Запрещенная жизнь

Обычно выходные дни Куромаку проходили достаточно скучно — парень отсыпался, делал уборку, закупал продукты, если позволяла погода и было настроение — выбирался на прогулку по городу. Куро нравилось бродить знакомым и не очень улицам, открывая для себя новые места и фотографируя на телефон необычные здания — порой парень сожалел, что выбрал социальные науки, а не архитектуру. Но ему не хватило уверенности в себе, чтобы поступить на творческую специальность, хоть оценки позволяли это. Один раз за всю историю их с Пиком романа рокер умудрился вытащить Куромаку на концерт «Трикстеров» в каком-то из местных клубов — но толпа народу, духота и громкая музыка парню решительно не понравились, как и то, что Пик заставил его сменить привычную рубашку на черную футболку, заявив, что в противном случае ему будет стыдно приблизиться к парню в столь людном месте. Правда, в итоге Куромаку так и просидел весь концерт за одним из дальних столиков, даже не подойдя к музыкантам после выступления. Ему тоже было некомфортно отсвечивать в подобной тусовке, хоть риск встретить там кого-то из коллег был минимальным. Неделя после расставания с Пиком пролетела быстро и оказалась настолько насыщенной, что Куромаку ни разу не словил себя на мысли, что скучает по бывшему. Может, дело было в том, что он никогда не был особенно страстно влюблен в Пика, а просто обрадовался, когда тот согласился с ним съехаться в начале отношений, приняв желание музыканта найти удобную вписку за готовность к серьезным отношениям. А может, знакомство с Зонтом заставило Куромаку задуматься совсем о других вещах — и не только о психотерапии. После двух сеансов с психологом парень мог с уверенностью сказать, что Зонт ему симпатичен — и, если бы их не связывали отношения клиент-психотерапевт, а также не страх быть отвергнутым, Куро попытался бы познакомиться с юношей поближе, пригласив его на свидание. Но обстоятельства их с Зонтом встречи не способствовали такому развитию событий. Куромаку боялся, что, начни он проявлять к своему психологу любовный, или хотя бы дружеский интерес — тот откажет ему в терапии и перестанет выходить с ним на связь. Этого было нельзя допустить, поэтому Куромаку смирился с тем, что ему придется не выходить за рамки приличий — хоть местами сам психолог нарушал субординацию, допуская Куромаку в круг своих знакомых. Но ведь это было не нарочно и едва ли свидетельствовало о каком-то особом отношении Зонта к Куромаку — во всяком случае, парень запрещал себе думать иначе, хоть много размышлял о своем психологе и его нелегком прошлом. А в ночь на субботу Зонтик приснился парню — ближе к утру — и сон этот был далеко не невинным. Возможно, дело было в вынужденном воздержании — после регулярного секса с Пиком недельный перерыв вполне мог и стать причиной эротических снов. Однако, участие во сне голубоволосого психолога все же вынуждало Куромаку задуматься о своих чувствах к новому знакомому более серьезно. Куромаку снилось, что он пришел на очередной сеанс к Зонту, проходящий в каком-то заброшенном здании, напоминавшем старинную усадьбу — Куромаку запомнил изображенные на стенах гербы и высокие решетчатые окна, в которых не было стекол — в помещение задумал ветер, и психолог отчаянно дрожал, так что Куромаку прижал его к себе и попытался прикрыть пиджаком, а дальше юноша сам его обнял и принялся страстно целовать — долго, прикусывая губы, и, наконец, парни рухнули на заваленный кусками штукатурки и сухими листьями пол, переплетая ноги. Куромаку запомнились стоны Зонтика, его надрывное дыхание, то, как юноша вцепился пальцами в его плечи, выгибаясь навстречу - и нетерпеливо терся бедром о низ живота Куромаку, вызывая у того острое желание немедленно овладеть им… Куромаку проснулся, когда его тело свела сладкая судорога — ему даже не пришлось прикасаться к себе, чтобы кончить. Лишь с третьей попытки выровняв дыхание, парень отбросил скомканное одеяло и встал. Из-за штор пробивался свет — наступило утро. Куромаку зябко поежился и повел плечами — отопление еще не включили, и в квартиру пробрались прохлада и сырость, вынуждавшие одеваться теплее, в то время как сейчас на парне были лишь нижнее белье и вытянутая майка. Потянувшись до хруста в костях, Куро решительно раздвинул занавески и отправился в ванную приводить себя в порядок, по дороге завернув на кухню, чтобы включить чайник — в столь ранний