***
Станция города Такамацу встречает нас ясной погодой и лёгким бризом, незатейливо тянущимся со стороны моря. Солёный запах навевает навязчивое желание вдыхать полной грудью, и я легко ему поддаюсь. Как давно я не был на море… наверное, прошло шесть лет с моей последней поездки, а кажется, что целая вечность. Впрочем, винить здесь некого, кроме себя. Я ведь специально нагружаюсь сверхурочными и отказываюсь от отпусков, чтобы оставалось как можно меньше времени на «подумать». Если бы я больше «думал» — опять бы начал сокрушаться на несправедливость матушки судьбы, но сейчас для меня это уже давно пройденный этап. Да, жизнь жестока. Да, близкие люди уходят неожиданно, они исчезают в небытие и растворяются без возврата в вязкой материи прошлого, окрашивая жизнь будто акварель прозрачную воду. Иногда люди даже умирают. Это нормально. Такое со всеми случается. И боль однажды проходит. Всё будет хорошо, Нанами. Всё в порядке. Просто дыши. Просто… — Хэй, — чужая рука опускается на моё трясущееся плечо мягко, но этого достаточно для того, чтобы предательское сердце пропустило удар. Я оборачиваюсь, наверное, слишком резко для человека, у которого всё в порядке. Плевать. Почему в моих лёгких остаётся так мало воздуха?! — Нанами, всё хорошо? Я забываю, как делается новый вдох. Кажется, я не в порядке. Совершенно неясно, в какой именно момент всё опять идёт не так, как должно, но сейчас я не в порядке. Что происходит? Я судорожно пытаюсь выровнять дыхание и перестать трястись, как лист на ветру, но тело моё совсем не слушается. Мне определённо не хватает кислорода, иначе почему светло-голубые глаза напротив то сливаются в одно сплошное беспросветное месиво, то беспрестанно ходят ходуном: туда-сюда, туда-сюда, как тяжёлый свинцовый маятник, как опасно-заманчивые огоньки во мраке вечной ночи… — Нанами? — Годжо звучит настойчивей, а длинные пальцы крепче сжимаются на моём предплечье. — Да? — Голос мой совсем немного отдаёт надрывной хрипотцой, рационального объяснения для которой у меня не имеется. — Что случилось? — С нажимом спрашивает Сатору, обеспокоено ловя мой бегающий взгляд своими безумно красивыми глазами. Я, блять, почти умираю от удушья, а он топит меня ещё глубже. Тони, Нанами, тони в этом обманчиво невинном омуте, задыхайся, захлёбывайся… — Я?.. Я не знаю… — это почти правда. Я не знаю, почему оно накатывает на меня именно сейчас. — Может, просто укачало по дороге? Я выдавливаю из себя вымученную улыбку. Не люблю лгать, но таковы правила спокойной жизни. Не доставляй окружающим лишних проблем — у них и без твоих бед дел непочатый край. Настоящие причины моего состояния всё равно никого не волнуют, и это правильно. Годжо недоверчиво щурится, но, в конечном итоге, кивает. Верит он мне на самом деле или нет — плевать, если честно. — Нам придётся сейчас ещё полчаса проехать в автобусе. Справишься? — Конечно. Извини за это… меня скоро отпустит. На плечах Годжо Сатору — целая орава учеников старшей школы, не хватает ему ещё и со мной начать нянчиться. Я наконец-то вспоминаю, почему давно никуда не выезжал. Ну, конечно, привет внезапным паническим атакам. На этот раз, скорее всего, триггером стал знакомый запах моря. Как много с ним связано на самом деле… я был на море один раз в жизни, и все воспоминания из той поездки тесно переплетены с определённым человеком. Я так и не отпустил его, наверное. И этот крест я собираюсь нести до своей могилы. Такими темпами, в могиле я действительно окажусь очень скоро. Вдох-выдох. Я прикрываю глаза и пытаюсь привести голову в порядок. Не время идти на попятную. Не время быть слабым. Не время трусливо бежать от прошлого, едким ядом продолжающего капать на настоящее. Постепенно, звуки окружающего мира возвращают меня в реальность. Стук колёс поездов и их протяжные гудки, шарканье чьей-то подошвы об асфальт, детские голоса и заразительный смех где-то слева от меня, равномерный гул окружающей толпы. Жизнь — она вот, здесь и сейчас. Не там, не в прошлом, когда «раньше было лучше». Не там, когда беззаботное детство высокой травой щекотало голые щиколотки. Только здесь. И только сейчас. Я открываю глаза и чувствую себя несколько лучше. По крайней мере, лучше, чем пару минут назад. Или прошло гораздо больше времени? Чёрт знает — я не слежу за часами. Всё также нос щекочет запах моря, но он больше мне не опасен. Я справился. Хорошая работа, Нанами. Дальше будет только лучше. Я никогда не отличался особым жизнелюбием или позитивом, но иногда сказать себе пару ободряющих слов бывает просто необходимо. Иначе всё. Капут. Крышка. Везите катафалк. Вдалеке маячат высокие здания центра города Такамацу. Около вокзала, на окраине, их не так много, и это меня, несомненно, радует. Я оборачиваюсь в сторону основного источника шума — подростков первого-первого класса, восторженно оглядывающих местные достопримечательности. Конечно, дети постоянно что-то бурно обсуждают между собой и периодически фотографируются. Их классный руководитель здесь же — в центре этой разношерстной компании, безусловный лидер и вообще всегда свой в доску парень. Удивительно, но пока что у меня нет нареканий к работе Сатору — он действительно прекрасно справляется с обязанностями учителя. По крайней мере, совсем недавно он пересчитывал макушки. А теперь о чем-то мило беседует со старостой, Итадори Юджи. Единственный, кто