***
Громкий сигнал машины и скрип шин об асфальт от торможения кажется даже не поколебали мелкого придурка, которого мужчина чуть только что не сбил. У него чуть ли перед глазами жизнь не пронеслась, когда он еле-еле смог вырулить машину, чтобы не врезаться в какой-нибудь столб. А пацан как шел себе спокойно, так и идёт, не подавая ни малейшего признака страха или стыда, учитывая, что дорогу он переходил в неположенном для этого месте. Что за дети пошли в конце концов?! — Черт! Твою блядскую мамашу! — Генри был в еще большем бешенстве, намного отличающимся от того, в котором прибывал, пока добирался до этого чертова места. Так хотелось выйти из машины и надавать люлей маленькому и, похоже, непуганому идиоту. Как вообще можно так наплевательски относиться к своей жизни?! Да и к чужой жизни в целом. Его ведь могли посадить за такое за решетку, а Генри такого исхода ой как не хотел. Да кто ж захочет? Таких психов он по крайней мере не знает. Но был в его жизни один человек, с которым он больше никогда не хотел разговаривать, а тем более уже видеть. И в общем, что-то знать о его судьбе. Даже если бы он получил по заслугам за все, что сделал… <…> Когда мужчина только приехал в город, он не сразу обратил на это внимания, но на всех рекламных плакатов на него смотрело одно очень знакомое лицо. До мерзкого кислого привкуса во рту его бывший отчим выглядел на них таким счастливым и довольным жизнью, что хотелось стереть с его лица эту белоснежную улыбку. Собственноручно заставить его умыться своей кровью и после такой желанной мести наконец забыть о его существовании и присутствии (когда-то) в своей жизни. Не стоит спорить, алименты, отчисляемые им с сестрой здорово помогли ему, а в купе с так ненавистной ему фамилией позволили пробиться на желаемую работу, но иногда так хотелось просто стереть все это, не иметь с ним ничего общего. К сожалению, сейчас, они вдвоем, с матерью, зарабатывали вдвое меньше присылаемых ее бывшим денег, а для сестры он хотел самого лучшего, поскольку предыдущие суммы, принадлежащие его сестре были потрачены на него, что, в принципе, ни капли не заставляло чувствовать угрызения совести. Ведь он тратил не свои и не мамины деньги. А его. Он был тот еще урод на самом деле. Знаменитость, красавчик, да и вообще добрейшей души человек. Так говорили о нем другие. Но Генри то знал, кем он является на самом деле. С самого начала он понимал, какое чудовище скрывается за добродушной маской этакого добрячка. Позже это осознала и мать, но она не видела его настоящего, в отличие от сына, с которым отчим творил все, что ему вздумывалось. Конечно же, об этом никто не знал. Генри был очень гордым и просто бы не смог пережить, если бы в его тайну, которую он скрывал ото всех, проник кто-то другой. Она, как жена, да и просто как человек, с которым сложнее управлять, столкнулась лишь с частью кошмара. Мужчина, будучи сначала ребенком, а затем подростком, пережил его в полном одиночестве. Сейчас он даже был раз этому. Все таки, то, что с ним происходило, не должно было стать достояние общественности, и что случилось бы, узнай об этом мать. Слава небесам, Изабелла была слишком мала, чтобы запомнить такое, да и отчим ее в основном не трогал. Но как же было обойтись без «любимчика» в семье. Человека, которого он иногда ненавидел даже больше отчима. Но от чего-то он и притягивал Генри к себе с такой же силой. Своей детской непосредственностью и весельем он заражал позитивом всех вокруг. Даже просто, тихонько сидя и играя с игрушками, он привлекал к себе внимание и любовь родителей. К нему старший Фазбер относился нормально. Даже не так. Он любил его. По-настоящему. Как должен был любить и его. Но почему-то над Генри «папаша» начал издеваться с самого начала. Тогда он, еще не осознавая последствий, решил отомстить. Причем, это была своеобразная месть, которая реально могла задеть этого урода. Генри был сообразительным ребенком, и, заметив, как тот квохчет над каждым синяком Грегори, решил воспользоваться этим. Начиналось все с безобидных подколов, от которых мелкий, разревевшись, убегал в свою комнату. Но как бы он его не пытался затравить, папочке тот жаловаться не спешил. Поначалу. Мужчина уже и не мог припомнить, когда это произошло. Кажется, Грегори уже было лет пять, когда