Дом из красного кирпича

Полгода спустя — Никогда не понимал, почему чай в кафе приносят в чайниках, а кофе — в чашках, — проворчал Антон, подцепив вилкой кусочек чизкейка, — Почему нельзя принести сразу литровый кофейник? Уловив аппетитный аромат десерта, он с удовольствием втянул его носом. Клубника и шоколад щекотали обоняние, окутывали тёплым шлейфом, примешиваясь к запахам корицы и муската, который витал в воздухе. В кофейне было мало народу, и шум голосов не перебивал тихой мелодии, которая не отвлекала от разговора, но создавала ненавязчивую и уютную атмосферу. — Потому что, если ты выпьешь литр чая, ничего не произойдёт, — отозвался с усмешкой Арсений, разливая по чашкам зелёный чай с жасмином, — Ну, кроме того, что будешь чуть чаще бегать в уборную. А вот если тебе принесут литр эспрессо, побегать придётся официантам. Причём за медицинской помощью. Утро воскресенья выдалось спокойным и ленивым, и они решили выбраться в местное кафе километрах в двадцати от деревни, до которого было пять остановок на автобусе. Вот уже шестой месяц как они жили на антоновой даче под Воронежем, в доме, оставшемся от дедушки и бабушки. С приёмными родителями Антон связался только через несколько суток после побега. Позвонил с телефона в районной библиотеке, боясь, как бы его не вычислили по номеру. Гораздо позже ему в голову пришла запоздалая мысль, что такая конспирация была излишней. Вряд ли люди, до сих пор пользующиеся керосиновыми лампами, умели отслеживать номера телефонов. Но как-то же его нашли тогда, в первый раз, а потому Антон решил на всякий случай перестраховаться. Приёмная мама долго плакала в трубку, отец встревоженным голосом спрашивал, что случилось. Запинаясь и путаясь в рассказе, Антон вкратце изложил им историю последних месяцев, не упомянув, впрочем, о семейном проклятии. Оно в его изложении превратилось в последствия сектантского влияния, под которое попала его семья. Рассказал он и о маме с Арсением, которые теперь жили вместе с ним. Напоследок, успокоив всхлипывающую приёмную маму, он попросил их не приезжать и не беспокоиться о них. Мол, пока они поживут одни, чтобы не привлекать внимание. Но, когда всё уляжется, он обязательно познакомит их с членами родной семьи, с которыми ему удалось сбежать. Папа ещё несколько минут настойчиво предлагал обратиться в полицию, но Антон наотрез отказался. «Пожалуйста, не звони никуда», — горячо убеждал он, нервно стискивая телефон в руке, — «Это сложно объяснить, просто… Давай пока не будем впутывать в это кого-то ещё». Аргумент вышел более чем неубедительным, но после многочисленных заверений, что теперь они в безопасности, папа всё же уступил. Они пообещали друг другу созвониться позже, чтобы вместе решить, что им делать дальше. Ни Антон, ни родители ещё долго не могли сбросить звонок, наперебой бормоча слова любви и прощаясь несколько раз по кругу. Только услышав глухие гудки, которые, наконец, раздались в трубке, Антон понял, как сильно по ним соскучился. Тоскливое чувство остро прокололо меж рёбер, царапая сердце неровными осколками детской потерянности. Но вспомнив, что раскисать ему категорически нельзя, Антон встряхнулся и расправил плечи. Ему нужно позаботиться о маме и Арсении, помочь им вернуться к нормальной жизни, потому надо быть сильным. Ради них. — Ты опять куда-то улетел? — со смешком спросил Арсений, пододвигая ему чашку, мягко возвращая в реальность. — Да, прости, — опустив глаза, смущённо улыбнулся он, — Опять где-то витаю. — Спустись на землю, а то чай остынет, — Арс аккуратно поддел вилкой чернику на тарте и, отправляя её в рот, бросил на него лукавый взгляд. — Всё, обещаю, что больше не буду улетать,- почувствовав, как от зрительного контакта его бросило в жар, хрипло выдохнул Антон. В горле катастрофически пересохло, и он поспешно отхлебнул из чашки, мгновенно скривившись. Горячий чай обжёг губы и горло, отчего на глазах выступили слёзы. — Осторожнее, куда ты так спешишь, — Арсений свёл брови на переносице, наблюдая за ним, будто за неаккуратным ребёнком, который расшиб коленку. Перегнувшись через стол, он невесомым жестом стёр слезу с ресниц Антона, мимолётно проведя пальцами по щеке. Улыбнувшись, он вновь откинулся на спинку стула. Антон заново привыкал к такому Арсению. Живому, подвижному, не боящемуся говорить и делать, что хочется. К