POV. Нояре Фудзихара
Блядь! Этот парень настолько жуткий, что реально дрожь берет. Ну, с другой стороны, кто бы мог подумать что он принесёт мне счастье? И что в кои то веки я забуду об Учихе. Да, ходячий талисман, бля, ничё не скажу. Дорога домой, потом пришлось успокаивать перепуганную жену. Правда, когда я сказал, что теперь наша жизнь пойдёт в гору, та ещё больше перепугалась. Хотя, не мудрено: этот змей кого хочешь заставит в штаны надуть. Пришлось пересказать весь наш диалог по поводу команды. А та сказала, что я очень умно поступил, ведь эта мелкая Учиха пока что относительно безвредна! А будет ей лет четырнадцать, подчинила бы меня своим шаринганом и делала бы со мной «всякое». Ещё бы совратила, а потом побежала бы жаловаться своим, сучка. Так что мудрейшим совместным решением было постановлено отметить. На радостях даже соседей пригласили, и вечер стал по-настоящему праздничным. Не каждый день прекращаешь опасаться за свою жизнь. А то эти Учихи, наводят страх на всю Коноху! И даже не знаю чем больше: то ли своими жуткими глазами, то ли способностями залезать в голову, то ли силой, хрен поймёшь. По крайней мере, наш Второй Хокаге и, на мой взгляд, величайшей Хокаге в истории, дай Ками ему упокоения в Джодо, разумно поступил, отдав им полицию Конохи, ведь преступники тоже боятся Учиха. Ну да, величайший, потому что другие ещё хуже. Этот хоть с мозгами был, вон сколько всего организовал: и Академию, и экзамены придумал, и техник херову тучу. А то Хирузен только свой клан «Великим» назвал. Что конечно радует, ибо по-настоящему «Великие» кланы ничего с этим сделать не могут, несмотря на всю свою родословную. А больше и не делает нихера. Так, иногда вылазит из своего кабинета, да прогулки устраивает или с жителями попизделки. А уж как он на трибуну залазит, — заслушаешься! Только уши развешивай: «Листья, что опав, станут пеплом. Пеплом, из которого новые листья вырастут» или «пока горит огонь, что согревает нас, давайте открывать наши сердца друг другу, и из нашей близости разгорится пламя что будет освещать нам путь». Хуета лютейшая. Кароче, плешивому можно выдавать премию» Мастер Попизделкин». Разумеется, никто подобного вслух не скажет, разве что в компании совсем уж своих людей. Но я так скажу: когда кто-то много говорит, а ничего не меняется, то подобные мысли посещают все большее количество людей. Печальный факт. М-да, верно говорят: «Плешь ума не прибавляет». Да и плешь, все-таки, тоже метка. Хороший человек плешивым не бывает. Ловили, помнится, одного жулика, так тот совсем плешивым был. Почти как шар какой башка гладкая была! Проводы дочери проклятого Клана, что пришёл в наш мир из глубин Дзигоку, потихоньку переходили в аккуратную пьянку. Ну, по крайней мере, для меня, ибо мне и одной пиалы слишком много. Ох, только бы к жене не полезть, иначе в этот раз проснусь с башкой Цучикаге в руке и в татухах. Пора на боковую, чтоб перед Змеем нормально выглядеть. Ну, Орочимару, конечно же, жуткий. Чего только глаза стоят. И кожа, белая, как снег. Он, вообще весьма далёк от понятия человека. Нечто среднее такое между рептилией и человеком. Монстр в человечьей шкуре. Но, при всём при этом, — чёртов гений. За год освоить программу Академии, сдать с максимально возможным баллом, и, конечно же, прямиком в команду к своему опекуну. Ничего не скажу, всё правда. Надеюсь, одного плешивого пиздабола так змей, которого он на груди пригрел, ужалит, что тот и окочурится. И будет у нас нормальный Хокаге. А не «Мастер-Попизделкин».Pov. Кушина Узумаки