сейчас держится особняком от остальных — это Сукуна. Утром они крепко поссорились с Юджи — младший близнец обвинил старшего в воровстве. Насколько я понял, наворовать всякого съестного Сукуна умудрился в магазинах токийского вокзала. Вот, почему его не было так долго. Скорее всего, обвинения не беспочвенны, но доказательств у нас действительно нет. К такому выводу мы обоюдно пришли с Годжо, и влезать в это дело больше не стали. Классный руководитель первого-первого класса уже не раз проводил профилактические беседы по поводу воровства в течение всего прошлого учебного года. К сожалению, на этом его полномочия всё. А моих полномочий здесь никогда и не было. Ловлю на себе быстрый обеспокоенный взгляд Сатору и наигранно бодро приподнимаю уголки губ. «Всё хорошо, всё в порядке, спасибо за беспокойство», — говорят мои глаза, но Годжо на самом деле всё понимает. Он считывает правдивую информацию с морщинок у моих глаз, как связные предложения со страницы книги. Сатору чуткий, и это мне в нём нравится. Но сейчас совсем не играет на руку. В скором времени, заказной автобус прибывает, и мы всей дружной гурьбой отправляемся на посадку. — Почему в конце списка стоит моя фамилия? — Вдруг интересуется Годжо-сан, подсаживаясь на сиденье подле меня и забавно вскидывая полоску белоснежных бровей на лоб. — Потому что я помечал отсутствующих детей на вокзале, а ты так и не заявился на перекличку. — Вот как… — Сатору наигранно поджимает губы и подозрительно щурит свои аквамариновые глаза, — считаешь меня ребёнком, Нанами? А ничего, что я старше? — Ничего. Я прощаю тебя. Дорога до хостела действительно не занимает много времени. Всю короткую поездку я наблюдаю за незнакомыми пейзажами сквозь стекло и краем уха слушаю подготовленную Годжо историческую справку для учеников о Такамацу — центральном городе Японии, административном центре префектуры Кагава на острове Сикоку и крупнейшем порте на Внутреннем японском море. Рассказчик из Годжо Сатору хороший — лично я мог бы слушать его мелодичный тенор бесконечно долго, но есть у меня смутные подозрения, что не все люди на планете разделяют мою любовь к этому голосу. Ну и ладно. Зато лично мне хорошо, здесь и сейчас, в его компании. Заселение в хостел занимает некоторое время. Дольше всего проверяли сначала документы детей, потом и наши с Сатору, в том числе подтверждающие право нести ответственность за школьников. Ещё бы — девять непредсказуемых подростков в возрасте шестнадцати-семнадцати лет, которые, к тому же, прекрасно друг друга знают, а значит — способны на любые совместные авантюры. Тут кто угодно испугается за сохранность имущества, да и бизнеса в целом. Но наши документы безупречны, поэтому хмурой очкастой тётеньке за ресепшеном не остаётся ничего, кроме как сдаться и выдать нам четыре ключа. Две четырёхместные комнаты и две двухместные. С двухместными всё просто — женская и учительская. Соответственно, четырёхместные полностью в распоряжении мальчишек. Конечно, их семеро, а не восемь, но трёхместные комнаты без двуспальной кровати в данном заведении не предусмотрены. Годжо Сатору великодушно разрешает своим подопечным распределиться по комнатам, как их душе угодно (у меня, Нобары и Маки выбора нет, к сожалению). На размещение даётся двадцать минут, а после — уже с походными вещами на завтрак, и сразу в парк Рицурин. Учительская жилая комната не представляет из себя ничего интересного. Рай для аскета: пара кроватей — одна у стены, другая у окна, деревянная прикроватная тумба на двоих да общий шкаф без полок (спасибо, что хоть двери есть). Собственно, на этом всё. Ах да, ещё над кроватью у грязно-бежевой стены сиротливо висит натюрморт с узорным чайником, чашками и традиционным веером на фоне. Классика. Ванная комната и туалет общие на весь этаж. Всё дёшево и сердито. Но главное — не за мой счёт, а за счёт государства. Годжо заглядывает в комнату вслед за мной, преследуемый грохотом колёс своего гигантского чемодана. Клянусь, его багаж в два раза больше этой несчастной, покосившейся от времени прикроватной тумбы. Я с некоторым любопытством наблюдаю за тем, как Сатору сначала деловито осматривает каморку, в которой нам предстоит ютиться ближайшие трое суток, а потом поворачивается ко мне с каким-то нечитаемым блеском в глазах. Я уже говорил, что у него пленительно красивые голубые глаза? Я готов в них тонуть снова и снова. И буду говорить об этом ещё очень-очень много раз. — Кенто, у тебя есть желание занять какую-то конкретную кровать? Судя по тону Сатору — нет, у меня совершенно нет предпочтений. И никогда их не было, честно-пречестно. Я бы, наверное, даже не пискнул, если бы Годжо пожелал занять обе постели сразу — одну для себя и другую для чемодана. — Нет, мне всё равно. Выбирай какую хочешь. — Обожаю спать у окна, спасибо! — Да не за что. Признаюсь, какое-то время в поезде меня мучил вопрос — как же Сатору планирует идти в поход с чемоданом в половину его роста? И вот, я получаю на него ответ: в гробе на колёсах всё это время был упакован новенький рюкзак с флагом Японии. Как патриотично… серьёзно, рюкзак настолько новый, что на нём даже этикетка ещё не срезана. Вопросов становится больше… — Тебе не кажется, что нести часть вещей в рюкзаке было бы удобнее? — Осторожно интересуюсь я. — Ты что?! А если бы я испачкал его по дороге? Он же новый! В логике Сатору