***
Май семь, и она видит сон. Предзакатное солнце светит наискось, как будто подсвечивая предметы изнутри, воздух пропитан запахом обработанного нагретого солнцем дерева и мокрой травы. Сестра рядом, сидит на перилах веранды, рассеянно болтая ногами. Всё кажется донельзя реальным: звуки, запахи, ощущения – даже ощущение собственного тела. Вот только ещё ярче, ещё полнее, чем в реальности. В реальности, несмотря на возраст, ей уже редко удаётся почувствовать подобное умиротворение. Я, что, сплю? – шепчет Май неверяще, едва слышно, почти про себя. Маки слышит. Улыбается уголком рта, наклонив голову: А ты как думаешь? Вместо ответа Май берет сестру за руку в поисках комфорта, как делает всегда в попытке обрести хоть каплю её уверенности, как будто та имеет свойство передаваться через прикосновение. Немного осмелев от ощущения пальцев Маки в своей ладошке, она представляет, что солнце – большой сочный апельсин, который она сегодня видела в магазине. И всё вокруг заливает мягким апельсиновым светом. Май почти уверена, что стоит ей открыть рот, она почувствует его вкус на языке. Дыхание перехватывает от восторга, и где-то внутри рождается, рвётся наружу смех. – Тебе тут нравится, Май? – серьёзно спрашивает Маки, глядит на неё искоса, стоя вполоборота, глаза сосредоточены на невозможно апельсиновом солнце. – Ещё бы! – Май, наконец, смеётся – искристо, искренне. Она крепко зажмуривает глаза, и когда открывает их снова, поместья уже нет, вместо него прямо в нескольких шагах от них струится река. Май пытается представить лодку, и уже не так сильно удивляется, когда чуть дальше по течению видит небольшую деревянную лодочку, и вот они уже в ней. Грести не надо, их судёнышко плывет само, ловя неспешное течение. – А быстрее можешь? – подначивает Маки. И ведь может – мимо всё быстрее проносятся берега, луга, леса, раскрашенные в какие-то уже совершенно фантастические оттенки, и Май балдеет от ощущения скорости и ликования, и тепла, что разливается в груди – потому что Маки рядом, даже во сне. Значит, ничего плохого случиться не может. Значит, возможно всё. Поэтому уже в следующее мгновение они скользят по небу на огромном махровом скате, солнца уже совсем нет, их окружают лишь пушистые розовые облака, обволакивая густой многослойностью, пока и они не рассеиваются, открывая взгляду бесчисленные галактики, искрящиеся мириадами созвездий. Воздух наполнен чем-то похожим на музыку рэйки. Май крутит головой по сторонам, пытаясь уловить, запомнить, впитать в себя каждую удивительную подробность. Потом опускает взгляд на колени, на свои сложенные руки. Разжав пальцы, видит маленькую глиняную фигурку. Криво слепленную, плохо обработанную, и всё же… Ничего не бойся, пусть она всегда будет с тобой, на удачу. Май поднимает глаза на воображаемую сестру и обещает: – Она всегда будет со мной, обещаю. Я её не потеряю. Маки фыркает и задорно ухмыляется. – Уж постарайся, сестрёнка.***
Май тринадцать, и она продолжает видеть эти сны. Об этом никому знать не обязательно, это секрет, её тайное убежище, где она может снять стресс, сбросить всё то напряжение, что сопровождает её последние годы. Конечно же, думая об этом, она кривит душой. Ещё в самом начале она попыталась рассказать сестре, а как же иначе. Но та приказала ей не дурить, и её строгий взгляд до сих пор отдаётся внутри обидой. Сестра – всегда такая сосредоточенная, целеустремленная – если и верит во всю эту историю со снами, наверняка, считает их пустой тратой времени. Однако обида быстро проходит, в конце концов, во сне ненастоящая-Маки всегда с ней. Как и сейчас. Сидит напротив и смотрит на неё как будто выжидающе, раньше таких взглядов Май за ней не замечала. Сейчас они на крыше огромного небоскреба, в кабинке сюрреалистического колеса обозрения. Май слышит гудение города внизу, и где-то вдалеке, так далеко, что, может, ей это только кажется – шум океана. Май проводит языком по рожку мороженого, Маки