neverenders

Впервые Нил говорит об этом в сентябре, когда Эндрю, наконец, прилетает из Китая. Эти три месяца, по мнению обоих, длились чертовски долго, а видеозвонков и обмена сообщениями в перерывах между постоянными съёмками, кастингами и показами было не так много, как им хотелось бы. Миньярд никогда не думал, что будет скучать по кому-то так сильно. Точнее, нет, Эндрю даже предположить не мог, что в принципе будет по кому-то скучать. Это было непривычно и в какой-то степени даже дико, но он предпочитал не сильно задумываться об этом и лишь мысленно отсчитывал дни до отъезда. «Почему ты хочешь поскорее уехать отсюда? Здесь же так хорошо платят», — однажды во время ужина спрашивает Тимео, с которым они делили комнату в принимающем агентстве. Тот был достаточно флегматичным и незаинтересованным ни в чем, кроме своей карьеры, парнем, но с Эндрю он, как ни странно, сразу нашёл общий язык. Он не пытал его постоянными разговорами, не был навязчивым, уважал личные границы и, что было главным фактором в его эмпатии, старался быстро улизнуть из комнаты каждый раз, когда Миньярд созванивался с Джостеном. Эндрю тогда вздохнул, в очередной раз безуспешно пытаясь подцепить рис в миске палочками. В чём причина его привязанности? Он и сам не знал. Нил ворвался в его жизнь как ураган, заставив Миньярда чувствовать то, чему он даже опасался давать название. Это что-то было приятным, тёплым, нет, скорее горячим шаром, который будто бы разбивался внутри него каждый раз, когда он ловил на себе взгляд голубых глаз. Разбитый шар не оставлял после себя осколков, не ранил, а лишь дарил мягкую нежность, разливающуюся по всему телу. Наверное, это были его персональные бабочки в животе. Когда он видит его, с волнительным выражением на лице высматривающего знакомую фигуру в цоколе аэропорта, шар вновь разбивается, а потом ещё, ещё и ещё, бесчисленное количество раз, а сердце, до этого бившееся в обычном ритме, начинает стучать в десять раз быстрее. Лицо отчего-то горит, а ноги быстрее несут к Джостену, от которого он не отрывает взгляда, будто боясь, что в один миг тот исчезнет. Миньярд не сразу замечает, что вместе с ним была Марисса, Аарон со своей визажисткой и Би, которая после полутора месяцев, проведенных в Австралии, приобрела более загорелый оттенок кожи, гармонирующий с её зелёными глазами. Сёстры Нила, к разочарованию Миньярда, улетели в Неваду еще в середине августа. У Милли впереди был новый учебный год, а у Бетти — работа в художественной академии, но они торжественно пообещали, что вернутся в ноябре ко Дню Благодарения. Ребята приветствуют его тепло, наперебой пересказывая события последних трёх месяцев. Эндрю слушает вполуха, пока его взгляд, показательно равнодушный и серьёзный, скользит по их лицам, будто видя их впервые. Когда доходит до Нила, то всё остальное вокруг них будто перестаёт существовать. Спешащие куда-то люди, их звонкий смех, дребезжание катящихся по полу аэропорта чемоданов, металлический голос, объявляющий прибывшие рейсы. Джостен смотрит на Миньярда так, что в груди разливается что-то очень тёплое и мягкое, как карамель. Нил приподнимает уголки губ и беззвучно шепчет «привет». Эндрю продолжает неотрывно смотреть на него, думая лишь о том, как долго он хотел вновь запустить пальцы в эти рыжие локоны, и как мечтал об этих теплых губах, что ощущались как солнце на его коже. Поднявшись выше, к голубым глазам, он видит, что Джостен думает о том же. По приличию отстояв несколько минут, Миньярд наскоро приглашает всех на сегодняшний ужин, который они с Нилом обсуждали целых две недели, и, взяв того за локоть, тащит к выходу на парковку. Остальные обмениваются понимающими взглядами, но расходятся, не прощаясь, зная, что увидятся вечером. Итак, они едут на машине домой к Миньярду, чтобы тот мог оставить там свой чемодан, а после поехать к Нилу, когда тот наконец решается. — Эндрю, — фаланги впиваются в руль с утроенной силой, и Джостен от волнения прикусывает губу почти до крови, пока теплая рука, до этого держащая бутылку с водой, не накрывает его запястье, аккуратно поглаживая. Нил на мгновенье смотрит с благодарностью, прежде чем вновь отвернуться к дороге и уже менее волнительно продолжить: — это был первый вопрос, который я задал тебе при знакомстве, но тогда был крайне неудачный момент для этого. Но, наверное, за это время многое поменялось, хах? — он криво ухмыляется без тени улыбки в льдистых глазах. — Я… просто, чтобы ты знал, я хочу помочь. Не ради себя, агентства, заказчиков или кого-то еще, а ради тебя и твоего ментального состояния. В общем, — он делает финальный глубокий вдох перед тем как выпалить: — Ты хотел бы, чтобы я провёл съёмку для тебя и Аарона? Через мгновение почувствовав практически физическое напряжение, исходящее от Эндрю, спешит дополнить: — Это не коммерция и даже не съёмка для бука. Если тебе захочется, проводиться она будет не в агентстве, а в любом месте, которое вы выберете. Если ты скажешь «да», это не означает, что я завтра же потащу вас обоих на фотосессию, нет, это будет в момент, который вы сочтете нужным. Я не буду иметь никакого контроля в этой съемке и постараюсь создать наиболее комфортные условия. Твой ответ лишь покажет готов ли ты к этому в данный момент. Если нет, то не страшно, я поддержу тебя в любом случае. Нил искренне старается не смотреть на сидящего рядом парня, но через две минуты не выдерживает и аккуратно косится, ловя на себе задумчивый взгляд карих глаз. Тот всё ещё держал свою руку на его, но уже не гладил, а лишь несильно сжимал. Эндрю, судя по виду, сомневается, но не отказывает (как, впрочем, и не выражает явного согласия), что даёт Джостену крохотную, но надежду. Они молчат всё то время, пока едут до дома Миньярда, и Нил искренне пытается уловить какие-то перемены в его настроении, которые могли бы предсказать его ответ, но это было бесполезно. Фотограф вновь сосредотачивается на дороге. Сожаления от того, что он вообще завёл этот разговор, не было, что он считал добрым предзнаменованием.

