Дом из красного кирпича

В машине его связали по рукам и ногам, усадив на заднее сидение. За рулём сидел незнакомый мужчина, а по обе стороны его удерживали Павел и Арсений. Они не проронили ни слова, даже когда обвязывали его голову полоской ткани на манер кляпа. Антон пытался извиваться и брыкаться, чтобы привлечь внимание прохожих или других водителей. Но, как только в глаза бросилась матовая чернота затонированных стёкол, он понял, что затея совершенно бессмысленна. Тогда он принялся пинать боковые двери ногами, стремясь произвести как можно больше шума. Ведь они будут останавливаться на светофорах, кто-нибудь да услышит глухие удары из машины напротив. Но его действия быстро пресекли: Павел перехватил Антона поперёк торса, а Арсений закинул его ноги к себе на колени, крепко сжимая лодыжки. Борьба продолжалась минут пятнадцать, после чего силы окончательно покинули Антона. Задыхаясь, он обмяк в руках своих преследователей, поочерёдно сверля обоих злым взглядом. Но и ярость, бушевавшая внутри, вскоре начала растворяться в тотальном равнодушии. А уж когда они выехали за город, где вокруг остались лишь деревья и пустующие поля, в душе Антона что-то остро надломилось. Он до сих пор не понимал, что происходит, и для чего его увозят. Вопрос «куда» не возникал, и осознание неизбежного давило на него удушающим отчаянием. Он провожал стеклянным взглядом раздражающие своим единообразием деревья, царапавшие небо острыми иссохшими ветками. За окном осень будто высосала краски из природы. Заменила сочный зелёный на болотно-серый, а бирюзовый и голубой оттенок неба на сизые ошмётки, пробивающиеся сквозь дымчатые облака. Антон одёргивал себя, но взгляд всё равно цеплялся за профиль Арсения, задумчиво смотревшего перед собой. Его лицо не выражало никаких эмоций, голова чуть склонилась набок, будто собственные мысли полностью увлекли его, отрывая от внешнего мира. Брови нахмурились, а ресницы время от времени подрагивали, будто перья на крыле у задремавшей птицы. При этом ладони на ногах Антона не расслаблялись ни на мгновение. Краем сознания тот даже удивился, как у него за весь путь не устали руки. Не сдержавшись, Антон зло пнул его пяткой в колено, вызывая тень недоумения на лице Арсения. Он едва заметно вздрогнул, словно проснувшись от полудрёмы и с непониманием повернулся к нему. Встретившись с загнанным яростным взглядом, он едва слышно вздохнул: — Поверь, так будет лучше. И снова тишина. Как будто бы так и надо, будто ничего из ряда вон не происходило. Он вновь отвернулся к окну, в то время, как Антона трясло от несправедливости и обиды.

***

Водитель высадил их у главных ворот и стремительно уехал, будто за ним вот-вот отправится погоня. При виде знакомых решёток с острыми пиками живот Антона свело болезненной судорогой. Он упёрся ногами в землю, мечтая прирасти к ней подошвами намертво, лишь бы не идти дальше. Он снова попытался отбрыкиваться и выворачиваться из кольца чужих рук, но двигаться со связанными конечностями было практически невозможно. Антона буквально волоком дотащили до комнаты, в которой он жил в прошлый раз. Усадив его на кровать и ловко развязав крепкие узлы на руках и ногах, Арсений освободил его от верёвок. Всё это время он сосредоточенно следил за своими действиями, будто нарочно избегая смотреть Антону в глаза. Закончив, он поднялся на ноги и быстро вышел из комнаты, захлопнув за собой дверь. Антон бросился за ним следом, но не успел — сухо звякнул ключ в замочной скважине. От бессилия Антон ударил кулаком по деревянной поверхности, сползая на пол и прижимая колени к груди. Его колотило так, что дыхание сбивалось, а глаза застилали слёзы обиды. Уткнувшись в лбом в сложенные руки, он зажмурился, до