со скучающим видом полирует катану. Май готова признать, что ей и самой немного скучно, в последнее время она старательно пытается генерировать в собственном сознании что-то действительно интересное, пытается вернуть то утраченное чувство новизны и чуда, которое рождали в ней эти особенные сны в детстве. Но изматывающие тренировки, общая атмосфера в доме и натянутые отношения с сестрой как будто притупляют чувства настолько, что хватает Май не на многое, и всё же… Всё же Маки здесь, а это уже достижение. Что бы ни происходило между ними в реальности, её двойник в сновидениях ещё тут. Ещё рядом, пусть и недовольно хмурит брови: – Май, это уже даже не оригинально, может, придумаешь что-то полезное для разнообразия, а? Как насчёт додзё? Хорошая схватка с вортигонтами ещё никому не вредила. Хотя бы навыки отточим. Май резко поворачивает к ней голову, короткие волосы хлещут по лицу. – Это мой сон: что хочу то и представляю. И ты, между прочим, тоже мой сон, и сейчас серьёзно рискуешь вылететь отсюда. – Ну попробуй, - ухмыляется Маки, и это больше напоминает плотоядный оскал. Её ухмылки всегда пугали Май, въелись под кожу так сильно, что подражать им стало самой естественной вещью. Только вот до сих пор выходит лишь слабое подобие. И Май прекрасно понимает, что Маки права: никогда бы у неё не получилось выгнать сестру, даже если бы захотела. Но ведь и не хочет. А вот Маки – другое дело. Она открывает дверь кабинки, они на самой вершине колеса, в точке зенита, но здесь это не проблема, и Маки с присущей ей самоуверенностью твёрдо ставит ноги на воздух, грозя увязнуть в мазутно-радужном небе, а Май всё равно инстинктивно создает у неё под ногами ковёр из осенних листьев. В последнее время Маки часто уходит из её снов ещё до их окончания. Май не может заставить её остаться. И всё же каждый раз та неизменно возвращается. И каждый раз это дарит Май очередную частичку надежды, которые постепенно складываются во что-то, что не даёт опустить руки. Она сжимает в ладони маленькую глиняную фигурку. Маки, конечно, никогда её не оставит. Так ведь?***
Май семнадцать, и она уже совсем не уверена, что хочет видеть эти сны, они, предательски дублируя её реальность, стали наполнены бесконечными сомнениями, не важно, насколько старательно она прячется за фасадом едкости, уверенности в себе, которую вовсе не чувствует, или насколько усердно тренируется, выжимая из себя всю ту малость проклятой энергии, которая ей доступна, но никогда не будет доступна Маки. Она уже не знает, что именно хочет увидеть за закрытыми веками когда её голова касается подушки после очередного беспокойного дня. Всё, что она хочет видеть – это лицо Маки, не скрытое сейчас за очками – в снах Май проклятиям нет места. Зато всегда находится место её персональному проклятию, по которому так безумно соскучилась в реальности, от которого столько бежала, но так и не смогла оторваться. До одури больно вспоминать их последнюю встречу, этот так называемый бой, эту заведомо провальную попытку в очередной раз что-то доказать. Обидно, стыдно, жаль. И всё же Маки ещё здесь, является стабильно. Во сне она всегда немного другая, и Май уже без всякой иронии предпочитает термин «настоящая», настолько хочется в это верить. И это даже смешно – до боли, до горького привкуса под языком – как настойчиво Май цепляется за прошлое, и что единственная связь с ним – эти чёртовы сны и маленькая глиняная фигурка. Фантазии уже ни на что не хватает, сюжеты идут вкривь и вкось, внутренние ресурсы истощены. И Маки смотрит с укоризной, когда сверху обрушиваются плотные потоки дождя, отфыркивается, резким движением головы отбрасывает с лица челку. С секундным опозданием у неё над головой вырастает прозрачный купол. Май отворачивается и видит перед собой огромный тир, какие бывают на ярмарках, где , заручившись удачей, можно добыть приятный сувенир для своего спутника. Рукоять револьвера ложится в ладонь знакомой