. Возможно, глобальная, — Силко отбрасывает край ткани в сторону, открывая двум парам любопытных глаз помутневший, треснувший шарик хекс-кристалла, — я сломал самоцвет. * * * — Итак, Вайолет, что вы можете сказать Совету о своём участии в деле похищения Кассандры Кирамман и её мужа Тобиаса? — белобрысая женщина лет тридцати пяти, представленная Вай как старший детектив Шейн, профессионально делает вид, что её не интересуют эмоции допрашиваемого. Но листать дело под номером 516 с грифом «Тихого омута» на обложке это ей нисколько не мешает. Вай стискивает челюсти, пытаясь разогнать туман в голове, — заштопали её в госпитале профессионально, даже не пожурив за неаккуратное обращение с раной, но обезболивающего вкатили двойную дозу, если не больше. «Не кандалы, но тоже неприятно...» — Могу я для начала уточнить, в каком статусе я фигурирую в рамках данного дела? — Вай дёргает головой так, словно пытается ослабить слишком тугой воротник. Только вот шею её ничего не стягивает, а жест — лишь намёк на двусмысленность вопроса. Знак, что ловушка замечена. — Ну я же обращаюсь к вам как к Вайолет, а не как к заключённой номер пятьсот шестнадцать, не так ли? — детектив щурит светлые глаза, словно кошка. «Осталось когти выпустить для наглядности», — Вай бросает короткий взгляд на стол, отмечая, что ногти у её визави как раз самые обычные, причём спиленные очень коротко, по-мужски. Но всё же офицер Шейн её смутно беспокоит, где-то на уровне догадок и нехороших предчувствий. Какая-то она... неправильная. Как корова, прикидывающаяся львом. В ней вообще до странности много кошачьего в повадках. И это при высоком росте и общей костлявости. Лица, кстати, это тоже касается — черты резкие и были бы запоминающимися, если бы детектив не пренебрегала косметикой столь явно. Но даже так Вай кажется, что эту бледную моль она уже где-то видела. Или не её, но кого-то очень похожего, только помоложе. Поэтому в ответ на повисший в воздухе вопрос Вай лишь пожимает плечами, морщась от тянущего ощущения в боку, — прыжкам и беготне на ближайшую неделю точно придётся сказать твёрдое «нет». Дракам с миротворцами — тоже, так что слова стоит выбирать... поаккуратнее. Но удержаться действительно сложно. — Ну, вдруг вы только сейчас решили вписать имя, — не дождавшись продолжения беседы, Вай указывает подбородком на папку со своим делом. — Смена власти, разбор архивов... конец отчётного периода? «Нет, общение с Силко на меня плохо влияет, хотя язва он первостатейная, не отнять», — решает она, видя, как взлетает вверх почти невидимая бровь собеседницы. — О покойном шерифе мы будем говорить позже, — холодно замечает детектив, отодвигая папку в сторону, — сейчас меня интересуют живые. Вай снова пожимает плечами: спрашивайте, я отвечу. Теперь морщится уже детектив Шейн. — Насколько мне известно, рядовой миротворец Кейтлин Кирамман, ранее отстранённая от всех дел и восстановленная в должности указом советника Талиса, воспользовалась своим временным статусом младшего детектива и вписала вас, Вайолет, в ряды сотрудников Дома правосудия в роли «внештатного консультанта», — Шейн выделяет кавычки голосом настолько явно, что Вай понимает — выкручиваться придётся долго, просто так ей не поверят. Ну или кексик вляпалась сама и топят не заунскую бродяжку, а дочь советницы. В той самой подковерной борьбе под конец отчётного периода, Бездна его пожри! — Мне вернуть пропуск? — безмятежно спрашивает Вай. В конце концов, косить под дуру проще, чем пытаться угадать, какого ответа от неё ждут на самом деле. — Не стоит, он ограниченного срока действия, — на удивление спокойно отзывается детектив, — а приходить сюда в ближайший месяц вам придётся часто. Итак, вернёмся к предмету нашего разговора, но, возможно, переформулируем вопрос для