Милашек здесь нет

                    — Ты, между прочим, так ничего и не сказал о прошлой ночи, — немного обиженно произнёс И. — Как оно? — Хорошо, — ровно ответил Лиан. Помедлив, улыбнулся — здесь обязательно нужно было улыбнуться, мягко, мечтательно, чуть приподняв уголки губ. — Я ожидал, ты будешь с ним строже, — проговорил тем временем И. — Подождёшь до свадьбы. Лиан поморщился. В последнее время он не оправдывал ничьих ожиданий. Боже, как долго он не мог вчера кончить. Как болела спина, и Лиан с тоской смотрел на дверцы своего шкафа-купе, где в глубине его чрева прятался спасительный корсет. Врач рекомендовал носить его почти ежедневно — после того, первого рецидива. Тогда Лиан носил. Сначала ощущая непомерное облегчение, прежде всего физического толка, а после — привыкнув к постоянному давлению; распробовав это стягивающее ощущение искусственной клетки на своих рёбрах, на своей талии. Талия, к слову, снова стала тонкой, как будто Лиан вернулся на одиннадцать лет назад, в беззаботное шестнадцатилетие: стройное, гибкое, лёгкое. Когда ещё отзывался на своё китайское имя и бегло говорил на мандарине, путешествуя с отцом по делам бизнеса по всей Поднебесной; когда втайне от матери тот таскал повзрослевшего Лиана в гонконгский Я Ма Тэй: поглазеть, поторговаться, попробовать то самое запретное, взрослое в тамошних борделях. Лиан не пробовал, но глазел, ослепнув от праздничной иллюминации огромного рыночного квартала, наводнённого торговцами, бандитами и шлюхами обоих полов. Иной раз не мог сразу отбиться от продажных дамочек, и те хватали его за руку, обвивали руками шею. Шептали — какой молоденький, тоненький, черноглазый, но почему нам кажется, что тебе на соседнюю улицу? Там, на соседней, предлагали себя красивые парни, но отец предусмотрительно давно уже помолвленного Лиана туда не пускал: дома, в Тае, подрастал в нужной семье хорошенький нежный мальчик Кыа. И это было время, когда казалось, что всё в жизни будет просто. Тогда же, в тихом тёмном баре, где что-то серьёзно продавали, серьёзно покупали и по серьёзному курили, его спины коснулись пальцы старой гадалки, и Лиан еле разобрал её малопонятный кантонский — хороший мальчик, тоненький-тоненький, сильный-сильный, будет много работы, будет любовь, будет трудно, береги себя, береги спину... Не уберёг. И сейчас врач настоятельно советовал снизить нагрузки, прекратить тренировки, вернуться к прежней диете и — ради бога, перестаньте уже мучить своё тело, ваша конституция не предполагает наращивать такую плотную мышечную ткань. Я запрещаю вам таскать железо. Про стероиды молчу. Ни в коем случае. Поэтому случаев больше не случалось. Лиан с неожиданным облегчением перешёл с тяжёлой белковой пищи на овощи, на ароматные травы и птичье мясо, вдруг вернув себе прежнюю юношескую форму. Его врождённое изящное строение стало заметнее, а аксессуар, подчеркнувший это, перестал быть для Лиана просто лечебным подспорьем. Он привык, что торс стянут. Что плечи развернуты сильнее, лопатки притянуты друг к другу, делая осанку балетной. Однажды прочувствовав эти стальные неживые объятия, получив компенсацию за отсутствие живых в реальной жизни, Лиан позволил себе немного роскоши: заказал в специализированном магазине новый корсет, заменив безликий телесный цвет интимным чёрным, с более жёсткими рёбрами, с более цепкими крючками и постыдной атласной лентой, продетой в стальные кольца шнуровки для утяжки сбоку, с которой Лиан каждое утро справлялся сам. Там были ещё небольшие прозрачные вставки, и этот блядский нуар волновал, тревожил, попутно выполняя и первичные свои функции — держа сорванную спину в своих объятиях анатомически правильно. И спина больше не болела. Лиану, лишившемуся интенсивных физических ощущений, оставалось только волнение и сладкая тревога, что однажды внезапно ставший совсем близким Кыа заденет его талию нечаянной рукой и почувствует что-то... лишнее. Были