Призраки, которых мы знали

      Огонь потрескивал, искры от тлеющих углей взлетали в темно-синее небо. Все, кроме Жана, давно улеглись спать. Он же, сжимая бутылку виски в руках, устроился на бревне недалеко от костра.       Его передергивает, стоит только посильнее сжать одну из ладоней, взгляд тут же опускается вниз, пытаясь оценить весь полученный ущерб после его внезапной атаки. Темно-алые пятна запекшейся крови — как Райнера, так и его собственной — все еще покрывают опухшие костяшки. Он вновь сгибает пальцы и усмехается, а затем делает очередной глоток из бутылки, наслаждаясь тем, как жидкость обжигает горло.       Жан думал, что хруст чужого лица при каждом ударе и громкие стоны боли Райнера смогут даровать ему хоть какое-то облегчение. Но все оказалось иначе. Его разозлило то, что Райнер не стал сопротивляться. Как и то, что, насколько бы сильными не были его удары, насколько бы ядовитыми не были его слова, ему никогда не удастся по-настоящему ранить Райнера. Потому что тот сам уже слишком сильно изранил себя.       Еще сильнее Жана распаляло то, что из-за всего произошедшего после смерти Марко, он наконец-то понял, почему Райнер поступил именно так, а не иначе. Ему бы хотелось, чтобы от осознания этого факта на душе стало легче. Но легче не становилось.       Он смотрит на Райнера, лежащего на спине прямо за границей света и тени. Во сне он так похож на парня, которого знал Жан когда-то давно в кадетском училище, на парня, чьи мысли не отягощены тенями прошлого. Его челюсти не сжаты. Плечи расслаблены. Его дыхание глубокое и размеренное. Он кажется практически умиротворенным. Словно кому-то удалось запечатлеть снимок человека, что когда-то был харизматичным и уверенным в себе мальчишкой, а теперь стал мужчиной, согнувшимся под тяжестью, которую этот жестокий мир взвалил на его плечи.       Жан прищуривается, изучая Райнера и то, как непослушные золотистые волосы торчат в разные стороны, как щетина подчеркивает его острую квадратную челюсть... Насколько... Он накаченный. Небольшие струйки крови все еще виднелись на его носу и губах, даже после того, как Габи провела свой "тщательный протокол чистки".       От одной только мысли о том, что даже спустя годы его чувства остались неизменными, у Жана засосало под ложечкой. И как только его руки, когда-то дарившие тепло и безопасность, могли принести столько вреда? Он вновь опускает взгляд на свои ладони, сосредотачиваясь на маленьких порезах и синяках, создавших картину из их с Райнером крови. Его руки стали холстом.       "Разве могу я указывать пальцем на других, когда мои собственные руки покрыты кровью?" — думает Жан про себя. Вздыхая, он встает и направляется к Райнеру, тихо ложится рядом с ним на спину, наблюдает за небом, усеянным звездами. Он знает, что парень рядом проснулся — при приближении Жана его дыхание изменилось, а тело напряглось.       — Ты помнишь, Райнер? — спрашивает он. Голос затуманен размышлениями и меланхолией.       Сначала ореховые глаза Райнера смотрят на Жана, после — на небо.

***

      — Мой дом... В той стороне, — Райнер отводит взгляд, указывая на силуэты горных вершин вдалеке.       Жан смотрит на собеседника и улыбается, наблюдая за его сосредоточенным взглядом и за тем, как ветер взъерошивает золотые пряди. Переведя взгляд туда, куда указывал Райнер, он спрашивает:       — Ты скучаешь по нему?       — Да, — кивает он, погруженный в свои мысли.       Звезды сияют над ними. Жан вздрагивает от холодного порыва ветра, и инстинктивно Райнер придвигается ближе, делясь теплом своего тела. Жану безумно хочется прикоснуться к его руке, но он не шевелится.       — Здесь здорово... Спасибо, что показал мне это место.       — Да... Всегда пожалуйста, — Райнер смотрит на него и слабо кивает. — Мне нравится бывать здесь. Прочищает голову. На какое-то время здесь мне даже удается забыть обо всем, что происходит там, внизу, понимаешь?       — Ага, — Жан согласно кивает, и ненадолго воцаряется тишина. Наконец, вновь слышится его голос. — Эй, Райнер?       — Да? — их взгляды вновь встречаются.       — Может, если все это дерьмо когда-нибудь закончится, ты покажешь мне, где твой дом?       На какое-то мгновение Райнер погружается в свои мысли, его брови нахмурены. Но затем его губы изгибаются в слабой улыбке.       — Конечно, буду только рад.       Жан улыбается в ответ:       — И я...       Это было тогда.