лучшего понимания проблемы. В чём ваш, конкретно ваш, Вайолет, интерес в этом участвовать? Вы так стремительно взлетели из карцера «Тихого омута» в гости Совета, что у корпуса Миротворцев возник ряд вопросов... Например, выдвигалась версия, что вы агент одного из высоких домов Пилтовера. В доверие к людям вы втираетесь на удивление легко. Вай изумлённо хлопает глазами — кажется, дуру ей изображать не придётся, а вот быть ей — очень даже, ведь в таком ключе она своё освобождение даже не рассматривала. А кто-то же додумался... «Кто-то додумался и родителей твоего кексика украсть, не зря Силко считал это внутриклановой разборкой, химбароны от пилтоверской элиты недалеко ушли, сестричка. Только эти трупы прячут получше да пекутся о репутации сильнее», — звучит в ушах язвительный голос Джинкс. — Я, э-э-э, кто? — вот, даже играть не пришлось, недоумения в голосе столько, что его пощупать можно. Вай кривится, нервно ерошит волосы рукой, только сейчас осознавая, что автор этой идеи подложил ей тухлую рыбину. Очень большую и очень вонючую. Ведь рассказывать всю правду ей определённо не стоит. Даже под угрозой возвращения в тюрьму. — Агент влияния, — с лёгкой полуулыбкой отвечает детектив Шейн, — и в ваших интересах, Вайолет, разуверить меня в этом. Можете начать с начала. И не забудьте подробности. — С начала — это с падения Шуримской империи или как? — зло отзывается Вай, после чего усилием воли берёт себя в руки и шумно выдыхает сквозь зубы. — О нет, — улыбка детектива кажется приклеенной, но тон не меняется ни на йоту, — достаточно с рождения. Вашего, а не Аурелиона Сола, будьте так любезны. Вай хмыкает. Надо же, а эта мосластая ищейка способна на некое подобие юмора. — Ладно. Место рождения — Стоки, дата... недели за три до летнего солнцестояния двадцать два года назад. Родители... с учётом того, что они были простыми рабочими и погибли больше десяти лет назад, не думаю, что вас заинтересуют подробности их биографии, да и помню я их плохо. — Разве что причина смерти, — рассеянно отзывается детектив, записывающая за Вай показания. — А почему такая странная формулировка: за пару недель до? Вы не знаете точной даты своего рождения? — Возраст в Зауне считают со дня имянаречения, а называют младенцев только тогда, когда уверены, что помирать те уже не собираются. Обычно спустя примерно месяц после рождения, — Вай пожимает плечами, — нет смысла тратиться на угощение дважды и поить гостей сначала на именинах, а потом на поминках. Хотя вот сестре имя дали почти сразу, через день или два. Детектив Шейн поднимает обе брови сразу, но не спешит делиться своим мнением по поводу услышанного. Впрочем, Вай и так знает, что скажет пилтошка: «какой ужас», «варварский обычай» и «упадок морали». Очерёдность произвольная, но общий посыл одинаковый. — Итак, у вас есть сестра, надо полагать, младшая, — Шейн переворачивает листок анкеты, отмечая галочками невидимые Вай с её места строки. — Да, Паудер сейчас, — Вай находит взглядом висящий на стене календарь с радостным поро в игрушечном миротворческом шлеме и внутренне морщится, — без трех недель семнадцать. После чего придвигается ближе к столу и доверительно склоняет голову к заинтересованно замершей собеседнице. — Но вам она известна как Джинкс, — Вай неотрывно смотрит в чужие расширяющиеся зрачки, — а что до причин смерти наших родителей... двенадцать лет назад они вышли на мост, тот самый. И были убиты вашими обожаемыми коллегами. Детективу Шейн не требуется много времени на осознание и выводы, наоборот, соображает она до противного быстро. И бьёт словами в ответ, как кастетом: — О, и что же сподвигло вас, с вашей столь богатой биографией, пойти на сотрудничество с миротворцем? Да ещё и таким очевидно неопытным? М-м-м? Вопрос с очевидной ловушкой, но