np: Pedro Bromfman - The Lucky One
Сердце Рохаса бешено колотилось, а лифт невыносимо медленно поднимался на заветный этаж, где сейчас находилась их цель, к которой они шли так долго. Парень никак не мог собраться и успокоиться. Им с сестрой близнецом пришлось разделиться у входа в злополучную башню. Последнее, что слышал Даниэль от Дани — это ее выкрик ему в след о том, чтобы он не наделал глупостей там наверху, пока она «прикрывает его зад», не впуская в башню еще больше soldados. Пока Дани в одиночку пробирался через коридоры с элитными бойцами, казалось прошла целая вечность. Не удивительно, что утренний полумрак за это время превратился в огненные отблески только проснувшегося солнца. Когда Рохас наконец оказался в помещении, залитым золотистым светом утреннего солнца, гулкая тишина зазвенела в ушах, прерываемая осторожными шагами повстанца. После канонады из выстрелов и взрывов тишина словно давила на уши. Дани пришлось прищуриться, чтобы разглядеть угрожающий силуэт президента и его сына, стоящих на фоне яркого солнца. El Presidente стоял к повстанцу спиной, держа украшенный узорами пистолет. По бокам от него стояли огромные статуи оскалившихся львов, угрожающе смотрящие на вошедшего. Они будто охраняли своего короля и его львенка. А из огромного окна, занимавшего всю стену, открывался поистине Райский вид на настоящий Ад на Земле в лице войны. Яра снова и снова переживала еще один день в Раю. Рохас не опускал пистолет и держал Антона на прицеле. Диего мгновенно повернулся к гостю, отходя от отца на несколько шагов. Взгляд его был сдержанный, но еле заметно напряженные брови выдавали плохо скрываемую смесь чувств отчаяния и страха. Напряженную тишину нарушил голос Антона Кастильо. Несмотря на то, что El Presidente был поражен страшной болезнью, голос его был всё так же силен и уверен. Даже при смерти Антон оставался диктатором: - Мой город в огне. Ты разрушил мечту о Рае. Я и мой сын – это все, что отделяет тебя от власти, - тиран даже не повернулся к повстанцу. Диего же еле заметно отрицательно помотал головой, нервно переступая с ноги на ногу и не сводя напряженного взгляда с Дани. Это была словно мольба о помощи или же скорее пощаде. Дани не мог задуматься о том, что обозначал этот жест. Все его внимание было приковано к Антону, от которого в любой момент можно было ожидать всё, что угодно. - Я не диктатор. Мы лишь хотим свободы и безопасности, - решился подать голос Дани. Ему и вправду не нужна была власть и тем более в режиме El Presidente. Но Кастильо старший за последние несколько дней явно начал сходить с ума, загнанный в угол оппозицией. Он буквально обезумел, осознавая свой проигрыш и видя, как рушится все то, что он создавал, что было целью его жизни. Кажется, что теперь он мог верить только себе и не поверил бы даже своему единственному сыну, скажи тот что-то хорошее о Рохасах. - Ложь, - с долей злобы ответил Кастильо, - Ты не Клара. Яра горит. А выборы никак не потушат пожары. El Presidente медленно повернулся к повстанцу и словно в доказательства его слов, за его спиной мрачно клубились черно-серые столбы дыма пожаров и взрывов за окном. Рохас совсем запутался в дальнейших действиях. Он украдкой сделал еще несколько коротких быстрых шагов в сторону президента, отчего Диего занервничал сильнее, вставая между ними. Стоило бы сразу убить Антона, но не все было так просто. Не успел Дани обдумать это, как Антон будто прочитал его мысли и продолжил свой монолог: - Мне было столько же, когда повстанцы убили моего отца, - взгляд Кастильо опустился на сына. Последний обернулся на отца. В голосе Антона на удивление послышалось искреннее сожаление, и Дани даже показалось, что сам голос стал мягче, когда Антон обратился к Диего, - Не думал, что тебе придется пережить то же самое. Прости, Диего. Только сейчас Дани разглядел во взгляде Антона безумную усталость, смирение и каплю безумия, а тот всё продолжал: - Ты мой лев, - отец Диего даже улыбнулся краем рта, глядя на сына, - Я делал все возможное, чтобы ты стал сильнее. Диего перевел взгляд на Дани, поворачиваясь к нему, и теперь на его лице отчетливее читалась мольба и сдерживаемые слезы. Каким бы ужасным человеком ни был Антон и каким бы жестоким вещам он ни учил сына… Диего понимал это, но Антон все - таки был его отцом, а Диего был лишь ребенком, которому пришлось взрослеть слишком рано, - Ты не убьешь его! Он все равно умрет! – дрожащим голосом, взмолился Диего. Его полный отчаяния взгляд, сменился на обреченный, когда рука отца легла ему на плечо. - Последний урок, mijo, - чуть тише произнес Антон, поворачивая сына к себе, - В жизни лишь одна вещь всегда будет истинна. Ты знаешь какая? Диего прерывисто и несмело вздохнул, делая небольшую паузу перед ответом. Уголки его рта подрагивали, а безмерно добрые, но полные боли и слез глаза устремили взгляд на Кастильо, - Смерть. - Sí, - мягко произнес Антон и шагнул к сыну, кладя руки ему на плечи и целуя в лоб. Дани окатило волной жара от осознания фразы Кастильо. В ней был смысл, но об этом он задумается позже. Рохасу было ужасно непривычно видеть El Presidente таким… простым человеком? Яранская пропаганда выставляла его спасителем и самым лучшим лидером в мире, а повстанческие описания Антона в красках рассказывали о том, какой