не откажешь. — А то, что в походе испачкать его будет ещё легче, тебя не смущает? — Это уже другое, — снисходительно протягивает Сатору Годжо, как будто объясняет самую очевидную истину на свете. — Каждое оставленное пятно в походе будет напоминанием о каком-то событии. А грязный токийский вокзал или дорогу в поезде запоминать совершенно не хочется, понимаешь? Что-то в этом есть, конечно. Я согласно киваю и продолжаю заниматься оперативной распаковкой собственных вещей. Что там по плану? Парк Рицурин, музей, храм и онсэн вечером. Вроде как, перед источниками мы должны вернуться в хостел, так что плавки можно пока не брать. В целом, кроме бутылки воды, солнцезащитных очков, кошелька и головного убора мне больше ничего не нужно. Внешний аккумулятор у Сукуны, надо будет забрать. Ещё хорошо бы переодеться в более лёгкую походную одежду, и я полностью готов. Я стаскиваю с плеч зелёную рубашку и остаюсь в одной футболке. Вроде, с верхом полный порядок — испачкаться я не успел, хотя всё ещё впереди. Беру в руки шорты, которыми собираюсь заменить джинсы и поворачиваюсь в сторону соседа по комнате. Мысль, которую я хотел озвучить, выветривается в мгновение ока, потому что взгляд мой внезапно скользит вдоль ряда расстёгнутых пуговиц чужой рубашки — по едва заметным бледным кубикам пресса и характерной для худобы ямочке на грудной клетке. Вероятно, я замираю достаточно резко, потому что Годжо, до того погруженный в какие-то свои мысли, теперь глядит на меня с немым вопросом. Надо срочно что-то спросить. Я напряжённо сглатываю. В голове звенящая пустота. — А, э-э… — думай, Кенто, думай. — Не подскажешь?.. Сколько осталось времени до завтрака? Брови Сатору недвусмысленно взметаются над белоснежным ресницами, ещё больше подчёркивая выражение некоторого недоумения на его лице. Какой же он всё-таки… Годжо Сатору. Иначе не охарактеризуешь. Я всегда чувствую себя каким-то придурком рядом с ним, если честно. Собственно, сейчас я придурок и есть. — Не знаю, я хотел спросить у тебя? Из нас двоих наручные часы только у тебя, Нанами. — Чёрная рубашка невесомо соскальзывает с плеч Годжо, и эта яркая картина определённо будет преследовать меня во снах ближайшие ночи. — Понял. — Я судорожно опускаю глаза на часы, силясь унять собственное хаотичное сердцебиение. — Без трёх минут десять. — Окей, тогда надо скоро выходить. — Угу. Вот и поговорили. О Ками, и как я вообще планирую жить с Сатору в одной комнате ближайшие двенадцать дней? Мне кажется, я сойду с ума от бушующих гормонов раньше, чем вернусь домой. Собственные штаны я меняю оперативно, буквально за минуту, стараясь больше не смотреть в сторону переодевающегося Годжо. Это было не так-то просто, учитывая, что нас разделяют какие-то жалкие пара метров. Я ужасен — нельзя быть таким сильно зависимым от человека, у которого уже есть невеста. Хранить вещи мы с Годжо условились в разных местах: Сатору займёт чудесный шкаф без полок, зато повидавшая всякое дерьмо прикроватная тумба полностью в моём распоряжении. Ключи у нас тоже одни на двоих. Хранителем назначен я, как более ответственный представитель нашего выездного педагогического состава из двух человек. Перед уходом закидываю на плечо заметно полегчавший рюкзак и оглядываюсь в поисках того, что мог бы забыть. Вроде бы всё на месте.***
За завтраком я понимаю, что забыл свою кепку в тумбе, но возвращаться за такой мелочью как-то лениво. Что может пойти не так, в самом-то деле? Я немного грустно ковыряю вилкой своё ужасное блюдо — подобие на даши-маки тамаго, только снаружи он подгорелый, а внутри полусырой. Единственное, что спасает меня от голода — пара маленьких тостов на краю тарелки и чашка чёрного кофе. Похоже, я не единственный, кто совершенно не в восторге от стряпни местного повара. — Это просто ужасно, — согласно кивает Сатору, вообще ни к чему не притрагиваясь. — Нам надо будет организовать детям перекус где-то по дороге. Впрочем, Панда за соседним столом уплетает уже третью порцию этого подозрительного омлета, которую ему уступили Оккоцу и Инумаки. Тарелки Сукуны и Юджи тоже пустуют — вечно голодным близнецам не привыкать к плохим условиям проживания и хреновому питанию, а остальные подростки если и пытались насладиться данным «шедевром» кулинарии, то очень скоро эту сомнительную затею оставили. — Тосты неплохи. Съешьте хоть один, Годжо. — Правда? Вам повезло. Мои превратились в хлеб-невидимку, если положить их на чёрную поверхность. — В таком случае уступаю свой последний. Будете? — Я пододвигаю тарелку с оставшимся тостом и надкусанным омлетом ближе к благодарно улыбнувшемуся Годжо. — Пожалуй, не откажусь.***