Сегодня такой хороший день! Само солнце радует нас, на небе ни облачка, а кроны деревьев шелестят листвой от ветра. Хорошо, -ттебане! И сегодня, Нояре-сенсей просто светится от счастья. Он даже пообещал нам всем купить вкусняшек, если сегодня, в такой прекрасный и светлый день, мы будем хорошо себя вести. Вот только, мне очень нужно подойти к нему, а доставать вопросами не хочется. А все потому, что в моей записке, которую, видимо, мне оставили, пока я была в ступоре, было написано: «Учись скрывать чакру, иначе светиться будешь, как самая яркая лампочка.» И ещё даже нарисовал меня в цоколе и жмурящуюся змейку! А я знаю только то, что для хорошего сокрытия чакры нужно иметь очень высокий над ней контроль. А сенсей нам говорил, что нужно ходить по деревьям и воде для хорошего контроля! Потом, конечно, мне Микото объяснила, что нужно разгонять чакру и подавать ее в ноги. И сначала лечь около дерева и научиться приклеиваться. И потом, долго всего объясняла. Я такой дурой себя чувствовала. Ведь сенсей сказал, — берёшь и ходишь. Ну я и начала пробовать, и хорошо, что ещё Микото в клане как следует обучили, что она смогла мне объяснять более-менее понятно. Иначе, просто взять и ходить, у меня бы не получилось. А при хождении по воде, как оказалось, нужно вниз через ноги чакру подавать. А как ещё повышать контроль? Нужно узнать у Сенсея, что кое-что объясняет Микото! Заодно и послушаю, интересно! — Ты ведь понимаешь, что я мало чему могу тебя научить. Ты, ведь все на лету схватываешь, а я мало техник знаю. — Вы так считаете, Нояре-сенсей? — Да, Микото-чан! Ты очень талантливая, тебе нужен лучший наставник чем я. — Лучше чем вы? — Да. Орочимару, — один из Легендарных Саннинов, ученик и воспитанник Хокаге-сама, и один из сильнейших шиноби Конохи. Ты должна учиться, у одного из лучших! — А всё-таки? Почему я? — Ну, наверное потому что ты-не посредственность. — Микото, — не посредственность. А кто посредственность. Неужели я? Нет, этого не может быть! — Я не посредственность! — В ответ на мой возглас Нояре-сенсей с раздражением смотрит на меня. — Узумаки! Если опозоришь меня перед господином Орочимару, я клянусь всеми богами, — вылетишь из команды. — Опять он меня по фамилии назвал. Откуда столько ненависти в его голосе? Я что-то сделала не так? Я мало старалась? Я буду стараться больше. — Я не опозорю вас, Нояре-сенсей, обещаю, даттебане! — Тогда держи рот на замке! И веди себя нормально! — В голове опять звучит вопрос: «за что?» Что я опять сделала не так? Глаза становятся мокрыми. Нельзя! Нельзя плакать! Домой приду, — проревусь. Да-да. — Хорошо, Нояре-сенсей. — Я сильная. Я Кушина Узумаки. Я не посредственность. Я обязательно стану Хокаге! Злость берет за душу. И даже не на Сенсея, на себя. Ведь я заслужила, чтобы меня считали посредственностью. Это потому, что я не всегда полностью выкладывалась на тренировках, и до сих пор как следует не освоила фуин. Да и сенсор из меня, честно сказать, ужасный. И как я планирую стать Хокаге? Нужно в десять. Нет! В сто раз больше стараться. Да-да-да! Я буду стараться, изо всех сил. Кизаши он с первого дня принял. И к Микото тоже хорошо относиться со временем начал. Похоже, она реально очень талантливая и много старается. А я должна стараться намного больше! И, черт возьми, я обязательно её превзойду! Я обязана! Если Хокаге, — лучший шиноби Конохи, то я обязана быть лучшей! Злость. Она глушит желание разреветься, она даёт силу. Если Орочимару решит проверить только Микото, то я все равно подойду к нему. И плевать на то, что вылечу из команды! Мы, — Узумаки, мы всегда идём на риск! Порой, наплевав на последствия. — Ку-ку-ку, Нояре-кун. Рад, что ты согласился. — О, а вот и он. И снова этот пробирающий до костей смех. Сенсей явно занервничал. Отчего это? — Орочимару. Все, как ты и