Someone, somewhere

Домой я еду на такси, отчего-то нервно поглядывая в окна и прижимая к себе карман пальто, хотя нападать и отбирать страницы с ритуалом у меня вроде бы никто не собирается. И всё-таки паранойя, на мой взгляд, является лишь оставшимся у человека с других времен инстинктом самосохранения, а потому принять разумные меры предосторожности не помешает. Ну, во всяком случае, если кто-нибудь, кроме меня и Кладовщика, знает, что я унёс сегодня из его магазина, потом-то уже поздно будет думать, что я мог что-нибудь предпринять для безопасности, правильно? Правильно. Вот поэтому и трясусь. — Что-то случилось? — спрашивает водитель. — Вас прямо колбасит. Мне вызвать полицию? Отчего-то это предложение смешит меня. Полицию, скорую, ещё пожарных можно, почему бы и нет. В конечном итоге мне не придётся делать сложные дела, поскольку я буду отдыхать и наслаждаться жизнью в приятном легендарном заведении, обколотый транквилизаторами до потери сознания. — Нет, спасибо, — говорю я, прикладывая просто невероятные усилия, чтобы тон голоса был ровным. — Всё хорошо. — Ну смотрите, — соглашается водитель, косо поглядывая на меня в зеркало. — А то если криминал, я в таком участия не принимаю, сразу говорю. Хочется, конечно, назвать его каким-нибудь нехорошим словом за такие подозрения, но я и сам как будто не сильно отличаюсь сейчас. Даже хуже. Поэтому я молча киваю и отворачиваюсь, глядя в окно, чтобы не продолжать этот дурацкий диалог. Последние сто метров дороги, от поворота до подъезда, даются просто невыносимо тяжело. Взлетаю по лестнице так быстро и стремительно, как не бегал, наверное, никогда в жизни. И это у меня ещё физическая подготовка неплохая, будь я рохлей, умер бы от тревоги и избытка активности на лестнице второго этажа. Зайдя в квартиру, я нахожу в себе силы только для того, чтобы разуться — а затем прямо в пальто бросаюсь к столу. Грега дома нет, иначе он непременно поинтересовался бы, в какую сторону на этот раз я тронулся умом. Хорошо, что и ручка, и бумага есть у нас в квартире вне зависимости от того, когда они мне требуются, иначе я пережил бы ещё несколько крайне нервных минут. Знать бы ещё, чего так нервничаю… Впрочем, проще принять как факт. Да и не это сейчас важно. Руки дрожат — то ли от вожделения, то ли от напряжения. Это ерунда. Я пишу быстро, стараясь не слишком сильно искажать буквы почти незнакомого языка. Конечно, было бы логичнее сперва перевести текст, а затем копировать его, но копия оригинала тоже не помешает. Почему я просто не засунул листы в ксерокс? У Грега его попросту нет, а нести такую ценность куда-то, где появится возможность это сделать, не кажется мне хорошей идеей. Сфотографировать… Тоже не стоит. Не могу объяснить, откуда мне в голову пришла мысль об опасности, но она там есть, а себе я привык доверять. Пальцы сводит от напряжения, но это не мешает держать ручку. Давно, кстати говоря, ничего не писал ручкой по бумаге — ну, только расписывался, но это не считается. Даже слегка непривычно. Наверное, поэтому на то, чтобы переписать лист, у меня уходит несколько больше времени, чем я рассчитывал. Спустя час я оглядываю результаты своего труда: среднего размера почерком пришлось исписать три листа, против мелких, тщательно выписанных букв оригинала, занимающих чуть меньше двух страниц. Разница, конечно, очень большая, и дело даже не в количестве. В отличие от меня, неизвестный мне маг создавал книгу не торопясь. В строках нет ни одной помарки, ни на одной букве перо не сорвалось, оставив черту на бумаге. Это действительно красиво. Что ж, теперь нужен перевод. Я знаю несколько слов на санскрите, случайно закрепившихся в голове во время постоянного штудирования книг в храме, давным-давно, года