тот впервые за все время рассказал все отцу, устав терпеть все. Матери мелкому жаловаться было бесполезно, она не воспринимала его слова всерьез, считая, что дети просто балуются. Отчим же пришел в полнейшую ярость. До полусмерти избив двенадцатилетнего сына, а затем жену, которая не смогла приструнить Генри, исчез вместе с младшим на неделю с небольшим и изощрённо отомстил за причинённую любимому сыну боль, забрав с собой все документы и деньги, оставив без средств к существованию. Даже электричество и воду с газом вырубил. А мама ведь тогда была беременна. Спасибо добрым соседям, если бы они не помогли тогда им, Генри бы даже не знал, что могло с ними стать в холодном пустом доме. Самое ужасное, что после возвращения отчима, и пару разговоров между ним, и некоторыми возмущённым его поведением людьми, все снова стало так же, как и было. Только теперь Генри и его матери больше никто не верил. Они остались одни, наедине со злобствующим тираном. Только Грегори наслаждался жизнью, мирно проводя дни с этим чудовищем, в то время, как они жили в огромном напряжении, боясь за свою жизнь и дальнейшую судьбу. Ведь одно ошибочное слово тогда могло им стоить всего. А может, он тоже был чудовищем? Таким же, как ублюдок, породивший его. Мужчина до сих пор не смог дать ответа на этот вопрос. Но ненависть в его душе не угасла и не смогла задохнуться под весом насаждаемой покорности. И мечта о совершаемой мести тоже не угасла, перерастая в более изощренный и хитроумный план. Только ближе к своему четырнадцатилетию Генри заметил, что его младший брат так очарователен, когда горько плачет, когда он беспомощный и жалкий. Загнанный в угол. Ему нравилось упиваться этим чувством власти над ним. И на этот раз подросток знал, что мелкий ни за что не расскажет об их постыдной тайне отцу. Может, пожалуется на синяки и слишком резкие слова. Но о противных ему прикосновений, отвратительных до удушающих рыданий, о руках, похотливо блуждающих по его телу он точно не сможет рассказать. Грегори был так похож на отца, что мужчина тогда представлял, что делает это все с ненавистным отчимом. В отместку оставляет на теле яркие следы, расцветающие на коже всеми оттенками красного. Как на его теле появляются синяки от отпечатков рук пасынка и он ничего не может сделать против насилующего его суть проникновения. К сожалению, когда он уходил от фантазий, в его руках оставался измученный, и такой прекрасный в своем жалком бессилие младший брат. Тогда Генри бы отдал всё, и даже больше, чтобы заставить урода страдать, но доступен ему был лишь только Грегори. И все это продолжалось до самого развода, за пару месяцев до которого начался твориться настоящий кошмар.***
Невозможная адская скука преследовала Муна уже несколько дней подряд, а если быть точнее, с того момента, когда Грегори перестал выходить на связь. Парень не понимал одержимость окружающих соцсетями и техникой в целом. В его понимании телефоны занимали время, которое каждый мог потратить с пользой для себя, но в место этого лишь тратил время и силы на бесполезные игрульки и просмотры видео из ютуба и тик тока*, большинство из которых не несли смысловой нагрузки, а лишь усиливали всеобщую деградацию, делая из возможно умных и самодостаточных людей в стадо баранов. Кстати о баранах… Он даже написал ему! Сам! Пусть нехотя и через силу, но сам факт. На какие жертвы он идёт ради этого придурка, который даже не думает ценить его старания. Не то, чтобы он вообще не любил общаться через телефон, но просто не понимал смысла переписок. Ладно если бы по делу, или далеко находятся друг от друга. Но сухие строчки печатного текста на экране могли заменить Муну живого общения, хоть общаться особо было и не с кем, кроме Грегори и деда. Остальных на себя с удовольствием брал Санни. Который тоже временно попал. Слава всевышнему, в школу ходить было не надо, иначе у парня просто бы поехала крыша от количества народа вокруг. Все таки он ненавидел людей, особенно много и вокруг себя. Для этого и создавалась маска, которая брала всю эту толпу на себя, даже перевыполняя требования. Единственного человека кроме деда, которого Мун продолжал терпеть, был его единственный друг — Грегори Фазбер. Но бывало и одного Грегори было слишком много. С Саном в придачу. А когда эти двое