ли лишними, например, те его шёлковые боксеры розового цвета? По мнению Лиана розовый шёлк совершенно восхитительно гармонировал с чёрным. И всё же он предусмотрительно спрятал корсет в шкаф. Убрал розовое. Настроился на серьёзное, нечего тут его упрекать. Он был строгим. Он старался. Он просто устал всё решать сам. Спина болела сильно. Она болела всё время, пока они целовались с Кыа в холле дома, вернувшись из клуба слишком распалёнными, чтобы добираться до спальни. Продолжала болеть и болела, пока он нёс Кыа на руках к дивану. И когда Кыа сидел на нём, Лиан, вместо того чтобы чувствовать своими бёдрами и пахом горячую чужую промежность, стонал сквозь зубы от пулемётной стрельбы в сдвинувшихся от усилий позвонках — эндорфины не спасали. Не спасла незапланированная пауза, смена позы и романтический разговор ни о чём. Лиан смотрел на нежно лепечущего чепуху Кыа — милый, какой милый, ну. Такого как на себя снова посадишь? Такого надо в постель, под пуховое одеяло, чашку горячего молока в руки, и для порядка — градусник в рот. А не что-то другое, упаси боже. Но разговор наконец завершился, вернулись поцелуи, расстёгнутая рубашка отвлекла окончательно, пальцы Кыа пробрались под неё и намеренно задели сосок, пробежались по всем неровностям пресса, и любовная анестезия вскоре подействовала: в спине занемело от желания, внутри затеплилось ровное пламя устойчивого возбуждения. Лиан сдуру снова схватил мальчишку на руки и потащил в спальню. На второй этаж. По лестнице. Молодец. На кровати они опять долго целовались, рот у Кыа был сладким, влажным, такой хотелось вылизывать очень прилежно. Лиан вылизывал. А потом его самого перевернули на спину, руки Кыа стиснули рёбра с двух сторон, подобно жёстким стальным пластинам корсета, и стало хорошо окончательно. Лиан выгнулся, подставил шею, кадык натянул мягкую кожу, Кыа инстинктивно ткнулся именно в него, купившись на беззащитную позу; запустил пальцы в растрепавшиеся волосы на макушке, удерживая Лиану голову. Спустился губами к груди, к соскам, животу, ниже, ниже. Хотелось под этими губами остаться вот так, на спине. Дать полную свободу, разрешить всё. Он глянул из-под ресниц на нависшего над ним Кыа — чего он там копается? Откуда эта почти девичья в нем нежность, робость и неуверенность — видно же, что хочу его, хочу с ним секса, хочу его в рот, хочу лежать на спине, хочу развести ноги... Лиан испуганно прервал свои мысли. Ещё раз, снова в полной мере ощущая, как глухо ноет спина, посмотрел поплывшим от боли и желания взглядом на лицо замершего в миллиметре от его ширинки Кыа — поцелуи его уже были опасными, низкими. Кыа посмотрел в ответ. Показалось ли Лиану, что во взгляде напротив мелькнуло что-то непривычно тёмное, яростное, неуправляемое? То самое, с чем на партнёре рвут ремень брюк, сдирают трусы к чёрту и переворачивают на живот без спросу? В спине что-то с натугой лопнуло, Лиан тихо застонал, Кыа отвёл свой странный взгляд от его лица, и наваждение исчезло. Лиан вздохнул — показалось, значит — и принялся оправдывать ожидания. Перевернул Кыа вниз, под себя. Они расстегнули ширинки, поразглядывали друг друга — Лиан удовлетворённо улыбнулся: жадный, любопытный взгляд Кыа не оставлял сомнений в том, что член другого мужчины он видит впервые. Дал полюбоваться собой, полюбовался сам, и далее они ласкали друг друга руками. Очень долго. Какой ты выносливый, сказал ему после Кыа. Какой я уставший, подумал про себя Лиан и невежливо вырубился от этой усталости за три секунды. — Так вы пока не дошли до... — деликатно поинтересовался И, из краткого бездетального рассказа вычленив главное. Лиан покачал головой — мальчишка совсем неопытный, какое там «дойти до». Лиан что, зверь какой, сразу же требовать основного. И так хорошо. «Хорошо». Какое неправильное, неверное слово. Не совсем то, каким хочется обозначать свершившийся факт давно желанного секса. Да впрочем, ничего