три назад. Но этих знакомых слов явно недостаточно, чтобы перевести хоть треть страницы. Значит, переводчик. Хорошо, хоть не придётся перепечатывать всё это вручную. Можно довести паранойю до того, чтобы не рисковать воспользоваться интернетом для перевода, но будет уже перебор — нельзя кормить своих демонов, это я крепко запомнил. Я иду на кухню, делаю себе бутерброды и чай —я не завтракал, а желудок даёт о себе знать, — и возвращаюсь к столу. Это хорошо. После еды меня перестаёт трясти, и в целом успокоиться становится в разы проще. Джим, кстати, тоже всегда говорит, что дела делами, а приёмы пищи не должны сдвигаться в расписании больше чем на пять минут, даже если небо на землю упадёт… Отогнать непрошеные мысли тяжело, но я справляюсь. И берусь за работу с такой яростью, будто от этого моя жизнь зависит — впрочем, если утрировать, получится, что так оно и есть. Переводчик, конечно, работает не идеально, мешает слова и в целом скорее затрудняет задачу, чем упрощает. Но всё-таки, когда я навожу камеру на один из абзацев, часть текста получается разобрать по смыслу. И следующий — тоже. Я читаю жадно, как всегда это делал, если был чем-то увлечён. Не всё, что написано на страницах, мне понятно. Здесь несколько ритуалов, один из которых имеется лишь частью, поскольку начинался явно на других страницах, тех, которые остались в неизвестной мне книге. Ещё один — тот, что открывает зеркальное измерение, но каким-то странным способом, мы таким не пользуемся. Надо будет изучить его позже и подробнее. Впрочем, думаю, я занялся бы этим сейчас, если бы на глаза не попалось словосочетание «двойное кольцо». Я делаю стойку, как охотничья собака, и сердце начинает колотиться так сильно, будто эта информация — самая важная в мире. Кольцо… выковать… несколько слов в переводчике превращаются в белиберду, но это не особенно мешает пониманию. Спустя достаточно короткое время я откидываюсь на спинку стула, зачем-то изо всех сил стараясь подавить возникшую было внутри надежду, и долго смотрю в потолок, выравнивая дыхание. Конечно, мне стоит быть более благодарным. Ведь даже это уже можно считать достижением. Но то, что предстоит сделать… О, дело за малым: надо только найти в Лондоне кузницу, владелец или работники которой не сочтут меня чокнутым, услышав мою просьбу. Ерунда какая, я ведь каждый день только этим и занимаюсь. Есть, правда, в этой просьбе одна проблема: заклинание над кольцом надо читать во время его появления на свет. Ковать, пока кто-то рядом машет руками и бормочет странные вещи на незнакомом языке, охотников мало. Впрочем, наверное, всё зависит от цены. Есть множество людей, за деньги готовых практически на всё. Обычно я осуждаю такое поведение, но сейчас придётся надеяться, что такие люди ещё не перевелись. Грег сегодня возвращается раньше — почти сразу после того, как я прячу листки и копии в три разных места в доме, на всякий случай. Слава богам, кажется, что сегодня он не намерен ни провоцировать меня, ни злиться на кого бы то ни было. Да и вообще он выглядит удивительно спокойным и уверенным в себе, мне кажется, за время, что мы знакомы, я таким его ни разу не видел. — Добрый вечер. Как прошёл день? Заинтересованность, наверное, не получится скрыть, но это и не важно. Пока что. — На удивление, слишком спокойно, — отвечает Грег, оставаясь всё в том же расположении духа. — Я, как хороший начальник, постоянно задерживающийся на работе, решил, что имею сегодня полное право не отсиживать задницу в кабинете. Ну, если что, они позвонят. А потом он делает самую странную вещь из всех, которые, на мой взгляд, мог бы сделать. Он — подмигивает! Так быстро и коротко, что сперва создаётся ощущение, будто мне показалось. Я даже на мгновение забываю