Дом из красного кирпича

Прошло ещё два дня с момента заточения Антона в стенах неприветливого молчаливого здания. Он предпринимал несколько попыток побега, но каждая из них обрывалась, едва успев начаться. Коридоры и двери, будто насмехаясь над ним, водили кругами, не позволяя вырваться наружу. В конце концов, Антон с горечью принял бесполезность своих усилий. Обитатели дома будто бы не замечали его состояния, игнорируя замкнутость и краткие ответы сквозь стиснутые зубы. Все вели себя так, будто имеют дело с трудным подростком, расстроенным из-за какой-то очередной мелочи. Все, кроме Арсения, чьи долгие взгляды он постоянно ловил на себе. От того в груди Антона кололо с удвоенной силой, порой словно выворачивая рёбра наизнанку. Если Арсений сочувствовал ему или хотя бы понимал абсурдность ситуации, то почему не помог сбежать? Почему не поговорил со своей роднёй и не убедил их выпустить Антона из заточения? Но вместо помощи ответом всегда служило отстранённое молчание, а вместо поддержки — сухая сдержанность. Более того, Антон прекрасно знал, что кузен тоже следит за ним, присматривает, даже когда в том нет реальной необходимости. И осознание этого факта доводило его почти до исступлённого отчаяния. В тот день он бессмысленно бродил по дому, не зная, куда себя деть. С утра его снова ждал скромный завтрак, практически хлеб с водой и немного фруктов. Но голода он почти не ощущал, а потому проглотил еду, не чувствуя вкуса. Порой ему казалось, что совсем скоро он и сам превратится в призрака, растворится в пыли и тяжёлом воздухе. Окружающая тишина уже перестала давить на барабанные перепонки и превратилась в некое подобие колпака, под которым ему приходилось отныне существовать. Погружённый в свои мысли, он забрёл в жилой корпус, где столкнулся с Арсением нос к носу. — О, доброе утро, — с немного неловкой улыбкой поприветствовал кузен. В руках он нёс стопку книг и листов, которые, остановившись, перехватил поудобнее, — Не составишь мне компанию? Я как раз иду в библиотеку, поставить прочитанные книги на место. И хочу ещё поискать новые, может, ты и для себя найдёшь что-нибудь интересное. Равнодушно пожав плечами, Антон последовал за ним, хмуро сверля взглядом ковёр под ногами. В какой-то момент он не выдержал гнетущего молчания и, пока они спускались по лестнице, спросил: — Почему вы не оставите меня в покое? — брови его скорбно сошлись на переносице, из-за чего лоб прорезала крошечная складка. Антон выглядел так, будто из последних сил боролся с комом слёз, подкатившим к горлу, но уже начинал проигрывать. Арсений шёл впереди, и он заметил, как натянулись его плечи под гладкой тканью пиджака. Несколько мгновений он временил с ответом, будто сомневаясь, стоит ли вступать в диалог. Терпеливо дожидаясь хотя бы какой-то реакции, Антон повернул голову вбок, на ходу разглядывая картину на стене. С полотна на него воззрились стеклянные глаза мёртвого кролика, лежащего на столе посреди корзин с фруктами и вазы с цветами. От картины становилось нечем дышать, а фантомные тиски на горле сжались с новой силой. Словно бы удушающая смесь запахов свежей дичи, груш и лилий просачивалась сквозь раму, окутывала густой пеленой. Насыщенные оттенки на тёмном фоне сдавливали, сгущались над вывернутой головой тушки, безвольно распластанной на столе. Антона ощутимо передёрнуло, но отвести взгляд от холодно поблёскивающих глаз-бусин он не мог. Жизнь явно покинула кролика уже давно, и в натюрморте он был такой же частью интерьера, как брошенная посреди стола вилка или накинутый на бок корзины бордовый платок. Но Антону казалось, будто эти круглые выпуклые глаза хотят ему что-то сказать, передать нечто даже после смерти бедного зверька. Шумно вздохнув и с трудом отвернувшись, он на секунду зажмурился. Кажется, он начинает сходить с ума, раз в голову лезет подобная чушь. — Давай поговорим об этом в библиотеке, хорошо? — наконец, едва слышно ответил Арсений, не оборачиваясь. Антон с трудом удержался, чтобы не закатить глаза. Дом и так полупустой, можно хоть весь день бродить по коридорам и ни разу не наткнуться на других людей. Но нет, нужно продолжать бессмысленные игры в секретность и сбегать в библиотеку, будто там стены не имели ушей, а сквозь щели не просачивался ни один любопытный взгляд. Но он только согласно кивнул, пусть даже Арсений и не видел его, и пошёл следом. За время заточения пришлось научить пользоваться подсвечниками. Раньше, когда Антон смотрел исторические фильмы, ему казалось, что это проще простого. Но в действительности свечи гасли от одного неловкого движения, и он не раз чертыхался, резко оставаясь в кромешной темноте. Зайдя в библиотеку, они зажгли свечи и расставили их по столам, чтобы осветить стеллажи с книгами. От полок на