Маленькое солнце

      В небо поднялись первые фонарики, и Никкаль в полной мере осознала, что уже наступила ночь.       Разговор с Ияром, случай на празднике, а потом и вовсе темнота. Никкаль могла лишь предполагать, сколько потратила времени впустую, валяясь ненужным тряпьём на кровати Ниалла. Они столько могли обсудить, столько решить, но вместо этого ему пришлось иметь дело исключительно с её безвольным телом.       Хотя… Что она бы ему сказала? Как объяснила бы ситуацию, в которой они оказались?       «Прости, любимый, ты вскоре станешь папой»?       Никкаль покоробила сама вероятность такого разговора. Он обещал выйти сложным и крайне непростым. И, так как у Никки не было ни единой мысли, как она будет смотреть в глаза любимому, девушка даже обрадовалась, что Ниалла не было рядом, когда она пришла в себя. Ей нужно было основательно подготовиться к беседе с ним. И хотя она считала, что не было никакого смысла это откладывать, не могла не переживать. То была не та новость, к которой можно было быть готовым. Она сама была шокирована и не могла представить, как на это отреагирует сам Ниалл.       Она не хотела рушить его жизнь. Не хотела быть обузой и той, кто принудил бы его к браку, но у него было право знать и решать, что им делать.       Ребёнок был его в той же степени, что и её.       Никкаль бы следовало обдумать, как лучше было бы сообщить ему эту новость, как разрешить столь непростую ситуацию. Хотя у самой не было ни единой идеи, как сделать всё хоть сколько-нибудь приемлемым. У неё оставался всего лишь один вариант, да и тот был весьма непростой: довериться Ниаллу. Понадеяться на его мудрость и любовь к ней. Страшно, но больше ничего не остаётся. Да и что тут можно было придумать?       Никкаль опустила ладошку, обхватила пальцами цветок алерии и погладила шёлковые лепестки бледно-сиреневого оттенка. Кустарник окружал скамью со всех сторон, и дотянуться до одного из бутончиков вовсе не составляло труда. Плотная нежная текстура, неброский цвет, но с этим удивительная стойкость к жаре. Кусты были неприхотливыми и особого ухода не требовали, но, когда расцветали, неизменно притягивали к себе взгляд. Хоть никто и не мог чётко объяснить, в чём была их особенность.       Никкаль хотелось быть похожей на алерию — быть сильной, стойкой и невосприимчивой к внешним раздражителям, но на деле она чувствовала себя незащищённой и хрупкой, как весенний крокус. И невероятно уязвимой. Она истратила так много душевных сил в последнее время, а тут ещё и ребёнок. Никкаль была не готова к этому. Казалось, ещё немного, совсем малость, и она сломается.       — Вот ты где!       Довольный голос Нанны скорее ошарашил Никкаль, чем взбодрил. Она бы хотела, чтобы его вообще здесь не было, но вслед за словами и он сам предстал перед её взглядом с белоснежной улыбкой на все тридцать два зуба. Ей иногда казалось, что он был немного не в себе. Слишком радостный. Слишком беспечный. Слишком глухой к словам других.       — Я тебя весь вечер ищу.       — Зачем? — Никкаль обречённо выдохнула. Это могло затянуться.       — Нам нужно поговорить.       Они разговаривали уже около десяти раз, и Нанна из этих десяти ни разу не то что не понял, а будто и не услышал слов Никкаль. Сначала она отвергала его с добродушной улыбкой и учтивостью, затем строгостью, после и вовсе раздражением, а в последний раз и нецензурной бранью, да только до камня, казалось, быстрее дошло бы, чем до этого осла. Его ведь даже не смущал тот факт, что у неё был любимый мужчина, и если бы она только рассказала Ниаллу… Нанна бы уже давно летел в Ур самым длинным путём. И самым болезненным.       