***

Это случается в конце декабря, когда первый снег мягкими хлопьями стелет городские улицы. У Эндрю была бьюти съёмка с Нилом, которая от остальных фотосессий отличалась тем, что кадры были только крупным планом: основной акцент делался на его лице и ярком золотистом макияже глаз с плавным переходом в светло-коричневый. Руки были ничем не заняты, поэтому Миньярд скрестил их на груди. — Ты такой красивый, — вдруг говорит Нил. — Тебе так идёт этот макияж. Эндрю вопросительно смотрит на него, не переставая позировать на камеру. Вслух уже не произносит — Джостен научился его прекрасно понимать и без слов. Нил кивает и первый наклоняется вперёд, сразу же сминая губы, увлажнённые вишневым блеском, в поцелуе. Аккуратно проводит языком по кромке зубов, прежде чем толкнуться внутрь, зарываясь пальцами в светлые локоны. Волосы — их зелёная зона, касаться можно без разрешения. Нил гладит, наматывает на палец уложенные завитки, мягко прижимая Эндрю к себе, чувствуя фруктовый вкус на кончике языка. Миньярд пару мгновений наблюдает за трепещущими ресницами из-под приоткрытых век и вдруг со вздохом отстраняется. Нил незамедлительно убирает руку с его затылка и обеспокоено смотрит, бегая взволнованным взглядом по его лицу. — Я согласен на фотосессию с Аароном. Завтра. — Ты… что? — Нил качает головой, смотря неверяще. Он правда не ожидал. В первый и последний раз они касались этой темы три месяца назад, и с тех пор Эндрю ни разу об этом не упоминал, да и Джостен тоже, боясь резкой реакции. — Ты слышал, — Эндрю усмехается, заправляя рыжую чёлку за ухо. — Сможешь организовать? — Конечно. Мне поговорить с Аароном? — Я уже. Нил улыбнулся. Ну конечно. Эндрю не был бы Эндрю, если бы не просчитал всё заранее. …Проводить фотосессию решили ранним утром в парке аттракционов, что зимой работал как обычный парк. Агентство в качестве места съёмки даже не рассматривали: куча ходящих туда-сюда людей, любопытные взгляды и замкнутое пространство могло усугубить и без того шаткое положение. Около семи утра они встречаются у входа в парк и неспешно идут вдоль широкой дороги, припорошенной выпавшим за ночь белым снегом, что в свете еще не выключенных фонарей ярко искрится. Кроме них, пары заспанных женщин с собаками и белок, бегающих по тропе, здесь не было ни души. Джостен удивлен, но близнецы одеты очень гармонично друг другу — видимо, они действительно списались перед съёмкой, обговорили некоторые правила, а также подобрали подходящие образы. На них обоих — одинаковые чёрные пальто длиной до колена, под которым виднеются приталенные лонгсливы такого же цвета, тёмные брюки со строгой стрелкой и серые ботинки. — Просто гуляйте, можете разговаривать. Не обращайте на меня внимание, — говорит Нил, отключая на своей самой небольшой и незаметной камере звук затвора, чтобы уж точно создать атмосферу обычной прогулки в парке. Эндрю показательно равнодушно дёргает плечом и поворачивается к Аарону, который тут же начинает рассказывать, как прошла его врачебная практика в университете, чтобы отвлечь близнеца от не совсем привычной обстановки. Несмотря на то, что и Би, и Джостен старались сделать так, чтобы старые триггеры навсегда остались в прошлом и больше никогда не вылезали наружу, нельзя было дать стопроцентную гарантию того, что эта фотосессия не ухудшит ситуацию. Ничего нельзя