пол полились длинные тени, напоминающие куски шёлковой ткани, небрежно наброшенной на мебель. Арсений принялся расставлять прочитанное по местам, скрупулёзно сверяясь с тетрадным листком, на котором были записаны номера стеллажей и полок. Наугад подцепив один из корешков пальцами, Антон вытянул книгу, со слабым интересом разглядывая обложку. Прочитать название он не смог — произведение было полностью на французском. Присмотревшись, он заметил дату внизу листа, согласно которой произведение напечатали более двухсот лет назад. Удивительно, но книга, несмотря на возраст, находилась в отличном состоянии. Идеально чистая, без пятен и замятых страниц, цвет которых лишь немного пожелтел со временем. Антон представил, как аккуратно и бережно обитатели дома относятся к каждому экземпляру, а меж тем в библиотеке, наверно, хранилось несколько сотен книг. Обернувшись на Арсения, он лишний раз убедился в своей теории: кузен обращался с ними, будто с баснословно дорогим хрусталём. Осторожно брал каждую, касаясь невесомо, будто боясь неосторожным жестом замарать обложку. Медленно и без спешки ставил на полки и вставлял на место, мягко надавливая на корешки кончиком указательного пальца. — Ты так и будешь возиться с книгами и игнорировать моё присутствие? — не выдержав, поинтересовался Антон, нарушив полумёртвое спокойствие библиотеки, от которого на глазах появлялась сонная пелена. Прервав своё занятие, Арсений чуть заметно вздрогнул и недоумённо посмотрел на него: — Я тебя не игнорирую, — виновато отозвался он, отложив на стол массивный фолиант, который до этого держал в руках, — Извини, если тебе так показалось… — Неважно, — отмахнулся от его извинений Антон, как от липкой паутины, — Скажи, ты долго будешь делать вид, будто ничего не происходит? — О чём ты? — на лице Арсения появилось озадаченное выражение. Он приблизился к нему, внимательно заглядывая в глаза; яркий блик свечи на мгновение вспыхнул в глубине его зрачков, — Что-то случилось? Антону безумно захотелось взять его за плечи и встряхнуть что есть силы. Но вместо этого он проглотил разрастающийся комок жгучего раздражения и максимально спокойно ответил: — То есть ты хочешь сказать, что всё происходящее — нормально? — он свистяще выдохнул сквозь сжатые зубы, — То, что вы меня заперли здесь, ничего не объясняете, не выпускаете, в конце концов, наружу? Это в порядке вещей, да? — как бы Антон не старался, но обида накрывала с новой силой, подкатывала волнами, сметающими всё на своём пути, — Я уже не говорю про остальные странности и ваше ненормальное поведение! Арс, ты можешь мне внятно объяснить, что происходит, и что вам, чёрт возьми, от меня нужно? — он с угрожающим видом придвинулся к кузену, — Если вы думаете, что я всё это так просто оставлю, то вы ошибаетесь. Я… Я разгромлю вам весь дом, понятно? — вдохновляясь собственной яростью, Антон зло сощурился, — Или нет, я сожгу тут всё, так, что даже пепла не останется. Арсений от его слов дёрнулся так, будто его с силой ударили по лицу. Изумлённо захлопав глазами, он попытался прикоснуться к запястью Антона в успокаивающем жесте, но тот поспешно отстранился. — Да, может, какие-то наши привычки кажутся тебе немного странными…— неуверенно начал он, но Антон нетерпеливо перебил, чуть повысив голос. — Мне кажется странным, что вы держите меня в заложниках! — Зачем ты так говоришь? — в голосе Арсения послышались едва уловимые нотки обиды, — Никто не держит тебя в заложниках, с чего ты это вообще взял? — он вздохнул тяжело и рвано, будто их разговор причинял ему физическую боль. Он ещё раз вгляделся в глаза напротив, яростно поблескивающие в свете канделябра, — И мы бы не хотели, чтобы ты чувствовал себя… так. — А как ещё я должен себя чувствовать? Я не могу уехать, мне не дают связаться с родителями, а вы ходите с таким видом, будто это в порядке вещей. Вы… Вы следили за мной! Напали и увезли сюда силой! Ты считаешь, что я должен проигнорировать это? Может, вы собираетесь меня убить или сделать ещё что-нибудь. Короче, — в тоне Антона прорезались стальные нотки, совершенно ему не свойственные, — Либо ты мне сейчас же всё рассказываешь, либо я не знаю что с тобой сделаю. Скрестив руки на груди, он присел на край стола. Плечи его напряжённо сгорбились, тело чуть подалось вперёд. С подобным видом обычно люди идут по улице во время сильного ветра или метели. В действительности именно так он себя и ощущал: словно пытался прорваться сквозь ледяную пелену чужого равнодушия и отстранённости. И пусть выражение лица Арсения говорило само за себя, Антон перестал доверять окружающим и во всём научился видеть подвох. Вот и теперь ему казалось, что кузен игрался с ним, примерял очередную маску, сотканную из сочувствия и живого участия. Арсений