Арсению, чьи лазурные глаза блестели на солнечном свете, а взгляд жадно изучал окружающий его мир. Антон узнавал его заново и влюблялся ещё сильнее. — Ну что, как тебе двадцать первый век? — с улыбкой спросил он, неопределенно махнув рукой в сторону окна, за которым виднелась сонная улица. — Шумный, — признался Арсений, — Непривычный. Хоть мне и приходилось бывать и раньше вне…— он запнулся, подбирая слово, не без усилия продолжив, — вне дома по делам, я мало на что обращал внимания. Просто относился к окружающему миру, как к иллюстрации из книги, которая не имеет ко мне непосредственного отношения. А теперь… Теперь столько всего приходится заново учить и узнавать. — Но тебе нравится? — осторожно уточнил Антон, с беспокойством глядя на него. — Да, разумеется, — уверенно кивнул Арсений, — Так много ярких красок, новых впечатлений и людей. Но я ещё не совсем привык к такому ритму жизни. Немного не разобрался с её правилами, принципами и своим местом в ней. — А чем бы тебе хотелось заниматься? С минуту Арсений молчал, погрузившись в себя и раздумывая над вопросом. Брови вновь сдвинулись к переносице, а взгляд, до того ясный и подвижный, застыл в одной точке и словно бы покрылся мхом. В эту секунду он был так похож на себя прежнего, будто призрак Арсения из запертого дома вернулся из прошлого, заменив Арсения из настоящего. Поёжившись, Антон, который ощутил от этого зрелища неприятный холодок, наклонился к нему и нежно поддел пальцем кончик его носа. — Теперь и ты улетаешь, — хмыкнул он, глядя на изумлённого Арсения, который от неожиданности часто заморгал. — Извини, — он улыбнулся краешком губ, — Задумался. Наверно, я бы серьёзнее занялся музыкой. Точнее, преподаванием. К тому же, я вчера посмотрел объявления, и, кажется, учителей музыки и сейчас нанимают. — О, станешь репетитором? — оживился Антон, — Это очень круто. Да, некоторые родители хотят, чтобы с их детьми дополнительно занимались. Да и некоторые сами хотят научиться играть, — он подпрыгнул на стуле, наполненный энтузиазмом, заставив Арсения вздрогнуть от его резкого приступа энергичности, — О, точно! Я тебе профиль сделаю на сайте для репетиторов. Придумаем тебе сегодня вечером портфолио, может, даже какую-нибудь видео-визитку запишем. — Как скажешь, — сконфуженно отозвался Арсений, на самом деле с трудом понимая, о чём тот говорил. Обернувшись к часам, висевшим на стене за его спиной, он заметил, — Наверно, нам пора выходить. Твоя мама будет ждать нас через пятнадцать минут. Анне, маме Антона, знакомство с реальностью далось в разы тяжелее. Запертая в четырёх стенах, без общения и солнечного света, она с трудом ориентировалась в пространстве, со страхом и недоверием принимала новое время и его особенности. Антон видел, как и в ней просыпается интерес, загораясь искорками любопытства. Но долгое заточение не могло не отразиться на её восприятии, а потому каждый выход на улицу становился для них настоящим испытанием. Первую неделю Анна вовсе не выходила из дома, ни на шаг не отходя от Антона. Она спрашивала у него обо всём на свете, про его жизнь, друзей, увлечения. И с по-детски чистым восторгом слушала рассказы про школу или яркие моменты из жизни. А перед сном мама всегда походила к его кровати и сидела рядом, молча гладя по волосам и дожидаясь, пока тот уснёт. Во время первых прогулок Антону казалось, будто они высаживаются на Марс в числе первых поселенцев. Потому что даже для пятиминутных вылазок на сельскую дорогу приходилось проходить тщательную подготовку. Но Антон всегда был рядом, помогал и поддерживал, сжимал в руке её ладонь и успокаивал, стоило автомобилю пронестись по дороге или слишком громко зазвонить мобильному у случайного прохожего. И, когда мама, спустя несколько месяцев, впервые заговорила о желании сменить причёску, он принялся её горячо поддерживать. В душе же он безумно радовался, что всё, наконец-то, начинает налаживаться. Парикмахер как раз заканчивал работу, когда Антон с Арсением подошли к салону красоты. В широком окне виднелся профиль мамы, которая восхищённо рассматривала новую причёску в зеркале. Длинная коса превратилась в каскад, мягкими волнами спускавшемуся к плечам. Теперь она с лёгкостью могла сойти за их ровесницу, особенно, благодаря приветливому и открытому лицу без единой морщины. — Ой, мальчики, вы уже