Вай не привыкать. — Наверное то, что тогда я хотела выбраться из тюрьмы любым возможным способом, получив такой маленький, но такой обнадёживающий кусочек мозаики? — почти шипит в ответ она. — А теперь? — Шейн не зря числится старшим детективом — отодрать её от себя посложнее, чем пиявку. — А теперь я думаю, что лучше б до сих пор сидела, — огрызается Вай. «Ломала бы челюсти очередным прихвостням Силко и жрала подгоревшую кашу по праздникам, может и Совет цел был бы, и Заун не лежал в руинах!» — Ну, если вы настаиваете, по итогам расследования можем вас вернуть... обратно в камеру, именной, хм, карцер обустроить, — ровно отзывается Шейн. — Но для начала необходимо заполнить лакуны в вашем личном деле. Правила требуют. Произносит детектив это с тем же удивительно спокойным, почти отрешённым видом, но Вай улавливает скрытую под слоем казённого безразличия иронию до того, как злость застилает ей глаза. И длинно выдыхает, откидываясь обратно на спинку стула. Если этой бледной кобыле хочется подробностей, она их получит. А если они окажутся неудобными... ну, сама попросила, кто ж ей виноват? — Разумеется, офицер. После смерти родителей нашим опекуном стал Вандер, владелец бара «Последняя капля». Помимо меня и сестры, он взял под своё крыло ещё двоих мальчишек. Детали отношений Вандера с законом и корпусом миротворцев вы, скорее всего, можете узнать из архивов шерифа Грейсон, если они сохранились, — Вай делает небольшую паузу, вдруг отчаянно жалея, что ей самой в те архивы ходу нет, происхождением не вышла, — равно как и детали дела с неудачным ограблением шестилетней давности, вину за которое Вандер решил взять на себя. Утратив тем самым... доверие ближайшего окружения. Вай умолкает, пытаясь построить фразу, описывающую дальнейшие события и пригодную для внесения в протокол, и вдруг понимает, что Силко совсем недавно фактически повторил ошибку Вандера и так же стремительно лишился большей части своего влияния. Осознание того факта, что, даже останься Вандер в живых и на свободе, восстанавливать свою репутацию после всех событий на консервной фабрике ему пришлось бы долго и мучительно, оказывается крайне неприятной штукой. «Но если бы он согласился возглавить протестующих...» — Полагаю, шесть лет вашего заключения в «Тихом омуте», посвящённых в основном уничтожению мелких преступников, так или иначе имевших отношение к химбарону, о, простите, промышленнику Силко, мы опустим, — Шейн снова становится неприятно похожей на охотящуюся кошку. Настолько, что у Вай от ощущения надвигающейся опасности встают дыбом короткие волоски на шее. — Он забрал мою сестру! — срыв неизбежен, тема всё ещё слишком болезненна. — И воспитал как родную дочь, насколько мне известно из материалов дела, — детектив откидывается на спинку своего кресла и прокручивает в руках карандаш. — И, знаете, в эту схему прекрасно укладывается даже ваше заключение — никто бы не заподозрил, что люди Силко умирают только потому, что проштрафились и больше не нужны хозяину, верно? Вай застывает с открытым ртом, позорно лишившись дара речи. — Увы, одна маленькая деталь ломает такую красивую теорию, — Шейн бросает карандаш обратно на стол, — никто не знал вашего имени и истории, «внештатный консультант» Вайолет. Маркусу просто выгодно было растить бешеную суку, чтобы спустить её на своего нанимателя при первой же возможности, ведь продался он наверняка невыгодно. Что, с его, хм, «выдающимися» талантами, неудивительно. Другой вопрос, что возможность эта представилась... внезапно, когда Кейтлин Кирамман принесла подписанную советником Талисом бумагу о вашем досрочном освобождении. Стоит упомянуть, бумагу фальшивую. — К-как? — голос у Вай хриплый — горло перехвачено спазмом, а противный колючий комок внутри никак не желает