он монстр, не способный ни на что, кроме убийств и тирании. Рохас вдвоем хоть и всегда понимали, что Кастильо просто жестокий человек у власти и не более. Но невольно, из-за слов окружения и из-за ужасов вокруг, происходящих по воле Кастильо, у Дани и Дани в головах все равно складывался образ Антона, как кого-то нереалистично ужасного, за гранью человеческого. А сейчас Дани видел его самым обычным человеком, даже чувственным. Это вновь заставляло его мешкать в непонимании, но пистолет он так и не опустил, готовый в любой момент нажать на спусковой крючок. Рохас был настолько напряжен, что слышал биение своего собственного сердца и давление на виски. Он должен был прямо сейчас сделать один точный выстрел. По мнению Либертад. А по мнению его самого и сестры - не должен был. И тому было несколько причин. Первой причиной была репутация сопротивления. Еще давно, после устранения всех приближенных Антона, когда Рохас поняли, что скоро им придется делать такой выбор, они решили для себя одну вещь – не превращаться в радикалов, убивающих всё и всех без разбора. Им надоело видеть импульсивные убийства своих сторонников, они не хотели более портить репутацию повстанцев, которая и так трещала по швам в сознаниях мирных жителей, которые просто боялись жестокости и Антона, и Либертад. Дани и Даниэль были недовольны импульсивным расстрелом Маркессы, внезапным убийством помощника Эль Доктора и издевательством над телом Бенитес на публику, хоть и эти убийства все равно были нужны для того, чтобы ослабить власть. Но вот такими ожесточенными и внезапными эти смерти точно не должны были быть. Недавний конфликт с Хуаном из-за стрельбы на вилле Кастильо и смерти Клары очень сильно сказался на близнецах и лишь подкрепил их мысли. Рохас просто не хотели становиться такими, какими их описывал Хуан. А второй и самой главной причиной был суд. Рохас договорились схватить Антона, и предать его суду за все свои адские нечеловеческие деяния, что он совершал, пока делал из Яры Рай. И этому было рациональное объяснение: если Антон погибнет от рук Либертад, то он умрет мучеником и останется героем в глазах истинных Яранцев. У него будет множество последователей, его будут оплакивать, жалеть и поддерживать даже после смерти. А если представить его перед судом и преподнести народу открыто все те ужасы, что он делал за красивыми фасадами Эсперансы и призвать диктатора к ответу, а после, решением суда отнять власть, часть народа, что его поддерживала, явно задумается. А Либертад предстанут перед страной как освободители, а не террористы, убившие El Presidente. Дани и Дани, еще на этапе помощи Легендам и Ла Мораль, не раз выдвигали эту мысль перед главами Либертад. Хуан сразу же впадал в гнев, норовя схватить кого-нибудь из Рохасов за грудки, прижать к стене и начать грозно отстаивать мнение о том, что повстанцы не жалеют своих врагов и не боятся крови, и смертей. Клара же, пока была еще жива, реагировала спокойнее и даже допускала, что близнецы отчасти правы. Но она видела слишком много страданий, что Кастильо причинял её народу, и слишком долго она стремилась его убить, что пощадить такого человека Гарсия просто не сможет. И такой была не только одна она, а весомая часть сопротивления. Фартовая же наоборот серьезно задумывалась над этим вопросом. Ей, как и Рохасам, мало нравились людские жертвы с обеих сторон баррикад. И даже после суда Либертад не пришлось бы марать руки еще одним громким убийством. Рохас давно знали, что из-за болезни El Presidente осталось недолго, но увидев его состояние при злополучной встрече на вилле, они лишь убедились в этом. Антон совсем скоро умрет сам, какое бы решение не вынес суд. А Либертад не придется насильно оставлять Диего еще и без отца, и тем более не придется подрывать доверие яранских «ватников» еще больше. Они и так совершали много ошибок, портя репутацию открытой демонстрацией убийств и чрезмерной жестокости, пусть и к врагам. Да и в противовес всем аргументам за убийство Антона, Дани просто по человечески не хотел лишать Диего отца, тем более прямо при нем. Он слишком хорошо знал, что такое быть сиротой и видел слишком много сирот, чьих родителей забрала революция. Хотя глупо ради чувств одного ребенка щадить такого страшного врага, но в самый неподходящий момент в Дани проснулось все самое сентиментальное и чувственное по отношению к мальчику, который не раз проявлял к нему доброту и к тому же спас от смерти. Дани держал это все в голове, но также не мог перестать держать пистолет наготове. Что-то не так. Антон обнял Диего, и тот в ответ обхватил его руками, прижимаясь к отцу и жмурясь от солнца, светящего в глаза, и боли, разбивающей душу. Это было прощание. - Защити его, - громко и твердо отчеканил El Presidente, буквально принимая свою смерть, - От своих друзей. От чудовищ, - Антон презренно смерил взглядом Дани, произнося последнюю фразу и не отпуская Диего из объятий. Казалось, что и самого Дани он не считал человеком, видя в нем лишь чудовище. Даниэль должен был принять решение прямо сейчас: согласиться убить Антона или же последовать своему уговору с сестрой и совестью, не проливая еще больше крови в этом чертовом Аду, что Антон звал Раем.ВЫБОР
- в оглавлении перейдите на выбранную концовку -
[Согласиться] [Не согласиться]