POV. Орочимару
Избавившись от своей не в меру счастливой проблемы, можно и делом заняться. Для начала, слегка разогреваем тюбик, с кремом для рук и двумя шприцами извлекает небольшое количество содержимого. Первый удаляет небольшое количество крема, а второй соответственно загоняет воздух, чтобы избежать деформации упаковки. Таким же образом, можно было бы ввести контактный яд местного действия, что приведёт к полному разрушению мягких тканей, и не только избавит одного великовозрастного обалдуя от вредной привычки, но и полностью лишит его столь бесполезной части тела. Ну и генофонд человечества, разумеется, улучшит. Ибо подобному биомусору плодиться и размножаться крайне вредно. От шага подобного гуманизма по отношению к будущим поколениям меня сдерживает только банальное любопытство: способно ли столь убогое существо в принципе привлечь женщину? Хотя? с другой стороны также интересно, как будет выглядеть изменение его поведения после окончательной утраты репродуктивной функции… Ладно, оставим это на будущее. А пока следует положить тюбик в холодильник, дабы закрепить ёмкость. И в будущем избежать смешивания нашего лекарства, с кремом. Хотя, диффузия со временем свое дело сделает и снизит концентрацию чистого капсиицина, посредством растворения его в креме. Медленно нагреваем очищенный свиной жир. И да, я параною. Этой свинье даже в голову не придёт, что пожелтевший крем, — это что-то ненормальное. Но привычка требует сделать все хорошо. Плавно подливаем жир к нашим кристаллам, помешивая до тех пор, пока они все не растворятся. И теперь вводим наш получившийся гипертонический жировой раствор в получившуюся ёмкость и быстро в холодильник, чтобы избежать диффузии. Хм, лекарство от греха рукоблудия. Возможно, это средство для обретения лучшего посмертия? Звучит предельно смешно. Люди верят во все эти байки, хотя не понимают, что вера всегда подразумевает отсутствие сколь бы то ни было внятных доказательств. Есть ли боги? Пока они никак не влияют на нашу жизнь, это не имеет особого значения. А я привычен к тому, чтобы оперировать своим опытом, а не рассуждениями, и уж тем более никак не байками. Практика, и только практика, есть единственный и всеобъемлющий критерий истины. И пытаться объять необьятное, — значит попусту тратить свое время. Без пользы, да и даже без удовольствия. Я не могу назвать себя ни верующим, ни безбожником, потому что я, — материалист. Я, если честно, не могу понять, почему супружеская измена, убийство и рукоблудие приводит человека к ужасной каре в посмертии. А бесцельно и бессмысленно прожить свою жизнь, подобно коровам и свиньям, — это совершенно нормально. И неужели человек так слаб изначально, что не властен даже над своей собственной судьбой? Даже над собственными желаниями и стремлениями, что продиктованы голосом первородных инстинктов? Будто бы он не хочет избавиться от своей низменной животной части, чтобы стать лучше, выше, ближе к совершенству. И в своей низости и несчастьях он пытается обвинить кого угодно, но только не себя. Да, есть то, над чем человек не властен, что гораздо больше его самого: огромные жернова исторических процессов, перемалывающих сотни судеб в кровавую кашу, что подпитывает этот механизм. Однако, ничто не мешает человеку самому пытаться начать с самых небольших шагов. Может, он и не добьётся великих успехов, но хотя бы поднимется от уровня двуногой скотины. И возможно, когда-нибудь осознать главный принцип, что вершит судьбы людей, во всех мирах, без исключения. Судьбы нет. Есть лишь, причинно-следственные связи.Pov. Киеми Иемура
