«Высота 1079»

Железнодорожный вокзал отгремел своими тяжёлыми составами, поезда отгудели своими пронзительными гудками, ЗИЛ отмычал своим добротным радио. Челябинск стоял у порога гостиницы, держа в руке отделанный светло-коричневой кожей дипломат. В другой руке — скинутое с плеча серое зимнее шерстяное пальто. — Встречай, Свердловск. Катя стоит перед ним в двух метрах, почти с солдатской осанкой, в узкой юбке до колен, и с пресно-предупреждающим взглядом. — Наконец-то сжалились надо мной, — говорит она, упрямо-прямо смотря Юре в лицо. — Хоть одно родное лицо. — Усмехается. Челябинск прекрасно знает, что не стоит обольщаться на её «родное лицо». Знает, наученный горьким опытом — там, где нормальный человек видел сентименты, Свердловск видела пользу: со знакомыми земляками работать сподручнее, чем с приезжими делегатами из столицы. Екатерина толкает прозрачную трудно поддающуюся рукам дверь, и из-за порыва воздуха её волосы всколыхиваются, но тут же приходят в форму, когда Юра заходит следом за ней, и дверь закрывается. — Оставляй вещи. Москва ждёт нас в столовой. Свердловск выглядит раздражённо. Несмотря на то, что Михаил Юрич согласился пригласить Юру, Екатерина нетерпеливо выдыхает, движения дёрганны. Челябинск смотрит ей вслед — она удаляется твёрдыми шагами. Из-за нескольких дверей Юрий слышит отблески голоса столицы. Юра поднимается на второй этаж гостиницы, где находится его номер, заходит внутрь, почти швыряет немногочисленный багаж на узкую кровать шестьдесят на сто восемьдесят, вздыхает. На самом деле, логически он понять не может, как ни пытался, качаясь в поезде, зачем его вызвали. Уже по слухам — хотя, казалось бы, стоит ли им верить? — продавить свою позицию ни при каких обстоятельствах не получится, доктрина Москвы едина. Может, он нужен здесь для поддержки Свердловска — «жест доброй воли» Михал Юрича, подачка. Однако Юра отдавал должное достойной советской бюрократии — де-юре то у нас демократический коллектив, а написанное пером топором не вырубишь. Челябинск подошёл к серому окну, чуть отодвинул пальцем пахнущие пылью органзовые занавески, чтобы только взглянуть на пустое пятно асфальта перед входом в гостиницу. Зачем он смотрит, тоже не знает — сам там только что был. Вниз он спускается быстро, попросив у какой-то официантки горячий чай после зябкой дороги — Челябинску не было смысла рассчитывать на гостеприимную заботу со стороны Свердловска; уж слишком суровой печатью на её лице отразилась смерть девяти ребят с УПИ. «Это ужасно,» — думает Юра, пожимая Москве руку. «Это ужасно,» — думает Юра, садясь с ними обоими за небольшой круглый стол. «Это ужасно,» — думает Юра, глядя на круги под глазами Свердловска и то, как крепко она держит чашку побелевшими пальцами. Московский ужасен.