Я не оставлю тебя

      — Какой же ты стал красивый, mijo, — шептал Антон, выцеловывая каждый сантиметр округлившегося живота, — как же тебе идет беременность.       Диего стоял у стола в саду, в который ему стало позволено выходить, и смотрел в небо, провожая глазами облака. Смотреть вниз было стыдно и противно.       Кастильо приехал полчаса назад и, отдав кое-какие распоряжения, сразу направился в сад, куда вышел прогуляться омега. Диего не рассчитывал, что отец вернется так скоро, прошло-то всего несколько недель. Но, похоже, на этот раз Антону удалось быстро уладить дела и выкроить для посещения сына немного времени. Омега, конечно, расстроился, но виду не подал, опасаясь гнева отца.       — Боже мой, — прошептал Кастильо, прижимаясь губами туда, где только что почувствовался еле заметный толчок, — какое же это чудо! И какой же чудесный у меня ты, мой дорогой, mijo. Ты стал таким сексуальным с этим животиком, что теперь мне еще сложнее сдерживаться.       Антон, продолжая выцеловывать уже покрасневшую кожу на животе, спускался все ниже и, дойдя до пушка волос, посмотрел на сына.       — Mijo, расставь, пожалуйста, слегка свои ножки, — как можно ласковей попросил он.       Диего послушно раздвинул ноги, хоть это и было неудобно из-за болтавшихся на коленях штанов. Хоть ему этого совершенно не хотелось, но ослушайся он, и Антон все сделает силой, причиняя при этом боль. Кастильо провел ладонью по бедру и сжал ягодицу, удерживая сына, чтобы тот не вздумал отстраниться. Оставив пару поцелуев на внутренней стороне бедра, взял в рот все еще вялый член и принялся, медленно двигая головой, посасывать его, словно леденец. Диего, стиснув зубы, продолжал смотреть в небо, ощущая, как против воли член наливался кровью. Почувствовав это, Антон ускорился, вбирая возбужденную плоть до конца, продолжая сжимать ягодицу и поглаживать живот сына. Ему непременно хотелось доставить Диего удовольствие, ведь однажды уже получилось.       Омега со всей силы сжал руки в кулаки и закусил губу до крови, насильственный оргазм не принес никакого удовольствия, оказавшись даже немного болезненным. Но к болям Диего привык, ни одно посещение отца не обходилось без рукоприкладства или жесткого секса, после которого на белье появлялись пятнышки крови.       — Диего, мальчик мой, — хрипло дыша, проговорил Кастильо, — ляг грудью на стол.       Омега послушался, на этот раз, зная, что соития все равно избежать не удастся. Уткнулся лбом в согнутые руки и, стараясь думать о чем угодно, лишь бы не о том, что сейчас происходило сзади. Антон, крепко удерживая сына за бедра, с каждым новым толчком, вбивался все сильней, пока с хриплым стоном не выплеснулся, орошая бедра мальчишки семенем. Схватив Диего и развернув к себе, впился голодным поцелуем, удерживая омегу за волосы, чтобы не вздумал вырываться. Не ожидая от сына такого, вскрикнул, когда резкая боль пронзила губу. Отпихнув Диего, Антон размахнулся и со всей силы влепил омеге пощечину. Повалившись на стол, мальчишка спешно натянул штаны и со словами «ненавижу тебя», понесся в сторону дома.       В это раз Кастильо пробыл в особняке всего несколько дней. Диего уже свыкся с тем, что приезжал Антон только ради одного — потрахать своего любимого омегу. И если к сексу он уже привык и научился отключаться во время него, думая о том, чего бы ему на самом деле хотелось, да и на боль уже не реагировал слезами, то от мерзких подарков Кастильо, которые он оставлял перед отъездом, его до сих пор воротило. Ему казалось, что папá их дарит, как оплату за хороший трах, и от этого Диего ощущал себя личной шлюхой Эль Президенте. Проводив взглядом выезжающий со двора автомобиль, мальчишка покосился на стоявшую на столе коробку, перевязанную бантом. Он всегда открывал подарки, чтобы узнать, чем в этот раз «купил» его отец, а потом ломал, рвал или вышвыривал из окна, проклиная его.       