час он мог позволить себя насладиться любимым кофе безо всяких угрызений совести. Куромаку с горечью осознал, что Зонт ему не безразличен — ведь эта новая влюбленность имела все шансы остаться неразделенной. В самом деле, на что такая серая посредственность, как Куромаку, психологу, любящему окружать себя яркими, талантливыми людьми. Несомненно, Зонт и сам очень творческий, хоть и не похож на надменного Пика. Но, скорее всего, в Куромаку его ничто не могло зацепить — и любые попытки сблизиться обречены на провал. Куромаку тихо простонал, понимая, что снова, как и в студенческие годы, вынужден пересекаться с объектом воздыхания, тщательно скрывая свои чувства и взвешивая каждое слово — и, что хуже, с психологом он должен общаться более тесно, чем со своей первой невзаимной любовью, популярным старшекурсником, а значит, притворяться равнодушным будет в разы сложнее. Куромаку всерьез задумался, стоит ли продолжать терапию — но мысль о том, что он вообще больше не увидит Зонта, даже в роли психотерапевта, нагоняла тоску. К тому же, резкий отказ от терапии мог огорчить психолога, у которого, судя по всему, не было много клиентов — а Куро не мог допустить, чтобы знакомство с ним оставило у Зонтика плохие воспоминания. Куромаку живо вспомнил, как переживал свои тайные чувства, учась в ВУЗ-е, как мучительно краснел, стоило ему заметить возлюбленного, как прятал глаза, не желая, чтобы кто-то заметил его интерес — и отчаянно желал этих мимолетных пересечений в толпе, исподтишка подсмотренных улыбок блондина, всегда адресованных кому-то другому… Тогда Куромаку было легче — он знал, что у его симпатии с личной жизнью порядок, и признаваться нет смысла. В случае же с Зонтиком, который, как успел понять Куро, был один — парня мучили сомнения и надежды, которые он всеми силами старался подавить. Решив немного развеяться после легкого завтрака, состоявшего из тоста вприкуску с неизменным крепким кофе, Куромаку отправился в ближайший супермаркет, однако, перед тем, как закупить продукты, он сделал широкий круг по району, наслаждаясь утренней свежестью и пустынными улицами. Машин почти не было, как и прохожих — за исключением собачников с питомцами, чинно вышагивающих по тротуарам и замирающим на месте всякий раз, когда собаки останавливались, чтобы что-то обнюхать или пометить — да подтянутых бегунов в спортивной одежде. Куромаку давно подметил, что встречаемые им люди знакомы между собой — они кивали друг другу или даже притормаживали, чтобы поговорить. Это было не удивительно — гуляя каждый раз по одному и тому же маршруту, сложно ни с кем не познакомиться. Наверное. Сам Куромаку, хоть, несомненно, запомнился другим прохожим, ни с кем в беседы не вступал. Парень не сомневался, что, случись ему переехать, все эти люди забудут его очень быстро — даже улыбчивая старушка, хозяйка спаниеля, который всякий раз при встрече с Куро натягивал поводок и рвался к парню, приветливо размахивая хвостом. Куромаку не жалел о том, что не завел знакомств с соседями просто потому, что не знал, каково это — иметь подобного рода общение. Вернувшись обратно, парень включил ноутбук, намереваясь выполнить обещание, данное Зонту — найти информацию о своей семье. Пока компьютер загружался, Куро ощутил непривычное волнение — хоть он решил начать с самых ни к чему не обязывающих действий — найти страничку своего кровного брата в социальной сети. Куромаку знал, что его младшего брата зовут Габриэлем, и что тот носит довольно редкую фамилию своего отца - после того, как мать Куромаку снова вышла замуж, она сразу же взяла фамилию супруга и стала госпожой Воронцовой, и начала так расписываться на документах — эти подписи сохранились на школьных табелях Куромаку, иначе бы он и не узнал, как теперь зовут его мать. Так называемого отчима парень никогда в жизни не видел, как и брата — и мать рассказывала о своей новой семье очень дозировано, так что Куро было сложно представить, как живут его родные, но, судя по обрывочным сведениям, у них все было вполне благополучно. Страничка Габриэля оказалась второй в списке предложенных поисковиком и сразу же открылась. Правда, брат Куромаку переиначил свою фамилию, сократив ее — вышло довольно-таки пафосное имя: Габриэль Ворон. Личной информации в профиле юноши оказалось мало, даже года рождения не было, но зато было указано два города — родной и тот самый областной центр, где жил