вернулись, — прощебетала она, выйдя к ним. Улыбнувшись, она приподняла ладонями пряди, завитые в стильную укладку, — Как я вам? — Роскошно, — принялся тараторить Антон, — Просто неземная. Тебе очень идёт. — Антош, опять ты преувеличиваешь, — Анна смешливо наморщила нос, но было видно, как приятно ей было слышать комплименты от сына. Полчаса спустя они были дома, по пути закупившись продуктами на неделю. Всё же, как бы далеко они не сбежали, не стоило рисковать лишний раз и часто показываться на людях. Анна загорелась идеей испечь пирог, который раньше часто готовила для всей семьи. Разложив на столе муку, яйца, замороженную вишню и другие ингредиенты, она отправила ребят в застеклённую беседку, принимаясь с боевым видом хозяйничать на кухне. Прихватив с собой альбом, Антон повёл Арсения на задний двор. Стоявшая в окружении яблонь беседка была дедушкиной гордостью: её он сколотил сам из досок, оставшихся после строительства бани. Покрасив её в насыщенно-синий и поставив по центру самодельный круглый столик и скамейку, он с бабушкой проводил здесь летние вечера. Когда Антон приезжал в гости, то постоянно сидел вместе с ними, поедая одну за другой сушки и запивая их вкуснейшим чаем с малиной. — Новые работы? — спросил Арсений, присаживаясь на скамейку и раскрывая альбом с рисунками Антона. — Не сказал бы, что это полноценные работы, — повёл плечом тот, упав рядом и полной грудью вдохнув тёплый апрельский воздух, пахнувший ранней весной, — Это так, пустячные наброски, ничего особенного. Последние страницы скетчбука значительно отличались от остальных. Антон больше экспериментировал с акварелью и цветными карандашами, не доводил до совершенства контуры и штриховку, отдавая предпочтение разнообразию оттенков. Цвета в его рисунках свободно плескались на бумаге, переливались и смешивались друг с другом в причудливых сочетаниях. Неподвижные природные пейзажи сменились буйством оживлённых городов, переполненных народом кофеен и экзотических карнавалов. С улыбкой Арсений разглядывал детали на одном из таких набросков, где танцоры в масках животных и цветастых повязках на бёдрах кружились в танце на украшенной гирляндами улице. — Удивительная работа, — с восхищением выдохнул Арсений, — У тебя буквально открывается второе дыхание. — Правда? — услышав похвалу, Антон буквально засиял изнутри, — Я сейчас пробую что-то новое. Не знаю пока, во что это выльется. Но я понял, что мне точно нужно отходить от своего старого стиля. Я как будто из него вырос или вроде того. — Может, всё-таки попробуешь перепоступить? — поинтересовался Арсений, — В Петербург, например? — Да, я уже думал об этом, — Антон задумчиво покусал губу и потёр нос тыльной стороной ладони, — Даже начал готовиться понемногу к вступительным. Не знаю, правда, получится ли. — Конечно же, у тебя всё получится, — заверил Арсений, касаясь губами его макушки в щемящем поцелуе. На пару мгновений он задержался таком положении, зарываясь лицом в мягкие кудри. Минут пятнадцать они сидели почти в полном молчании, время от времени комментируя наброски. Оба склонились над альбомом, и Антон для удобства положил голову Арсению на плечо. Тот приобнял его одной рукой, легко поцеловав в переносицу, укутывая в полах чёрного стёганного пальто. Да, какие-то привычки он, определённо, решил сохранить за собой. Ветер усилился, будто не желая признавать скорый приход весны и тепла. Он, укутавшись в ледяную броню, штурмом брал беседку, намереваясь во что бы то ни стало проникнуть внутрь. Вздрогнув, Антон шмыгнул носом и сильнее обнял Арсения, пытаясь пригреться. — Замёрз? — спросил Арсений, погладив его по плечу и прижатой к груди руке. — Немного, — признался он, хотя пальцы и кончик носа уже успели покраснеть на холоде. — Тебе надо согреться. Хочешь, вернёмся в дом? — Попозже. Пересев к нему на колени, Антон принялся целовать замерзшие на весеннем ветре губы. Арсений, притянув его ближе, забрался ладонями под толстовку, отчего тот коротко ойкнул от прикосновения ледяных ладоней к разгорячённой коже поясницы. — Извини, — со смешком шепнул Арсений, на секунду разрывая поцелуй. Антон в отместку прихватил зубами мочку его уха, чуть оттянув и поцеловав место укуса. Порывисто вздохнув, Арсений зажмурился и, запрокинув голову, почти наощупь нашёл его губы, снова вовлекая в долгий поцелуй. Стеклянные