Сад Рицурин Коэн оказывается потрясающим местом. Конечно, в интернете мне попадались на глаза фотографии здешних пейзажей, однако в жизни они гораздо прекраснее, потому что можно не только созерцать — но слушать, вдыхать и чувствовать. Территория парка огромна, однако мы обошли её чуть больше, чем за два часа. Всё это время восторженные школьники не прекращали галдеть, своими возгласами перебивая мерное повествование из уст Годжо, и я их даже понимаю. В конце концов, главное в этом месте не его история, но открывающиеся замыленному городскому глазу великолепные зелёные виды с высоких холмов: ряды каштановых деревьев, витиеватые тропинки и полупрозрачные водоёмы. А ещё можно наблюдать за причудливыми рыбами в протекающих мимо ручьях. Дай мне волю — я бы остался здесь надолго. Может быть на всю жизнь. Но Сатору подгонял меня вперёд так же безжалостно, как и остальных отстающих первого-первого класса. Условно, сад Рицурин делится на две зоны: Северную и Южную. В ходе подготовленной экскурсии, Годжо поведал нам о том, что пятьсот лет назад Северная часть предназначалась для охоты на уток, а сегодня это своеобразный ботанический сад для выращивания деревьев в Южную половину. Самые красивые декоративные пейзажи, настоящие чудеса садового искусства, являет собой именно Южная часть сада. Здесь среди холмов петляют незамысловатые тропинки, поют птицы, журчат ручьи и широкие кроны деревьев скрывают от знойного палящего солнца. В саду Рицурин Коэн есть три искусственных озера: Северное, Южное и Западное. Все они соединены между собой широкими каналами, где плещутся утки и плавают рыбы. Через эти каналы раскинуты деревянные мосты, и я, честно говоря, сбился со счёта, когда вдруг решил припомнить, сколько их преодолел. Достаточно много. Впрочем, по некоторым приходилось переходить несколько раз. Сейчас я стою на самой вершине холма Шиун и умиротворённо вглядываюсь в гладь мутной зеленоватой воды, чуть поодаль от основной группы суетливых школьников. Подростки уже вдоль и поперёк излазили данное место, пару раз то и дело приходилось кого-то искать, но, к счастью, дети возвращались к основной группе сами. С субординацией у первого-первого класса определённо проблемы — Годжо-сенсей для них не авторитетнее рядового одноклассника. Конечно, он с пеной у рта доказывал мне, что это такая тактика-галактика по сплочению с коллективом и всё у него под контролем, но я довольно быстро понял, что нет. С контролем ситуации у Сатору были явные проблемы. Будь Годжо-сан единственным сопровождающим, клянусь, одна половина детей уже давно завалилась бы в какую-нибудь канаву, а вторая поубивала друг друга за всё хорошее. Пришлось мне взять на себя тяжёлую роль «злого» учителя, чтобы навести относительный порядок в рядах непослушных школьников. Первое время работало безотказно — поражённые горьким вкусом словесных люлей, школьники держались рядом со мной, как шёлковые. Потом Итадори Сукуна и Фушигуро Мегуми предприняли попытку огрызаться на меня, но это им не помогло — я и сам с клыками, особенно если меня раздражать. С Зенин Маки мы молчаливо условились не трогать друг друга, потому что в целом, в отличие от безумных молодых людей, у неё в голове не возникало идиотских идей, и к её поведению вопросов у меня не возникало. В конечном итоге, самыми проблемными для меня оказались спокойные, на первый взгляд, Оккоцу Юта и Инумаки Тоге — парочка просто умудрялась периодически как-то бесшумно исчезать из моего поля зрения. Но, надо отдать должное, всегда возвращалась. К счастью, хотя бы Джунпей и Юджи старались держаться рядом с учителем. Правда, с Годжо, а не со мной, но меня вполне устраивал такой расклад. Главное, что все оставались под присмотром. Сейчас первый-первый класс собран вокруг Сатору, поэтому у меня появляется свободная минутка для умиротворённого созерцания. Жизнь была бы не такой плохой, если бы она протекала только в этих вечно зелёных свежих садах под лучами горячего солнца. Наверное, о подобном размеренном темпе жизни я всегда и мечтал. Не знаю, что (или кто?..) меня до сих держит в Токио, на самом деле. Махнуть бы на всё рукой и уехать жить за город. Далеко-далеко от всех мирских забот… — Нанами, вы опять решили потеряться? — Голос Сатору выдёргивает меня из марева собственных мечт, заставляя его безвозвратно растаять. Я расстроенно потираю переносицу и поворачиваюсь к своему драгоценному коллеге. — Нет, я просто отдыхаю от всех вас. А что, уже уходим? — Да, выдвигаемся в сторону музея. Догоняйте!***
До музея под открытым небом Сикоку-мура у подножия горы Ясима добираемся на экскурсионном автобусе. Ещё одна природная достопримечательность, где в конце двенадцатого века кланы Минамото и Тайра противостояли друг другу за власть в Японии. Хоть я и не учитель истории, специфика моей профессии вынуждает знать многие краеведческие факты. Проходя в конце процессии по мосту из бамбука и лиан (точной копии Кадзуро-баси из долины Ия, кстати), я внезапно начинаю чувствовать на себе последствия от забытого головного убора. Солнце печёт весь день, пускай я очень старался скрываться от него в кронах деревьев. Лёгкое головокружение и нарастающая, давящая на виски головная боль дают мне понять, что я с самого начала был не прав. Забывать кепку было никак нельзя. И нельзя было лениться вернуться за ней, когда вспомнил, находясь всё ещё в шаговой доступности. Но оба этих пункта в правилах жизни я самонадеянно проигнорировал, за что теперь огребаю сполна. — Интересно, а рыбы здесь доморощенные или местная фауна развивается самостоятельно? — Фушигуро опасно наклоняется над водой, опираясь только на тонкий верёвочный борт деревянного моста, поэтому я инстинктивно тянусь рукой к подростку, чтобы подхватить его за плечо и утянуть обратно. — Я думаю, это озеро такое огромное, что рыба в нём может жить самостоятельно! — Отвечает товарищу Юджи, находящийся по правую руку от Мегуми. — А мне кажется, держать диких уродливых рыб не выгодно для привлечения туристов, — фыркает Кугисаки Нобара, идущая впереди всей компании. — Думаю, здесь только