красных полумесяцев впившись ногтями в ладони. Антон приказывал себе не плакать, но ткань толстовки быстро пропиталась влагой. Всхлипывая, он сильнее обхватил себя руками, пытаясь унять внутреннюю дрожь. Сколько он так просидел, Антон не мог ответить точно. Может, прошёл час, или же несколько — ощущение времени стёрлось под корень. Когда бурный поток эмоций иссох вместе со слезами, он попросту лёг на пол, спиной к двери. Сил на то, чтобы дойти до кровати на негнущихся ногах не осталось совершенно. Внутри него царила пустота, обрывочные мысли гуляли вместе со сквозняками, холодившими ступни и ладони. На смену бившей его истерики пришло мрачное равнодушие, будто дальнейшее развитие событий перестало касаться Антона. Без интереса рассматривая тонкие царапины на паркете, он спрятал пальцы в рукава, чтобы хоть немного согреться. Судя по кромешной темноте в комнате, наступили сумерки, а может, и глубокая ночь. Он не знал, как долго его продержат здесь, и что случится дальше. Сознание вяло подкидывало идеи с самым безнадёжным исходом, но жуткие картины, то и дело мелькавшие перед глазами, мало волновали его. В действительности, его уже мало волновало, окажутся ли они сумасшедшими сектантами или начнут требовать выкуп. Хотелось быстрее забыться, провалиться в беспамятство и отгородиться от окружавшей со всех сторон реальности. Чувства и эмоции Антона словно бы заморозили, ввели под кожу двойную дозу анестезии. Ему казалось, что последний час он находился в ледяной проруби, окутанный пробирающими до костей водами. Он бы не удивился, увидь на своих ресницах иней и пушистые снежинки, хрустящие в волосах. Но вместе с тем в глубине грудной клетки притаился страх, от которого невозможно было закрыться и абстрагироваться. Он тлел слабым племенем непогасшей свечи, не освещая и не согревая. Наоборот, подчёркивая окружающую его темноту, делая её глубже и непрогляднее. Дом окутывал его тяжёлой удушливой тишиной полумёртвого здания. Не скрипели половицы под чьими-нибудь ногами, не было слышно шума голосов или внешних звуков с улицы. Когда-то давно Антон прочитал в Интернете статью о виде пытки, при которой человека на длительный срок лишают слуха и зрения. Он плохо помнил. о каких последствиях писали авторы, но, кажется, ничем хорошим подобные истязания не заканчивались. Антон уже начинал чувствовать, будто из тёмных углов комнаты на него устремились чужие взгляды, а до плечей и спины дотрагиваются невидимыми пальцами. Несколько раз он вздрагивал и дёргался всем телом, но щекотное ощущение на коже не пропадало. Сбитое с толку сознание искало в окружающем мраке угрозу и, не находя её источник, выдумывала фантом самостоятельно. Иногда Антон замирал, переставая дышать, и нервно вслушивался в тишину, настолько плотную, словно её можно было потрогать руками. Принимая биение пульса в висках за шаги, а шелест собственного дыхания за чужое, он резко приподнимался на локте, до рези в глазах вглядываясь в тени. В какой-то момент ему почудилось, будто они и вправду шевелятся, становятся ближе. Медленно ползут по полу, сбиваясь в хищные стаи, чтобы в следующую секунду стремительно кинуться в его сторону. В один из таких моментов, когда они подобрались почти вплотную, Антон глухо вскрикнул, вжавшись лопатками в стену. Влажно блестевшие глаза распахнулись в ужасе, тело будто онемело и перестало подчиняться командам мозга. По нервам растекалась паника, шквалом обрушившаяся на разум, сметавшая под собой трезвое восприятие реальности. Дверь распахнулась, и в комнату зашёл Арсений с миниатюрным подсвечником в руке. В первое мгновение он растерянно оглядел комнату, не сразу заметив на полу Антона, сжавшегося в комок. Отставив свечу на столик, он