тяжестью, прохладный металл теперь её пальцам определённо привычнее, чем чужое тепло. На Маки даже не оглядывается, знает, что не сможет заставить её уйти. Но и смотреть тоже не может. Каждый выстрел находит свою цель, она точна, зорка, безупречна. Хрупкие мишени разбиваются вдребезги. Но этого недостаточно. С кривой усмешкой Май вновь поднимает руку с оружием. В какой момент Маки оказывается на линии огня? Рука дергается, трясётся предательски, выстрел приходится в барнакла, свисающего с перекрытий тира как перезрелый фрукт. Какого черта?! – отчаяньем вспыхивает мысль. – Какого черта? – вторит ей двойник сестры. – Не можешь попасть в цель? Умудряешься облажаться даже тут, где для тебя не должно быть ничего невозможного? Тебе ещё расти и расти, прежде чем хоть чего-то сможешь добиться как маг, а ты предпочитаешь распускать нюни. Что за представление ты устроила в тот раз? – Сестра, – согласные скрипят на зубах, и Май делает шаг вперед, – ты именно сейчас меня хочешь обвинить в слабости? Даже сейчас хочешь потрындеть о долге и силе? Будь прокляты эти сны и этот клан и эта проклятая проклятая энергия! Просто будь со мной, это же мой сон, тебе, что, так сложно? Почему ты не слушаешься меня даже тут? Май продолжает наступать, пока не оказывается вплотную, цепляется непослушными пальцами за острые плечи, мокрая ткань униформы выскальзывает из-под пальцев, сердце заходится, едва слышным шепотом вырывается: – Всё же должно быть так, как я хочу. Ледяные пальцы инстинктивно ищут тепло, невесомо прижимаются к чужой щеке в попытке согреться. Маки отшатывается, стряхивает её руки мгновенным движением, без колебаний, и тут же выбрасывает руку вперёд, твердые пальцы стискивают подбородок, до боли, пока чеканит, причиняет боль словами: – Приди уже в себя. И Май поддается, срывается, кричит, запоздало понимая, что ледяной дождь на лице уже ощущается слишком горячим: – Не хочу я этого больше, этих сомнений, этого преодоления, – на всхлипе, – Я больше не хочу этих чувств! Даже тут ты всё время со мной, не оставляешь, я просто хочу чтобы всё закончилось! Дёргает головой, вырываясь из захвата, и снова поднимает руку с револьвером. В тире все мишени теперь неотличимы друг от друга – идеально ровный ряд глиняных фигурок. – Ложь – теперь не будет как в детстве! Я не хочу как в детстве, мне не нужно так! Фигурки разлетаются вдребезги, засыпают всё свободное пространство вокруг, сыплются с неба осколками дождя, глиняной крошкой, а Май продолжает жать на курок. Почему бы и нет - перезарядка не требуется, это же сон. В висках настойчиво пульсирует: как же я тебя ненавижу, как же я тебя ненавижу, как же я тебя Маки стоит, и не подумав дёрнуться, словно происходящее её вообще не касается. И Май в очередной раз вскидывает оружие, тяжело дышит через рот – иначе уже не получается – втягивает в себя запахи пороха и озона. – Хочешь меня застрелить? Это действует как оплеуха, как триггер наоборот. Безвольные пальцы сжимают пустоту. Маки хмыкает, и Май позволяет руке повиснуть вдоль тела, вся обмякает, опускаясь в лужу, утопив в ней взгляд, лишь бы не смотреть на спину уходящей Маки. И внутри ничем не подкреплённое, но совершенно отчётливое понимание, что это был последний раз.***
Непривычное ощущение, когда сны - просто обыкновенные сны. И это приносит облегчение напополам с разочарованием. В конечном итоге превалирует последнее, хотя проходит всего несколько дней, и это безумие, которое кто-то назвал обменом опытом, ещё тянется – но зияющая пустота, занявшая место снов, ощущается слишком отчётливо. Внешне никто не заметит перемен в ней, ни однокурсники, ни Утахиме, никто. Вот только с Маки они всё равно пересекаются, и её небрежно брошенный взгляд поверх очков как будто знающий. И когда она говорит, кривя губы: «Ну что полегчало тебе? Мне вот – да. Надеюсь, теперь ты довольна», Май знает, нутром чувствует, что останется лишь один способ возместить это сестре.