окна плохо защищали беседку от кружащих вокруг ветров, и наглые сквозняки то и дело просачивались внутрь. Оба ёжились и покрывались мурашками, отчего сильнее жались друг другу в попытках согреться, подарить кусочек тепла. Дорвавшийся до ласки Антон жадно вылизывал рот Арсения, игрался с языком, оттягивал зубами нижнюю губу и тут же целовал покрасневшее место. Чуть опустившись ниже, он провёл языком по шее, вверх к подбородку, оставляя мокрый след, заблестевший на коже в неровном свете, бьющем из окна. Подрагивая от каждого касания, Арсений плавился в объятиях, тонул в лавине ощущений, совершенно потерявшись в происходящем. Он мог лишь хвататься неслушающимися пальцами за край его толстовки, комкать её и жаться всем телом ближе. Возбуждение импульсами проходило по нервным окончаниям, щекотно тянуло в животе и сводило мышцы. Раскрасневшийся и взбудораженный Антон потянулся к молнии на джинсах, не переставая покрывать поцелуями его шею и ключицы. Кое-как расстегнув их, он принялся стягивать грубую ткань до колен, ёрзая на коленях Арсения, заставив его негромко застонать. — Погоди, — как только до затуманенного мозга дошли намерения Антона, он встрепенулся, — Погоди, может, не стоит? — Арс с беспокойством посмотрел на него, мягко погладив обнажившуюся поясницу, — Тебе же так будет больно. — Не будет, — нетерпеливо мотнув головой, возразил Антон, — Я сегодня продуманный. С этими словами он выудил из кармана толстовки смазку, предусмотрительно захваченную из комнаты. — Стесняю спросить, что ты там продумывал, — насмешливо фыркнул Арсений, за что тут же поплатился, подавившись несдержанным стоном. Рука Антона юрко проникла под штаны и нижнее белье, обхватывая его член и принимаясь неспешно водить вверх-вниз. Закусив губу почти до боли, Арсений подался бёдрами за медленными движениями, приоткрыв рот и тяжело дыша. Под веками плясали переплетающиеся круги, в лёгких как будто расцветали костры. Приоткрыв глаза, Арсений столкнулся взглядом с глазами Антона, подёрнутыми жарким маревом. Тот часто-часто облизывал губы, совершая ритмичные движения и заведя руку за спину. Осознав, что он сейчас растягивает себя для него, Арсений уткнулся губами ему в основание шеи, забывая сделать очередной вдох. Сам он путался в широких рукавах не до конца снятого пальто, которое теперь болталось на локтях. Ткань сковывала движения, не давала контролировать процесс, и Арсений чувствовал себя беспомощным как никогда. От того желание сильнее вгрызалось в тело, распаляя сознание и доводя до жгучего исступления. С негромким выдохом Антон вытащил из себя пальцы, чувствуя, как дрожат от напряжения ноги. Цепляясь за плечи Арсения, он стал медленно насаживаться, глуша в воротнике его пальто стоны, больше походившие на скулёж. В животе словно несколько тысяч осколков царапали изнутри, дразнили и впивались в натянутые мышцы, требовали большее. Приподнявшись, он принялся двигаться, сразу задавая быстрый несдержанный ритм. И поперхнулся всхлипом, когда руки Арсения, до того безвольно сжимавшие его ягодицы, опустились поверх бёдер, не давая сорваться, задавая неспешный темп. Подчинившись, Антон недовольно захныкал, прогибаясь в спине, и ёрзая на члене. Слишком хотелось ещё, слишком силён был зуд под кожей. Арсений подавался навстречу, входя до упора, придерживая его бережно и осторожно. Сладкие спазмы множились и нарастали, подступали высокими волнами. Вскрикнув, Антон сильнее схватился за плечи Арсения, дрожа и протяжно выстанывая. Живот и ноги будто бы ошпарили кипятком, судорога не желала отступать, скручивая внутренности в болезненно-приятной пульсации. Арсений приоткрыл рот в беззвучном стоне, пряча лицо в его волосах, переживая острый пик удовольствия. Снова его поцеловав, Антон, довольный и растрёпанный. сполз на скамейку с гулко колотящимся сердцем. Впереди их ждал ещё длинный путь. Путь, полный препятствий и неизвестности, пройдя по которому им обоим придётся быть сильными. Но Антон был уверен, что самое главное препятствие им уже удалось преодолеть. А впереди — новая жизнь, теперь уже разделённая на двоих. Глубоко и размеренно вдыхая весенний воздух со вкусом яблок, он снова потянулся за поцелуем, наполненным обоюдной нежностью и теплом. Больше никакого холода, заколоченных окон и запертых дверей. Впереди их ждали только новые рассветы.