Куромаку. Парень вздрогнул, представив, что мог где-то случайно пересечься с братом, не узнав его. Фото, стоящее в профиле, было нечетким — на нем был размытый силуэт хрупкого юноши в черной шляпе, из-под которой выбивались длинные темные пряди. Черная же одежда и трость со сверкающим стальным набалдашником наводили на мысли о принадлежности Габриэля к субкультуре готов — и эта догадка подтвердилась, когда Куромаку изучил стену и фото в альбомах брата. Ничего конфиденциального там не оказалось, но первые впечатления о брате у Куромаку сложились позитивные. Записи на стене Габриэля по большей части состояли из репостов со всевозможными философскими высказываниями, а также с замысловатыми готическими стихами, на иллюстрациях к которым красовались кресты или молодые люди в белом гриме и вычурной старомодной одежде темных оттенков. Что Куромаку не понравилось — это тематика записей, почте все они так или иначе были связаны со смертью и добровольным уходом из жизни, да и фото в альбомах заставляли задуматься — шибари и кровоточащие порезы на коже, складывающиеся в какие-то руны, настораживали (хоть лиц моделей не было видно, и Куромаку не мог поручиться, что на снимках запечатлен его брат). Из музыки Габриэль, как и ожидалось, предпочитал зарубежный готик-рок, а также классику, чего Куромаку не мог не одобрить — ему импонировали образованность и начитанность Габриэля и его стиль, хоть жестокость и депрессивность и напрягали. Куромаку открыл альбом с аватарками — в нем было всего две фотографии — и ахнул, разглядев более старое изображение. На нем Габриэль был крупным планом, но лица было не разобрать — голова юноши была опущена, и на него падали волосы. Габриэль висел на кресте — его руки были примотаны к распятию из грубых досок веревками, белая кружевная рубашка была забрызгана то ли кровью, то ли красной краской. Увеличив изображение, Куромаку разглядел несколько порезов там, где левый рукав немного сполз с худого запястья. Парень выругался про себя. Кажется, Габриэлю нравилось причинять себе боль — и демонстрировать это окружающим. В том, что на последней фотографии именно брат, сомнений почти не было — волосы юноши были точь-в-точь, как у их с Куро общей матери — слегка вьющиеся, темно-русые, отдающие в рыжий, не такие бесцветные и безжизненные, как у самого Куромаку. Прозвенел домофон, и Куро нехотя отошел к двери — выяснилось, что его отвлек Пик, явившийся за инструментами на пару с каким-то молчаливым парнем с коротким хвостом и электронной сигаретой в зубах. Пик, не разуваясь, с ходу потребовал инструменты — пришлось позволить гостям пройти за ними в гостиную в уличной обуви, благо, тем удалось не оставить на полу грязных следов. Куромаку подбивало поинтересоваться, что за конфликт произошел с Вару, но Пик явно торопился, да и при его спутнике интересоваться личной жизнью бывшего Куромаку было не с руки. Так что в итоге Куро не узнал ничего нового, но хотя бы вернул вещи их владельцу, обезопасив себя тем самым от новых незапланированных визитов и сопряженной с ними нервотрепки. Куромаку вернулся к монитору и увидел, что напротив аватарки Габриэля загорелся значок «он-лайн». Куромаку прерывисто вздохнул. Он знал, что, если не напишет сейчас — то в следующий раз решится на этот шаг не сразу, и, возможно, ему придется долго ждать ответа, который может прийти в неподходящее время, например, когда Куромаку на работе — поэтому парень собрался с духом и отправил брату сообщение: «Здравствуйте. Вы — Габриэль Воронцов, ведь так? Если я не ошибся, вы мой брат по материнской линии». Куромаку был предельно корректен и сразу обозначил свой статус родственника, чтобы не быть принятым за бота. Он не был в курсе, знает ли Габриэль о его существовании — что ж, если это станет для брата новостью, он готов к любой реакции. Куромаку послал Габриэлю заявку в друзья — этого требовал этикет, ведь, в отличии от аккаунта брата, страница парня была закрыта, и все, что тот мог увидеть — портрет Куромаку в очках, его имя, название оконченного ВУЗ-а и число друзей. Если Куро рассчитывал нормально пообщаться, он должен был открыть свой профиль для Габриэля, хоть тот и был полупустым. Ответ пришел быстро: «Ого! Привет! Да, я знал, что у меня есть брат в нашем центре. Я сейчас тоже сюда переехал. Поступил на учебу. Здорово! А вы… или можно на ты… все еще здесь, или уехали?» Раздался сигнал — Габриэль