хорошего и не свершилось. Было нехорошо. Неудовлетворительно. — Мне нужно идти к нему, — сказал он другу, внезапно раздражаясь на их глупый разговор ни о чём. — Ты даже не поговоришь со мной о Дио? — начал И. Лиан перебил его. — Да когда ты уже разберёшься с ним? По-нормальному? К чему эти разговоры? Пустая трата времени. Иди и сделай уже что-нибудь со своей проблемой!!! — бросил он нервно, на повышенных тонах, даже не скрывая, как плевать ему сейчас на чужие переживания. Но скрывая остальное, что необходимо было скрывать — свою несчастную спину, сегодня наконец долгожданно затянутую в корсет; спину, которую дёргало болью даже сильнее от уже забытых ощущений тисков. Скрывал свои натёртые возбуждённые соски, которых касался край аксессуара. Своё шёлковое бельё. Свои желания. В которых были он и Кыа свободными и настоящими, а не теми правильными молодыми людьми, всегда оправдывающими чьи-то чужие ожидания. Домой он вернулся грустным, уставшим. Дома его ждал послушный Кыа, так странно и непривычно одетый во всё чёрное. Ждали свечи и вкусный заказанный ужин. Лиан вдруг так сильно захотел этого семейного уюта, этого тепла. Лиан так сильно захотел нежных поцелуев. Лиан не успел снять рабочую одежду. Ни пиджак, ни корсет под ним. Вчера Кыа был в белом. В этом ли было дело? В его сегодняшней чёрной рокерской футболке и тёмных штанах? Во всей его тонкой фигуре, окутанной драматично-чернильным цветом? Или в том, что рука его, скользнувшая под пиджак, правдиво наткнулась на жёсткие пластины? На что-то лишнее, неправильное, немужское? — Хиа? — спросили пухлые губы. Это было ожидаемое, честное удивление новичка. Лиан поморщился — объясняйся теперь. — Я в душ, — сказал он тихо, отстраняя от себя руки Кыа. Помыться, поужинать, снять чёрную броню и снова оправдывать ожидания семьи Кирати. Кыа поймал его, уже закрывающего за собой дверь в сверкающую хромом душевую, примыкающую к спальне Лиана. — Я с тобой, — сказал слишком уверенно для человека, губы которого тряслись от страха. Или это был не страх? Лиан внимательно посмотрел в лицо своего будущего мужа. Нечаянно вспомнил его так и не познанную им тёмную сторону — бешеные его барабаны, майку, пропитанную потом, серьёзное, взрослое, чувственное лицо, когда он пел в микрофон в чужом клубе. Мотоцикл и чёрную кожанку, случайно замеченную среди остальных вещей пастельных оттенков; уверенный хват руля спорт кара и сумасшедшие двести тридцать в поворотах, когда Лиан думал, что его вывернет от головокружения и кружащегося космоса в глазах Кыа, от его неожиданно обнажившейся силы, когда он уверенно и чётко дергал ручку КПП, понижая передачу, заставляя машину быть мощнее и громче, зашкаливая обороты мотора до красной отметки тахометра... Стало безразлично и пусто. Так случается, когда ты уже решил умереть и ничего не боишься. Когда решаешься шагнуть с края, уже зная, что полёта не случится. Да и пусть. Пусть Кыа тоже увидит его настоящего. — Поможешь мне? — спросил Лиан, стряхивая с плеч пиджак. Глядя на слегка непонимающее лицо Кыа, пояснил: — Поможешь раздеться? Если Кыа сейчас откажется, подумал, останется прежним — смущённым, робким, кукольным — они уже больше никогда не смогут разогнаться до тех самых восхитительно сумасшедших двухсот тридцати. А жаль. Кыа не отказался. Он аккуратно прикрыл за собой дверь, оставшись в белом хроме душевой единственным мрачным, тёмным пятном, и подошёл к Лиану. Принялся сосредоточенно расстёгивать ему пуговицы жилета — лёгкими порхающими пальцами, будто стараясь не задевать того, что под ними пряталось. Снял галстук. Следом справился с рубашкой. Развёл полы в стороны, широко распахнутыми глазами вглядываясь в чёрное, кое-где полупрозрачное. Лиан сделал пробный глубокий вдох — внезапно захотелось дышать сильно, полно. Корсет чуть сдвинулся, краем задел соски, Кыа опустил глаза именно на них. — Тут... — сказал тихим, странно дрожащим голосом, — ...