Никки считала, что справится одна, но… но, похоже, что бы она ни делала, всё без толку. Нанна был из тех, кто не понимал слов, а Никкаль была уже на грани того, чтобы начать действовать. Не лучшим и далеко не самым гуманным образом. Всё просто потому, что он уже достал своей настойчивостью.       — О чём поговорить? Нанна, какими ещё тебе словами сказать, что ты меня не интересуешь? У меня отношения с Ниаллом.       — Если бы ты только дала мне шанс…       — Шанс? О каком шансе ты говоришь? — Никки почувствовала, как в ней начала подниматься злость, и отчеканила: — Ты. Меня. Не. Интересуешь.       — Ты меня не знаешь достаточно. Если бы ты только попыталась…       Нанна сделал шаг к Никкаль. Второй. Третий. Она подскочила со скамьи, на которой сидела в маленьком саду в западной части Академии. Ей казалось, сюда точно никто не заявится. Как показывала действительность — она ошиблась. Её нашли, и не просто кто-то, а тот, кого она хотела бы видеть в самую последнюю очередь.       — Сходи со мной на свидание! — Нанна выглядел так, словно даже не пытался услышать Никкаль. Он думал только о своей цели и не замечал ничего вокруг.       — Как ты себе это представляешь? Я с Ниаллом. Как тебе сказать, чтобы ты наконец понял?       Нанна протянул к ней руки и попытался ухватить её за запястье. Чтобы удержать. Чтобы притянуть к себе и попробовать что?       Поцеловать её? Ударить? Сколько ей нужно раз сказать, что она любит другого, чтобы он отстал? Чтобы понял.       У него почти получилось, но Никкаль в последний момент увернулась и настолько резко взмахнула рукой, что потеряла равновесие и почти упала. Цветочное дерево, за которое она весьма необдуманно ухватилась, имело шипы, и в лицо Нанны посыпались уже не просто ругательства, а проклятия.       Она усиленно пыталась восстановить равновесие, но Нанна таки ухватил её за предплечье и остановил падение, да только руку не убрал. Никки специально нагрела кожу, но и это не помогло. Тот удерживал её так крепко, что ей пришлось бы сломать руку, чтобы вырвать её.       — Ты не знаешь меня! Если бы ты постаралась…       — Я люблю Ниалла! — Никкаль дёрнула рукой, рискуя повредить ту. — Я беременна от него!       Никки прикусила губу, испытывая жгучее раздражение от того, что эта новость так легко вырвалась из неё, словно она говорила ему, что он придурок. Не так это должно быть, и Нанна не должен был узнать о её состоянии раньше, чем Ниалл. Уже само это обстоятельство заставляло добавлять злости и желать, чтобы он исчез с глаз долой. Самостоятельно или с чьей-то помощью, уже не столь важно.       Нанна притянул к себе Никки и обнял за талию. Почему-то ему казалось, что это романтично и что девушкам нравится подобное, но Никки скривилась, словно ей подсунули нечто мерзкое и неприятное, и по возможности отодвинулась подальше.       Нанна был удивлён, но решимость его от этого не убавилась. Она же ведь должна была отреагировать иначе! Все девушки любят настойчивых. Он сам ни раз в этом убеждался, но на неё это не действовало… Нанна никак не мог понять, что делал не так.       Никкаль специально нагревала руку, чтобы Нанна отпустил её, но он тоже был огненным, а значит менее восприимчивым. Никки повернулась и сбросила его руку со своей талии, но хватка только усилилась.       — Я воспитаю его как своего. Только дай…       Никки аж застыла от его ответа. Кого он собирался воспитывать? На каком таком основании? Этот ребёнок… Её дитя не имело никакого к нему отношения, и, даже если Ниалл откажется от них, она никогда не станет строить что-то с Нанной и подпускать его к себе ближе, чем на метр, а то и дальше. Он был ей если не противен, то безразличен, и дело было далеко не в том, что она любила другого (хотя это и было очень важным) — он не интересовал её, и ничто не могло это изменить.       