Развязав бант и открыв коробку, Диего достал оттуда малюсенькие ползунки нежно-голубого цвета в белый крупный горох и чепчик. На дне лежала записка, на которой стояло всего несколько строк: «Это твои первые ползунки, Диего. Хочу, чтобы и для нашего сына они были первыми». Стиснув зубы от злости, омега разорвал записку на мелкие клочья и уже собирался порвать и ползунки, но в последний момент передумал. Забравшись на постель и прикрыв глаза, он прижал к груди единственное, что сейчас напоминало ему о временах, когда он жил с матерью и у него еще было счастливое и беззаботное детство…

***

      Кастильо вернулся через неделю, и Диего сразу заметил перемену в нем. И даже секс был каким-то другим. Спустившись поздним вечером вниз, омега нашел отца сидящим на террасе с бокалом рома и сигарой в руках.       — Подойди, mijo, — позвал Антон, заметив появление сына, — присядь.       Диего опустился на колени возле ног отца и, взглянув тому в глаза, заметил там очень редкую для Кастильо грусть.       — Я должен сообщить тебе очень печальную новость, — сказал Антон и погладил мальчишку по волосам. — Твоя мать погибла.       Диего показалось, что на миг он провалился в темноту. Дыхание сперло, и перестало хватать воздуха. Он отчаянно пытался выхватить спасительный глоток, цепляясь за штаны отца. Горло сдавливали спазмы от надрывного рыдания, а текущие ручьями слезы оставляли на брюках влажные уродливые пятна.       — Успокойся, Диего, ты должен быть сильным! — приказал Антон, перебирая пальцами темные пряди. — Не забывай, чей ты сын.       Но омеге было плевать на слова отца. Хоть он в последнее время и видел мать редко, и та, поглощенная новой должностью министра культуры, была так занята распространением пропаганды среди жителей Яры, что даже не заволновалась о том, куда пропал ее сын. Диего все равно продолжал любить ее и был уверен — узнай она, что творит Кастильо с сыном, тут же придушила бы его своими руками.       Видя, что истерика сына не собирается прекращаться, Антон схватил того за плечи и, встряхнув пару раз, ударил по лицу. Схватившись за щеку, Диего с ненавистью посмотрел на отца покрасневшими от слез глазами.       — Я сказал "прекрати"! — рявкнул Кастильо. — Твоя мать сама виновата в своей смерти. Я предупреждал ее не связываться с дикарями из Либертад! На, — протянул он Диего бокал с янтарной жидкостью, — сделай пару глотков, чтобы успокоиться.       Послушно отхлебнув из стакана, омега поморщился и вернул его отцу.       — Я уеду завтра, чтобы забрать тело Марии и похоронить в Эсперансо, — сообщил Кастильо и, махнув Диего рукой, добавил: — Иди спать, поздно уже.       Всю ночь Диего снилась мать, и, просыпаясь в холодном поту, он вспоминал, что ее больше нет. Еле сдерживая слезы, боясь разбудить отца и схлопотать, парень старался как можно быстрее заснуть и не думать о произошедшем.       С утра Диего разбудил какой-то шум за окном. Вскочив с постели и отодвинув шторы, он увидел группу людей в рабочей форме, толпившуюся у грузовика.       — У нас возникла небольшая поломка с нагревом воды, — объяснил вошедший в комнату Антон, напугав омегу, — и сегодня весь день, будут идти ремонтные работы. Поэтому, прошу тебя, mijo, не покидать комнату до вечера. Я уеду через час и еще зайду попрощаться.       Диего покосился на отца и, дождавшись пока тот выйдет из спальни, снова прильнул к окну. Ему не давал покоя грузовик, который стоял посреди распахнутых ворот, так как не мог проехать дальше. Сольдадос рядом не было, они отвлеклись на рабочих, и ворота никто не охранял. Если пробраться со стороны бокового выхода и прошмыгнуть под грузовиком, у него появится возможность сбежать. И в этот раз он сразу помчится к дороге, остановит машину и уговорит водителя увезти его как можно дальше, где сольдадос не смогут найти его с помощью собак.       