***
Теперь у Рэтчета в руках безграничная мощь с измеренителем, абсолютная власть, а в голове – бесконечный бардак. Злость переполняет его. Мысли разбегаются в миг – что же делать первым делом?.. Но мысли с собой сделать нечто ужасное не активно терроризируют его и без того разрушенный, раздвоившийся рассудок. Однако он прекрасно понимал – настойчивости его друзей нет предела, как и желания всё исправить, ну, или отомстить – в любом случае, они точно вернутся. Пока нормальных идей, с чего именно бы начать "работу над ошибками" у него нет. Ходит кругами, пытаясь что-нибудь да сообразить, но пока ничего не лезет в голову. Хорошо. Раз сам Императушка предлагает свои услуги консультанта, то… — Я тебя слушаю. Но никто не отзывается. — Кхм-кхм, ты где, тостер? — Ты же вроде ладишь со всеми – выйди тогда к народу и крикни им "Смерть Нефариусу! Долой дурацкие правила!" — разносится его голос где-то сзади. — И начни собирать легионы роботов. Я ясно излагаю, бестолочь органическая? Рэтчет оборачивается, а тот сидит на стуле, вертя в руках его же мультиключ – он-то понимает, что ненастоящий – это так, чтоб поиздеваться. Но это наводит ломбакса на другую мысль… Но Император сразу понимает, что у него в голове. — Правильно, что хочешь взяться за крупный калибр, но я вот гадаю: и как долго ты собираешься копаться в своих вещах, в своём гараже на этой пустыне? Глядишь, по возвращению обратно, там уже анархию устроют, или моя армия вернётся, что вряд ли… — У меня ж там не свалка, поэтому всё займёт… максимум, час, — Рэтчет уже наводит измеренитель на пол, задав координаты на свою родную планету. Открывается очередной портал перед ломбаксом. Домой…***
Проходит время. Некоторые вышли из дома семейства Лоуренса, в поисках хоть какого-то намёка на цивилизацию, а один уникум остался в мастерской пытаться открыть портал в приветливое Подальше-Отсюда. Квант остался заботиться о Кварке – всё-то с ним довольно неплохо, пока что. Но это о Талвин не получится сказать – всё паршиво… нет, ужасно. Как раз Ривет и познала, что бывает, когда плазменный заряд прошибает и прожигает всё: кишки, матку, и… позвоночник. Отчасти, Кит, что осталась с ней, и провела своеобразный урок анатомии. И всё это время еле держалась, когда разглядывала всё внутри: рану-то обрабатывать надо было. Сдержать рвотный рефлекс и панику было нелегко. — "Боже мой! Эти внутренности, эта обугленная плоть!.. Ох, ну Рэтчет! Зачем так с ней!?" Она всё это время молилась, что всё хоть как-то обойдётся, пусть и заметила тогда, что её ноги никак не шевелятся. Кланк и Лоуренс были с ней всё это время, помогали, как могли: и ей самой, и Талвин. Но моральная поддержка в такой ситуации для Ривет не панацея… Прямо сейчас лежит рядом с ней, прислушиваясь к каждому её вздоху, и скрипящим тихим стонам. А сама Кит сидит у угла, поджав ноги к себе, да бьётся затылком о стенку дома. Каждый стук, пусть и тихий, потихоньку раздражает Ривет, неосознанно испытывая её терпение. Оба молятся, как и все, кто дома, чтоб ребята вернулись с хорошими новостями, да побыстрее. — Животное… — прошептала Ривет, да так, чтоб Кит точно услышала. Как она и полагала, та остановилась стучать головой. — А он точно всё ещё Рэтчет? — вслух произнесла Кит вопрос себе адресованный. — Помнишь, рассказывала про биоуничтожитель? Ну, я не совсем про саму машину. Как ты говорила: "Нет больше того прежнего"? — "Нету больше живого мозга, нет души", — уточняет Кит, подняв свои голубые глаза. — Но я тебя поняла, и меня саму мучает этот вопрос. Как с ним быть? Можно его ещё спасти? — Надо бы спросить Нефариуса. Почему-то меня не покидает чувство того, что что-то этот тостероголовый недоговаривает. Ещё что-то, помимо того "Каждый удар по его голове влечёт непредсказуемые последствия" – это вообще кажется бредом. — Оставь его. Пока что. Пока пытается что-то сделать с микроволновкой, и тем холодильником. И тогда не будем по голове бить. Ну, Рэтчету точно, как бы мне не хотелось…***