сглатываться. Вот как оно ощущается — предательство от того, от кого его не ждёшь... — Элементарно, — детектив кивает на папку с делом. — Кейтлин Кирамман с юности в курсе всех разработок Талиса. Она даже числится пострадавшей в том давнем деле об ограблении его лаборатории, так что для столь умной девочки знать, как выглядит подпись лучшего друга, вполне естественно, вы не находите, Вайолет? «Числится пострадавшей...» — Вай пропускает шпильку Шейн мимо ушей, оглушённая неожиданной новостью. Она могла покалечить, а то и убить Кейт ещё тогда... Точнее, не она, а... Паудер. Малышка Паудер, которая просто уронила этот идиотский кристалл! — Полагаю, на сегодня вам достаточно, — тон детектива Шейн вдруг меняется с язвительного на почти участливый, — советник Талис признал подлинность своей подписи, поэтому ваше освобождение абсолютно официально и законно, невзирая на... ряд нюансов. Но, поскольку вы, Вайолет, как выяснилось, отличаетесь изумительным свойством притягивать неприятности разного толка и влезать в абсолютно все громкие дела, покидать город до конца расследования вам запрещается. Также вам вменяется в обязанность являться на допросы в управление по первому вызову. Ну и оказывать помощь следствию, но это вы и сами понимаете. Верно? — Покидать пределы Зауна или Пилтовера? — Вай цепляется за самую понятную часть услышанного. Соваться после всего случившегося в особняк Кирамманов ей кажется несколько неуместным, хотя Кейт наверняка и будет защищать её перед матерью, но... сейчас она там однозначно лишняя. Внизу же возможностей куда больше — от ребят Экко (надо же выяснить, с кем связался этот придурок несчастный, если он жив ещё) до мастерской Джинкс. Детектив Шейн чуть заметно хмурит брови. — По правилам — Пилтовера, но, поскольку должность внештатного консультанта не подразумевает оклада, а Кейтлин Кирамман с сегодняшнего дня находится под домашним арестом в своём загородном имении, то... если вы найдёте в Зауне кого-то, кто сможет обеспечить вас жильём и возможностью получать пневмопочту, можете остаться там. «Э, нет, Экко точно отпадает, как и Джинкс, хотя... нет, это паршивый выбор, действительно паршивый, но... единственно возможный? Не к Виктору же в лабораторию идти». — Бар «Последняя капля» вас устроит в качестве адреса? — Вай мысленно кривится, представляя себе реакцию Силко. И Севики. Особенно — Севики. — Разумеется, — кивает Шейн, записывая название на обратной стороне листа. — Но, раз уж вы собрались вниз и именно туда, прихватите с собой это письмо и поверенного из компании «Матиас и сыновья», у него дело к... опекуну вашей сестры, а сам он в Линии идти боится. «А посылать патруль для охраны какого-то клерка не хотите уже вы сами». Вай удивлённо вздёргивает брови, после чего пожимает плечами, принимая протянутый Шейн конверт. Скакать по крышам сейчас не выйдет, а на подъёмнике можно и в компании спуститься. Заодно будет причина для визита. Ведь в «Капле» её наверняка не ждут. «И, весьма вероятно, сидят в осаде. Интересно, будет ли это достаточно уважительной причиной для неявки на следующий допрос?» ¬— Что ж, благодарю за сотрудничество, поверенный ждёт в приёмной, — сочтя отсутствие возражений согласием, Шейн улыбается, как сытая кошка, и жестом отпускает Вай. И той на долю секунды кажется, что весь разговор был подготовлен заранее, роли расписаны, а возможность свернуть с проторённой дорожки — иллюзорна. Глупо же, да? Ведь, по сути дела, она так ничего и не сказала... * * * «Святая Жанна, чтобы я ещё раз согласился кататься верхом...» — Силко переступает порог черного хода «Последней капли», мысленно кляня всё на свете: собственную глупость и склонность к авантюрам, оставленную в кабинете трость, покойного Морнау и неизвестного наблюдателя, по уверениям