немного натёрто. Лиан молча посмотрел туда же. Туалетная комната была ярко-белой. Белой была кожа полураздетого Лиана. Кыа стоял перед ним чернильно-чёрный. Соски, на которые он смотрел не отрываясь, ярко расцвечивали этот монохром двумя алыми мазками. Лиан закусил нижнюю губу, и красного стало ещё больше. — Знаешь, хиа, — проговорил Кыа незнакомым голосом, — я больше не могу. Это было то самое «не могу», после которого всегда случаются особенные постельные битвы. И пусть фраза вышла точь-в-точь такая же, когда они влажно целовались на кухонном столе, так и не перейдя добрачных границ в своих поцелуях, сейчас она была иной — по смыслу, по интонации. Кыа больше не мог. Кыа отшвырнул жилет Лиана куда-то в сторону и подхватил его на руки. Врач говорил Лиану — прекратив тренироваться и настраивать своё тело на наращивание мышечной массы, вы неизбежно потеряете в весе. Станете легче, и вам станет легче. Это нормально. Это нормально, твердил себе Лиан, так и не смывший с себя пыль серого Бангкока, ощущая, насколько безусильно Кыа несёт его обратно из душевой в спальню. И почему я решил, что он слабее? Он, более молодой и свежий. Заряженный двадцатилетней энергией и, несмотря на навязанный обстоятельствами типаж милашки, доверху наполненный мужской силой и семенем. В последнем Лиан отчётливо вчера убедился. Спальня оказалась несправедливо далеко. Лиан вздрогнул, когда мальчишка нетерпеливо и смело, с ноги распахнул дверь в его незапертый кабинет. Постойте, Лиан всегда запирал. Потом Кыа поставил его на пол, придерживая рукой за тонкую, затянутую корсетом талию, другой уверенно смёл со стола беспорядочно разложенные на нём бумаги, которые Лиан никогда не раскладывал беспорядочно. И пока белые листы летели, кружа, паря, приземляясь на паркет, неуловимые перемены во всём остальном интерьере отчаянно бросились в глаза — на миллиметры сдвинутая в сторону статуэтка, приоткрытый ящик, по-другому задёрнутые занавески... Дьявол был в деталях. И эти детали кричали о том, что в кабинет заходили. Но руки Кыа, оказавшиеся достаточно сильными, снова подхватили его, не дав опомниться, уложили спиной на его собственный стол, и Лиан почувствовал, как ему расстёгивают ширинку. Хотелось заорать строгим директорским голосом — ты что делаешь, мать твою? Что вытворяешь??? Хотелось прошептать нежно и тихо — не останавливайся, делай, вытворяй... Кыа делал. Рвал ему молнию, вытаскивал кожаной змеёй хлестнувший по воздуху ремень из шлёвок и резко сдёргивал брюки вниз, к щиколоткам. Лиан приподнялся, помогая ему, сбрасывая рубашку с плеч, по-прежнему оставаясь в своём чёрном корсете, который давил, который мешал, но который больше не хотелось прятать, как и Кыа больше не прятал новый агрессивный блеск своих узких глаз. Всё было правильно. Поцелуи, язык, напряжённый бугор под домашними штанами вчерашнего ласкового мальчика, отчётливый контур готового члена под розовым шёлком трусов Лиана. И только невыносимо напрягалась спина в этом неверном для неё положении, совершенно анатомически неправильном и противопоказанном ей абсолютно. — НуКыа, подожди... Подожди. Больно, — выгнув соболиные брови, пробормотал Лиан беспомощно. Рядом с головой неожиданно сильно и страшно приземлился в дубовый стол кулак: — А мне... Мне — не больно? Лиан повернул голову в сторону и посмотрел на этот кулак поближе. Ну, что ещё, подумал с досадой, опять всё те же страдания: любит, не любит? Те же сомнения, та же надуманная боль юного неокрепшего сердца — от его холодных взглядов, от его равнодушных слов; от того, что когда-то давно Лиан бездумно обозвал Кыа куклой, назвав красивым женским именем? Кыа смотрел на него близко, напряжённо и болезненно. Казалось, что прижимая Лиана к столу, он делал ему больно намеренно. Но Лиан зажмурился, не успев чётко разглядеть выражение его лица. Сейчас он не хотел знать. Не получивший ответа Кыа вздёрнул Лиана вверх, к себе, впечатался