Someone, somewhere

В последнее время вся моя система самоконтроля даёт сбой настолько часто и регулярно, что уже можно с уверенностью сказать: её больше нет или совсем скоро не станет. Это я к чему — в поисках кузницы, запрятанной в глубине не самого благополучного района Лондона, я волнуюсь так, будто на свадьбу иду, честное слово. Конечно, вчера меня трясло больше, и я до сих пор не понимаю, что это было, но всё-таки сейчас волнение другого характера. Вечер вчерашний то ли помнится плохо, то ли мне просто не хочется его вспоминать. Вернее, не то, чтобы прямо не хочется — прошёл он достаточно хорошо, пусть мне и казалось, что я сижу на иголках. Майкрофт, которому вести диалоги стоя и быть третьим лишним гордость никогда не позволяла, подозвал метрдотеля, что-то сказал ей, и для нас чудесным образом появился новый столик: не в общем зале, пусть и небольшом, но всё-таки шумном, а в отдельной комнате, очень уютной и изолированной от каких-либо звуков. Я чувствую небольшой укол зависти, когда мы занимаем свои места: мне раньше этой комнатки никогда не показывали. Впрочем, может, в моём мире её и нет — надо будет спросить, если вернусь. Точнее, когда. Это только вопрос времени. Эти двое быстро спелись, чему, на мой взгляд, немало поспособствовало дорогое вино, появившееся на свет почти на десять лет раньше меня. Никто не напился, Грег вёл себя чинно и культурно, старший — тем более: тот вообще в компании больше двух глотков алкоголя не делает, чтобы не дай боги не потерять контроль даже на мгновение. Это, правда, я про своего брата знаю, но местный Майкрофт явно недалеко ушёл от своего альтернативного варианта. Грег рассказывал о работе, даже какие-то смешные случаи нашёл, хотя ума не приложу, что в преступлении может быть смешного. Майкрофт, конечно, про работу молчал, — дела государственные, тайна и всё такое, — но слушал внимательно, так что мне даже в какой-то момент показалось, будто именно я стал здесь незваным свидетелем. Впрочем, хорошее вино расслабило меня, да и любимая еда, которую принесли довольно быстро, благоприятно повлияла на мои нервы. Так что я решил не устраивать сцены ревности, вдобавок, даже не особенно прислушивался к их словам. В конце концов старший встал со словами, что ему уже пора, и мне даже как будто почудилось искреннее сожаление на его лице. На этом Грег, который тоже слегка сник, согласился и добавил, что ему вообще-то утром на работу. Майкрофт отчего-то предложил довезти нас до дома — на этом я действительно удивился, уж что-что, а такие вещи старший на моей памяти в жизни никогда никому не предлагал — на что мы синхронно кивнули, после чего в кратчайшие сроки были доставлены к нужному дому. Гадать, хорошо ли, что Майкрофт теперь знает наш адрес, было ни к чему — он кивнул водителю, не назвав адреса, и всё-таки мы оказались в нужном месте. Поэтому я не стал беспокоиться. Остатки вечера, буквально полчаса после всего этого безумия, когда Грег уснул, я провел довольно продуктивно: нашел контакты целых трёх действующих лондонских кузниц и написал на все почты, какие были указаны. Кто-то — Джим, конечно же, к чему тайны — мог бы посчитать, что это уже слишком. Он любит последовательность действий и отсутствие лишних телодвижений в чём бы то ни было. Это всегда делало его очень мудрым и решительным, но я так не умею. И уже не научусь. Потому и стараюсь всякий раз одновременно поймать всех зайцев за их пушистые хвосты, мелькающие в кустах. Кузница находится быстро. Только минуту назад я иду по безлюдному и довольно грязному переулку, с искренним интересом разглядывая разрисованные баллончиками стены и разбитые окна, и вот вдруг моё внимание привлекает крошечная, но заметная табличка с уже знакомым логотипом в виде переплетающихся геометрических фигур и стрелкой налево, под арку. Там и находится нужная дверь. Волнение при виде её усиливается. Как же я надеюсь, что всё правильно перевёл и не спутал текст заклинания с абзацем про какие-нибудь другие магические ерундовины… Впрочем, ничего