А что касалось самого его предложения… Она чувствовала отвращение и раздражение. И ничего кроме этого. Она хотела высказать ему всё, что думала, и откровенно нагрубить ему, но всё изменилось в то мгновение, когда они услышали строгий, лишённый лишних эмоций голос, который резал не хуже меча:       — Кого ты собрался воспитывать?       Никкаль вздрогнула от того, насколько густым стал воздух почти в одночасье. Словно по щелчку пальцев. Или лёгким движением кисти.       Ниалл. Только он мог так резко и хоть без слов изменить обстановку до неузнаваемости. А ведь он даже не подошёл к ним.       Нанна мгновенно замер, но руку её не отпустил. Никкаль чувствовала, как воздух с каждым мгновением становился всё плотнее и плотнее, и впервые за весь этот неудачный во всех смыслах разговор ей стало страшно за Нанну. Скорее всего тот даже не понимал, чем могла бы закончиться эта странная ситуация, в которую они попали исключительно по его вине. Как студент, Нанна мог не знать, кем был Ниалл в прошлом и что его злости и праведного гнева стоило опасаться. Зато Никкаль знала… И переживала за любимого в том, что он мог сказать или сделать то, о чём потом стал бы жалеть.       — Душа моя…       Она повернула голову к Ниаллу как раз в то мгновение, когда рука Нанны отлетела в сторону, и Никки вновь едва не потеряла равновесие. Ей надоело чувствовать себя слабой, но сейчас её организм был слишком истощён. Если бы всегда чуткий и словно настроенный исключительно на её волну Ниалл не поддержал её уплотнённым воздухом, словно мягкой шалью, укрывшей её слегка озябшие плечи, она бы точно грохнулась на холодный камень.       — Ты моего ребёнка собрался воспитывать?       — Это не то, что Вы…       Нанна аж замер от холода, которым веяло от самого Ниалла и от стали в его голосе. Он сейчас не был тем, кого привыкли видеть студенты. Мягким, понимающим. Это был тот самый Генерал Энки. Ему хотелось подчиняться, внимать каждому слову и восхищаться. Но никак не возражать или злить ещё больше.       Никкаль нисколечко не испугалась таких изменений. Чего не скажешь о самом Нанне. Он аж побледнел при более осмысленном взгляде на разозлённого ректора.       — Никкаль — моя родная душа. Ребёнок под её сердцем — мой. Ещё раз к ней прикоснёшься — останешься без рук.       — П-п-понял.       Нанна нервно сглотнул и, казалось, сейчас то ли потеряет сознание, то ли заплачет. Никто спасать его не собирался, но, забеспокоившись из-за самого Ниалла, а точнее того, как может повлиять на репутацию любимого этот случай, Никкаль тут же потянулась к нему и прикоснулась к плечу.       Ниалл аккуратно провёл ладонью по её щеке, оставил поцелуй на лбу. Мягко. Ласково. Он всегда относился к ней с неописуемой нежностью и трепетом, словно она была величайшей драгоценностью. Словно это не он открыто угрожал зарвавшемуся студенту. Такой резкий контраст. И тем не менее, это не напугало Никкаль. Когда он притянул её к себе, она не сопротивлялась.       — Прекрасно, — выдохнул он, обращаясь к Нанне. — Оставь привычку игнорировать желание девушек. Особенно Никкаль.       Прежде чем Нанна успел хоть что-то ответить, Ниалл сделал резкий пасс рукой, и Нанна улетел в дальнюю клумбу диких роз. Цветы были мелкими. Кусты — колючими. А шипы… самыми острыми. Никкаль хотела бы сказать, что ей жаль незадачливого преследователя, но это была бы ложь, и поэтому она промолчала.       Никки уткнулась в плечо Ниаллу и вдохнула любимый аромат фиалок и ванили.       — Это было…       — Пусть скажет спасибо, что я не сделал больше.       