пропали, Санрайз настолько привык к их присутствию рядом, что тишина вокруг и внутри него удушала. Как и невыносимая скука. Да и чего таить, он и правда привязался к этим идиотам. Даже несколько дней без ощущения нытья над ухом ощущались непривычно мерзко. Что уж говорить о почти целой неделе тотального игнора с их стороны. Это было крайне некрасиво. Но если у Грегори определенно была какая-то причина, то поведение личной шизы настораживало. А вдруг снова задумал гадость? Как раз — тишина и покой. Готового помочь в случае ЧП Грегори тоже рядом не наблюдается. Зная мерзкий характер Сана — стоило ожидать подставы. Которой пятая точка Муна не чувствовала. Даже малейшего намека. Не то, что парень мог похвастаться супер интуицией, но чутьё, пусть и небольшое, у него было. И оно просто молчало. Хотя в прошлый раз, когда Санни так же затихарился на неделю, шестое чувство верещало громче сирены, и чуть ли не круглые сутки вопило об опасности. «– Да не парься ты так.» Внезапный голос из ниоткуда напугал бы кого угодно. Но вторая личность в голове не позволяло воображению раскинуться во всю свою необъятную ширь. И вариантов также не оставляла. «– Какие люди, — из Муна волной так и перло ехидство, но с легкой ноткой страха. Все таки опасность этой недошизы не была наигранной. — Ах, да, как я мог забыть… — было бы перед кем, он бы не удержался от скорбного взгляда и покачивания головой, — ты же у нас не человек. Какая жалость.» «– Харе выпендриваться. Я чувствую твой страх. Я же часть тебя, забыл? — попытки заглушить легкий испуг от этих слов ни к чему не привели. — Знал бы ты, как им воняет в твоей дырявой башке.» — Ничего она не дырявая. — слишком эмоционально выкрикнул он. Спустя пару минут молчания, Мун смог взять себя под контроль, но легкая тревожность до сих пор не отпускала его. — Что тебе надо? Сначала молчишь, а потом появляешься вот так. Смысл? «– Ты слишком громко думал. Я хотел отдохнуть, все-таки за этот год я тоже порядком устал. Ты сам разбудил меня своими мыслями. И можешь не париться, я не собираюсь забирать твоё тело. Это ведь такой геморрой — решать твои проблемы.» — С чего это ты так резко поменял своё мнение? — парень окончательно расслабился, не чувствуя лжи в его словах. Но любопытство имело место быть. Ему стало и правда интересно, с чего всегда такой категоричный Сан поменял своё, как он любил повторять, «неизменное мнение». — А ведь так распинался, что твои слова, в отличие от моих тверже гранита и что ты… «– Заткнись!» — голос маски звучал скорее смущенно, чем зло. Но больше Мун не смог вытащить из него и слова. Только кратко буркнув, что он будет отдыхать, Сан снова замолчал. И на этот раз парень впервые смог различить, как едва заметное присутствие вновь истончилось, оставляя слабый канал их связи. Поговорить вновь было не с кем. Он почти чувствовал, как метаморфические объятья скуки вновь укутывают его с головой, но в голове уже успела промелькнуть идея, которую она была не в силах заглушить. Фотографии. Да, жаль что Грегори не принёс их, но по крайней мере, Мун примерно понял, что откопал его непоседливый друг. Он уже как-то сталкивался с убийством детей. Ему было тогда где-то 14-15, когда в их городе орудовал маньяк, все жертвы которого пропали без вести. Кажется, убийства прекратились с пропажей артистов из команды Фазбера-старшего, в связи с чем был страшнейший скандал, который кто-то со стороны успел замять, не дав ему развернуться за пределы штата. Кто бы это ни был, а пропажи наверняка были ему выгодны, раз расследование пустили на самотек, несмотря на потуги оставшихся двух артистов продолжать поиски. Да и администрация пицца-плекса отнеслась к пропаже более чем прохладно. Всем было все равно на похищения. О них вскоре позабыли. Все, кроме Муна. Даже Грегори, который был ещё любопытный друга, поговорив об этом месяцок, резко свернул тему и вспоминал лишь изредка. Тогда и правда творилось что-то странное. Возможно, что-то об этом знал или понял отец Грегори, раз так быстро перестал искать друзей, но не забывал про них. Друг часто говорил, что в дни пропажи этих двух артистов, отец напивался почти в стельку, наверняка за выпивкой предаваясь воспоминаниям. Иногда к нему присоединялась его подруга, Чика. Она единственная, кроме него кто остался от самого