Ещё тогда Рэтчет поклялся не откапывать у себя в гараже прошлое, и не вспоминать то, что произошло в Великих Часах. Всё своё супероружие, что хотел взять он, уже нашёл и в огромный старый мешок упаковал, и отправил. Осталось самое главное, самое важное… как бы этого не хотелось, но ключ нужен. Нет, уж лучше им не достанется то, что заманчиво и устрашающе висит на стене. Неспешно, боязливо, он берёт в руки, и кладёт на пол – вот он, старый, почти что древний, преторианский ключ-посох. Руки трясутся, совесть мучает, ком подступает к горлу. Двумя пальцами он проводит по всей длине шеста. Пыль осталась на пальцах. — Алистер… — Жаль, его же упрямость и погубила, — Император, появившийся из воздуха, подходит к нему. — Задрал… — злостно пробормотал Рэтчет. — Умеешь в мою память лезть? — Да. И не мямли ты. Я читаю твои мысли, так что можешь не бубнить вслух там на своём тарабарском. Так, гараж сам себя не сожжёт, так что… — Нет! — категорически восклицает Рэтчет. — Я не могу так. — Можешь-можешь... Стой. Шаги слышишь? — Император указывает своим когтистым пальцем куда-то сзади – что-то близкое к самому Рэтчету. Тот лишь успел голову повернуть, как дубина в руках некой фигуры, лицо которой скрыто под капюшоном, махом врезается в его затылок. Единственное, что отчётливо смог разглядеть, перед тем потерять сознание – их несколько, но кто они?.. Неужто ли это наёмники? Один больше на шкаф похож, остальные два худощавы и высоки на вид. Все одеты довольно открыто, разукрашены и украшены клыками, и на зубах тоже, с наростами на плечах, полуголые со смугловатой кожей красноватых тонов, но они в синих-синих плащах с капюшонами – нет, точно не наёмники, а лица не получилось разглядеть. Какие-то культисты что ли? Не слыхано брать сердце ломбакса, как жертвоприношение. Даже при Тахионе. Те фигуры стоят в недоумении, глядя на лежащего в нокауте ломбакса, а затем один начинает говорить, на их же тарабарщине: — < Глупец. Это сам бог солнца и огня во плоти. Он мёртв? > Второй, он же самый младший, ударивший его, ощупывает тело, осматривает – вроде жив, даже дышит. — < Нет, сердце бьётся, > — отвечает тот. — < Да… Как жрица и говорила: его мех – сама энергия солнца. Я чувствую её… > — < Глупцы! Не позволю богу солнца и моей жене воссоединиться вновь – она моя, — возражает вожак, он же самый крупный и упитанный, маленьким подобием коронки. — Добейте его. > — < Нет, как вы и сказали: воля богов превыше всего > — "восстаёт" самый младший. — < Его хотя бы надо показать ей. > Вожак был бы рад хоть сейчас, на месте забить юного воина до смерти. Но по факту-то он прав: слово жрицы по их традициям важнее его слова, а уж тем более, если она богиня, с небес спустившаяся… А с каждым мальцом, перед тем, как станет воином, они вместе дают клятву не ослушиваться богов и своей чести. Но с другой стороны, такая красавица… не хочется, чтоб пророчество об их воссоединении сбылось. Не-е-ет, ещё раз подобное он не переживёт… Повторное пробуждение Рэтчета происходит уже на закате, с повязкой на голове. По ощущениям, кто-то гладит его худощавую грудь. Только глазами пошевелил, дабы осмотреться вокруг, дабы понять, где это он оказался, и