предложил. Ты против троицы моих воспитанников. — Кукукуку. Нояре, я же хотел против четвёрки выступать. Правила те же. Можете нападать с намерением убить, — он зевает? — а я не использую ручные печати. Как-то так. — Четвёрки? Но у меня только трое учеников? — в ответ на слова Сенсея он нарочито удивлённо обводит взглядом поляну. — Да? А я думал, что тут четверо генинов. — Орочимару, не стоит меня унижать перед учениками. — В ответ на это он только издевательски улыбнулся. — А ты видишь разницу? Тогда докажи мне, что она есть. — Это даже для тебя чересчур. — Вот тут я бы с ним согласилась. Орочимару небрежно подбрасывает кунай в воздух, осматривая нас с выражением скуки вперемешку с игривостью. — Как только он упадёт, — начнём бой. Кунай упал… И ничего не произошло! Вот, совсем ничего. Орочимару просто, спокойной походкой, пошёл к сенсею. По мере приближения, я начала чувствовать сильный страх. Он с каждым его шагом только усиливался. И тут я заметила, что Орочимару стал уменьшаться! Хотя он всё так же спокойно шёл к нашему наставнику, что вообще не предпринимал каких-то действий! А я уже стояла на краю поляны и зачем-то обнимала дерево. И как я тут очутилась? Но страх заставлял вцепиться в него мёртвой хваткой. Неужели, я боюсь упасть? Нет! Но тогда почему? Что со мной? Орочимару спокойно проходит мимо Нояре-сенсея и бьёт его ребром ладони по шее? Сенсей просто упал? Что? — Сенсей! — Страх мгновенно исчез и я побежала к сенсею. Он был без сознания. Но добежать совсем не получается, и я уже колобком качусь по поляне. При этом замечая, как Орочимару резким боковым ударом ноги просто складывает напополам Кизаши. Тот в кусты улетел! А Орочимару опять зевает. Мне становится очень обидно. И, срываясь с места, я начинаю бить его! Вот только сказать просто, а сделать, — нелегко. — Ку-ку-ку-ку, не знал, что у этого маленького пухлощекого хомячка такая мощная яки. — Хомячка? ПУХЛОЩЕКОГО?! Да я его в тонкий блин размажу! Резкий удар коленом, прямо в низ грудины, заставляет выдохнуть весь воздух. Боль, просто ужасная. Но, хоть мои пятки и оторвались от земли, я не отлетела назад. Он вцепился мне в волосы, и я увидела его колено прямо перед лицом. Чернота перед глазами. В ушах грохот. Весь мир кружится, или я кручусь как юла. Нет, я лежу. Определённо лежу. Грохот становится неприлично громким комариным писком. — Микото-чан! — Микото, находясь в паре метров передо мной, уже отскакивает от пяти змей, что вылетили у него из рукава. А ему в голову, летит кунай. Он просто исчезает, но в то место, где он вновь появился, уже несётся несколько сюрикенов. Микото-чан складывает серию печатей, и Орочимару накрывает облако из кажется сотни сюрикенов! Это любимый приём Микото, всегда работал безотказно. Вот только, он просто проходит через них. Даже не замечает, словно они, — дуновение ветра. — Кушина, отходи! — Я поспешно вскакиваю и отступаю, давая Микото возможность для маневра. От резкого подъёма голова отдаёт болью. — Микото-чан, как он это сделал? — Он увернулся! — Но он же стоял на месте! — Он сместился влево, а потом сразу же вернулся на место. — Как? Как такое возможно? — Ку-ку-ку-ку, я вижу, ты неплохо освоила свой шаринган. — Микото резко разворачивается и прыгает в тот самый момент, когда Орочимару оказывается у неё за спиной. За долю секунды её руки сложили печати, и та посылает огненный шар, в место где только что стояла, оставив на месте Орочимару лишь выжженную землю да обугленную в радиусе полуметра от попадания шара траву. — Кьяяя! — Микото-чан, оказывается под землёй! Только голова торчит. Наплевав на боль, я бросаюсь на Орочимару. Теперь, я могу доказать, что я, — не посредственность. Вот