Джинкс, тащившегося за ними от самой лаборатории и отставшего лишь в двух кварталах от бара. Хотя манеру передвижения существа, способного угнаться за прыжковым «химтанком», стоило бы назвать как-то иначе. Телепортацией, например. «Джинкс, кстати, обошлась в гонке по крышам исключительно своими силами. И это с пулемётом за спиной и пачкой гранат на поясе», — хороший повод задуматься над тем, во что превратилась под скальпелем Синджеда его девочка. И во что неумолимо превращается он сам. «Бездна, надо растолкать Севику и узнать, что ещё стряслось за последние два часа», — Силко, преодолев последнюю ступеньку лестницы, устало прислоняется к стене, перенося вес на здоровую ногу. Спина гудит, рану дёргает, а волшебного состава от дока больше не предвидится. Благо до цели — дверей «архива» — меньше пяти шагов. Осилит как-нибудь без посторонней помощи. Архивом эту комнатушку называет только он сам. Все прочие (единогласно!) помещение, когда-то выделенное Севике для личных нужд и используемое ею по назначению в исключительно редких случаях, зовут по существу — хламовником, а в присутствии босса — кладовкой. Ведь в отсутствие законной хозяйки там неумолимо накапливается вся та масса очень нужных бумаг, которые в шкаф в кабинете уже не помещаются, но время от времени требуются. Поэтому приходится держать их под рукой. «Да и Джинкс в плохие дни предпочитала прятаться именно там, в нагромождениях забитых документами ящиков, когда бардак в её собственной комнате достигал критического уровня или очередные взрывоопасные игрушки срабатывали не так, как планировалось», — вспоминает Силко, берясь за дверную ручку. Показательно враждовать с Севикой всё остальное время Джинкс это нисколько не мешало, и, что интересно, сама Севика к подобным вторжениям относилась совершенно беззлобно. То ли из женской солидарности, то ли ещё почему. — Что у нас... нового? — Силко на секунду застывает в дверях, удивлённый увиденным — телохранительница не спит, наоборот — сидит, поджав босые ноги, на кушетке и увлечённо листает растрёпанный томик без обложки. — Небо на землю не упало, остальное всё как обычно, — Севика хмыкает и отбрасывает книжку в сторону, чтобы с хрустом потянуться, продемонстрировав поджарый живот и выдающуюся пластику тела. — Тогда откуда внезапный интерес к чтению? — подумав, Силко закрывает двери и прислоняется к ним спиной. — Искала под кушеткой ботинок, нашла склад любовных романов. Помнишь, мартышка твоя рассовывала их по всем углам? Оказалось, не выкинула, а стащила сюда. Ну кто будет искать бумагу среди бумаги? — Боги, я думал это всё спалили на кухне ещё года три назад... И не смей здесь курить! — спохватывается Силко, стоит Севике прокрутить извлечённую из кармана зажигалку в пальцах. Телохранительница окрик привычно игнорирует. — А знаешь, что я там ещё нашла? — вкрадчиво произносит она. — Твою рубашку, в крайне непотребном виде. Силко закатывает глаза. — Джинкс их тогда перетаскала чуть ли не дюжину. И я до сих пор время от времени нахожу эти тряпки в самых неожиданных местах. «В вентиляции, например», — период острого пубертата Джинкс Силко вспоминать не любит. Девчонка, и так прилипчивая и донельзя тактильная, тогда совсем слетела с катушек и металась между любовью и ненавистью по три раза в день. Проблема заключалась в том, что предмет приложения всего спектра чувств у неё был один-единственный, и слава Жанне, что всё обошлось украденными рубашками и парой цветных бомбочек под подушкой. Севика молча выгибает густую бровь, раздумывая, сказать боссу или пусть пребывает в блаженном неведении? Ведь обнаруженная среди книг рубашка оказалась из новых и, судя по измочаленному виду и разнообразным пятнам, именно её Синджед сдирал с Силко после их визита в «Хрустальные башни». А если вспомнить, что