страшного наверняка на этом не случится: в порыве отчаяния я предложил им столько денег, что они даже заверили меня, будто готовы потратить на мою прихоть не пару часов, а целый день. Это как минимум означает, что, если с первого раза ничего не получится, хвататься за голову не стоит. Тем себя и успокаиваю. Дверь тяжёлая. Кажется, тоже кованая. Я тяну её за холодную металлическую ручку на себя, и меня обдаёт горячим сквозняком, отчего-то сверху вниз, будто кузница обнюхивает меня, как огромная собака. Это сравнение кажется мне забавным, поэтому внутрь я вхожу, глупо улыбаясь. Этот жест остаётся незамеченным: в неярком свете помещение можно рассмотреть не целиком, но даже так становится понятно, что в нём никого нет. — Добрый день, — говорю я, повышая тон голоса, чтобы меня было хотя бы слышно за гулом пламени. — Я писал вам вчера… Вы сказали, что можете помочь. Даже спустя такое короткое время становится ясно, что в кузнице безумно жарко. Я буквально чувствую, как рубашка прилипает к коже, и по спине начинают течь капли пота — в комплекте с дрожащими от нетерпения руками это выглядит так себе. Что ж, надеюсь, я выдержу здесь достаточно времени перед тем, как грохнуться в обморок от перегрева. Потому что ждать и откладывать это дело на срок, превышающий несколько часов, я просто не способен… Из-за конструкции, назначение которой мне толком не ясно, наконец выходит человек. Это хорошо. Что-то в его походке кажется мне смутно знакомым, но лица толком не видно за маской. — Здравствуйте, — повторяю я, напрягая голосовые связки ещё сильнее. При такой температуре это нелегко. — Я вам вчера писал. По поводу кольца. Кузнец молча кивает. И смотрит на меня с со спокойным ожиданием. А что он ещё хочет услышать? Я же вроде всё вчера подробно описал. — Начнём сейчас? Снова кивок. Нет, ну это уже раздражает. — Что мне делать? На этот вопрос он уже не может просто кивнуть. Потому нехотя снимает маску, стараясь сделать это осторожно, чтобы не коснуться лица грязными руками. Этот момент кажется мне очень личным. В конце концов, сейчас этот человек будет вынужден делать странные вещи, которые может и не понять до конца. С другой стороны, он сам на это согласился, так что… Маска остаётся у него в руке, после чего я долго вглядываюсь в полутьму, стараясь рассмотреть черты лица. Это не особенно важно, и всё-таки любопытство намного сильнее меня — справиться с ним чаще всего нет никакой возможности. А вот то, что я вижу, может изменить очень многое, в том числе мои планы на ближайшее время. И когда я говорю «изменить», я имею в виду «полностью переписать». Такое бывает. И ступор от того, что я наконец понял, кто передо мной стоит, тоже не является событием из ряда вон выходящим. Наверное. — Вонг, — коротко представляется кузнец, с видимым интересом вглядываясь в то, как вытянулось от его слов моё лицо. — Мистер Стрэндж? Вы рано. Если бы я не проснулся вдруг посреди ночи, пришлось бы вам куковать под дверью. Здесь это небезопасно… — Ничего страшного. — Не согласен. Если я знаю, кто вы, они тоже могут знать. Звучит как паранойя, но человеческая паранойя — не до конца атрофировавшиеся древние инстинкты… Я уже стараюсь не удивляться, но получается так себе. Вонг берёт какие-то железки, бросает их в небольшую чашу, которую затем нагревает — почему-то горелкой. О составе мы вчера разговаривали тоже, поэтому переспрашивать я пока не вижу смысла. Поймав мой напряжённый взгляд, он кивает. — С металлом всё в порядке. Вас, кажется, это действительно напрягает. Я неопределённо пожимаю плечами. На самом деле, точного сплава в рецепте — если его так можно назвать — и не было. Только какие-то полуалхимические намёки: меди и олову позволить соединиться, разделить их затем крупицей цинка… Вонг сказал, что это, должно быть, имеется в виду просто бронза с третьим элементом, но всё-таки я в этом не разбираюсь и вынужден был поверить ему на слово. Что вчера казалось не лучшей идеей, но сегодня я уже понимаю, что недоверие испарилось само собой при виде