Никкаль потянулась свободной рукой и дотронулась до подбородка Ниалла. Едва заметная щетина неприятно кольнула пальцы, но ей так нравилось прикасаться к нему. Его тепло, его забота волшебным образом влияли на неё, позволяя забыть, кем она была и какие проблемы их окружали. Ей просто хотелось находиться в его руках. Слушать, как он дышит, как протяжно выдыхает, когда смиряется с какой-то мыслью или наоборот его не устраивают собственные выводы. Чувствовать его улыбку, смех, печаль.       Она любила просто быть рядом и не представляла, что стала бы делать, если бы вдруг лишилась этого.       — Как ты?       Ниалл опустил взгляд на замершую в благоговейном молчании Никкаль. Заметил её бледность, что не удивительно, ведь совсем недавно она была без сознания, и… смирение. Он боялся, она будет рвать и метать, этого и следовало бы ожидать от его любимой, но сейчас Никки выглядела притихшей и даже взволнованной.       — Ты ведь уже знаешь, да?       Ниалл хотел отшутиться или сказать нечто забавное, но увидел в её глазах беспокойство и передумал. Она и без того много волнений перенесла за этот день. Слишком много для той, которая носила в себе новую жизнь. Часть её, часть его самого… продолжение их обоих. Эта мысль согревала и укутывала неким новым и ещё не совсем понятным, но определённо приятным ощущением.       Он станет отцом. От него будет зависеть чья-то жизнь. Он будет отвечать за кого-то столь маленького и хрупкого, что был уверен: ему будет страшно взять собственного ребёнка, чтобы не навредить.       — Знаю.       — Ты расстроен? — Никкаль часто заморгала, пытаясь не заплакать. — Это… Это теперь всё разрушит?       — Искорка моя. Свет очей моих. Почему ты так решила?       Ниалл улыбнулся тому, насколько тихой и неуверенной она была в это мгновение. Он понимал, что это от волнения, но никак не мог понять, с чего она придумала себе невесть что в голове. Он ведь просто подбирал правильные слова.       — Ты слишком серьёзен, — Никкаль сжала пальцами его пальто, и по тому, насколько сильной была хватка, Ниалл понял, что не стоило её мучить.       — Я думал, как лучше объяснить то, что чувствую. Я не хочу обманывать тебя и говорить, что бесконечно и безраздельно счастлив. Это так, я действительно счастлив, но это не вся правда. Ты ещё слишком молода, и мне столько всего хотелось показать тебе и сделать для тебя, что новость о твоей беременности, признаюсь, выбила меня из колеи…       — Всё-таки расстроен…       Никкаль поникла. Опустила голову, плечи и будто сама немного съёжилась. Они были так счастливы. Ниалл о многом мечтал… И что теперь? Теперь всё насмарку только потому, что ей угораздило…? Её душила обида на саму себя, на жизнь и на будущее, которое казалось теперь таким зыбким, таким туманным. Он ведь хотел как лучше, а она снова всё испортила.       Заметив изменения в поведении любимой, Ниалл той рукой, что не обнимал девушку, приподнял её подбородок и заглянул в прекрасные льдисто-голубые глаза с мягкой и нежной улыбкой на губах.       — Но ты мне дороже любых планов и обстоятельств. Ты и теперь тот ребёнок, что у тебя под сердцем. Пусть всё складывается не лучшим образом, я благодарен высшим силам за то, что подарили мне вас.       Никкаль поднялась на носочки и поцеловала Ниалла. Ей не было что на это сказать. Её сердце было переполнено любовью к этому мужчине. К её мужчине.       Безудержной любовью. Безграничной. Вечной.       Ниалл обнял её так бережно, что его объятия ощущались как самая мягкая перина. Он всё ещё помнил, какой безвольной она была в его руках, какой хрупкой и беззащитной — в его постели, и сейчас больше всего хотел укутать её в нежность и заботу и так и держать её там, пока она не расцветёт и не окрепнет. Всю ласку мира, всё благоговение и трепет он готов был отдать ей одной.       