же от его слов вовсе сник, чуть отвернувшись к стеллажу, будто желая отыскать в книгах неожиданного спасителя. Поправил рукава пиджака, нервным жестом передвинул старый томик на середину стола, задумчиво проведя пальцем по шершавой обложке. Антон его не торопил, позволяя собраться с мыслями, только внимательно наблюдал за его действиями. Раздражение, исходившее от Антона, заставляло кожу болезненно чесаться изнутри. На секунду Арсению показалось, словно его кусает сотня маленьких комаров, впиваясь в руки острыми, как иглы, хоботками. — Я…— начал было он, но горло свело неприятным сухим спазмом. Глухо кашлянув, Арсений предпринял вторую попытку, — Я не могу тебе всё рассказать. Не сейчас. Просто поверь, что так будет лучше, в первую очередь для тебя же самого. Что бы ты ни думал, навредить тебе мы не собираемся, даже в мыслях не было, — он на мгновение прервался, дав себе небольшую передышку и будто прислушиваясь к чему-то. Убедившись, что ни один посторонний звук не нарушил окружающей их тишины, продолжил, — Я понимаю, что со стороны наши действия показались тебе… довольно пугающими. Но, Антон, это были крайние меры, на которые нам пришлось пойти. Если хочешь знать моё мнение, то я считаю, что инцидент с, как ты его назвал, нападением можно было избежать. Может, в этом есть и моя вина, ведь я позволил тем событиям произойти и вовремя не повлиял на ситуацию. Но на то была веская причина, которую ты узнаешь… но не сегодня, со временем. А пока, пожалуйста, давай не будем ссориться и постараемся вместе забыть тот эпизод. — Ты предлагаешь мне забыть факт, что я живу под одной крышей со своими похитителями? — как бы Антон не старался задать вопрос без сарказма, слова были насквозь пропитаны едкой иронией. — Но ведь похищают чужие люди, — с какой-то наивностью возразил Арсений, — А ты находишься дома, среди семьи. — Довольно-таки тухлый аргумент, — прокомментировал Антон, скептически выгнув бровь. — Ты так считаешь? — спросил Арсений со слабой улыбкой, — Может быть. Но я тебе не враг, Антон. Хоть ты и не хочешь в это поверить. — С трудом верится, — буркнул он в ответ, как-то разом растеряв весь свой запал. Антон задумчиво постучал костяшками пальцев о деревянную столешницу, на которую во время разговора опёрся рукой. Глухой звук одиноко разлетелся по библиотеке, быстро потонув в воздухе и будто потерявшись среди многочисленных проходов. Антон поднял голову, вздохнув и вглядевшись в высокий потолок — тот нависал чернеющим полотном над их головами, укрывая плотной вуалью темноты. Временами ему чудилось, словно обступившая их чернота живая и, стоит на секунду отвести взгляд от зажжённых свечей, как она набросится на худенькие столбы пламени и разом поглотит их. Его размышления прервал Арсений, положивший руку поверх его ладони и мягко погладивший кожу кончиками пальцев. От мимолётного прикосновения по телу растеклась прохлада, заставив Антона покрыться мурашками. — Я правда тебе не враг, — повторил он, не убирая руки, но старательно отводя глаза. Будто, стоило ему встретиться глазами с Антоном, и произносимые слова мигом исчезнут, оставив после себя привычную тишину, — Мы… Мы делаем это не потому, что хотим навредить тебе. Терять родных всегда тяжело, особенно, когда понимаешь, что мог бы это предотвратить. Поверь мне, я знаю, каково это: просыпаться с мыслью, что всё могло быть иначе. Смотреть на пустые стулья и сознавать, что они впредь так и останутся пустыми, как бы ты себя не корил. И я не хочу теперь ещё потерять и тебя. И остальные тоже не хотят и бояться этого, потому временами могут казаться резкими или замкнутыми, — он облизал пересохшие губы и шумно выдохнул, восстанавливая сбившееся дыхание, — Но теперь ты здесь, с нами. Дома. Мне бы очень хотелось, чтобы и ты сам, наконец, принял это. Он наклонился и поспешно, словно боясь передумать, поцеловал Антона. Поцелуй походил скорее на призрачное касание, мимолётное ощущение на грани восприятия. Антон замер, удивлённо распахнув глаза, растерявшись от неожиданности и изумления. Он чувствовал лёгкое дыхание Арсения, остававшееся теплом на его губах, чуть подрагивающие ресницы оказались совсем близко. В одночасье пропала темнота библиотеки, стеллажи и окружающая их тишина, пропали все мысли и охватившие голову страхи. Затаив дыхание, Антон стоял, парализованный, пока Арсений с величайшей нежностью прикасался к его губам краешком своих. — Пойдём, нас, наверно, уже заждались в гостиной, — отстранившись, произнёс тот, бросая осторожные взгляды в его сторону. Подхватив подсвечник, свет от которого неспокойно вздрогнул, он сделал несколько шагов в сторону выхода и застыл в ожидании. Втянув пыльный застоявшийся воздух, пропахший старым пергаментом, Антон кивнул и последовал за кузеном.