про кольцо, ритуалы, про всё. Но тон голоса, которым затем Грег продолжает говорить, не оставляет никаких шансов сделать неверные выводы. — Я тут подумал, — говорит он. — Мы же с тобой никогда не ходили куда-то… ну, понимаешь, вдвоём. Раньше мне казалось, что ты не особенно любишь такие вещи, но теперь, как мне кажется, что-то изменилось, поэтому я хотел бы… Да неужели? Вот это интересно. — Ресторан? — переспрашиваю я от неожиданности довольно грубо. — Кино? Концерт? Куда тебя потянуло? Выкладывай, не стесняйся, я переживу это достойно и постараюсь не прятаться под шкафом. Выслушав эту тираду, Грег перестаёт улыбаться, и я почти могу видеть, как медленно гаснут его глаза. Еблан. Вот надо тебе всегда всё испортить. Не мог заткнуться хотя бы на этот раз… — Прости, я пытался пошутить. С удовольствием схожу с тобой куда-нибудь, но с выбором места не рискну помочь, поскольку я в этом не разбираюсь. Куда ты хотел бы пойти? Этого мало. Он вроде бы веселеет, но этот огонёк, полыхавший ещё минуту назад, уже исчез. — Куда угодно. Мне принципиально не место, сам понимаешь. Я смеюсь. Это искренне. — Так и останемся дома, поскольку никто не в состоянии взять на себя ответственность по выбору места. — Да уж. Хорошо, пусть это будет ресторан. — И свидание? Глядя на его лицо, теперь уже действительно полное надежды, я тысячу раз прокляну себя за то, что сказал это. А может, и нет. Не будь никакого анамнеза, я бы согласился на это свидание с радостью, может, даже сам предложил бы его. Но то, как я здесь оказался… то, почему я здесь, превращает подобные вещи в предательство, даже если не является таковым на самом деле. И от этого так паршиво, что выть хочется. Чтобы не услышать ответ Грега, я хватаюсь за телефон. Есть в Лондоне один маленький, но великолепный ресторан, куда я, едва финансовое состояние перестало ежедневно музицировать, принялся летать с другого конца света с завидной регулярностью, не реже раза в месяц. Очень хотелось бы верить, что здесь это заведение тоже существует — без него мир оказался бы чуточку хуже, честное слово. Трубку берут сразу же. Когда я обнаруживаю, что по ту сторону находится именно метрдотель, с сердца сваливается маленький, но тяжёлый камешек. Впрочем, обратно он воздвигается практически в то же мгновение. — Прошу прощения, — вежливо, но твёрдо говорит мне девушка, — но это частное заведение, и, к сожалению, нельзя просто заказать столик. Мне жаль. Ну, что же, ещё один маленький квест, пока я здесь. Жаль, что сегодня придётся искать другое место, чтобы провести вечер. Хотя даже этот отказ не может лишить меня маленькой радости знать, что одно из моих любимых мест есть и в этой вселенной. Оказывается, такие вещи вполне можно назвать подарками судьбы, если очень захотеть. — Не страшно, — отвечаю я. — Извините за беспокойство. — Но я могу оставить заметку о том, что вы хотели бы попасть к нам. Немногие знают этот телефон. Могу я узнать ваше имя? — Стивен Стрэндж. В трубке раздаётся звук, будто что-то упало, а затем голос с той стороны меняется и в скорости, и в интонациях так резко, как если бы к трубке подошёл другой человек с похожим голосом. — Прошу прощения, мистер Стрэндж, произошла ошибка. Есть один столик на сегодня, через два часа. Вам подойдёт? После согласия она задаёт ещё пару вопросов, и затем я отключаюсь. Грег, всё время этого разговора внимательно наблюдающий за моим лицом, с трудом сдерживает смех. Это выглядит неожиданно приятно, и я понимаю, что мне очень нравится видеть его искренние эмоции. Эмоции, появившиеся из-за меня. Ничего страшного, такое и раньше иногда случалось, если я общался с людьми дольше двух слов… — Твоя фанатка? — Что странно. Она узнала моё имя, и после этого всё пошло. — Ничего