Его ответный поцелуй ощущался как прикосновение тёплого весеннего ветерка к озябшей за зиму коже, как глоток свежего воздуха после вынужденного пребывания под толщей земли. Лёгкий. Неспешный. Живительный для истерзанной волнениями души. Именно такой, в каком она сейчас нуждалась больше всего.       — Я люблю одну тебя, Искорка. Никогда не сомневайся в этом, — Ниалл заправил своенравную прядь Никки за ухо, как только поцелуй закончился. — И не придумывай себе подобную чушь, мол, я могу тебя оставить.       — Но это ведь могло произойти.       — Нет, — Ниалл пропустил локон любимой сквозь пальцы, ощущая его мягкость и вес, и улыбнулся. Мягко. Уверенно. С полным осознанием, что эта юная женщина любила его настолько сильно, что всё ещё тряслась от страха потерять его из-за своего положения. — Потерять тебя — худшее из того, до чего я мог бы додуматься.       — А я и не говорю, что это было бы самым разумным твоим решением.       Ниалл рассмеялся. Громко и звонко, и его вовсе не волновало то, что их могли услышать и что об этом подумали бы гости.       Он старался соблюсти все необходимые приличия, сделать этот праздник достойным… Потому, что должен был. Потому, что от него этого ожидали. Так требовали традиции, Повелители и его собственные принципы. И где он сейчас? В крохотном саду, обнимает и поддерживает девушку, которая стала для него целым миром, и он готов был послать всех остальных к гуллям, только бы не мешали.       Из-за его стремления сделать всё так, как было нужно, он едва не пропустил самые важные моменты. Его любимая пол дня провела, сама справляясь с весьма будоражащей новостью о ранней беременности, затем крайне неоднозначное поведение Ненель на празднике, а после и вовсе потеря сознания. Как ректор, он обязан был вернуться на праздник и продолжать исполнять роль хозяина, но как мужчина, взволнованный и любящий, он хотел остаться в тишине и позаботиться о своей бесценной. И он был бы рад поступить так, как должен был, но Никкаль нуждалась сейчас в нём куда больше, чем Академия, и не выглядела способной провести ещё несколько часов, развлекая гостей.       Ниалл, поддерживая ослабевшую Никкаль, направился к оранжерее, а заодно и своим комнатам, чтобы окружить её заботой и успокоить. Они почти скрылись за поворотом, когда со стороны розовых кустов послышались стоны и проклятия. Очевидно, Нанна решил выбраться из своеобразной ловушки, и это проходило совсем не так безболезненно, как ему хотелось бы.       Ниалл мог бы сказать, что ему было жаль своего студента. Но это было далеко не так. Очень далеко.       Никто их не искал, никто не препятствовал их уединению, и Ниалл был только рад этому. Даже если предположить, что у этого будут последствия, здоровье Никкаль и ребёнка было гораздо важнее, чем любые прихоти правителей или других гостей.       Никкаль села на их постель, пока Ниалл ходил вокруг и зажигал свечи. Ей почему-то казалось, что нечто неспешное и размеренное, нечто обыденное успокаивало и его, и её саму. Они оба сейчас были взволнованы, хотя и пришли к какому-никакому пониманию. Но всё казалось таким зыбким и шатким, что Никкаль снова закусила губу, волнуясь.       — Что мы теперь будем делать?       — Сначала помолвка, потом свадьба, а после будем ждать и воспитывать нашего ребёнка.       — Это не то, что ты хотел.       — Это не то, что я хотел, ты права, — Ниалл зажёг свечу, подошёл к Никкаль и опустился на корточки, беря её похолодевшие ладони в свои. — Но я хочу тебя. Я хочу, чтобы ты и дальше была в моей жизни. Разве этого мало?       Никкаль несколько раз моргнула, словно сам Ниалл и его тёплые ладони могли исчезнуть, не будь у неё достаточно желания и воли выдержать всё, что только предстояло пройти. Это будет тяжёлый путь, тернистый, и оба это понимали.       