декоративные. Их пока всё равно не видно. — Не знаю, какая именно здесь рыба, но знаю, что рыба — это вкусно. — Отзывается Панда откуда-то из-за моей спины (как он там оказался?), и остальная троица из первого-первого класса тяжело вздыхает. — Нанами-сенсей, разрешите наш спор. — Подытоживает Юджи. Теперь все подростки смотрят на меня во все глаза, а я лишь старательно делаю вид, что не хочу блевать. Я благоразумно отпускаю плечо Фушигуро, пока его далеко не ангельское терпение к моим касаниям не закончилось раньше времени. — Я думаю, что нам нужно купить в ближайшем автомате корм для рыб, чтобы они выплыли на поверхность и вы сами сделали свои выводы. Кажется, моя идея всем понравилась. Дети тут же активно кивают и наперегонки устремляются в сторону противоположного берега, отчего мост начинает качаться у меня под ногами в три раза сильнее. Учитывая первоначальные чувства лёгкого головокружения и тошноты, подаренные полуденным солнцепёком ранее, мне приходится приложить некоторые усилия для того, чтобы продолжить стоять на ногах и, хотя бы медленно, но двигаться вперёд, вслед за подвижной молодёжью. Сатору со второй половиной класса уже находится недалеко от моста. Оккоцу Юта что-то бодро рассказывает Джунпею, то и дело поглядывая на активно жестикулирующего Инумаки. Маки и Сукуну рядом с ними я не вижу, хотя сейчас эти двое тоже находятся под негласной ответственностью Годжо, поэтому я решаю уточнить этот вопрос у Сатору, мирно созерцающего гладь зеленоватой воды. — В последний раз я видел Маки и Сукуну около того дерева, — безразлично пожимает плечами Сатору Годжо и кивает в сторону какого-то особенно толстоствольного каштана. — Вроде, они планировали на спор лезть, кто выше. — Подожди, ты хочешь сказать, что вот так просто отпустил детей лазать по деревьям?! — Ничего страшного, Нанами. Думаю, деревья от этого сильно не пострадают. — А что насчёт самих Сукуны и Маки, Годжо? Откуда сверху раздаются возбуждённые возгласы, и я инстинктивно поднимаю глаза на источник звука. Среди зелёных листьев сначала мелькает не менее зелёная макушка Маки, а затем «палится» и знакомая пара сверкающих азартом тёмно-карих глаз одного из близнецов. — Ну что, кто выиграл? — Как ни в чём не бывало спрашивает Сатору, подходя ближе к каштану и вызывая у меня приступ нервного тика. Как он вообще может так халатно относится к простейшим правилам техники безопасности?! Безответственный невозможный… чудак. — Я, — самодовольно ухмыляется Итадори, а Зенин лишь закатывает глаза. — Быстро спускайтесь на землю! — Промолчать в данной ситуации у меня просто не получается. Надеюсь, мой голос звучит достаточно строго, чтобы дети послушались беспрекословно. Я снова ровняюсь рядом с Сатору. — Самый быстрый способ — это падение, Нанами-сенсей. — Не настолько быстро, Маки. — Не слушайте Нанами, — заступается за учеников Годжо, опуская свою руку на моё плечо. — Спускайтесь медленно и осторожно, у нас ещё куча времени. Если кому-то нужна помощь — я рядом. Ну, а если всё же решите упасть — мы поймаем. Правда, Нанами? — Годжо! Тон Сатору так и сквозит неоправданным весельем. Он словно дразнит все мои слабые попытки навести хоть какую-то видимость хрупкого порядка. Я кидаю на Годжо раздражённый взгляд, но уже через секунду безвозвратно таю в игривых лучах его небесных глаз. Он действительно не понимает причины моего ворчания. А я действительно не понимаю его халатности. Но спорить на равных у нас не получится, потому что я заведомо проигрываю. Снова и снова. Невозможный. — Я, пожалуй, просто пойду от всех вас подальше и сделаю вид, что не видел данного перфоманса. Я с некоторой неохотой выпутываюсь из чужой хватки, но решительно ухожу в сторону. Словами не передать, как же меня на самом деле бесит эта ситуация. Они все такие… такие! Без-от-вет-ствен-ны-е. Случись что плохое — под ответственность попадём и я, и Годжо, но последнего это будто не волнует совершенно. А я, может, не хочу для нас обоих лишних проблем. Я люблю себя. А его люблю ещё больше. На глаза снова попадается моя троица «любителей рыб», поэтому я направляюсь в сторону Юджи, Мегуми и Нобары. Подростки сидят на корточках около кромки воды и молча смотрят в озеро. Рыб мне пока не видно, поэтому ещё на подходе я задаю ребятам резонный вопрос. — Ну что, какие здесь рыбы: дикие или домашние? — Уродливые, — изрекает Кугисаки и грустно вздыхает. — А по мне так вполне симпатичные, — тут же вступает в спор Итадори. — Думаю, Панда был прав. По крайней мере, они должны быть вкусными, — тушит вновь нарастающий спор Фушигуро и поворачивается в мою сторону. — Когда там у нас обед?***