до этого Джинкс стащила окровавленный жилет, пусть и для дела... В общем, картина вырисовывалась неутешительная, но немедленных действий пока не требующая. А вот приглядеть за мартышкой лишний раз не помешает. — А сама Джинкс где? — Севика всё же прячет зажигалку обратно и тянется за валяющимся на полу ботинком. — Отправил к Синджеду, может, придумают что-нибудь с бумагами Морнау. Свежий взгляд... и прочее, — Силко ловит себя на том, что медленно сползает по двери вниз — раненая нога почти не держит. — Свежий, незамутнённый, — Севика аккуратно подхватывает покачнувшегося босса под локоть, — тебе бы кофе выпить вместо той бурды, которую Тирам называет чаем, да и поесть не мешало бы. Разумеется, все её надежды тщетны, и Силко делает по-своему, вместо обеда первым делом добираясь до забытого на столе в кабинете портсигара. Но стоит ему сделать первый выдох, откинувшись на спинку дивана и блаженно прикрыв веки, как в дверь стучат. — О, а вот и старшенькая, — хмыкает Севика, обнаружив на пороге хмурую Вай. — А юная леди Кирамман нас своим присутствием почтить не соизволила, — лениво приоткрывает здоровый глаз Силко, — какая жалость. В ответ Вай захлопывает дверь и прислоняется к ней спиной, как сам Силко недавно. Только вот её позу назвать расслабленной сложно. — Кейт нет в Пилтовере, — сообщает Вай мрачно, — сидит под домашним арестом в загородном доме. — То есть как? — Силко стряхивает с себя сонливость, садясь ровно и вперяя в Севику взгляд разномастных глаз. — Сначала Кассандра отправляет из города мужа, якобы в лечебницу, а теперь и дочь? Севика качает головой: — Если старшая Кирамман не спешит сделаться вдовой, то никуда она мужа не потащит. Он попросту не переживёт транспортировки. Рэн влила в него две дозы «мерцания» прямо там, в подвале. Он был плох — переломы обеих рук, почти полностью разбитые кисти, причём пальцы ломали начиная с мизинцев и, похоже, начали это делать с первого дня похищения. Ссадины на лице, явное обезвоживание... в общем, с ним не церемонились. Самой Кассандре тоже досталось, но там неясно, что больше навредило: отсутствие ухода или и правда помяли, пока вязали. Силко морщится, топит сигару в пепельнице и с силой трёт переносицу. Неприятно, когда тебя обходят на повороте, да ещё так... неожиданно. И грубо. Пилтоверская элита никогда не гнушалась принимать неудобные решения и жертвовать не только прибылью, но и жизнями не слишком нужных родственников. Но Кассандра... мужа она определённо любила, раз решилась в своё время на очевидный, пусть и полезный мезальянс. А её дочь не была похожа на человека, выросшего в атмосфере семейного конфликта. Неужели дела обстояли настолько скверно, что пришлось пойти на подобные меры? Пожертвовать одним, вывести из-под удара другую и развязать себе руки на всех уровнях сразу? О том, какие ресурсы сможет задействовать главный финансист дома Кирамман для сведения внутриклановых счетов, думать не хотелось. А вот о том, сколько голов при этом слетит, в любом случае оставалось только гадать. Но был ли способ вмешаться в драку, притормозив этот самоубийственный порыв? Война внутри Совета и около сейчас была ну совершенно некстати. — Что-то ещё? — Силко выныривает из своих невесёлых мыслей, обнаружив, что Вайолет так и стоит у двери, разглядывая свои ботинки. — Угу, — ядовито-розовая чёлка подпрыгивает от резкого кивка. — Приглашение на допрос для вас обоих, но не в Дом правосудия, а в здание Совета. Срочное. Вай поднимает голову, чтобы полюбоваться изменившимися выражениями лиц собеседников, и едва не забывает сообщить вторую новость: — Ну и там в баре ждёт хмырь из конторы «Матиас и сыновья», жаждет общения и передачи бумаг. И, поймав сразу два недоумевающих взгляда, догадывается пояснить: — Он душеприказчик Морнау.