Потерянная душа

Тенджиро Кучики заинтересованно рассматривал спящего на кровати ребенка. Он давно уже выпустился из Академии и нес службу в первом отряде, много слышал, но ещё не видел друга брата, который поступил учиться всего год назад. Одаренная душа, взятая под покровительство, его, в принципе, раньше не интересовала — во-первых, слишком мелкий, во-вторых... одаренных шинигами, на самом деле, не так уж и мало, но сколькие из них действительно заслуживают внимания? Ичиго из сорок четвертого района был просто ребенком, подружившимся с братом. Тут скорее стоило проверять, не было ли это сделано с расчетом – клан Кучики очень могущественен. В чужое бескорыстие верится слабо. Однако ребёнок, правда, оказался чем-то особенным. Маленькое, хрупкое тело с совсем незнакомым лицом, в котором нельзя разглядеть и проблеска родства, воплощало душу старшего брата их матери. Гением его не называли. Как ни странно, воспринимаемое сначала как должное могущество шинигами уже позже выделили в отдельную категорию. "Иногда такие рождаются", - говорили все и пожимали плечами. Объяснить существование подобной силы простым "гений" не представлялось возможным. Но время шло, о том, кого они могли бы называть "дядя", доподлинно теперь помнят лишь те, кто был с ним "знаком или получил от него по голове", как шутила тётя Рукия. Об Ичиго Куросаки не принято рассказывать и говорить. Да был, да погиб, да... очень сильный. Тенджиро знал о нём только из-за матери. В детстве матушка часто рассказывала сказки о мальчике с волосами, благословлёнными огнём и солнцем, всегда встававшим на ноги ради других и никогда ради самого себя. Его неясный силуэт, основанный лишь на описаниях, часто стоял перед его глазами. Спина, укрытая огромным мечом, и янтарные волосы... У этого Ичиго волосы тёмные, прикрывающие уши и чуть вьющиеся на концах, глаза винные, а кожа бледная, как у молодого аристократа. Но меч... меч всё тот же, как и привычка закрывать своих собственным телом. Тенджиро перевёл взгляд на огромный тесак без рукояти и гарды, который спящий ребёнок обнимал, как любимую игрушку. Забрать его не смогли ни подоспевшие инструктора, ни рядовые четвёртого отряда, ни даже капитан Исане Котецу. Детские пальцы оказалось не разжать, и, в итоге, в виду чрезвычайных обстоятельств, оставили, как есть. - Ну, как он? - в палату заглядывает Кенджиро, сначала просовывая голову в дверь, а потом, оглядевшись проходит сам. Как любопытный зверёк, в самом деле... - Пока не просыпался, - степенно отвечает брат. - Как матушка? - Ей лучше, - кивает младший, проходя внутрь. - Шок уже отступил, она скоро подойдёт. Пока разговаривает с капитаном. - Думаю, не только она, - задумчиво кивнул старший брат. - Как только тётушки вернутся с патрулирования, я думаю, тут будет не протолкнуться... или даже прямо сейчас. Он прервался, прислушиваясь к нарастающему шуму голосов из коридора и топоту множества ног. - Капитан Шиба! Стойте! Мальчик всё ещё не приходил в себя! - лейтенант Ямада безуспешно пытался остановить рвущегося к палате посетителя. - Ну, уж нет! Хотя бы увидеть его вы мне не запретите! Ишшин врывается в палату грозным ураганом, по пятам за ним бежит лейтенант с самым несчастным видом, и, судя по взгляду, уже готовый применять тяжёлую артиллерию четвёртого-медицинского подразделения. Бывший Куросаки замирает в дверях, устремляя взгляд на стоящую у стены кровать, кроме пациента для него никого больше не существует. Тёмноволосый подросток не просыпается. Дед качает головой, шагает ближе, будто дитя, укрытое одеялами, завораживает его, но ближе подойти не может, Тенджиро загораживает путь, в один шаг оказываясь