После обеда наша, уже слегка утомившаяся, группа отправляется в сторону горы Гокен, к храму Якури-дзи. Я не посмею назвать себя набожным и праведным человеком, но священные места всегда вызывают у меня внутренний благоговейный трепет своими величественными садами и великолепием раскинувшихся архитектурных творений разных веков и эпох. Впрочем, конкретно сейчас я бы с куда большим удовольствием забился в самый тёмный угол — от людей подальше — со своей невыносимой головной болью, бьющей по вискам и темени похлеще медного гонга. — Скучнейшая часть нашего похода, — жалуется мне Сатору по дороге, и я вынужденно киваю в такт, то ли с выражением «согласия», то ли с выражением «отстаньте все от меня, пожалуйста». — Но без неё мы бы не выбили грант. День перевалил за половину, но мне кажется, что я его уже не доживу — настолько поплохело. Чёртов солнцепёк. Однако виды за окном плавно движущегося фуникулёра, которые я наблюдаю, к тому же, через призму «саторовского» плеча (может, только Годжо всё ещё скрашивает мою бессмысленную жизнь?), неплохо отвлекают от паршивого самочувствия. До конечной станции добираемся быстро, благо, промежуточная остановка была всего одна. По пути до самого храма нашей группе приходится разделиться на «мужскую» и «женскую» части. Таковы древние обычаи — мужчины проходят свой путь, состоящий из сорока двух шагов, а женщины свой — из тридцати трёх ступеней. В целом, расстояние небольшое, но я умудряюсь на короткое мгновение потерять шаткое равновесие и неловко размахиваю руками, когда мой корпус опасно кренится назад. Честно говоря, кажется, я не успеваю даже напугаться — с обеих сторон меня тут же подхватывают под подмышки. — Вы в порядке? — Осторожнее, Нанами-сенсей! Голоса обеспокоенных подростков перебивают друг друга. В следующую секунду Мегуми и Сукуна уже встречаются взглядами, сплетаясь пальцами ладоней на моей спине. Готов поспорить, выражение лиц у обоих крайне убийственное. Хулиганы редко ладят друг с другом вне умиротворяющей ауры Итадори Юджи. — О, Ками, что ж вы делаете! — Невольно вырывается у меня, и я тут же предпринимаю попытку выпутаться из внезапных групповых объятий. — Нанами-сан, лестница вас одолела? — Только твоих комментариев, Сатору, мне сейчас не хватает для полного счастья. Годжо невесомо разворачивается и мягким облаком снисходит до меня сверху вниз, попутно размахивая на мальчишек руками в прогоняющем жесте. — А ну брысь-брысь, малолетние негодники. Не смейте лапать чужого учителя на глазах у своего, я же ревную! Фушигуро и Итадори-который-не-Юджи, кажется, готовы сцепиться друг с другом в любой момент, поэтому на шутливые комментарии своего сенсея никак не реагируют. Ну, я надеюсь, что это была шутка такая, правда? А то начинает попахивать «аморальщиной», если задуматься. Учителя такого себе не должны позволять, но Годжо Сатору, кажется, выше всяких правил. Рядом с ним они никогда не работают… К счастью, между двумя гневно сверкающими глазами Мегуми и Сукуной уже возникает их грозный староста класса, вырывая сорняк зарождающегося конфликта на корню. — Я просто оступился и падать не собирался, не нужно вокруг меня хлопотать, — но все мои рьяные убеждения для Сатору, как о стену горох. Годжо перехватывает меня легко и играючи, не оставляя шанса на борьбу за мнимую свободу. Впрочем, в этих руках я готов утопать бесконечно долго, наслаждаясь каждым случайным и нежным прикосновением длинных пальцев сквозь предательскую ткань хлопковой футболки, но у лестницы остаётся всё меньше и меньше ступеней. — Выглядишь неважно, — коротко и тихо резюмирует Сатору, так, чтобы никто больше не слышал. Я лишь вымученно вздыхаю. — Думаю, я получил солнечный удар. — Врать или увиливать от правды не вижу смысла. Годжо слишком хорошо читает людей. — И молчал всё это время? Ох, Нанами… — Сатору осуждающе качает головой, вгоняя меня в ступор. — Придётся твою фамилию вписать в список тоже, и отслеживать каждый твой шаг. Нельзя ходить без головного убора на солнце. А ещё нельзя молчать, когда тебе плохо! Он что, воспитывать меня удумал, как ребёнка малого? Это что, выговор?! Вопреки моему боевому настрою ответить что-то едкое, по щекам вдруг расползается лёгкий румянец от стыда и смущения. Ну и в чём Годжо не прав? Какой кошмар… я действительно повёл себя самонадеянно и безответственно. Но уж кому-кому, а точно не Сатору меня перевоспитывать! — Моя проблема показалась мне незначительной, и я не хотел привлекать к ней лишнее внимание. — Это чистая правда. — Ты идиот. Возмутиться я не успеваю. В следующее мгновение на мою голову приземляется белоснежная бейсболка прямиком с не менее белоснежной макушки. Лестница заканчивается, и руки Годжо отпускают мой корпус. Я не сдерживаю расстроенного сипения. — Нанами, на вас встретить Нобару с Маки, а потом отвести весь класс на территорию храма. Я пойду обратно, покупать недостающие головные уборы в ближайшей туристической лавке. Догоню позже! Я чувствую себя ужасно неловко за предоставленные неудобства, но знаю, что Годжо не преследует цели меня унизить, а лишь хочет, как лучше. Такая неожиданная забота с его стороны невольно греет под рёбрами. Я вообще не помню, когда в последний раз позволял кому-то печься обо мне — но рядом с ним я, наверное, совершенно не владею собой. Рядом с Сатору мне кажется, что все недуги отступают на второй план, но чем дальше он удаляется, тем сильнее обостряются мигрени, к которым невозможно привыкнуть. Сам храм Якури-дзи не сильно отличается от любых классических храмов школы сингон-сю. Представляет он из себя относительно небольшое строение из тёмного дерева с покатой зелёной крышей, окружённое многочисленными рядами из священных статуй зверей и фонарей. Первый-первый класс на территории святыни ведёт себя на удивление сдержанно, хотя никакой беседы по этике ни я, ни Годжо, кажется, не проводили. К счастью, в этом не было необходимости. Всё же старшеклассники умеют держать себя в руках, когда положено. Как туристической группе, посещающей храм в первую очередь с образовательной целью, выполнять классические обряды, как