Порою отсутствие нервотрепки может выматывать не слабее самой нервотрепки. Ну, когда к той как следует привыкнешь. Вот отошла от постоянной загруженности последних лет, и как-то сейчас бродить по больнице, вдыхать запах лекарств и чистоты стало непривычно. Да и занять себя особо нечем. Хотя, судя по активно топающей в мою сторону обладательнице длинного темно-каштанового хвоста в стандартной униформе медсестры, причём ушитой вручную, чтобы подчеркнуть достоинства, которыми природа девушку никак не обделила. — Хай, Момо-чан. — И тебе привет Киеми-чан! — И судя по очень заинтересованной мордашке, она хочет что-то у меня спросить. — Слушай, Киеми-чан, а что этой ночью, случилось с самым проблемным пациентом? — Ну да, не каждый раз происходит нечто подобное. Джирайя действительно считается самым проблемным пациентом. Хотя и самым регулярным. Ибо я не знаю, где он чаще живёт: в Конохе или в нашей больнице. А причина почему его не любят, — его ужасная, отвратительная и крайне греховная вредная привычка. И кажется, даже сам Джирайя ничего не может с ней поделать. Ну а как иначе-то: и медсестры к нему подходили, и врачам говорили, и даже Цунаде-сама! Ничего не помогало!!! А в этот раз то ли боги услышали наши молитвы, то ли проклятия на него подействовали, то ли все вместе. — Не знаю, что именно, но сегодня его срочно перевели в интенсивную терапию. С сильным раздражением кожных покровов. — Делаю жест Момо-чан, наклонилась и добавляю намного тише ей на ушко. — …в паховой области… — Понятно. А то говорят, он всю ночь, как поросеночек визжал. Даже стекло треснуло. — Момо-Чан наклонилась, чтобы спросить и понизила голос. -…Неужели он опять делал «это»? — Кажется, да. Похоже на то. Ну ведь не аллергия же, в конце то концов! — Момо-Чан, продолжила. — Похоже, что это кара свыше. Сколько ему не говорили, и Цунаде-сама тоже недовольна была! — мне кажется, что у половины Конохи уже язык просто стёрся ему постоянно ставить в упрёк его поведение. Да, он, без сомнения, один из сильнейших шиноби Листа и носит титул Саннина по полному праву… Но разве трудно быть чуть более сдержанным в своих желаниях! — Момо-чан, ты права. Должно же что-то за его распутство ему свыше спуститься! Столько лет на источники не зайти было! — Момо активно закивала. Вот месяц назад почти пошли вдвоём. Тепло, прекрасная вода, а тут, — крик, визг, кунаи полетели. Так и озираешься постоянно на все кусты. — Но Цунаде-сама, много раз била его за то что он подглядывал за ней. Но в этот раз намного, намного сильнее. Джирайя, говорил, что та его ещё не разу в жизни так сильно не била. Да, и он преследовал его от самой больницы. Помнишь тот день? — Ой, да. Цунаде-сама на нем живого места не оставила. И приговаривала ещё что-то, про какую-то повесть. — Ну да. Интересная методика лечения многочисленных переломов, отбитых органов и сотрясения мозга. Пять ведерных клизм в день. И где Цунаде-сама нашла такую насадку, — уму непостижимо. — подруга достала из кармана халата что-то, напоминавшее водосточную трубу с сужением на конце и надписью «XXXXXL». — О-о-о! Наверное, это подарок госпожи Мито, предусмотрительно ей оставленный. — тут мы уже не выдержали и прыснули смехом. Ох, ну и умора! Даже представить только, как госпожа Мито отдает Цунаде-сама насадку и мудро наставляет её! Аха-ха-ха! Ой, не могу! Так вот, давясь от смеха, мы дошли до сестринской. И если дремавший на своём протёртом уже до дыр диване доктор Накамура никакого удивления не вызывал, то вот то, что наша старшая медсестра не тормошит его, распекая за лень и не лупит его по «ягодичным мышцам» тетрадью обхода, а сидит, погрузившись в чтение какой-то книжки с пунцовым лицом — это то, ради чего надо звать Учих, чтобы