быстро опустился перед ним на колени, тревожно вглядываясь в побелевшее от страха лицо. — Антон, что такое, что случилось? — обеспокоенно спросил он, аккуратно отводя с его лба растрепавшиеся пряди. Но тот лихорадочно замотал головой, неловко отползая от него и молотя по воздуху трясущимися руками. Не на шутку испугавшись, Арсений попытался перехватить его руки, чтобы тот в странном приступе не навредил себе. Обхватив запястья Антона и прижав обе его руки к груди, он удерживал его несколько минут, тихо шепча на ухо что-то успокаивающее. Пару минут Антон бился в его объятиях, потерявшись в реальности и не осознавая происходящего. — Ну же, Антон, всё хорошо, всё в порядке, — будто сквозь толщу воды, начал доходить до него голос Арсения. Ещё спустя минуту он, наконец, полностью затих, обессиленно опустив влажный лоб ему на плечо. Загнанно дыша, Антон постепенно приходил в себя, по крупицам возвращая хрупкое равновесие внутри. Арсений сидел рядом, не разжимая объятий, боясь прихода новой волны истерики. Сквозь тонкую ткань рубашки он ощущал жар, исходивший от пылающего лба Антона. Постепенно и его дыхание выровнялось, перестало напоминать судорожные всхлипы. Его перестало трясти, будто в лихорадке, во взгляд вернулись ясность и осмысленность. Но вместе с рассудком к Антону пришло и понимание действительности и, подняв голову, он снова отталкивая Арсения. — Уйди, — прохрипел он, не скрывая неприязни в голосе, но ослабшие руки плохо слушались. Он предпринял ещё одну попытку, но, видимо, проще было сдвинуть стену позади него. Арсений не расцепил объятий, и только поджал губы, со скорбью наблюдая за его действиями. — Антон, пожалуйста, успокойся, — попросил он, заметив, что тот продолжил брыкаться. — Я сказал, уйди! — крикнул Антон, ударяя его по рукам, — Видеть тебя не хочу! Вообще никого из вас видеть не хочу, психи! Он снова забился в руках Арсения, который закусил губу с выражением горечи на лице. Он напрягся и отвернул голову, будто слова причиняли ему физическую боль, более сильную, чем хаотичные удары по рукам и плечам. Так они просидели почти полчаса в тишине, нарушаемой лишь обрывочными ругательствами и проклятиями Антона. Но запал ярости, в конце концов, иссяк, и ослабленный Антон окончательно обмяк в чужих объятиях. По сравнению с его телом, пылающим будто в горячке, Арсений казался высеченным из льда и стекла. Он сидел, не двигаясь и словно бы не дыша, боясь неосторожным действием вызвать новую вспышку ненависти. Только пальцы едва ощутимо летали по тыльной стороне ладони Антона, то ли успокаивая, то ли отвлекая от тягостных мыслей. Свеча, отставленная Арсением на стол, сбивчиво плясала на тонком фитильке, бесстрашно сопротивляясь промозглым сквознякам. Наконец, после продолжительной борьбы огонёк затух, снова погружая комнату во мрак. Опять в углах возникли плотные силуэты теней, выступая из-за шкафа, просачиваясь сквозь щели в полу. Но Антон уже не обращал на них никакого внимания, равнодушно уставившись в одну точку. Глубоко и шумно вздохнув, он вытянул на полу затёкшие ноги и отстранился от Арсения. — Зачем вы это делаете? — глухо спросил он осипшим после долгих криков голосом, — Что вам от меня надо? — Так было нужно, — немного помолчав, всё же ответил тот, не поднимая головы, — Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь… — Нет, не понимаешь, — тут же прервал его Антон, враждебно покосившись в его сторону. — Ты прав, — виновато кивнув, подтвердил Арсений, — Но, поверь, здесь тебе никто не хочет причинить зла. Мы тебе не враги, Антон. Мы — твоя семья. Антон сжал виски пальцами, зажмурившись до золотистых вспышек под веками. Помотав головой, он обречённо выдохнул: — Вы сумасшедшие, — он