было знать наверняка. Нил шёл рядом с ними, не слишком прислушиваясь к беседе, стараясь подловить моменты, когда никто из них не смотрит в его сторону, чтобы сделать хороший кадр. Иногда он забегал чуть вперед и делал фотографии в полный рост, спрятавшись в тени хвойных деревьев. Он чувствовал себя гребанным папарацци, но всё это было ради Эндрю, поэтому он был готов отойти от своего привычного стиля работы. — Ты хочешь кофе? — на середине своего монолога спрашивает Аарон, поворачиваясь к Эндрю. — Самый сладкий, что есть в меню, как ты любишь. Тот сбивчиво кивает и несильно сжимает его локоть. Аарон делает заказ в круглосуточной кофейне и через несколько минут выносит им три стаканчика, хотя Нил всячески отнекивается. После кофе с экстремальным количеством сахара и сиропов дело пошло чуть лучше. Эндрю больше не сжимается и активно ведёт беседу с Аароном на самые разные темы. По началу он старается забыть о направленном в их сторону объективе, но после медленно, но верно принимает эту мысль. Дрейка больше нет. Их фотографирует Нил. Он не собирается делать что-то плохое. Нет ничего такого в том, чтобы фотографироваться с собственным братом. Они заканчивают прогулку, когда на часах десять утра, а практически безлюдный до этого парк наполняется детским смехом и музыкой. Нил, до этого державшийся немного в стороне, идёт наравне с Миньярдами, едва касаясь холодными пальцами руки Эндрю. — Тебе было комфортно? — немного взволнованно интересуется Джостен у Эндрю. — Да, — отвечает тот. И этого короткого ответа достаточно, чтобы Нил смог почувствовать безграничную радость, разливающуюся в груди. У него получилось.

***

Этим же вечером они, устроившись на диване с мягким пледом, доставшимся от Кэтрин, листают на ноутбуке фотографии с прогулки. Несмотря на частую, как бывает у всех творческих людей, самокритику, эта съёмка, по мнению Нила, получилась замечательной: непостановочные эмоции, живые позы и искорки в глазах — всё, о чем мог мечтать каждый фотограф, воплотилось в этой фотосессии. — Мне нравятся эти, — Эндрю кладет свою руку на ладонь Джостена, лежащую на мышке, и отмечает галочками несколько кадров. Тот бегло их осматривает: на большинстве из них близнецы по пояс, парочка фото сделаны в полный рост, а ещё на четырёх их украдкой снятые портреты в профиль. — Я обработаю их и скину, — кивает он ему, с благоговением смотря на тёплую ладонь поверх своей. Эндрю молчит пару минут, не отрывая взгляда от экрана, на котором Нил раскладывает фотографии по папкам, прежде чем сказать: — Я бы хотел выложить их. Джостен смотрит слегка удивлённо. — Ты уверен? Заказчики же потом с вас не слезут, будут требовать новых фотосессий вдвоём, от них будет не так легко отвязаться. — Если ты будешь рядом, то это перестанет быть проблемой, — Эндрю говорит скучающим тоном, пожимая плечами, будто это ничего не значит, но в его словах вопрос. И Нил его понимает. — Я всегда буду рядом, Эндрю, — он накрывает его пальцы свободной рукой, не отрывая от него взгляда. — Всегда. Миньярд быстро кивает, как будто это не его сердце сейчас сделало тройной кульбит, и, облокотившись о грудь Нила, отворачивается к окну, за которым в завораживающем танце кружится миллион снежинок. Впереди их первое совместное Рождество, а после — вся жизнь. Что ж, пожалуй, он и в самом деле был счастлив.