почему именно лежит на кровати; как к его губам палец прикладывают, мол, молчи. — Ш-ш-ш! Ти-ише, — её голос… её чуть дрожащий голос, будто сейчас её нахлынут слёзы – больно знакомый голос… — Всё хорошо. Та, кто перед ним, отличается от всех остальных дикарей здешних – сильно отличается. Её самые откровенные места прикрывались лишь кусками выцветшей ткани фиолетовой. И на ней похожие, только более красочные амулеты и браслеты – оттого трудно не разглядеть эту фигуру. Ох, эти плечи, ляжки, талия, этот светлый животик, выделяющийся на шоколадном фоне её остальной части меха. А лицо… эти острые формы подбородка, нос, брови, и глаза – эти большие лазурные глаза, смотрящие на него с горечью и сожалением… Нет, быть такого не может… Те самые уши, хоть одно чуть порвано; та самая "корона принцессы", пусть также украшенная кровавыми камнями и клыками; и тёмные волосы тоже на месте – это уже совсем не смешно! Опять галлюцинация, или в этом измерении возвращаются из мёртвых?.. Он протягивает руку в её сторону: это точно она перед ним, или так Император давит на больное? Волосики, шея, плечо – и так всё ниже, и ниже. Когда Рэтчет доходит до её ребёр, чуть задевая округлую грудь, та уже сама хватается за его руку, отводя от себя. Нет, тёмномеховая девушка понимает, чего это он так трогает её; видит его замершие тёмно-зелёные очи – она его запомнила, с глазками поярче и милее; и дрожащий рот, безуспешно пытающийся звуки даже выговорить. Но осязание ломбаксу точно говорит: тот самый мех, мягкость которого запомнил много-много лет назад – это оно, настоящее, это действительно она, та самая Саша!.. Но так и быть. Если она просит тише – хорошо, и так слов нет. Ну, а что ей сказать? "С добрым утречком!"? Или "Сколько лет не видались, любимая моя?"? Вот именно – проще молчать. Ох уж тот взгляд той самой любимой в прошлом Сашки, которую не видел… Сколько? Лет десять, что ли? Тогда стоп, это чей скелет был на его руках? Какого чёрта здесь творится?! Нет уж, долой молчание: вопросы исчислению не поддаются, но с какого бы начать, пока разглядываешь всё подряд, дабы понять, что, где, когда… — Вот, кстати… если она за всё это время не отупела – возьмём её с собой. Авось, от неё будет польза, — появляется Император за её спиной, выряженный в похожего на неё дикаря. Надо было ему на комика идти, а не на трон. Сама Саша поворачивает свой взор назад: странно, никого тут нет, только они здесь вдвоём в этой палатке из грубого меха, так кого же Рэтчет там увидел за её спиной? Все снаружи только и танцуют хороводом, поют, и пируют в честь только что спустившегося с небес бога солнца и огня, и слышно это прекрасно. — Где? — скрипяще произнёс Рэтчет. — Где моя снаряга? — Снаружи, изучают, но вроде не ломают. Но вожак тебя не жалует, пусть ты бог, — подмигивает она Рэтчету, мол, "подыграй мне". — Поиграть в бога… а поверят? — Все слушаются слову богини знаний. Пойдём со мной, предстанешь народу. Будет весело. Пока я рядом, ты в безопасности, но всё равно гляди в оба. Только разденься. Чтоб походил на дикаря. Рэтчету всё не по себе, разрывает его меж двумя мыслями: как бы ему только забрать инструменты, и пойти обратно, взяв с собой Сашу. Но с другой… хочется побыть с ней, хотя бы денёк, расспросить что произошло за все эти годы, и уговорить помочь ей, так сказать, добровольно. — Спасибо, что она спасла, но… зачем это сделала, а? Не задумывался? Какая ей это выгода? — Император не желает этого терпеть. — Да возьми ты измеренитель, ключ, и её, зачем ты раздеваешься, а, болван меховой?! Времени в обрез у нас!!! Но придётся.