обернулся к Арсению всем телом, напрягая зрение и пытаясь разглядеть в темноте его профиль, — Зачем вы меня похитили? — Похитили? — озадаченно переспросил он. Пальцы, поправлявшие старинные серебряные кольца, замерли в воздухе, — Нет, это не так. Мы тебя не похищали, просто…- теперь он и сам вскинул голову, заглядывая ему в глаза. Антон вздрогнул и машинально отстранился, таким до безумия странным и нервозным показался этот взгляд, — Почему ты сбежал? Разве тебе было плохо здесь, разве кто-то из нас тебя обидел? Мы готовы были предоставить тебе всё, весь дом был в полном твоём распоряжении. Каждый из нас был добр с тобой, никто и помыслить не мог о том, чтобы оскорбить тебя даже малейшим словом или действием. Но ты решил сбежать… Арсений помрачнел и оборвал себя на полуслове. Он явно не понимал, что стало причиной побега, и что они сделали не так. Антон видел, как мучительно ему было искать разумный ответ, который ускользал от него, так и не обретя внятные формы. И от того, что для Арсения его поступок оказался загадкой, хотелось заорать. Но Антон усилием подавил в себе волну зарождающегося отчаяния, не позволяя новому приступу распуститься шипастым цветком в груди. — Потому что вы не хотели отпускать меня, — как бы ему не хотелось, чтобы его голос звучал ровно, он всё же дрогнул на середине фразы и сорвался на последних словах, — Не вызвали вечером такси, заперли двери, караулили в коридорах… — Но ведь это только ради твоего блага, — негромко воскликнул Арсений и протянул руку. Избегая прикосновений, Антон отполз в сторону, пресекая новую попытку жёстким взглядом, — Прости. Но я правда не могу понять, почему ты ушёл. Ты ведь сам говорил о том, что хочешь узнать больше о своём прошлом, о семье. Тем более после того, как тебе пришлось жить с чужими людьми так много лет. — Они мне не чужие, — возразил Антон, — Они забрали меня из детдома, воспитали, как родного сына. Давали любовь, заботу и поддержку, — он стиснул ладони, упираясь сжатыми кулаками в пол по обе стороны от себя, — Стали для меня настоящей семьёй. — Не говори так, — Арсений дёрнулся так, будто Антон его толкнул, — Это мы твоя семья. Они для тебя — чужие люди. — Я не в том смысле. Они стали для меня семьёй, потому что больше никого у меня не было, — пояснил Антон, — И папа с мамой сделали всё, что могли, чтобы я не чувствовал себя одиноким или обделённым в чём-то. Краем глаза он заметил, как Арсений покачал головой, будто внутренне не соглашаясь ни с одним его словом. Так они просидели на полу какое-то время, думая каждый о своём. Антон повёл плечами, болезненно поёжившись: всё тело ныло и ломило, как при затяжной простуде. Он коснулся ладонью лба, пытаясь определить, нет ли у него температуры. Но кожа, на удивление, оказалась прохладной, хоть он и чувствовал жар, выгрызавший тело изнутри. Мышцы сводило короткими спазмами, боль от которых заставляла его коротко выдыхать и прикрывать на мгновение глаза. Состояние было настолько отвратительным, что он с удовольствием бы наглотался снотворного и уснул часов на четырнадцать. Но изнеможённый организм будто бы гнал от себя любой намёк на сонливость, щедро разгоняя остатки адреналина по венам. — Теперь они не должны для тебя ничего значить, — решительно прервал молчание Арсений и поднялся на ноги, — Твой дом — здесь, и нам бы очень хотелось, чтобы ты это понял как можно скорее, — он забрал со стола погасшую свечу и, отперев дверь, на мгновение задержался на пороге, — И, Антон, постарайся поспать, пожалуйста. Снова щёлкнул дверной замок, снова оставляя Антона в одиночестве. Он опустошённо завалился на бок, подтягивая ноги к груди и сильнее зарываясь в складки толстовки. Уснуть ему за всю ночь так и не удалось.