они всё своими глазами запомнили. — Хай, Нанао-чан! — на возглас Момо последовала тишина. Я подошла к ней поближе и наклонилась к уху. — Так что читаешь? — от моего шепота она взвизгнула и подбросила книгу, посмотрев на меня с испугом и возмущением. — Что вы себе позволяете, Иемура-сан? — Нуу, мы вас звали, звали, Вы не откликаетесь… — А вы что-то читали…интересно… — на попытку Момо подсмотреть название книга была резко захлопнута и убрана. — Это не то, что следует читать широкой публике, Онода-сан. — Овладение белого змея…какое интересное предложение. — на мою шпильку Нанао-сан только возмущённо встрепенулась. — Оно невероятно вульгарно и непристойно! — Похоже, мы так и не узнаем, как была «осквернена» некая «принцесса» — Нанао-чан, а ты всю книгу прочла? — Момо дожимает — Нанао-САН, во-первых, а во-вторых — тут наша невозмутимая Ядомару потупила взор, — это неприлично. — О-о-о! Интересно! — И что же там неприличного? — заинтересованность Момо не понял бы только идиот. — Ну хотя-бы в двух словах — поддержала я атаку подруги. — Ну…там злобный колдун, что призывает змей…и он…с принцессой (ей неловко) — Он её осквернил. Но я не поняла, как? — ну не успела я прочесть, не успела. — Нанао-сан, может, дадите книгу? — Момо решила выпросить книжку, но на это предложение в глазах Ядомару сверкнул гнев. — Эту книгу необходимо сжечь, причём вместе с человеком, что её написал! — А зачем вы её читали? — Семпай немного растерялась. — Но…но как-то надо было прийти к этому выводу! И я могу со всей ответственностью заявить, что эта книга, — самое пошлое и мерзкое, что написано человеком! — А где Вы её взяли? И как она называется…ну чтобы её случайно не начать читать? — Момо-чан владеет искусством «милого вранья». Её признали лучшей во всей больнице. Даже подарили грамоту. — Это книга нашего «проблемного пациента». Его авторства. — Джирайя? Он вроде говорил, что он писатель. И что его книги ОЧЕНЬ популярны. Но что такой идиот может писать? — Если бы я и прочла что-то от Саннинов, — то только то, что написал бы Орочимару-сама. Он производит впечатление весьма умного человека, хоть и мрачноватого. — «Сказание об отважном Джирайе» Абсолютная безвкусица! — А, понятно всё! — Он про себя пишет. — высказала я вслух. Момо поддакнула. — Конечно же, отважный. Сколько раз в больницу попадал — Да как выйдет, так вскоре опять. — Но продолжает лезть. — А что? Он снова здесь? — Так она не знает? — Да! Его Цунаде-сама избила. У него было шесть рёбер сломано, повреждён позвоночник, сотрясение с внутричерепным кровоизлиянием и трещиной в черепе. А ещё обе руки сломала. И обширная гематома…на кое-каких органах. Она прямо в ярость пришла. И особенное лечение ему выписала! — Нанао подняла бровь на моём последнем предложении. — Особенное? — Пять ведерных клизм в день. Каждый день. И он идёт на поправку! — на реплику Момо Нанао-сан только пожала плечами. — Что ж. Гений Цунаде-сама неоспорим. А неизвестно, за что она его побила? — Неее… Вроде бы, его какая-то пришлая куноичи поколотила и он неделю лежал. А потом Цунаде-сама внезапно пришла в ярость и бежала по крышам за ним: он тогда через окно выскочил. И ещё говорят, что его до такой степени избила что он — тут Момо замялась, — штаны обделал. — Хмпф! Не удивлена. Джирайя же не зря называет себя «отшельником». Так что штаны входят в образ. Даже весьма органично. — она сложила руки на груди. — Не видела её никогда в такой ярости как в тот день. Тогда она полностью оправдала свое прозвище — за глаза Цунаде-химе называли «Принцесса Они», что, в общем. недалеко от правды. — Хах-кхм. — Ядомару-сан подавила смех. — Знаете, в книжке описана