будто перед молитвой, нам необязательно. Однако Юджи, Тоге и Панда оказываются верующими, что не редкость даже для современных японских семей. Примечательным мне показался ответ Сукуны на мой вопрос о том, почему он не верит в богов, если у них в семье так принято: — Если бы молитвы хоть как-то помогали поправить положение — Юджи бы уже давно стал самым счастливым и обеспеченным человеком, потому что он действительно этого заслуживает. — Кривится Сукуна и холодно заглядывает прямо мне в душу. — Потому что он молится каждый день за своё благополучие и благополучие всей нашей жалкой семьи. Но молитвы не помогают. Поэтому я не вижу смысла продолжать забивать себе голову всякой религиозной чепухой. Я не нахожусь с ответом. Времени на молитвы для всех нуждающихся у нас точно хватает с лихвой. Остальным ребятам я разрешаю свободно разбрестись по территории Якури-дзи, условившись встретиться у ворот храма через полчаса. Сам я религией, с точки зрения душевной потребности, никогда не увлекался. Максимум делал рефераты в студенческие годы про буддизм или синтоизм. Тем не менее, найти укромное место рядом с каким-то фонтаном-умывальником, сесть на скамейку и продолжать созерцать окружающий мир на территории храма мне ничего не мешает. Вокруг довольно тихо и спокойно — только редкие паломники проскальзывают мимо в своих мешковатых одеяниях. Молитв наизусть я не помню, но мысленно пожелать доброго здравия за себя и близких мне ничто не мешает. Я устало прикрываю глаза и погружаюсь в размышления о вечном. Из лёгкой дрёмы меня выдёргивает заранее заведённый будильник. Я прекрасно знаю, как на меня действуют все эти местные благовония в купе с естественным благоуханием храмовой природы. Они кружат голову и вызывают сонливость. Со всем первым-первым классом и Годжо Сатору я действительно встречаюсь около входа в храм. Несмотря на мою пунктуальность, прихожу я всё равно последним, за что Годжо не может меня не уколоть. — Отлично, наконец-то все в сборе. — Делает пометку в своём журнале Сатору, и я понимаю, что теперь в списке учеников числятся наши с ним фамилии, оставленные друг другом в разное время. Этот факт вызывает у меня невольную улыбку. Всё-таки взрослые — те же дети, как ни отнекивайся. — Отправляемся в обратный путь!***
Обещание купить мне сувенирную леопардовую панаму оказалось не шуткой. Свой презент Сатору самодовольно нацепляет на меня в автобусе, и мне приходится с возмущённым шипением себе под нос смириться со своей жалкой участью. Слишком уж болит голова, чтобы бороться с настырным Годжо в полную силу. Перед походом на Буссёдзан онсен мы заезжаем в хостел, и я прошу у Сатору небольшую отсрочку на «прийти в себя». В целом, по дороге обратно Годжо несколько раз намекал, что справится и без меня, если уж совсем худо станет. Худо, конечно, стало, но оставлять его одного мне катастрофически не хочется. Хотя, возможно, мне скорее не хочется оставаться одному без Сатору — тут уж под каким углом смотреть на ситуацию. Таблетка от головы положение почти не улучшает, но больше вариантов у меня нет. Первый-первый класс, во главе со своим сенсеем, ушли сразу, мне же остаётся только либо нагнать их на месте прибытия, либо послушаться Сатору и никуда уже не идти. И всё же я выбираю первый вариант. Быстро пересобрав сумку и закинув её на плечо, я поспешно покидаю пустую комнату, в полумраке наступающего вечера кажущуюся мне особенно сиротливой и нагоняющей смутную тоску. Думаю, с Годжо помещение станет поживее. Вокруг него вообще всё расцветает, и я не исключение.***
Местные горячие источники не поражают чем-то особенным — всё те же бассейны, декоративные фонтаны и каменные бортики. Впрочем, они и не являются местной достопримечательностью — это просто рекреационная часть нашей насыщенной походной программы. Первым делом нахожу некоторых своих детей, занимающихся непримечательными делами в рамках приличия: кто-то преспокойно отмокает, кто-то общается со сверстниками на бортиках, предпочитая воде сушу. Заветную белобрысую макушку я нахожу в некотором отдалении от всеобщей «тусовки», что весьма нетипично для Сатору Годжо в принципе. Обычно он всегда остаётся в центре внимания. При приближении к Сатору не могу не любоваться его изящными чертами лица и правильно гармоничными изгибами шеи, рук, плеч… но глаза его оказываются прикрыты тяжёлыми веками, а впалая грудь размеренно вздымается и опадает, прямо как утром, в поезде до Такамацу. Задремал? Не хорошо… — Следишь за учениками в оба, Годжо-сан? — Я стараюсь перекричать журчание воды, дабы разбудить своего непутёвого коллегу, но, к счастью, Сатору не спит. Его выдаёт снисходительная ухмылка, тут же заигравшая на лице, и один лукаво приоткрывшийся небесно-голубой глаз. — Нанами, всё же решил прийти ко мне? Очень рад. Присоединяйся. Я послушно сажусь на край бортика рядом со своим собеседником, силясь больше не смотреть в его сторону. Потому что, если честно, не пялиться откровенно на него в моём положении просто невозможно. Сатору безумно красивый — завораживающий до мурашек по коже, до дрожи в коленях и сбивчивого сердцебиения. А сейчас на нём даже одежды толком и нет… — Не знал, что Годжо Сатору умеет уставать. Ты всегда казался мне батарейкой с бесконечным зарядом. — Я опускаю ноги в горячий источник, отчего по телу бежит новый разряд мурашек. Контраст прохладного