Потерянная душа

Ишшин входит в ворота поместья клана Кучики как победитель. Он и есть победитель. Он возвращает сына, и все, кто против, не посмеют сказать и слова — бумаги в его руках заткнут даже Бьякую. А дочь... ну, что ж. Формально, она все ещё Шиба, потому что ее супруг не имеет за собой клана. Карин обязана подчиниться. Он видит ее спину рядом с Ичиго. Она стоит перед мальчиком на одном колене и что-то яростно втолковывает ребенку, что — не важно. Не имеет значения. Важен лишь Ичиго, поднимающий на него взгляд из-за плеча дочери. Бордово-винные глаза не идут его мальчику, как и темные волосы, и Ишшин мимолётно думает, что надо бы будет пнуть Киске. Может быть, он сможет вернуть сыну подобающий вид?.. Он не успевает закончить эту мысль и открыть рот, когда от ребенка волной идёт марево реацу. Холодной, морозной. Признаться, больше похожей на силу Масаки. Та тоже, помнится, была холодной… А затем из этого марева материализуется фигура его сына, его ребенка, такого живого, такого взрослого, того, кого он помнил все эти века. Того, кого он подвел. У него холодные карие глаза, так непохожие на теплый взгляд сына, будто молча и бездушно осуждают Ишшина за все, что он сделал. Самое страшное, что это осуждение и холод, факт, звенящий в тишине, хуже громкой ярости и криков. Ишшин просто знает, что он облажался, что так сильно ошибся, что убил их с Масаки ребенка… Поэтому, возможно, он заслужил этот удар, кровь, капающую на землю из сломанного носа. Призрак исчезает. И всё же Ишшин только прикрывает нос рукой и берет чужого-родного ребенка за руку. Он здесь для того, чтобы все исправить. *** Карин почти вскрикивает, когда исчезнувший вроде бы "призрак брата" - занпакто брата появляется за его спиной и с наслаждением ломает Ишшину нос - она уверена, что за этим безразлично-холодным взглядом и холодной же яростью прячется яростное наслаждение от глухого выдоха и резкого хруста. Шиба это, конечно, не останавливает, но удовольствие они все получают в равной степени. Глава клана Шиба сплёвывает кровь на ухоженную дорожку сада Кучики и всё равно - всёравновсёравновсёравно!!! - берёт брата за руку. И ей хочется кричать вслед: "Ну, посмотри же! Даже душа брата против тебя!" Но из-за ворот за ними наблюдают люди Совета Сорока Шести, если устроить свару на их глазах, последствия будут непрогнозируемыми. Её шпионы и соглядатаи в этой проклятой клоаке шепчут разными голосами, что решение было принято неоднозначное. Были те, кто хотел забрать ребёнка себе. Были те, кто считал необходимым отдать его капитану Двенадцатого отряда. *** Этот ребенок - его сын, на самом деле, душа его сына, призрак его сына. Его мертвого, такого мертвого сына. Каково это, когда твой ребенок умирает? Когда от тела не остается ничего, и только память, которая с каждым годом все блекнет, блекнет и блекнет, медленно она становится все более серой, размытой по краям, и детали теряются из виду, а потом первой... исчезает улыбка, потому что как же давно это было. Сколько лет прошло с того момента, как он видел улыбку своего сына? Слишком много. Сначала это маленький ребенок, еще не умеющий ходить или даже говорить, он все равно смотрит на него карими глазами, так похожими на взор любимой жены, и его губы растягиваются в улыбке, и он смеется - звук, совершенно нелепый, но самый дорогой на свете, постепенно он исчезает из его памяти. Потом это мальчик, который заглядывает в кроватку к своим сестрам, он пораженно смотрит на них и ярко улыбается, будто не веря в существование такого чуда. А потом... потом это угрюмый подросток, слезы на глазах, потухший взгляд и удушающее чувство потери. Вина. Блеклое воспоминание и не более, чем призрак. Он все исправит, он сможет все исправить. Ишшин кивает сам себе и крепче, мягче сжимает ладошку в его руке, мальчик подозрительно и даже как-то гневно смотрит на него, и такой непохожий на его сына ребенок совершенно знакомо хмурится и так недовольно замечает, будто расцвечивая его память миллионами цветов, и Ишшин невольно улыбается от его слов: - У тебя кровь, старик. Откровенно говоря, глава клана Шиба Ичиго не нравится. Каким-то внутренним чутьём, помогавшем уходить от бандитских облав в нищих районах, которые были порой страшнее всех пустых вместе взятых. Ему не нравится взгляд этого почти совсем седого мужчины. В этом взгляде отражается кто-то другой, а не он