принцесса, которую спасает прекрасный воин с угадайте сами каким именем. — Отважный Джирайя, ты же сама сказала! — ответила ей Момо, а Нанао-сан продолжила. — А знаете, как зовут принцессу? Цунаде! — ОГО! Вот так так! — Так он там свои фантазии, что он «всякое» хотел с Цунаде-самой делать! — Ой, ну и извращенец! Хоть постыдился бы! Ядомару-сан продолжила. — Нет, не только. Там есть и злой колдун Обанай, что правит змеями, и он…там, над принцессой… Очень много чего. Весьма непристойного. Причем описанием он похож на… Орочимару-сама. — вот так новость. — На Орочимару-сама? А он приходит к Цунаде-сама. — Да, я видела как они на втором этаже сидели вместе на подоконнике — Я тоже видела. Но они даже не говорили? — На мой вопрос Нанао-сан только пожала вновь плечами. — Они всегда сидят и молчат. И их тишина всегда комфортная. Спокойная. — Момо задумалась. — Странно. Цунаде-когда с Джирайей общается, это так шумно. — Да, но она с ним порой пьёт. Хотя, она и в одиночестве напивается. — Никому не пожелаю того, что случилось с госпожой Цунаде. Никому. — Не знаю. Но, думаю, это их личное дело. И не нам лезть к ним. — я хотела ещё сказать, но тут неожиданно послышался голос Накамуры-сана. — Даа, Интересный расклад, весьма интересный. Неужели, Цунаде-сан зла, что Джирайя что-то рассказал из их жизни? — мы втроём все тут же покраснели. Доктор такое иногда скажет, но обычно, это оказывается правдой. — Накамура-сан! Как вам такое пришло в голову? — Накамура-сан чуть привстал, высвобождая свои волосы, собранные в низкий хвост, из плена подушек и посмотрел на всю нашу компанию. — Ну смотри, Нанао: между Джирайей и Цунаде-сама никаких отношений нет, ибо любые интимные намёки с его стороны та встречает ударом кулаком по морде. Но обычно дальше побоев дело не доходило. А это значит, что в сей раз Джирайя совершенно перешёл всяческие границы. Его ведь с того света вытаскивали. Не так ли? — Именно. Таких проблем я у него не припомню. — Накамура-сан одобрительно кивнул головой. — Вот именно, Нанао: та практически забила его до смерти. А что больше всего выводит любую девушку из себя? — да много чего выводит, но интересно, что он скажет, — Когда раскрывают что-то, что она не хочет раскрывать. — Браво, Накамура-сан! — Неужели, это всё, — наша старшая медсестра ткнула в книгу пальцем с выражением высшего омерзения на лице — Правда? Все эти… Ффуу! Какая же дрянь! — Доктор только улыбнулся своей фирменной беззаботной-счастливой улыбкой — Золотце моё, Нанао-чан, все ты сама понимаешь! — в комнате резко стало холодней, чем в морге. — С каких пор я «ваше золотце, Нанао-чан»? — шлёп! И доктор забился в дальний угол дивана, скорчив восхищённо-страдальческую физиономию! — Аааххх! Нанао-чан, ты как всегда так прекрасна в своём гневе! — хи-хи, вот и лучшее шоу всей больницы! — Доктору Накамуре это нравится? — Момо шепотком спросила меня, пока Ядомару-сан была занята тряской смеющегося доктора. А ему хоть бы что! — Похоже. Он даже не уклоняется от её тумачков. — Вот Накамуру-сана швырнули кулем на диван — В-вы, в-вас больные ждут, а Вы тут разлеглись, как последняя дворняга на солнце! Марш на обход! — Лицо же старшей медсестры было буквально пунцовым, а из ноздрей чуть пар не валил, пока доктор смотрел на неё всё с той же дурацкой улыбкой. — Да, да. Все для тебя, моя Нанао-чан…- воспевания со стороны доктора прервались мощным шлепком по его мягкому месту при помощи журнала обхода, — аааахх, как ты со мной жестока! И обворожительно-эротична!!! — Похоже, он ей тоже нравится. — шепнула я Момо в ответ. Та лишь кивнула. Вообще, этот их спектакль никогда не надоедает смотреть. Вот один раз Нанао-сан