одного только его лица. Фокусы какие-то. — Значит, получается, что вы сектант, — невозмутимо уточняет Вонг, когда моё молчание явно начинает ему надоедать. — И кольцо вам нужно для вашей секты? Определяет принадлежность или что? — Я не… — начинаю было я, прежде чем меня заставляет замолчать определённая мысль: нет никакого смысла оправдываться, мы с ним больше никогда не увидимся. — Это не совсем секта, но если вам проще, пусть будет так. — Тогда не беспокойтесь. Сделаем всё в лучшем виде. Мне нравится наблюдать, как он шутит. Это, скажем так, не самое частое событие. — И что вы в этой секте делаете? Молитесь и хвастаетесь, у кого кольцо больше? — Никогда не слышал, чтобы этим занимались в сектах. — Ну, почему бы кому-нибудь этим не заниматься? В конце концов, хвастовство законом не запрещено. — Действительно. Звучит как повод основать новую секту. Вонг усмехается. — Значит, не скажете? — Ну, мы чаще всего занимаемся тем, что читаем древние книги, — осторожно рассказываю я, надеясь, что это будет звучать максимально адекватно для постороннего человека. — Много тренируемся. Как в том фильме про боевых монахов, знаете? — Так вы боевой монах? Не похожи. Что-то он подозрительно разговорчив, хотя я не имею ничего против. Но отвечать на его вопрос мне сейчас немного не с руки, потому что металлы наконец расплавились. С извиняющимся кивком я раскрываю листок с написанной на нём транскрипцией и могу надеяться лишь на то, что корявый санскрит не является препятствием к созданию магического артефакта. Вот будет смешно, если одним из условий является, например, произношение носителя языка… Я не вглядываюсь, но всё равно вижу, что Вонг работает быстро и уверенно; так что в какой-то момент мне кажется, что у наших действий появился единый ритм. В голове становится пусто и просторно, как в большом холле, и слова заклинания я произношу автоматически, ни о чём не задумываясь. Тело наполняется ощущением невесомости — и, когда я осознаю его, меня накрывает волной странная уверенность в том, что я всегда знал эти слова наизусть. Как и тысячи, миллионы других слов, написанных на этом языке — а может, и на других, просто сейчас нет возможности проверить. Листок, с которого я читаю, кажется ненужной и бесполезной бумажкой, и только крошечная часть настоящего меня, затаившаяся где-то в уголке этого священного безумия, сопротивляется рукам, которые желают этот листок выкинуть. Хорошо, что заклинание не слишком длинное. Когда оно заканчивается, на какое-то время я остаюсь будто оглушённым. И дышу в разы тяжелее, чем делал бы это, прочитав вслух, скажем, новости. — Что, сектант, в транс вошёл? — проникновенно вопрошает Вонг, едва замечает, что я перевёл взгляд с его рук выше. — Выглядел ты, конечно, так себе… — А как я выглядел? Вонг откладывает инструменты, сцепляет руки в замок — и смотрит на меня в упор, будто пытается рассмотреть что-то, одному ему известное. Это не страшно, но атмосферу всё-таки немного накаляет. Во всяком случае, я чувствую себя неловко. — Глаза побелели, — наконец говорит Вонг, теперь уже отводя взгляд так, что кажется, будто ему не по себе. Да, и правда, он изрядно занервничал после этого, даже шутить перестал. — И ещё искры… мне показалось, я видел искры, но я не уверен. В общем, рекомендую завязывать с этой хренью как можно скорее. Она жутковатая, честное слово. Особенно со стороны. Я киваю, надеясь на этом отделаться от рекомендаций. Вот ещё их я не спрашивал. Тот, мой Вонг, тоже ужасно любит так делать, так что я почти привык к советам без спроса, но всё-таки сейчас они последнее, что мне нужно. Вонг снова берёт какой-то инструмент и продолжает работу, пока я сижу, изо всех сил стараясь не привлекать к себе лишнего внимания. Осталось совсем немного. Кольцо уже почти готово, нужно только выгравировать на верхней его части определённые символы, изображение которых, по счастью, у меня тоже имеется — иначе было бы неловко. — Так что у вас за секта такая, которая искры делает? — У вас американский акцент, — говорю