На раздумья ушло меньше минуты, и, надев кеды, Диего рванул к двери. На цыпочках пробрался к боковому выходу, то и дело прислушиваясь к доносившемуся из дальней комнаты голосу отца. И, оказавшись во дворе, прокрался по кустам к открытым воротам. Охраны по-прежнему не было. С трудом проползя под грузовиком, Диего пустился со всех ног по лесу в сторону предполагаемой дороги.       — Диего сбежал! — услышал он крик одного из сольдадос и с досадой вспомнил о снайперах, которые не покинули свой пост, в отличие от других.       Бежать хоть и с небольшим, но все же достаточно выпирающим животом, было неимоверно сложно. И больше всего сейчас омега боялся споткнуться и упасть. Навредить пусть и нежеланному, но все же родному малышу, никогда не входило в его планы. Сзади раздался приближающийся лай и шуршание кустов и травы. Диего понял, что и в этот раз сбежать не удастся, но попробовать все же стоило. Догнавшие псы накинувшись, повалили его на спину, скалились и рычали, капая стекающей слюной на лицо, но не кусали. Подбежавший следом сольдадо разогнал собак и, подхватив мальчишку на руки, понес в сторону дома. Диего, обняв того за шею и уткнувшись в плечо, рыдал навзрыд от перенесенного шока. Было мгновение, когда ему показалось, что разъяренные псы разорвут его на части. Но больше всего пугало то, что дома его ждало наказание, по сравнению с которым скалящиеся собаки покажутся ангелами.       — Ты снова разочаровал меня, Диего! — гневно произнес Кастильо, нанося удар за ударом. — Ты не только не остался в комнате, как я просил, но и попытался снова сбежать от меня! Неужели ты и правда решил, что у тебя это получится?       — Прости, папá, прости..! — вскрикивая от боли, молил омега, выставляя вперед руки, чтобы хоть как-то защитить лицо от металлической бляхи ремня.       — Я больше не могу доверять тебе, mijo, — сказал Антон, вдевая ремень обратно в петли брюк, — и до моего приезда ты будешь привязан к кровати. Энрико будет охранять у двери и отвязывать только для похода в туалет и во время приема пищи.       — Прошу… не надо… привязывать, — всхлипывая, проскулил мальчика, хватаясь за брюки отца, — я больше не буду убегать… обещаю…       — Нет! Я не верю тебе! — отпихнул сына альфа и достал из тумбочки ремешок, используемый в последнее время для сексуальных игр. — К тому же, если я снова недостаточно накажу тебя, ты вновь все забудешь и, как только представится случай, сбежишь. На кровать!       — Папá!       — На кровать, живо!       Диего забрался на постель и вытянул руки над головой. От мысли, что так ему придется провести несколько дней, мерзкий комок подползал к горлу, затрудняя дыхание и то и дело норовя вырваться наружу. Закрепив как следует ремешок, Антон провел по лицу, убирая влажные пряди и, склонившись, прижался к искусанным губам сына.       — Пойми, я люблю тебя, — сказал альфа, поглаживая небольшой живот в надежде почувствовать толчок малыша на последок, — и никогда не отпушу, и, чем быстрее ты это поймешь, тем проще тебе будет. И, возможно, когда-нибудь ты все же сможешь ответить мне взаимностью.       Диего молчал, смотря в карие глаза отца, и понимал, что даже если он и сможет смириться со своей участью, то полюбить не сможет никогда.       — Знаешь, mijo, я подумал, что, как только закончится революция и Яра восстановиться от разрушений, мы непременно заведем второго ребенка, — сказал Антон, оставив пару поцелуев на животе. — Боже, как же ты сейчас потрясающе выглядишь и пахнешь.       Альфа провел по внутренней части бедра и, положив ладонь Диего на пах, слегка сжал его.       — Не надо, пожалуйста, — взмолился мальчишка, боясь, что отец передумает уезжать.       — Я постараюсь вернуться как можно быстрее, — поднявшись с постели, сказал Антон, — если по пути меня не задержит сраный Либертад.       Диего со слезами на глазах наблюдал, как отец покидает комнату, оставляя его одного, связанного и побитого. Удастся ли ему сегодня вообще уснуть в таком положении? Это было самое жестокое наказание отца на его памяти. Раньше он хотя бы оставлял его связанным всего на несколько часов, а сейчас — несколько дней…