первоначального состава группы. Никто об этом не говорил, но до Рокси и Монти замен было несколько. Как видно всем в настоящем времени, никто из них не подошёл. Кажется, кастинг проводили оставшиеся актеры, и Фазбер отвергал все предложенные кандидатуры. Наверняка, новеньких впихнули в команду постфактумом. Надо же было компании зарабатывать, а убитый горем Фредди скорее всего никого не хотел видеть на месте друзей. Повлиять на него и уволить его тоже не могли, да и по словам Грегори, отец не хотел терять любимую работу, так что пришлось смириться. С самого начала это истории Муну казалось, что от нее попахивает чем-то дурным. Серийные пропажи (возможно и убийства) детей не были чем-то особо редким. Но похожая (и даже очень) ситуация происходила не только в их городе. Он помнил, что у него были каким-то файлы. К сожалению, даже несколько часов упорного поиска в флешках ему ничего не дали. Оставалось только воспользоваться связями и потребовать возврат старых долгов ответной услугой. Был вроде бы у него такой вот должник в центральной полицейском участке их города…***
Его напарники определённо были идиотами. Идиотом был и он сам, что послушал их, что было совершенно непохоже на него. Верить этим придуркам на слово? Наверное, Генри чем-то прогневил всевышнего, раз жизнь устроила ему такую подлость. Приехать на неделю! На целую чертову, мать вашу, неделю раньше!!! Человек, без которого он не мог получить нужные ему документы, да и вообще в архив пройти, еще 7 чертовых дней должен был находиться в отпуске. Временно заведующий архивом с допустимым злорадством сообщил, что неизвестно, когда его глава вернется. И хрен с ними, с бумагами. Генри мог поехать домой, и спокойно сидеть эту неделю дома. Если бы не собственное начальство, приказавшее ему ждать этого «супер важного» человека, который несмотря на оставшуюся неделю мог вернуться из отпуска раньше (и так делает? Генри его точно не понимал, да и не пытался). И только, как он вернется, Фазбер тотчас должен был получить в руки нужные листочки и срочно ехать обратно, сразу же в свой офис. Без задержек. Когда он приедет, коллегам явно мало не покажется. Генри устроит им веселую жизнь. Еще при первом звонке в свой офис один его приятель предложил позвонить тому человеку, попробовать уговорить его приехать пораньше. Генри дураком не был, тоже думал о таком варианте. И он был вполне себе осуществим, если бы, по гадкому закону подлости тот не забыл свой рабочий телефон в своем кабинете расположенном около входа в архив. А при вопросах у других о его личном номере все вокруг разводили руками, приторно улыбаясь. Дежурный в регистратуре снизу еще имел наглость посоветовать заходить каждый день, мало ли — забудут сообщить, когда тот приедет, ну или хотя бы если кто-то вспомнит заветные циферки. Стиснув зубы от бешенства, мужчина выбежал на улицу. Жилка на лице даже забилась сильнее, стоило только вспомнить об окружающих его несколько минут назад приторных рожах. Его точно и стопроцентно наебали. Только один вопрос — где?.. Презрение к нему, деревенщине, так и читалось в глазах. Так не хотелось оставаться в этом мерзком месте и возвращаться туда. Но с шефом не поспоришь. Оставалось только лишь ждать нужного звонка. Да и не помешало бы найти, где он будет жить эту неделю. <…> Рабочий телефон заведующего архивом лежал на столе перед Генри. Все таки он воспользовался советом дежурного и зашел ещё раз в участок. Так же гадливо поулыбался окружающим его ублюдкам и тихонько стащив телефон из (вот придурки) открытого кабинете быстро свалил. Звонков на тему недостойности его поведения как полицейского и требования вернуть телефон так и не последовало, что в глубине души его очень обрадовало. Но спустя пару дней отсутствие других новостей тут же заглушило эту радость тянущимся раздражением. Он так устал сидеть здесь. Хотелось просто домой. Может, даже заехать домой, повидать мать и сестру. И наконец, перестать видеть на плакатах лицо ублюдка-отчима, что за все пять суток тоже выводили из себя неимоверно. <…> Несколько минут назад на телефон пришло сообщение с неизвестного номера. С требованием предложением встречи. Было назначено место и время. А также намек на некий должок владельца телефона. Что ж. Кажется, Генри наконец нашел себе занятие.