Им двоим было страшно, каждый боялся своего, но во взгляде любимого они не видели ни сомнений, ни сожалений. Так ведь и должно было быть, верно?       — Ты не боишься, что скажут остальные?       Ниалл прикоснулся ладонью к щеке Никкаль и стёр неожиданную слезу мягким прикосновением.       — Пусть думают что хотят. Главное, чтобы ты была в порядке, здорова и счастлива.       — Нас осудят.       — Наша жизнь никого не касается.       Ниалл притих, потянулся к рукам Никки и поцеловал их. Его губы были немного шершавыми, но это не имело никакого значения, ведь их ласковое прикосновение приносило столько тепла и трепета, что девушка едва ли могла дышать. Ей всё ещё не верилось, что этот сильный, храбрый и добрый мужчина так дорожит ею и любит её.       Ей было страшно. Она не готова была становиться матерью. Не сейчас. Не так скоро, толком не успев прочувствовать, как это — быть любимой, но они имели то, что имели, и у Никкаль пока не было слов, чтобы описать, как она была благодарна Ниаллу за то, что он принимал её и ребёнка без вопросов и сожалений, но ему и не нужны были слова. Она была рядом, и для Ниалла это была величайшая награда.       — Ты — весь мой мир, — прошептала Никкаль, наклоняясь и целуя светловолосую макушку, понимая, что ей ничего не страшно рядом с ним. Он действительно был всем для неё. И пока он был рядом, она готова была вынести всё.

***

      Пока двое влюблённых разделяли хрупкое волнение, связанное с будущим пополнением в их крохотной семье, на самой живописной поляне Академии, где и проходил праздник, Энки недовольно смотрел на танцующие пары и старался высмотреть среди них своего сына. Того нигде не было, и Повелитель был недоволен. Как, впрочем, и его будущей невестки тоже. Вечер почти заканчивался, и пора бы уже делать объявление, которым он хотел украсить всё это действо. Но как, если самих его участников не было?       — И где только этого мальчишку ветер носит? Вечно он всё портит.       Не сказать бы, что Энки ненавидел собственного сына. Он помнил его, признавал и иногда даже гордился им, но Ниалл взял свой своевольный характер от матери и не подчинялся ему в той беспрекословной манере, что и остальные. Иногда ему это нравилось, а порой раздражало так сильно, что сводило скулы. Как сейчас. Энки отпил вина из кубка и только всерьёз стал задумываться, чтобы отправить кого-то на поиски сына, как в поле его зрения оказался Шамаш.       — Мальчишка занят своей парой, — Шамаш взял другой кубок со столика и залпом выпил всё, что там было. — Из-за твоего внука, кстати.       — Внука?       — Подопечная твоего сына беременна его ребёнком. Я слышал, ей стало плохо.       — Шутишь?       — Зачем бы я это делал? — Шамаш нахмурился, вспоминая о собственном поражении и испорченных планах. — А я понимаю мальчишку… Ты видел её? Если бы он не успел раньше, я сам бы с радостью наградил её дитём. Теперь, увы, вынужден искать ей замену.       — У меня были на Ниалла другие планы.       — Что ж, выходит, он и тебя переиграл, друг мой, — рассмеялся Шамаш, поставил пустой бокал и кивнул в сторону гостей и студентов. — Пойду найду того, кто смог бы избавить меня от скуки. Не скучай здесь.       Шамаш ушёл, оставив Энки с небывалым недовольством смотреть на всё тех же развлекающихся гостей и испытывать всю гамму собственной злости и раздражения. Энки терпеть не мог, когда рушили его планы, но ещё больше он ненавидел, когда что-то могло тенью упасть на его репутацию, а посему завтра ему придётся разыгрывать роль счастливого отца и дедушки, когда Ниалл явится к нему с покаянной, и любезно давать согласие на брак, который его не устраивал…