***

      Дани взглянула на часы и повернулась в сторону заднего сиденья.       — Через четверть часа будем на месте, — сообщила она сидевшим за ее спиной товарищам.       Вчера они захватили хранилище с топливом, которое находилось по пути к их новой цели, — узнать, что такого ценного находилось в том особняке, куда так часто приезжает Кастильо. Обосновав там временный лагерь, сразу же связались с информатором, который сообщил, что Кастильо покинул особняк и направился в Валье-де-Оро. Зачем он туда ехал, догадаться было несложно, и они должны успеть осмотреть поместье до его возвращения.       — Мы не знаем, что там найдем, поэтому, Атило, ты останешься в машине на случай, если нужно будет спешно сваливать, — объяснила омега, перед тем как вылезти из автомобиля.       — Понял! — кивнул альфа. — Если потребуется, сообщи, и я подъеду поближе.       — Хорошо, — ответила Дани и обвела взглядом остальную часть команды. — Мы не знаем точно, сколько там сольдадос, поэтому, как всегда, стараемся все сделать тихо.       Первыми, как обычно, убрали снайперов, которые запросто могли заметить их и сообщить остальным. Избавившись от нескольких солдат, Дани вошла в дом через неприметный вход. На первом этаже было тихо и пусто. Кроме кухарки, которая была тут же оглушена, внизу никого не оказалось. Поднявшись на второй этаж, омега осматривала одну комнату за другой, но ничего ценного в них не было.       — Дани, вроде все чисто, — раздался в тишине громкий голос Ирис, напугавший омегу, — мы осмотрели и зачистили весь двор.       — Отлично, — отозвалась она, закрывая за собой дверь очередной комнаты, — в доме тоже все чисто. На всякий случай останьтесь у ворот, если вдруг кто-то приедет.       Отдав приказ, Дани продолжила осмотр и, зайдя за угол, наткнулась на сольдадо. Тот заметил в доме постороннего и тут же потянулся за оружием, но омега, имевшая не один год армейского опыта, оказалась быстрее. Выхватив нож и кинув его в охранника, попала тому точно в сердце. Сольдадо повалился на стену и сполз по ней на пол. Перешагнув труп, Дани поспешила к двери, за которой явно что-то находилось. Осторожно открыв ее и пройдя внутрь, омега пошатнулась и схватилась за стену, чтобы не упасть. На постели лежал Диего, привязанный к спинке кровати, и испуганным взглядом смотрел на нее.       — Господи, что он с тобой сделал? — в ужасе бормотала Дани, осматривая синяки на ногах и руках мальчишки, — боже мой, да он просто сумасшедший!       Завывшая сирена испугала обоих, и, подскочив, омега поспешила выглянуть в окно. Ирис и Педро стояли у открытых ворот, а по дороге к ним приближался броневик.       — Черт! — ударила по подоконнику Дани и вернулась к постели. — Сейчас… сейчас я освобожу тебя.       — Не надо, лучше уходите, — проскулил Диего.       — Нет, нет, я не могу оставить тебя здесь, — возразила Рохас, перерезав ремень, — давай, обними меня за шею!       — Уходи! — разрыдался Диего. — Он убьет тебя, если ты заберешь меня, просто уходи!       — Нет..! Я не оставлю тебя! — Дани, уже сама чуть ли не рыдая, подхватила на руки мальчишку и так быстро, как могла, направилась к двери. — Я не могу оставить тебя на растерзание этому больному ублюдку! Господи, да как он мог сотворить такое с родным сыном? Это ведь Кастильо, это ведь он?       Диего кивнул и уткнулся лицом в ее плечо. Он не верил, что у них получиться и они смогут живыми покинуть территорию особняка.       Во дворе раздался взрыв, и от неожиданности мальчишка вздрогнул и разрыдался еще сильнее.       — Тише, не бойся, — ласково проговорила Рохас, пытаясь успокоить жавшегося к ней мальчишку.       — Дани, Дани, уходим! — прокричал вбежавший в дом Игнасио. — Это что, Диего?       — Да, — ответила омега, передавая мальчишку напарнику, — все вопросы потом, нужно уходить как можно быстрее! Атило, подгони машину так близко к воротам, как сможешь!       Выбежав во двор, Дани огляделась и поспешила следом за бетой к воротам.       — Где Педро и Ирис? — спросила Рохас, выбравшись с территории поместья.       — Я сказал им уходить к машине, — запыхавшись, ответил Игнасио, — надеюсь, они уже там.       Из-за кустов выехал Атило и резко притормозил. Из автомобиля тут же выскочила Ирис и побежала к ним навстречу.       — Почему так долго? — спросила она и уставилась на Игнасио. — Это что, Кастильо-младший? Какого хрена вы взяли его с собой?! Этого мелкого ублюдка надо было замочить прямо там!       — Заткнись и залазь в машину! — рявкнула Дани. — Здесь я решаю, что делать!       Забравшись на заднее сиденье, Рохас забрала мальчишку к себе на колени и, обняв, прижала к себе плотнее.       — Потерпи, малыш, скоро будем в безопасности, — проговорила она и поцеловала Диего в висок. — Гони, Атило!       Вернувшись в лагерь, Дани снова передала мальчишку Игнасио и попросила отнести его к ее спальному месту.       — Какого черта ты притащила в лагерь сынка Кастильо? — недовольно высказались некоторые участники движения, прибывшие вчера на подмогу.       — Он еще ребенок, и я не могла его там бросить! — с праведным гневом в голосе рявкнула Рохас. — Антон издевался над собственным сыном, неужели вы все так очерствели, что в вас не осталось и капли сострадания даже к детям?       — Он отпрыск Кастильо, а значит, и сам такой же, как и его папаша! — снова взбунтовалась Ирис. — Яблоко от яблони, как известно…       — Так! — прокричал Дани, привлекая внимания всех участников Либертад. — Диего останется здесь, под моей опекой! Если хоть кто-то его тронет, я лично пристрелю! А если кого-то не устраивает мое решение, можете хоть сейчас пожаловаться Кларе и вернуться в лагерь в Мадругаде!       Все молчали, косились на Рохас, но возражать больше никто не стал. Закончив с объяснениями, Дани поспешила в здание, где находились спальные места.       Диего все еще не верил, что он больше не в особняке, а в лагере врагов, которые приняли в штыки решение Рохас привезти его сюда. Ему казалось, что это сон, что сейчас он проснется и снова окажется лежащим со связанными руками. Послышавшиеся торопливые шаги заставили его насторожиться, ожидая того, что кто-то из участников пришел пристрелить его. Но увидев приближающуюся к нему Дани, он облегченно выдохнул и обратно опустился на постель.       — Как ты? — спросила Рохас, садясь рядом, и протерла влажным полотенцем заплаканное лицо мальчишки.       — Нормально, — ответил Диего и посмотрел ей в глаза. — Почему ты мне помогаешь? Я ведь сын твоего врага.       — Ты еще очень юн, а у меня еще осталось сострадание даже к врагам, — ответила Дани, убирая с лица прилипшие пряди. — Знаю, звучит странно, но это война, и на ней приходится убивать, чтобы выжить самому. — Дани легла рядом и провела ладонью по небольшому животу. — И то, что творит твой отец, это просто ужасно, я не могла позволить ему и дальше издеваться над тобой. Он насиловал тебя?       Диего кивнул и уткнулся Дани в плечо. Рядом с ней он действительно почувствовал себя в безопасности и надеялся, что отец не сможет найти их слишком быстро.       — То, что сделал с тобой Кастильо, просто… просто мерзко! Как вообще можно так поступать с собственным ребенком?       — Он разочаровался во мне, — прошептал Диего, — и решил, что я должен родить ему настоящего сына — альфу.       Диего снова разрыдался, и Дани, обняв его, укрыла их одеялом и начала напевать сквозь слезы колыбельную, которую когда-то пела ей мама, поглаживая мальчишку по волосам. Так Диего и уснул в этих теплых объятьях, от которых так и веяло защитой, заботой и уютом…