Нарнийские сказки

В его жизни не было ничего естественней, чем ранним утром столкнуться в коридоре с заспанной Люси. Не было ничего естественнее, чем увидеть еë, без спроса снующую по его покоям. Бегущую ему навстречу после долгого отъезда. Заливисто смеющуюся в их саду в беседке. Желающую ему доброй ночи, прежде чем скрыться за дверью. Плачущую. Улыбающуюся. Все пятнадцать лет. Эдмунд устало прикрыл глаза и отложил перо на стол. «Я старше. Я должен быть разумнее», — он который день упорно твердил это себе. Он не должен всерьёз воспринимать импульсивные слова Люси. Они уже давно не подростки, чтобы бросаться столь жаркими речами. Как раньше уже точно ничего не будет. Есть многое, что неподвластно даже королям. Изменилась не только Нарния, но и они все тоже. Именно поэтому Люси не должна связывать себя какими-то сомнительными обещаниями. Он усмехнулся. С ним в последнее время определённо было что-то не так. Но одними лишь усмешками водоворот мыслей было не остановить. Его безжалостно захлёстывало этим потоком, заставляя вновь и вновь откладывать дела, прерываться, чтобы… чтобы по десятому кругу обдумать всё и вновь прийти к ощущению, что он не совсем до конца себя понимает. Либо же отчаянно боится убедиться в чём-то. С Эдмундом творилось что-то не то. И он не мог поверить, что это случилось с ним, а не с Питером. Ему бы это подошло куда больше — роль беспокойного старшего брата по праву его, так почему? Ведь Люси и Питер всегда относились друг к другу с особенной теплотой и нежностью. Но почему же тогда именно Питер совершенно спокойно рассуждает о возможной свадьбе Люси? Почему он не волнуется хотя бы в половину также сильно, как Эдмунд? Почему ему не приходят в голову странные мысли о том, что лучше бы Люси не встретила кого-то вроде Каспиана? Эдмунд раздражённо поджал губы. Что это? Пресловутая братская ревность?.. Это точно не про него. Почему его вообще так сильно зацепили слова Люси? Неужели ему действительно настолько сильно хочется, чтобы она никогда никуда не уехала? Чтобы на всю жизнь осталась одна в этом замке? С ними? Но это же глупо! «Она моя сестра, а не какая-то любимая зверушка». Это ещё более глупо. Эдмунд не понимал чего хотел. Или, может быть, наоборот.

***

Она не знала, что сделала не так. Даже не представляла. Тот разговор на развалинах, как ей думалось, сблизил их — она ясно увидела отражение своих же мыслей в его глазах, сколько бы он не увиливал. Он всё понимал. И думал также. Однако, по какой-то причине, Эдмунд вдруг закрылся от неё. Это было сложно не заметить с его-то противоречивостью. Люси часто звала его на вечерние прогулки и получала то полное энтузиазма согласие, то прохладный отказ. Он то привычно улыбался, то изображал холодность. То без возражений позволял ей следовать за ним, то избегал её. — Что происходит? — не удержалась она в один из вечеров, перекрывая ему ладонями карту. — Почему ты не делишься со мной тем, что тебя тревожит? — Меня ничего не тревожит. С чего ты взяла? — он смотрел на неё с лёгким удивлением. Словно она сказала какую-то глупость. Словно он такой же, как обычно. Но Люси давно научилась доверять себе и своим чувствам. Её нельзя было так просто обмануть. — Если ты не расскажешь мне, я… — она оборвала себя. — Пожалуйста. Ты ведь тогда выслушал меня. Почему ты не доверяешь мне? Почему ты никогда ничего мне не рассказываешь? Люси совершенно точно что-то упускала. И это что-то ей вряд ли удастся вытянуть из Эдмунда. Свои самые сокровенные переживания он, наверняка, мог доверить лишь Питеру. Потому что он старше. Потому что он мудрее. Потому что она лишь его младшая сестра, которая вряд ли сможет помочь. — Я правда не понимаю, что ты хочешь услышать, — Эдмунд вздохнул и перевёл взгляд на её ладони. — Буду очень рад, если ты позволишь мне закончить. Если ему сейчас удастся выдворить её, то на откровенный разговор больше не стоит и надеяться. Он обязательно сделает вид, будто ничего не было. Что бы это ни было — что гложило его — он это, конечно, переживёт. Люси не сомневалась. Проглотит, переступит, забудет. И никому не скажет. Но разве можно это так оставить? Люси упрямо не сдвинулась с места, и тогда Эдмунду пришлось аккуратно взять её за запястье и отвести её руку в сторону. От его теплого прикосновения Люси внезапно пробрало мурашками. Неожиданными и колкими. Недоумённо нахмурившись, она взглянула на Эдмунда. Тот взялся за перо и невозмутимо подтянул к себе свиток. Его рука заскользила по пергаменту, и Люси тихо выдохнула, обняв себя. — Думаю, мне нехорошо.