Ахелоид

Вове и раньше приходилось выслушивать подобные подначивания, обычно на вечеринках, где каким-то образом успел разойтись слух о его таланте к гипнозу. Тогда он с улыбкой объяснял, что никто никогда не может загипнотизировать человека против его воли, и гипноз - это всего лишь более расслабленное состояние, где, если ты доверяешь гипнотизеру, ты готов слушаться его как боксер на ринге слушает тренера, заранее воспринимая как должное, что тот не может посоветовать дурного. Это было немного лукавство, но совсем немного. Как и любой другой гипнотизер, Вова использовал сознательные или подсознательные желания клиента - он не любил думать о них как о жертвах. Люди по своей природе многогранны, и если покопаться, всегда можно найти желание совпадающее с его, Вовиным; нужно было только постараться, вникнуть. Взять хотя бы тех троих, которые пасли его вдоль поля на пробежке казалось уже много лет назад, хотя в действительности не прошло и месяца. Когда они пересекли его путь и не зная того поймали его запах, они не вернулись на боковую дорогу, а продолжали следовать прямо за ним, уже на виду (если бы ему пришло в голову обернуться). Вова напряг тогда все свое многогранное восприятие и обследовав их пульсирующее присутствие, понял, что одному из них не нравилась его компания. Нацелясь на эту неприязнь, он усилил ее феромоном “дружелюбия”, чтобы он и далее отчуждался от стаи. Тем временем, его партнеры, чьи взгляды Вова явственно ощущал всей своей обтянутой лосинами задницей, были потихоньку взвинчены феромонами влечения. Потасовку он не видел, но слышал. Сначала один высказал свое пожелание “завалить пидорка в травку и выебать всласть”; потом другой возразил что мол, а “с чего бы ты первый, я сам хочу его распечатать”. Тогда третий вмешался с возражением, что задание было завалить по-мужски, а не опустить. Вова решился променять несколько секунд форы на закрепление месседжа: остановился, сел, и сделал пару растяжек, хорошенько потеревшись об сухую траву подмышками и промежностью. После этого он встал и потрусил дальше, а когда преследователи дошли до нужного места, остановился опять. До него донеслась сначала приглушенная брань, затем утробное нытье, как от котов на помойке, а затем звуки потасовки - не громкие и звучные, как в кино, а приглушенные и неритмичные. А потом вдруг полился бодрящий запах свежей крови, и на Вову нашло совершенно непонятное и неприятное желание галопом понестись туда, откуда так замечательно пахло свежатинкой. Зачем? он и сам не знал. Разнюхать поближе? Повозить по юшке лицом, как собака трется об дохлого голубя? Ему много раз приходилось видеть и обонять свежую кровь, и в детстве, и в юности, и во взрослой жизни - все-таки он работал в преимущественно женском коллективе - и никогда ему не приходило в голову сунуться кому-то в кровоточащий нос или в трусы. Но это кровопролитие было качественно иным, результат его охоты, и Вове стоило больших усилий, чтобы заставить себя припустить прочь с удвоенной скоростью. На следующую пробежку он уже вышел с травматом, но за ним никто больше не следовал. А потом как-то утром он открыл дверь своей квартиры не посмотрев в глазок, и за ней уже стоял кто-то, а дальше был ужасный удар по голове, и темнота, и стук армейских ботинок об кафельный пол… - Куда мне тебя звать? - переспросил Вова с неудовольствием. - К себе. - Крапов поерзал на столе, словно впечатываясь в него покрепче, скрестил на груди руки, потом развел их опять, и ухватился за край стола. - Заставь меня пересечь комнату и подойти к тебе. Вова закатил глаза. - Это так скоро не получается. Тут надо… Он задумался. В первый раз в жизни ему надо было объяснить словами то, для чего у него слов не было, а только пещерный - саванный? арбореальный? океанный? - инстинкт. - Тут надо настроиться, - наконец сказал он. - Обычный гипноз тоже ведь не прямо сразу делается. - Давай, - кивнул Крапов. - Настраивайся. Можешь даже силой попробовать протащить. - Слушай, зачем тебе это? - Может понадобиться внизу. И кстати, не только для меня. Но Степа гораздо лучше впадает в транс, и Саня тоже. А я так и не научился. Тут надо уметь успокоить ум, отключить все это… - Левая ладонь Крапова разжала стол и нервно напрягла все пальцы, растопырив их. Вова смотрел на него с интересом. Уже не в первый раз ему подумалось, что грустный собранный директор на самом деле постоянно кипит энергией, сокрытой как горячий ключ на дне тихой речки. Вот и сейчас он нервно сжимал и разжимал пальцы, ритмично покачивал ногой, как ученик младших классов на уроке, и кажется даже напрягал и расслаблял пресс под рубашкой и пиджаком. - Ты спешишь? - спросил Вова. - Сколько у нас времени? Крапов глянул на стену, потом на руку. - Минут