в губы, запуская язык глубоко и напористо. Лиан задохнулся стоном — а мальчик быстро учился. Было приятно отдать себя в чьи-то руки, Лиан уже и забыл, как это, чувствовать чужой напор, темперамент — с таким его нежный Кыа лупил по ударной установке, в мокрой от пота майке и растрёпанными волосами, сливаясь с музыкой, дыша ритмом. И вспоминая его такого, Лиан тоже больше не мог. — Пойдём в спальню, — попросил он Кыа, прозвучав жалобно и тихо. — Пожалуйста. Под затылком хрустел и прилипал к коже шеи какой-то особо упрямый листок бумаги, не пожелавший последовать за другими на пол. «Право на собст...» прочитал Лиан в тумане, скосив на него глаза — дальше было неразборчиво. Рука Кыа легко и виновато погладила его поясницу, словно он совершенно точно знал — что и где болит. Рука подтолкнула, понуждая встать, и до спальни они добирались, целуясь на ходу. Лиана туда нетерпеливо впихнули спиной вперёд, и он послушно упал на кровать, едва почувствовав, как под колени ударил бортик. Потом лежал на спине, уже полностью раздетый, но всё ещё скованный чёрным корсетом. Было стыдно и хорошо. И это было намного лучше вчерашнего «хорошо». Настолько, что Лиан не замечал агрессивной злости, с которой Кыа рвал на себе футболку, сдирал с бёдер штаны. Он опускал голову и со стоном кусал его натёртые соски с энтузиазмом явного новичка, которому сегодня всё разрешили. Явно в первый раз в жизни разводил ноги другого мужчины в стороны; смотрел на член Лиана и ниже, в глубину чуть раздвинутых круглых ягодиц, сердясь на своё смущение. Переводил взгляд, любовался мышцами пресса, обхватывал ладонями талию, уж слишком туго затянутую в этот блядский корсет, а Лиан проваливался в своё возбуждение и забывал про вчера, про всё то неудовлетворительное, что сегодня оказалось при правильной расстановке сил более чем превосходным. Эта разительная перемена была нелогичной, слишком подозрительной, но Лиан подозревать не хотел, а хотел поскорее позабыть, что такое соответствовать и оправдывать. Не чувствовал, как атласная лента, выскользнув из стальной шнуровки, красиво струится по покрывалу чёрной змеёй. Не замечал, как Кыа сжимает её в кулаке, затягивая шнуровку сильнее, словно хочет сломать пластинами ему рёбра. В сердце, голове, внутри живота мерцало — стыдно, хорошо, стыдно, хорошо. Иногда между этим проскальзывало «больно» и «очень больно», но это было не от того, что Кыа неопытно, неумело гладил его скользкими пальцами изнутри, а следом — сразу членом, сразу жестоко на всю длину, шепча «я больше не могу, не могу, хиа». Витало между ними что-то лишнее, отчего странно болезненно тянуло в сердце, но Лиан тоже больше не мог, совсем не мог. Подтягивал колени выше, к груди; разводил их, раскрываясь максимально, вспоминая давно забытое ощущение, когда отдаёшься кому-то, а тебя нежат, ласкают изнутри теплом своего живого тела... Кыа ускорился, схватил Лиана за руку, переплетая их пальцы в красивом жесте. Лучше бы ты за мой член схватился, подумал Лиан и поспешил схватиться за него сам — горячая волна удовольствия, в отличие от вчерашнего, подступала, пожалуй, слишком быстро. Хотелось кончить и одновременно хотелось продлить этот шторм, спонтанно случившийся между ними, до бесконечности. Потому что Лиан до безумия любил Кыа Кирати. Особенно ту его часть, которая для Лиана, как выяснилось, вовсе не предназначалась, но которую Кыа по неизвестным причинам почему-то захотел сегодня перед ним обнажить. Наверно, мир перевернулся. Лиан сжал себя сильно-сильно, сдавив головку до влажного багрянца, запрокинул голову, слушая, как Кыа, отвлекаясь на его оргазм, шепчет горячечно «красивый, хиа такой красивый» и после начинает совершенно его не жалеть — толкаться слишком глубоко и бестолково, не догадываясь подбавить смазки, идя членом по тугому, подсыхающему и делая больно им обоим. Видимо, недостаточно больно. Зачем ему тогда так неаккуратно болезненно