вечернего воздуха и тёплой воды весьма бодрит. Но не так сильно, как присутствие волнующего сердце человека. Жалко, головную боль ничто из этого не снимает. — А я не знал, что Нанами Кенто бывает рассеянным. Чтобы забыть в номере базовую вещь, вроде кепки… — Один-один, — легко и быстро соглашаюсь я, стремительно опускаясь в воду по пояс, с коротким и рваным выдохом. Хорошо… — Как твоя голова? — Я буквально кожей чувствую этот проницательный взгляд, которым обладает только Сатору. Посмотри в эти глаза — и сойди с ума, потеряй голову в чужом водовороте обманчивого спокойствия. На безумие у меня нет права. Поэтому главное сейчас не смотреть в ответ, не смотреть ни в коем случае. Никак нельзя… — Лучше. Ничего страшного, за ночь должно пройти. Завтра буду в строю, как новенький. Годжо неопределённо фыркает, и его пристальное внимание ко мне наконец-то рассеивается в клубах пара от горячей воды. Я стараюсь хотя бы краем глаза следить за нашими школьниками, но, если честно, начинаю понимать, почему Сатору чуть не задремал. Атмосфера очень расслабляющая, нагоняющая негу. Так и подмывает закрыть глаза да предаться лёгкой дрёме. — Иори звонила, — буднично продолжает со мной диалог Годжо, и я позволяю себе нежно раствориться в бархате его звонкого тенора. — Беспокоилась, что мы уже нашли себе приключения на пятую точку. — Ну, мы на самом деле очень старались, не без твоей помощи. — Меланхолично замечаю я. — Но всё, вроде как, обошлось. — Ага. Я ей сказал то же самое. А ещё попросил перестать мне названивать каждый день. Этот постоянный контроль со стороны Иори сидит у меня в печёнках. Раздражение Сатору несколько меня удивляет. Разве речь не идёт о его любимом человеке? — Твоя невеста не имеет права волноваться за тебя? — Ты не понимаешь, — с какой-то горечью осаждает меня Сатору, и я решаю не продолжать бессмысленный спор. Годжо, очевидно, тоже не горит желанием продолжать говорить о своей личной жизни. — Наверное, ты прав. У меня никогда не было невесты. Мне кажется, что на этом моменте наш диалог должен бы завершиться, но, похоже, Сатору так не считает. Он вдруг возвращает на меня своё рассеянное внимание, и ощущение липкого чужого интереса ко мне пьянит с новой страшной силой. — Это на самом деле очень странно, Нанами. — Странно? Что именно? — То, что у тебя не было девушки. По крайней мере, я знаю тебя уже три года, и за всё это время ты ни о ком ни разу не пробалтывался. У тебя был кто-то? Я безразлично пожимаю плечами, не придавая удивлению своего собеседника особого внимания. — У меня действительного никого не было в период нашего знакомства. Так бывает. — Говорить о том, что все эти три года мои мысли занимал один и тот же светловолосый парень с пленительными голубыми глазами и шилом в жопе — смысла не имеет. — Нет, так не бывает. Этого просто не может быть. В плане, здесь точно должен быть какой-то подводный камень! — Поясни. — Нанами, ну что здесь нужно пояснять? Всё очевидно, как на ладони. Ты просто не выглядишь тем парнем, у которого не клеится с девушками. Ты не урод, у тебя есть стабильная хорошая работа и своя квартира, ты очень ответственный, умный, честный и справедливый, на тебя всегда можно положиться — уж я-то знаю, о чём говорю. Да, ты бываешь душнилой и занудой, мы часто спорим, но это такие мелочи по сравнению с целым багажником твоих неоспоримых плюсов. Ты классный, и я правда хотел бы с тобой дружить, но по каким-то неведомым причинам ты постоянно меня избегаешь! Ну и чёрт с тобой, знаешь? У меня и без тебя друзей хватает. Но, в любом случае, ты хочешь сказать, что ни одна девушка за всё это время не разглядела в тебе хотя бы те качества, которые я перечислил? Поток такой внезапной похвалы со стороны объекта моего искреннего обожания не на шутку морочит голову. Сатору правда считает меня классным? Это весьма неожиданно и приятно, учитывая, что большую часть времени мы пререкаемся, когда доводится работать в команде. — На самом деле с девушками у меня всё гораздо проще, чем тебе кажется. — Голос мой звучит несколько приглушённо для меня самого, словно сквозь плотную пелену тумана. И сейчас я определённо не владею собой, всё ещё сражённый силой красноречия моего не скупого на комплименты собеседника. — Они просто никогда меня не интересовали. Говорить прежде, чем думать — всегда плохая затея. Но сегодня эта ошибка особенно сильно ударяет по моему шаткому положению в глазах Сатору Годжо. С некоторым запозданием, сквозь головную боль и общую рассеянность, я принимаюсь жалеть о сказанном. О, Ками, о таких вещах не принято говорить в открытую. И, тем более, не принято говорить коллегам по работе. Подобного рода информация может стоить мне рабочего места, будь она донесена выше. Прямо сейчас мне хочется уйти под воду и там же задохнуться с концами. — Оу! — В тоне Сатору слышится неподдельное удивление. Этот возглас напряжённо замирает в воздухе, прямо у меня над макушкой, готовый в любую минуту обрушится шквалом камней на мою бедовую голову. Я даже не против оказаться погребённым заживо. Хуже быть уже точно не может. Отличная работа, Нанами Кенто, болтай дальше. Рой свою неглубокую могилу для неглубоких людей. Годжо некоторое время молчит, словно что-то обдумывая. Я жду своего приговора послушно, не смея открыть глаза. И Сатору выдаёт свой вердикт: — Оу. Что ж. Это многое мне объясняет.