десять. Успеешь? Навряд ли, подумал Вова, но Крапов сейчас хотел услышать не это, и Вова усмехнулся. - За глаза хватит. Так, расслабься насколько можешь. Крапов закрыл глаза но нахмурился еще пуще. Вова подошел к нему и положил ему ладонь на лоб. Крапов дернулся было как ужаленный, но заставил себя вернуться обратно в исходное положение, готовый терпеть. А вот терпеть не надо, подумал Вова. Не надо ни терпеть, ни выстаивать, ни выдерживать. Мы с тобой в одной команде. Тебе меня надо не выдержать, а принять. Он сконцентрировался. Первый химический выпад был стандартным: позыв к дружелюбию. Я безобидный, говорило Вовино тело. Я друг. Пойди мне навстречу. - Дыши глубже, - прошептал Вова Крапову. Тот нервно моргнул закрытыми глазами. Вова положил оба больших пальца ему на лоб и с мягкой силой разгладил его, продолжая массаж по переносице. Теперь стоя вплотную, он приподнял верхнюю губу к носу и принюхался. Здоровое мужское тело, причем здоровое до крайности - Вова почти не ощущал выводимых кожей токсинов. ЗОЖник, подумал Вова с некоторой завистью. Не курит, не пьет, и небось питается по книжечке. Пульс у директора был нормальный - Вова насчитал под пальцами 64 удара в секунду - но нервные волны ходящие по телу указывали на то, что на самом деле директор был неспокоен. - Ты же устал, - зашептал Вова. - Расслабься. Здесь все свои. Дыши. Вдох на четыре, выдох на семь… Крапов аккуратно задышал как было велено. Молодец, похвалил его про себя Вова, такой послушный. И затем почему-то: был бы ты у меня в конторе, мы бы с тобой таких дел наворотили… От идеи феромона влечения Вова отказался сразу - не хотелось ломать крепкую гейскую семью ради прикола, хоть и было бы интересно посмотреть, что такое этот странный человек, когда он охвачен желанием - властный, осознающий свою силу самец, или наоборот, стремящийся угодить, следующий желаниям партнера? На этот вопрос, кажется, знал ответ только Степа, и, видимо, ответ этот его полностью устраивал - ну, или он просто по жизни всегда выглядел свежеоттраханным… Когда костяшки Крапова стали чуть менее белыми, а нога перестала дергаться, Вова отпустил его и отошел обратно в угол. - Юра, - позвал он. - Иди ко мне. Крапов не шелохнулся. - Иди ко мне, - позвал Вова, вкладывая в просьбу все что, по его мнению, должно было отозваться в Юриной душе: приглашение к команду, предложение дружбы и поддержки, и просьбу о помощи - все то, благодаря чему прямоходящие приматы тысячи и миллионы лет выживали стайками против саблезубых тигров и пещерных медведей, наводнений и засух, несмотря на свои еще небольшие мозги и не очень умелые передние лапы. Крапов не сдвинулся. Вова почесал в затылке и сам закрыл глаза. Он очень не любил слово “аура” - слишком уж оно отдавало пошлым эзотеризмом. Но лучшего слова для того, что именно его внутренний ахелоид считывал с людей он не знал. У Крапова не было ауры. Вова тщательно ощупал всю комнату. Она была пуста. Ранее он не замечал этого, потому что стоял слишком близко от Юры, и сигналы от его физического тела - бесспорного, настоящего, плотного - забивали все остальное. Но теперь, когда человеческие чувства отошли на второй план, Вовин ахелоид шарил по комнате, и не находил в ней ни души. Похолодев, Вова открыл глаза. Крапов сидел в той же позе на столе и не шевелился - похоже он сумел-таки войти в транс. Вова напрягся снова. По углам восприятия покалывало, как будто он стоял под линией электропередач. Он находился в каком-то слабом, но ровном поле, и на фоне этого поля особенно выделялась спокойная, гладкая пустота в Юрином углу. И тогда он понял: Крапов имел присутствие, но оно гасилось тем, другим, бОльшим присутствием, как две совпавшие волны с противоположной амплитудой. А что будет, подумал Вова, если фаза сдвинется, и волны будут не гасить друг друга, а усилять? Как будто в ответ ему, в углу вдруг почернело и похолодело. - Юра? - позвал Вова. Крапов сидел как истукан. Его вид сбивал с толку, и Вова опять закрыл глаза. Присутствие чернело, густело, и Вова теперь чувствовал его не только ахелоидным зрением, но и обонянием и осязанием - как будто ахелоид захватил все его аппаратное обеспечение и переключил софт на свой. Внезапно, нечто повернуло к нему голову и само посмотрело на него. - Юра! - позвал Вова, сам уже не решаясь подойти. Он не помнил последний раз когда ему было так страшно. - Юра, проснись! Дверь распахнулась и ввалились Саня, в грязнющем комбинезоне, и Степа, ворчащий что без ментоловой мази, он там внизу окочурится от вони, и Юрка сам будет виноват в его гибели, пусть пеняет на себя. Когда Вова опять посмотрел в угол, там снова ничего не было: только Крапов соскальзывал со стола и, неуклюже двигая замотанными пальцами, снимал с себя пиджак.