только я опять не могу по нему попасть! Дотянуться, ударить, достать! Все удары проходят мимо, как ни старайся. Он обтекает их, словно он призрак, грациозно, как тень, скользящая по окружению. И видно, что он играется, что он может ещё быстрей. Но он словно хищник, решивший порезвиться с добычей. Неужели, это и есть, — настоящая сила? Настоящая красота боя, о которой все говорят? Вдруг, ногу простреливает сильной болью, прямо по середине бедра, а я падаю на голову, развернувшись в воздухе. Как будто мне ногу сломали. Отчаянно тру левое бедро, мышца будто перебита. Но пытаюсь встать. Надо встать. — И зачем? — Голос такой же холодный, как и он сам. Весь бой был просто пинанием котят. И особенно Сенсей. Он сразу показал ему, что он не ровня. Даже не на уровень ниже. А мы для него, — пыль. И я хуже всех. Меня, наверное, выгонят из команды, ведь я сейчас опозорю Нояре-сенсея. Да и плевать! Плевать, даттебане! — Потому что я Узумаки! А мы никогда не сдаёмся! Я Узумаки Кушина, даттебане! И однажды, я стану Хокаге! — Ку-ку-ку-ку! Ты, и Хокаге? — его рот растягивается в издевательской ухмылке. — Чего в этом забавного? Чего в этом весёлого? Чего в этом смешного? Я обязательно стану Хокаге! — Ярость, чистейшая ярость заставляет меня снова встать. Наплевав на боль. Наплевав на перебитую мышцу. Разорвать, покалечить, а для этого, — снова ринутся в бой. Но он больше не уклоняется. Резкий удар обратной стороной ладони просто сшибает меня с ног. Из губы сочится кровь и щека пылает огнём. Но этим он лишь подогревает мою злость. — Я стану Хокаге! Стану вам назло! Стану! — Бросаюсь снова. Очередная пощечина. Щека ободрана о зубы, и рот заполняет солёный привкус крови. Я смотрю ему в глаза и опять не могу понять, что спрятано за ними, о чем он думает, а Орочимару всё продолжает смотреть на меня своим изучающим взором. Не могу. Не могу больше. Так стыдно. Так перед Микото-чан, Сенсеем, Кизаши, а, в первую очередь, перед ним стыдно. Опять глаза влажные. Не плакать, не плакать! Ты Узумаки, ты отважная, ты, ты…неумеха, лентяйка, Ничтожество… — Кушина, — Оклик заставляет вздрогнуть, и я боюсь поднять взгляд.— Завтра к восьми в офис Хокаге. Не опаздывать. — …А? Что? Неужели? Неужели, он счёл меня достойной? — Я? А почему?.. — вопрос сам срывается с языка, но он обрывает меня, уперев руку в пояс. — Я люблю невозможные задачи. Те, в которых шанс на успех равен статистической погрешности — Почему невозможные? Неужели, потому что?.. Он ухмыляется, отчего его рот начинает неестественно растягиваться: — Вижу, что догадалась. А иначе как ещё посредственность может стать Хокаге? — Опять эти слёзы! Не увидит! Пусть не пытается даже! — Я не посредственность! Я Кушина Узумаки, Датеббане! Я стану!.. — Он всего лишь сосредоточил на мне взгляд, а волна Яки сдавила мне горло сильней любой удавки. Что это за Жажда Крови такая? Такая неистовая? Такая…нечеловеческая? — У меня нет терпения, чтобы выслушивать лепет младенцев вроде тебя. Если хочешь спорить и что-то доказывать, то раньше надо было. А теперь всё. Время вышло. — Он разворачивается и уходит. Неужели всё? Всё кончится, не начавшись? Нет, нет, нет-нет-нет-НЕТ! — СТОЙТЕ! — Он останавливается, но не оборачивается. — Простите меня! Я согласна, согласна. — Пожалуйста, скажите, хоть что-то, но не молчите! — Не забудь документы завтра взять с собой, какие есть. Мало ли. — Бросает через плечо и растворяется в воздухе. Я тупо смотрю на то место, где он стоял, ощущая на себе взгляды очнувшихся сокомандников, и понимаю, что с этой фразой что-то в моей жизни начало меняться. Что именно, — не знаю, но то, что она сошла с колеи и покатилась в неизвестность, — это точно.