перед ним. Он понимает, что этот мужчина их родственник, их дед, но сейчас он выглядит откровенно безумным и больным. Не стоит потакать его боли. - Отойди, - шипит на него Ишшин, - отойди и дай увидеть моего сына. - Вы разбудите его. Вы плохо контролируете свою реацу, уважаемый дед, - вежливо и ровно произносит он, стараясь воззвать к разуму шинигами. Младший брат в подтверждении кивает, нервно косясь на друга. Но тот спит, словно и не чувствуя чужого буйства, от которого воздух наполняется жаром. - В сторону, - почти рычит Ишшин. Воздух густеет, дрожит, капитан явно невменяем, и Тенджиро всерьёз рассматривает возможность использовать связывающее кидо во избежание проблем. Это, конечно, можно будет классифицировать, как нападение на вышестоящего, но в самом худшем случае, его ждёт карцер. Он уже чувствует приближение отца. Нужно только уговорить деда успокоиться. Тот не слышит. Тянется к оружию, заставляя напрячься. Неужели он собирается... Ребенок на кровати вздыхает чуть глубже и хмурится сквозь сон. Ворочается, недовольно заворачиваясь в одеяло, по клинку, нежно прижимаемому к груди, бежит голубой отблеск, и в волосе от Тенджиро проносится ярко-голубой серп, вспарывая доски пола и с грохотом пробивая стену на вылет там, где мгновением ранее стоял капитан. - Что за... - шарахнувшийся к стене брат явно хочет добавить что-то очень неприличное. Ребёнок продолжает сладко сопеть, подтягивая занпакто повыше к щеке. В установившейся ошеломлённой тишине слышится холодный смешок. - Кажется, это было недвусмысленное предупреждение его меча в твоём отношении... отец, - царственной походкой с идеально ровной спиной и расправленными плечами, двигаясь на шаг позади их отца, в разрушенную комнату ступает Карин Хицугая, смеривая родителя холодным взглядом. Ишшин смотрит в тёмные глаза дочери, такие же, как и у него самого, и несмотря на всю холодность этих глаз, видит в них непримиримую решимость идти вперёд. Все Шиба смотрят так на врагов и непреодолимые препятствия. Все Шиба смотрят так на тех, кого не в силах простить. Такого взгляда никогда не было у его сына. Они стоят напротив друг друга в разрушенной палате, которую мальчик разгромил, что называется, не приходя в сознание. Стоят и смотрят, и Ишшин чувствует себя не на шесть сотен, а на все шесть тысяч. И дело вовсе не в двадцати годах человеческой жизни. - Уходи, - тихо говорит Карин. - Уходи и не смей к нему приближаться. Однажды ты его уже погубил. - Ты не можешь так... - шепчут пересохшие губы, вина и боль, задавленные яростью, поднимают голову в груди и оплетают сердце, словно ядовитые змеи. - Не можешь... - Могу, - все также ровно отвечает дочь. - Уходи. И Ишшин сглатывает. Разворачивается и, перешагнув через обломки, молча уходит. *** Руки у него дрожат, и до сих пор кажется, что на него смотрят эти испуганные, багровые глаза. Ребенок ошеломлённо смотрел на пустых, чудом уворачиваясь, пытался как-то помочь и защитить одноклассников, друга... Учителя. Сестру. Невольно у Юграма вырывается истеричный смешок, и он роняет голову на руки. После смерти Императора все катилось куда-то в бездну. Никто не знал, для чего они существуют дальше, никто не знал конечной цели, никто не знал, к чему они готовятся, и сам Хашвальт порой не понимал, что он делает. А потом, примерно сорок лет назад по мирам разлилась знакомая реацу, волна знакомой силы омыла, что прилив – и он сжал кулаки в неверии. Едва ощутимая искра силы преемника Императора, наконец, вспыхнула с новой силой, и они смогли попытаться найти его. Но искра вспыхнула и пропала, и квинси только и знали, что душа обитает в Сообществе Душ. И учитывая потенциал, скорее