***

      Пара молча любуется ночным небом, пока Жан не поднимается на ноги, протягивая второму руку.       — Идем со мной.       Райнер сжимает предложенную ладонь, и Жан помогает ему подняться. Оба шумно выдыхают при необходимости прикладываться хоть какие-то усилия, отголосок боли от прошедшей драки дает о себе знать. Как только Райнер поднимается, становится видно, насколько его широкоплечая фигура крупнее Жана — тот, хоть и выше, но намного стройнее. Они скрываются подальше от остальных, следуя по одной из троп в густом лесу.       Лишь дойдя до поляны, Жан останавливается. Райнер замирает на несколько шагов позади.       — Ты выводишь меня из себя, — начинает Жан. В ответ не раздается ни звука. Это безмолвное разрешение продолжить. — Я хотел, чтобы ты почувствовал ту же боль, которую пришлось пережить мне... Но я уже не тот, кем был раньше. Также как и ты. И меня разозлило то... Что я больше не могу на тебя злиться. Я понимаю, почему ты сделал то, что сделал... — он замолкает, не в состоянии найти подходящих слов.       — Никто не накажет меня так, как я сам уже наказал себя, Жан, — спокойно отвечает Райнер.       — Знаю, — он вздыхает. — Именно по этой причине ты и являешься самым настоящим засранцем. Как бы я хотел испытывать по отношению к тебе настоящую ярость...       Он чувствует, как Райнер приближается к нему.       — Хочешь еще раз ударить меня? — раздается вопрос.       — Нет, — Жан качает головой, вновь делая глубокий вздох. — Мне это не принесет никакого удоводьствия. Да и едва ли от этого что-то изменится.       Райнер молчит несколько мгновений, но в итоге все же произносит:       — Жан, я помню. Те ночи... На скалах. Я каждую треклятую минуту своей жизни думаю об этом. Именно тогда я в последний раз чувствовал себя человеком. До того, как все вокруг превратилось в черт пойми что.       Чувствуя, как ком застревает в горле, Жан сжимает челюсть и закрывает уши ладонями, словно это поможет ему успокоиться, словно так он сможет отгородиться от всего мира.       — Мы слишком молоды для всего этого. Я устал сражаться.       Крепкие руки обнимают его стройную фигуру со спины. Райнер, сократив оставшуюся между ними дистанцию, опускает подбородок на плечо юноши.       — Знаю. Я тоже устал.       Жан хочет напрячься всем телом и оттолкнуть Райнера, но не может. Он не в силах больше винить его и сам осознает это. Глаза наполняются слезами, а объятья все не ослабевают.       Они так и стоят на поляне какое-то время. Ночь полностью вступила в свои права, погрузив все в глубокие синие оттенки. Лес был мрачен, но луна ярко светила, даруя немного света среди бесконечного океана деревьев. Кроме мягкого шелеста листьев на ветру и тихого, но обрывистого дыхания Жана все сохраняло тишину.       — Ты когда-нибудь плачешь? — наконец интересуется Жан и слышит смех в ответ.       — Я же не бессердечный.       Слегка толкнув его локтем, Жан решает спросить вновь:       — Ты не ответил.       — Да, я тоже умею плакать.       — И когда был последний раз?       — В тот день, когда я ушел, когда мы с Бертольдом забрали Имир, Эрена и Хисторию. Тогда я обернулся и увидел выражение твоего лица, пока ты несся за нами.       Жан разворачивается и встречается с его мрачным взглядом. Подняв руку, он проводит пальцами по едва заметным отметинам от превращения под уставшими глазами Райнера.       — Нам всем пришлось принимать сложные решения. Марко говорил мне, что из меня получится хороший лидер, потому что я знаю, каково это быть слабым.... Поддаваться эмоциям. Я считал это слабостью, но теперь я понимаю, что именно он имел в виду. Мы не можем изменить того, что уже сделано, но сейчас у нас есть шанс принять правильные решения. Ради человечества. Чтобы их смерти не стали напрасными.       — Человечеству все еще придется заплатить гораздо более крупную цену, — с горечью отвечает Райнер.       — Знаю, — мягко говорит он. — Но мы не можем все бросить сейчас.       Райнер слабо кивает и прижимается лбом ко лбу Жана. В ответ тот обхватывает шею парня у затылка, пряча кончики пальцев в мягких золотых волосах. Достаточно долго они просто стоят молча.       — Жан? — в конце концов говорит Райнер.       — Мм?       — У меня больше нет дома, который я мог бы тебе показать. Но, возможно, если мы прорвемся через все это дерьмо, мы сможем построить новый.       — Я был бы очень этому рад.       — Да?       — Ага.