сам. Кто-то, кому придётся соответствовать. Но пока он мог только молчать. Ну, или немного комментировать. Ичиго и сам не знает, что дёрнуло его за язык. Интуиция, не раз спасавшая жизнь - инстинкт, шепчет белый-Зангетсу - звенит лязгом сходящихся в бою мечей, и каждый шаг к поместью Шиба заставляет сильнее напружиниваться, отчётливее хмуриться. Тени по углам становятся глубже и резче, тень за его спиной отчаяннее. Тёмные тенета незаметно оплетают ступни, поднимаясь по лодыжкам, готовясь в любой миг дёрнуть, утянуть, забрать. Ичиго чувствует невидимые горячие, широкие ладони рыжего-Зангетсу на своих плечах, неощутимым плащом укрывающие от надвигающегося... чего-то. Ладони эти, кажется, принадлежат совсем не шестнадцатилетнему юноше, но он не спрашивает об этом, не позволяя напряжению проскользнуть в движениях. Он поднимает голову и щурит глаза, идя вперёд. Ишшин Шиба ведёт его за руку, и ворота кланового поместья становятся всё ближе. Они всё ещё живут за пределами Сейретея, и Шиба - его почему-то никак не получается назвать отцом, что-то внутри противится всей этой мысли, - гордо говорит, что это признак их силы и независимости. "По-моему, с возрастом, он подвинулся ещё сильнее, чем был", - скрипуче отмечает пустой "Тебе не кажется", - кривится во внутреннем мире сила квинси. "Он, кажется, помешался", - с сомнением шепчет Ичиго, наконец, вспоминая у кого видел такой взгляд и слегка дрожащую реацу. "Возможно, твоя смерть в прошлом ударила по нему сильнее, чем я подумал изначально", - соглашается Яхве. "И кто в этом виноват?!" - огрызается Ховайто, пока Ишшин ведёт Ичиго в столовую. "Не оспариваю. Но отмечаю вероятную причину... Ичиго, следи за внешним миром!" "Ой..." - Ты, наверное, хочешь есть? - с улыбкой спрашивает его седовласый мужчина. Они остановились в одной из главных зал, и, пока слуги суетились вокруг них, Ишшин повернулся к Ичиго, с жадностью вглядываясь в каждую черточку, притом в какой-то момент он разочарованно хмурился, а в другой ярко и ослепительно улыбался. - Скоро принесут блюдо, - провозгласил он, - будет празднество в честь твоего возвращения домой, приготовят все твои любимые блюда! Ичиго кинул мрачный взгляд на "отца", но решил промолчать, чтобы не раздувать спор и не спрашивать, откуда тот знает, какие блюда его любимые, а какие нет. - Слуги скоро все принесут, - взволнованно объявил Шиба и мягко подвел ребенка к его месту за столом. Он взволновано поднял голову и провозгласил: - А вот и твоя тетя! Куукаку! Ты наконец-то здесь! - Я всегда была здесь, - чуть меланхолично ответила женщина и удивленно посмотрела на двоюродного племянника. - Ты его похитил? - выгнув бровь, воскликнула она. - Какое похищение, - махнул рукой Ишшин, - все документы заверены Советом Сорока Шести. - Понятно, - кивнула она, - ну, приятно увидеть тебя снова племянник, - женщина на секунду задумалась, - или познакомиться? - Приятно, - чуть наклонил голову ребенок. - Я – Ичиго. - Я знаю, - усмехнулась женщина в довольно ярком и искусно вышитом кимоно. Она приложила веер к губам, будто скрывая ухмылку, но тот был закрыт, и стало ясно, что это был просто жест приличия, женщина ему чуть подмигнула и качнула головой в сторону его "отца", возведя глаза к небесам. Ичиго вскинул голову и почти прерывисто кивнул, если бы не взор Ишшина, который снова обратился к нему. Ичиго умоляюще посмотрел на тетю, а она только прикрыла глаза, будто соглашаясь. За это время он чуть не пропустил, как тени стали еще длиннее, а воздух чуть похолодел. Он с тревогой огляделся, но кроме них и слуг никого рядом не было. - Всё в порядке, малыш? - тихо спросила Куукаку, прикусывая тёмно-янтарный мундштук длинной курительной трубки, пока Ишшин суетился вокруг стола, покрикивая на слуг. - Что-то не так, - шепнул он, стараясь не привлечь внимание словно провалившегося в иную реальность главы клана. Женщина прищурилась, пряча цепкий взгляд за длинными ресницами. Ишшин их словно бы и не слышал, а тени тем временем густели и наливались силой. Ичиго практически слышал их беззвучный отсчёт. Один. Стихли звуки ветра снаружи и перестали петь птицы. Два. Неестественная тишина упала на них и вдруг отрезала от чувства реацу за пределами поместья, заставив подобраться и его, и тётушку. Три. Тени по углам и стенам взорвались сотней брызг и людьми в белом, раздирая смолкший дом криком всполошившейся прислуги.