я, надеясь перевести тему. Это выглядит слишком топорно, но Вонг отчего-то делает вид, что не заметил этой кочки. — Недавно переехал, — поясняет он, не отрывая взгляда от блестящей поверхности кольца. — Подумал, что в Нью-Йорке лично для меня закончились перспективы. Между прочим, кто бы говорил: ты тоже не британец, судя по произношению некоторых слов. — Родился здесь, некоторое время жил в том же Йорке. Теперь вот вернулся. Даже за десять лет в чужой стране можно приобрести акцент. — Забавно, — соглашается Вонг, не поясняя, о чём именно он говорит, и не продолжая диалог. Мне тоже не хочется больше говорить. Тишина, прерываемая только звуками мастерской, висит довольно долго — всё то время, что он гравирует нужные символы на поверхности кольца. Затем, по беззвучному кивку, я протягиваю руку и касаюсь гладкой грани. Ну вот и всё. Будь я менее порядочен, ушёл бы домой прямо отсюда, из мастерской, не особенно задумываясь о том, как это будет выглядеть и что подумает Вонг. Но у меня есть некоторые обязательства… перед некоторыми людьми. Конечно, их по большей части я взял на себя сам, но принцип «мы в ответе за тех, кого приручили» всегда был для меня одним из основных. — Ещё что-то? — выдавливает из себя Вонг, глядя на то, как я медленно поднимаюсь и застываю на месте, давая отойти затёкшим ногам. Я качаю головой. Ладно, чёрт с ними, с ногами, это можно и потерпеть. С трудом сдержавшись, чтобы не толкнуть дверь изо всех сил — это на пару секунд ускорило бы моё попадание на улицу — я выхожу, спускаюсь с крыльца и оглядываюсь. Переулок, с которого я сворачивал сюда, тихий, но недостаточно маленький, поэтому в нём проводить такие эксперименты не стоит. А что это там за кузницей… Пара шагов, и я уже обозреваю крошечный двор, полностью закрытый от обзора другими зданиями и забором. В нём, конечно же, никого нет. Это прекрасно! Надевая кольцо на руку, я не сразу могу попасть пальцами в отверстия — руки снова дрожат, да так, что я это физически чувствую. Честно говоря, это показывает, что от врача во мне почти ничего не осталось, но сейчас наплевать на такие мелочи. Кольцо удобно садится на руку, помещаясь ровно там, где и должно быть — не больше и не меньше. Облегчение, которое я испытываю, когда это происходит, сравнимо, кажется, разве что с облегчением человека, избежавшего только что явной и мучительной смерти. Конечно, в какой-то момент мне действительно понравился этот мир, и всё-таки здесь всё не то. Не моё. Ладно, не до рассуждений сейчас. Поднимая руки, я испытываю какой-то… трепет, что ли. В том, что всё получилось, нет никакой уверенности. Хотя ладно, есть небольшая — Вонг всё-таки описывал странные вещи, которые вроде бы ничем иным, кроме текущей магии, объяснить не получится. Но я не могу опираться только на них, не проводя опыты. Первый щит сразу же распадается на мелкие искры — я так удивлён, увидев его, что удерживать концентрацию дольше пары секунд просто не получается. Сердце начинает колотиться как бешеное, так что мне приходится прислониться к стене — на всякий случай, если закружится голова. Нельзя передать словами чувства, которые я при этом испытываю. Второй щит уже держится как положено, и я невольно улыбаюсь, разглядывая его тонкие геометрические линии. Всё-таки это очень красивая магия. Всё получилось! Боги, как же это приятно! Теперь не придётся тратить уйму времени на то, чтобы доехать куда-то на такси! Впрочем, такси всё равно придётся использовать в некоторых случаях, чтобы в ненужные расспросы не углубляться. Но это такие мелочи по сравнению с тем, что было ещё вчера! Словами не выразить. Да и чувствую я себя намного увереннее, ощущая на руке гладкий прохладный металл. Подумать только, а ведь было время, когда спокойно существовал без него и день, и месяц, и ничего страшного не случалось. На этом мне кажется, что рассуждений достаточно. Лёгким движением руки я открываю портал к дому Джона — и шагаю прямо на тропинку, ведущую через его сад, не особенно задумываясь о том, насколько это этично.