всего вскорости станет одним из проводников. Этого нельзя было допустить. Они подготовились, создали диверсию, выпустили пустых, как отвлечение для шинигами, чтобы исследовать Белый город и найти своего Принца. Но на самом деле чуть не убили его. Маленького ребенка, который смотрел багровыми глазами на приближающихся к нему чудовищ, так похожий на отца, такой могущественный, но еще такой маленький, упорный, сильный и светлый. Надежда, которую они собственноручно чуть не убили. Надежда, которую они должны защитить. Юграм поднял голову и, посмотрев на трон, преклонил колено, клянясь: - Мы защитим его, вернем домой. В Империи он будет в безопасности, наш будущий Император. А пока следует установить слежку за Готей Тринадцать, Советом Сорока Шести и кланами Шиба и Кучики в частности. Скорее всего Ишшин Шиба пожелает вернуть себе ребёнка, унаследовавшего душу Куросаки Ичиго, но его дочери могут быть против. Капитана Хицугаю можно не брать в расчёт, как бескланового и безродного - Совет не допустит его опеки над ещё одним гением. Равно, как и попробует ограничить растущее влияние клана Кучики, с каждым десятилетием становящимся всё сильнее и могущественнее. Юграм готов поспорить, что старые пни уже не раз прокляли день, когда дозволили Бьякуе Кучики прибрать слабейшую из детей Шиба. Да, пусть Шиба Юзу была слаба, как шинигами, но её сыновья унаследовали и преумножили силу забравшего её рода. Когда Император умер была пустота. Будто кто-то взял ложку и зачерпнул душу, навсегда вырвав одну ее часть, ту, которая никогда не вернется, ту, которая исчезла и растворилась навсегда, ту, которую никто больше никогда не почувствует. Сначала были растерянность, ужас и страх, потому что замерший на своем троне Император дернулся, качнул как кукла головой, а потом расхохотался, реацу сочилась из его тела клочьями, неопрятными и темными: жестокость, гнев, ярость и боль, безумие. Темная, что ночь мантия исчезала, оставляя только белый костюм, а Император смотрел вперед – грустный, горький и безумный то был взгляд. А потом он захохотал, положил руку себе на лоб и просипел: - Ребенок, собственный сын! Вспышка света, и все было кончено. Ни клочьев реацу, ни рейши, ни присутствия безумия. Тронный зал, десяток офицеров и он. Все произошло слишком быстро. И Император был мертв. Юграм просто смотрел на пустой трон, на тишину, на ошеломленные и застывшие в шоке лица офицеров, а потом упал к холодной стене залы. Для чего все это было? Годы поклонения и верности? Годы и столетия боли, презрения и ужаса? Годы отрицания и пренебрежения? Годы предательства. Они с Баззардом больше не смотрели друг другу в глаза, соперничество затихло и сменилось холодной обидой и одиночеством, остались только тупая преданность, что колючка под ноющим сердцем, опущенная вниз голова и слова: - Да, Ваше Величество. Его больше никто не звал Юго. Больше никто... Он хотел его защитить, и все это... построенное, созданное, надуманное и тщательно спланированное... было зря. Император был мертв, а он одинок, оставшийся с никому не нужной преданностью неизвестно кому, с глупым завещанием, потому что, чем были последние слова, если не им, и пустотой под сердцем. Так и оставшийся на века. Разведчики перерыли все измерения, проникли в королевский дворец Короля Душ, нейтрализовали его охрану - как сложно было уничтожить Стражу и неубиваемого монаха в частности, чтобы не привлечь ненужного внимания шинигами... Чтобы обнаружить, что ребёнок, которого почувствовал Император в последнее мгновение жизни, погиб, защищая этого самого Короля... Его Величество не зря смеялся. Но теперь надежда есть. Теперь они справятся.