удивительного, может, ты спас жизнь их шеф-повару или что-нибудь вроде того. Во всяком случае, я бы не удивился. Хотел бы я знать. Ничего, может, на месте выясню. — Ну, в общем, через два часа милости прошу в местечко с лучшей едой в городе. Уверен, что ты там ещё ни разу не был. Грег кивает и добавляет: — Надо же пользоваться твоей популярностью и деньгами по назначению, а то что я как неродной. А он быстро учится. — Будешь переодеваться? — Буду. Даже если исключить непарадный вид, я провонял дешёвым кофе до нижнего белья. Ещё и в душ сходить хорошо было бы, раз время есть. Грег разворачивается, делает несколько шагов в сторону спальни из кухни, где мы всё это время стояли, но замирает в дверях — и мне кажется, я с точностью до интонации могу воспроизвести то, что он сейчас скажет. — Не хочешь присоединиться? Нет. Ни за что на свете. Я себя потом изнутри сожру. — Стивен? Я не настаиваю, если… — Хочу. Он остаётся стоять, прислонившись к косяку двери, всё время, пока я пересекаю кухню, отчего-то удлинившуюся чуть ли не в тысячу раз. Или, может, это замедлилось время. В любом случае, однажды я приближаюсь к нему на расстояние намного меньше того, что мог бы себе позволить, и тогда Грег коротко целует меня — не так, как до этого, но требовательно и уверенно. И говорит что-то насчёт того, как много на мне лишней одежды, не подходящей для ресторана. Так безумно хочется попросить его заткнуться. И отойти. Конечно, я могу — открыть рот и произнести, звук за звуком, всего несколько слов. Но затем мне начинает казаться, что я умру прямо сейчас, вот только непонятно, от чего именно — от того, что он остановится, или от того, что продолжит. Эта дилемма окончательно уничтожает то, что осталось сегодня от моей нервной системы. Только поэтому я позволяю Грегу увести себя в душ почти без сопротивления. … Если бы мы в итоге опоздали, я мог бы использовать это, чтобы больше не поддаваться подобным эмоциям. Но мы подъезжаем к давно мне знакомому, хоть и оформленному сейчас немного иначе входу ресторана за целых двадцать минут до назначенного времени. Всё остальное проходит для меня как в тумане. Незнакомая девушка что-то говорит, я невпопад киваю. Когда она задаёт вопрос, на него отвечает Грег. На лице Грега написана смесь отчаяния и надежды, приправленная огромной долей то ли беспокойства, то ли, напротив, возмущения. В конце концов я обнаруживаю себя садящимся за столик в самом углу, у тяжёлой бархатной портьеры, от которой сильно пахнет пылью. Забавно. Там, в другом мире, это был мой любимый столик. Я окидываю зал взглядом, не видя при этом абсолютно ничего. Это не страшно. Заказ делает Грег, которому сегодня выпала ведущая роль. Я не сопротивляюсь — в этом месте нет блюд, которые мне бы не понравились. Сейчас меня волнует другое. В какой-то момент в пелене тумана, стоящей у меня перед глазами, появляется что-то, что я даже в этом тумане отмечаю для себя как аномалию. Через какое-то время я понимаю, что это фигура. Она движется. Мне стоит огромных усилий вернуть себя в реальность, и вовремя. — Стивен, — коротко говорит старший, останавливаясь в метре от столика, но так, что его всё равно хорошо слышно даже в ровном гуле зала с полной посадкой. — Неожиданная встреча. Какими судьбами? — Решил вывести хорошего человека в свет, — отшучиваюсь я, стараясь скрыть почему-то возникшее напряжение. — Грег Лестрейд. Майкрофт Холмс, мой брат. Майкрофт внимательно изучает Грега, не сказав при этом ни слова, а затем так же молча протягивает ему руку. Грег пожимает её, но как-то неуверенно, будто толком не знает, что ему с этим делать. Зато в точности знаю я. Это ещё один шаг к моей жизни, какую я считаю правильной. Хорошо, что они познакомились. Очень хорошо.