выходить, переворачивать Лиана на живот с прытью молодого кобеля — и откуда взялось? — и вставлять снова, хватая на затылке в кулак волосы? Было больно, но Лиану даже нравилось — он давно с болью сроднился. Но когда Кыа застонал ему в лопатки, словно было ему в сто раз больнее, Лиан понял — что-то стряслось. И этот секс вовсе не про любовь. Возбуждение не застилало больше глаза, не туманило голову, Лиан чуял чужую непонятную, но причинённую им обиду. Чувствовал какой-то незаданный вопрос, непроизнесённые слова, неска́занный упрёк. Ощущал непролитые слёзы, этот эфемерный запах будущего дождя, влаги, что предшествует грозе, которая уже на пороге. Чего-то не хватало в их неистовом, злом сексе, а что-то было лишнее. Только Лиан уже не мог определить — что. Кыа красиво, по-другому — сладко — застонал, загнал себя в Лиана очень глубоко, прижавшись бёдрами в ягодицам. Задрожал, кончая, и обессиленно ткнулся губами в загривок. Через минуту Лиан тяжело перевернулся. Кыа рядом неумело стягивал презерватив. На Лиана не смотрел. — Ничего не хочешь у меня спросить? — спросил Лиан, сразу же ощущая на себе лишнее, что совершенно не мешало в сексе. Проклятый корсет давил, не давал дышать. Кыа молчал. Лиан вздохнул. Уверенной рукой привычно нащупал сбоку шнуровку и дёрнул уже давно разошедшийся узел. Тут же подцепил крючок, окончательно освобождаясь и раскрывая конструкцию полностью, откидывая отшнурованную часть корсета в сторону. Кыа без интереса скосил на него свои узкие глаза. — Ты об этом? — произнёс, поддевая пальцами чёрную ткань. И сразу же спокойно объявил: — Я знаю. Рекомендация врача. Лечебное ношение. У хиа больная спина. Лиан удивлённо повернул голову — о нём было так просто узнать? Куда только смотрит служба безопасности. Он перевёл взгляд на атласные детали — атлас в лечебную терапию не входил. — Это мне нравится тоже, если тебе важно, — тут же смело заявил Кыа, словно мысли прочитал. И отстранился, встал с кровати, стыдливо прикрыв бёдра покрывалом. Тогда что не так, неожиданно захотелось заорать Лиану. Что опять я сделал не так, что не сказал, или что сказал? Я много работал? Или мало? Я недостаточно убивался в офисе и на всех этих переговорах, ведя два бизнеса одновременно? Облегчение от разрядки слишком быстро покинуло его тело, оставив тупую боль в заднем проходе и нытьё в каком-то там по счёту позвонке, как напоминание — тебе, Лиан, так трахаться нельзя, не с твоей спиной, не в этом корсете, да и с этим ли человеком? Лиан пристальнее вгляделся в Кыа — сейчас он показался ему чужим, тёмным. — Больше ни о чём рассказать не хочешь? — спросил его этот тёмный незнакомец. Лиан медленно покачал головой — он не мог, вдруг потихоньку прозревая, начиная догадываться о причинах их столь невозможного в других иных условиях секса. Секса, в котором его не любили, а наказывали. Из спальни был виден коридор и распахнутая дверь в его рабочий кабинет. Ветер из открытого окна по-прежнему гонял там разбросанные в беспорядке листы каких-то документов. Кыа направился именно туда. Поднял с пола парочку, вернулся в спальню и швырнул Лиану в лицо. В его красивое, только что зацелованное им самим лицо. «Все права на собственность семьи Кирати с такого-то числа — дата, подпись — переходят под управление — имя, подпись — на срок — бессрочно... Дата, подпись...» — Вот это ты не хочешь мне объяснить? Какой дурак. Нужно было лучше прятать. Как теперь выкручиваться, как объяснять, успел подумать Лиан. А секс был таким хорошим. Нет, превосходным. Каким он и должен был быть, содержа в себе все необходимые ингредиенты: взаимное согласие, желание, совпадение темпераментов, любовь. Спина совсем не болела. Болело под левым соском. А Кыа с вызовом продолжал смотреть на вывернутого наизнанку неслучившегося своего мужа, вот так подло, втихомолку переписавшего всё его имущество на себя. Последнего заявленного ингредиента в его глазах не было.