подвернула ногу, когда оступилась, неся стопку архивных папок, так Накамура-сан взвалил её на плечо, часть документов в руку, часть в зубы, и вот так и понес архив, мурлыча что-то под возмущенные возгласы старшей медсестры. Потом их, говорят, видели где-то в парке вечером, мило сидящих на пикнике. Хотя, может это и просто слухи — Мне тоже так кажется, Момо-чан. — Наконец, через пару минут вопли доктора стихли. — Ой, а книжку она оставила! — я тут же цапнула её со столика и мы погрузились в мир «литературы», если можно так сказать. — «Сие повесть о прекраснейшем и достойнешем из Мужей, которых когда либо видел мир. Он был настолько прекрасен и хорош собой, что все мужчины видя его завидовали и все женщины страстно желали, чтобы он овладел ими!» — Это точно не про жирногоублюдка. Он на жабу похож. — согласна с тобой, но он мог и приукрасить. — «Красота и совершенство Юного Джирайи, затмевали небо, солнце и Луну. И звезды стыдились своего уродства перед его лицом. И боги не желали, чтобы их сравнивали с красотой Джирайи, ибо их собственная красота блекла перед ним, как блекнет слабый свет свечи перед светом солнца в безоблачный полдень. Лишь его же сила, храбрость и отвага, его стойкость и мужество, могли сравниться с его красотой! — Мне уже плохо. — Не одной тебе, подруга. — Тогда я перелистну пять, нет, пятнадцать страниц. Ты случайно не начала влюбляться? — Я, скорее, в свинью влюблюсь. — «И вот в тот день Прекраснейший Джирайя, решил покинуть родную деревню, ибо наскучило ему и небо и мужчины что не могли ни в чем с ним сравниться. И похотливые взгляды развратных женщин, что подобно стае диких волчиц всячески преследовали его, желая, чтобы он владел ими и брал их так, как он хочет. И взял он мешок, что не могли поднять трое взрослых мужчин, и взвалил его на свои крепкие, как скала, могучие, подобно вековому дубу, и широкие, как у вола, плечи, потому что мешок этот для Джирайи был не тяжелее пушинки, и взяв посох из самой твёрдой стали, что, взвали он его на вола, — тут же переломил бы ему хребет, отправился в свое дальнее путешествие.» — Я так понимаю, вот на это он и рукоблудствует. — мы прыснули смехом. Нет, ну правда: зачем ещё это ему писать? — Похоже на то. — а вот дальше нам было не до смеха. Как? Как вообще можно было ТАКОЕ придумать? — Ну и мерзость! — меня уже тошнить начинает. — Киеми-чан, — уууоооуй, — мне плохоооо — подруга вся зелёная. Всё, где ведро? Быстрей! После пяти минут отдышки Момо решительно заявила — Киеми-чан, ему надо отомстить! — Клубок змей…туда…пока она истекала своими соками — ууфф! да оторванные конечности не такие мерзкие, как эта писанина! — Да, Момо-чаан! Нужно ему отомстить! Но как? — Хм…ну есть одна идея…я бы могла сходить на овощной рынок…у него есть ещё две клизмы на сегодня! — через десять минут мы довольные идём к палате Джирайи. Но у самой двери… — Момо-Чан! — на окрик Саннина подруга тут же встала по стойке «смирно». — Да, Цунаде-сама! — Почему ты убрала руки за спину, когда меня увидела? — А…я.это… — подруга смутилась. Ещё бы: одного слова Цунаде-сама хватит, чтобы тебя выпнули за непригодность. Причём, — совершенно заслужено. — Выкладывай. — на это Момо достала приличных таких размеров баклажан. Кажется, я знаю, куда его будут ставить. Но Принцесса Слизней только удивилась — Момо-Чан! Зачем тебе баклажан, он мягкий и у него кожа тонкая! — после этих слов Цунаде-сама достала огромный, нет, ОГРОМНЫЙ, кабачок толщиной с мою шею. Тряхнув им, словно палкой, она немного меланхолично посмотрела на нас. — Это звучит немного странно, но, кажется, в чём-то женщины мыслят одинаково. — как же Вы правы, Цунаде-сама!