одобрил заявку Куромаку, и число друзей в списке парня увеличилось на одного человека. А Габриэль продолжил задавать вопросы: «Почему ты решил найти меня теперь?», «Я ничего толком про тебя не знаю! Расскажи, чем ты занимаешься!», «А мы можем увидеться?» Куромаку едва успевал отвечать, радуясь разговорчивости Габриэля и его энтузиазму — опасения, что брат окажется замкнутым, и каждое слово придется вытягивать клещами, оказались ложными: «Я захотел больше узнать о своей родной семье. Я закончил местный ВУЗ, социолог-криминолог, работаю по специальности. Да, я никуда не уехал, и было бы неплохо встретиться, поговорить». Осмелев, Куромаку также задал вопрос, не выходящий у него из головы. «Скажи, а на аватарках изображен ты сам?» Габриэль долго набирал сообщение, и Куромаку успел пожалеть о своей любознательности — вдруг Габриэль найдет ее неуместной? - но тот ничуть не смутился и написал: «Классно, мы в одном городе! Да, на аве я, там, где, вишу на кресте — это еще в выпускном классе снято было, на сходке готов. Жаль, нас всех разбросало после школы по разным городам. Здесь я мало кого знаю, кроме своих соседей по квартире. Славные ребята, но они больше по ролевым играм» «Я тоже обитал в общаге с кем-то вроде ролевика… с геймером…. Сказать по правде, найти тебя я решил, поработав с психологом. Чтобы лучше понять самого себя. Если ты не против, я хотел бы пригласить тебя на совместный сеанс, это не будет тебе ничего стоить. Конечно, я не настаиваю». Куромаку затаил дыхание, ожидая ответа Габриэля на предложение отправиться к Зонту вместе — тот мог встать на дыбы и возмутиться, но юноша отнесся к идее с пониманием: «А, семейная терапия… Мать как-то затаскивала меня пару раз на подобное, ее пугало мое увлечение готикой и все такое, но она хотела на самом деле, чтобы я изменился, как ей удобно — а сама продолжала все эти скандалы, так что психолог не помог. Но с тобой я бы сходил, интересно» «О, я не знал, что у тебя конфликты с матерью. Извини, если это больная тема». Последняя фраза Куромаку рассмешила Габриэля: « Ахаха, мы с ней больше не общаемся. Они с папашей прогнали меня из дома. Я признался, что я би, когда узнал, что меня приняли в ВУЗ, и уже договорился о квартире с друзьями, чтобы было, куда податься, в случае чего. Ну, предки меня чуть не убили, чуть паспорт не порвали, но в итоге я все же от них смотался, и они меня прокляли. Живу на стипендию, подрабатываю» «Круто! Что ж, я рад за тебя. Завтра у меня свободный день, мы могли бы встретиться и договориться о визите к психологу, да и просто пройтись по городу» «А можно на неделе после пар? Просто завтра у нас тут небольшая сходка, не хочу пропустить, может, встречу кого-то со схожими интересами» «Давай, следующий сеанс с психотерапевтом у меня во вторник, если что» «Так давай я на него и приду! А погуляем потом. Покажешь мне окрестности!» «Отлично»! Парни обменялись номерами телефонов — у Куромаку было ощущение, будто он уже давно общается с братом, таким тот был открытым и общительным. Почему-то мрачный образ Габриэля в готической одежде не вязался с его манерой общения, сказать по правде, это порадовало Куро, так как, если бы его брат оказался таким же депрессивным в жизни, как и на фото — с ним было бы сложнее вести беседу. Впрочем, пока еще рано было делать выводы. Но Куро надеялся, что сеанс с участием Зонта многое прояснит. Остаток дня парень посвятил уборке, особенно усердно надраив пол в коридоре и гостиной, где прошлись Пик и его товарищ. Вечером Куромаку побаловал себя просмотром документального фильма, после которого легко заснул, что случалось в последнее время нечасто. Он не запомнил снов в ту ночь, чему был рад — фантазии о близости с Зонтиком сбивали с толку и смущали Куромаку, и он был рад, что подобные мысли удалось оттеснить куда-то вглубь сознания. А в воскресенье парня ждал неприятный сюрприз. Когда Куромаку пил вторую за день кружку кофе на кухне, раздался телефонный звонок. Номер оказался незнакомым, но Куро ответил, произнеся сдержанное «Я вас слушаю». - Привет, Планктон! - не было нужды спрашивать, кто говорит. Было понятно, что это Вару, голос которого звучал торжествующе и злорадно - Я звоню предупредить тебя, что в взял справку в травмапункте о полученном ожоге. Я написал на тебя заявление в полицию! И ты, и этот кобель Пик еще наплачетесь! И Вару бросил трубку, не дав Куромаку вставить ни слова.